Александровская слобода

Александровская слобода
Крепостная стена XVII века
Город	Александров
Год постройки	XV—XVII века
Количество башен	5

Алекса́ндровская слобода (или Александровский кремль; в XVI веке — Александрова слобода) — древнерусская крепость (ранее посад, позже слобода и потешное село — Александровское) сейчас часть города Александров Владимирской области.

Под названием Александровская слобода известна с XV века. С 1505 года служила загородной резиденцией великого князя Василия III, с 1564 по 1581 год — резиденция царя Ивана Грозного (фактически столица государства, центр Опричнины). Сохранились Троицкий собор (1513), Покровская церковь (XVI века, являлась часть дворца Ивана Грозного) и другие. С 1651 года на месте слободы действует Успенский монастырь.

В Александровской находилась одна из государевых кобыльих конюшен. В районе Александровской царь Пётр проводил со своими «потешными» учения на «Немецких горах».

История

Александровская слобода известна с середины XIV века. К 11 декабря 1513 здесь был построен загородный дворец великого князя Василия III — он приезжал сюда с семьёй и двором. Остатки дворцовых сооружений ныне известны под именем Александровского кремля.

В 1513 году в Слободе был освящён Покровский собор, позднее переосвящённый как Троицкий. В наше время он выглядит немного по-другому, нежели в XVI веке: некоторые архитектурные изменения, например, в форме окон, принадлежат более позднему времени. Но в целом он выглядит почти так, каким был при возведении. Историк архитектуры В. В. Кавельмахер, исследовавший Александровскую слободу на протяжении двух десятилетий, отмечал: «Покровский собор отличается невероятной, почти феноменальной для нашей архитектуры сохранностью». Собор был первоначально двухцветным: ныне забеленные красно-кирпичные стены были украшены белокаменными элементами оформления. Фресковая роспись, сохранившаяся в соборе, принадлежат частично к XVI веку, но в целом это росписи более позднего времени; к XVI веку относится белокаменная резьба внутренних порталов.

Иван Грозный оказался в Александровской крепости — «опришном» владении Елены Глинской (то есть перешедшем ей после смерти мужа, Василия III) — в начале 1565 года, уехав от «многих каменных дел», чтобы «его, государя, Бог наставил». В грамотах, которые он направил в столицу, царь сообщал, что «гневу и опалы» нет на бояр и дворян, которые не только «тащили» царскую казну, но и «измены делали», не желая воевать с недругами.

Слобода превратилась в фактическую столицу государства, здесь была учреждена опричнина, в слободе функционировали приказы, Боярская дума и ряд других учреждений. Отсюда был совершён поход на вольный Великий Новгород. Английский путешественник Флетчер писал, что Александрова слобода при Иване Грозном по доходам стояла на первом месте среди других городов Руси. В Москву Иван IV ездил «на невеликое время». Деревянные укрепления, воздвигнутые в своё время по распоряжению Елены Глинской, царь велел выложить кирпичом «от земли до стрельниц» (бойниц).

Знаменитые [www.pravenc.ru/text/149823.html Васильевские ворота] Софийского собора в Новгороде (1336), вывезенные Иваном Грозным при разграблении города, украсили южный вход из гульбища в Успенский (Троицкий) собор. Религиозные сюжеты на вратах соседствуют со сказочными (например, изображение кентавра — сказочного китовраса). Врата были выполнены старинной техникой, при которой по предварительно сделанным прорезям растиралось жидкое золото со ртутью.

Западный вход из гульбища в главный собор крепости также украсили старинные врата (1344—1358), вывезенные Грозным из тверского Спасо-Преображенского собора. Одна пластина врат сохранила гравировку с Троицей. Александровский Кремль стал едва ли не главным местом международных переговоров и подписания соглашений. Сюда прибывали послы и посольства Англии, Швеции, Крыма, Великого княжества Литовского (затем Речи Посполитой), Дании, папского престола и иных государств. С 1568 года в слободе располагалась царская книгописная палата и печатный двор.

В 1581 году царь покинул крепость в Александровской слободе после убийства своего сына Ивана и больше никогда сюда не возвращался.

Успенский монастырь

Во второй половине XVII века на территории бывшей царской крепости был устроен Успенский женский монастырь. Восстанавливается Успенская церковь, возводятся стены ограды и угловые башни, строится келейный корпус. Государь Феодор Алексеевич вместе с царицей Агафьей Семёновной Грушецкой, поставили в иконостас Александровского Успенского монастыря икону святого Феодора Стратилата и святой мученицы Агафии.

В советское время на территории бывшей крепости и упразднённого монастыря функционировал музей. Ныне территорию Александровского кремля делят музей-заповедник «Александровская слобода» и возрожденный Свято-Успенский монастырь.

18 мая 2013 года в музее-заповеднике «Александровская слобода» состоялось спецгашение почтового блока «500 лет Александровскому кремлю».

Архитектура

Илл.	Название	Описание
	Кремлёвские стены, Новгородские и Тверские врата
	Покровская церковь (Александров)	(XVI—XVII вв.) — великокняжеский домовый храм. Примыкает к царским палатам
	Распятская церковь-колокольня	(XVI—XVII вв.). К ней пристроены иноческие кельи царевны Марфы Алексеевны (Марфины палаты)
	Троицкий собор	(XVI—XVII вв.)
	Успенская церковь
	Церковь Сретения Господня с больничным корпусом
	Церковь великомученика Федора Стратилата (Надвратная церковь) c Преображенским корпусом	(1682, 1858—1890)
	Келейный корпус
	Водоналивная палатка
	Настоятельские покои
	Конюшни	Кобыличьи конюшни (по современному конные заводы), разводили лошадей русской породы и иноземных, то есть черемисских, ногайских, калмыцких, кызылбашских (персидских), литовских и горских.
	Крестьянская изба

См. также

• Конюшенный приказ
• Успенский монастырь (Александров)
• История Александрова

Литература

• Александровская Слобода. Историко-литературное художественное издание 1998. // Под ред. Е. Викторова. — Александров: «Изограф», 1998. — 266 с.
• Александровская Слобода. Историко-литературное художественное издание 2005. // Под ред. Е. Викторова. — Александров: «Изографус», 2005. — 345 с.
• Боравская В. В. Земля Александровская. Время. События. Люди. — Александров: «Графика», 2008. — 444 с.
• Бредова Ю., Чикин Н. Округ Александров. Часть Великой России. — Москва: «ЕвроАзия экспресс», 2005. — 144 с.
• Строганов Л. С. Александровская слобода в смуту начала XVII в. — Александров: «Кодрат-М», 2002. — 102 с. — 999 экз.

Ссылки

• [kreml-alexandrov.ru/ Государственный историко-архитектурный и художественный музей-заповедник «Александровская Слобода» — официальный сайт.]
• [suzdal.hotmail.ru/alexandr/index.html Александровский кремль. Описание архитектурных памятников.]
• [www.zemnaya-krasota.ru/Aleksandrov/Aleksandrovskaya_Sloboda.html Музей-заповедник Александровская Слобода (Александровский Кремль)]
• [kreml-alexandrov.ru/ribbon-events/Программа%20конференции_2013.pdf Кремли в истории России: Международная научно-практическая конференция: к 500-летию Александровского кремля. — Александров, 2013.]
• [www.giookn.avo.ru/images/documents/Expertiza/Alexandrov/kr_mol_19.pdf Акты государственной историко-культурной экспертизы.]

Отрывок, характеризующий Александровская слобода

Забавлявшая прежде Пьера болтовня француза теперь показалась ему противна. И насвистываемая песенка, и походка, и жест покручиванья усов – все казалось теперь оскорбительным Пьеру.
«Я сейчас уйду, я ни слова больше не скажу с ним», – думал Пьер. Он думал это, а между тем сидел все на том же месте. Какое то странное чувство слабости приковало его к своему месту: он хотел и не мог встать и уйти.
Капитан, напротив, казался очень весел. Он прошелся два раза по комнате. Глаза его блестели, и усы слегка подергивались, как будто он улыбался сам с собой какой то забавной выдумке.
– Charmant, – сказал он вдруг, – le colonel de ces Wurtembourgeois! C'est un Allemand; mais brave garcon, s'il en fut. Mais Allemand. [Прелестно, полковник этих вюртембергцев! Он немец; но славный малый, несмотря на это. Но немец.]
Он сел против Пьера.
– A propos, vous savez donc l'allemand, vous? [Кстати, вы, стало быть, знаете по немецки?]
Пьер смотрел на него молча.
– Comment dites vous asile en allemand? [Как по немецки убежище?]
– Asile? – повторил Пьер. – Asile en allemand – Unterkunft. [Убежище? Убежище – по немецки – Unterkunft.]
– Comment dites vous? [Как вы говорите?] – недоверчиво и быстро переспросил капитан.
– Unterkunft, – повторил Пьер.
– Onterkoff, – сказал капитан и несколько секунд смеющимися глазами смотрел на Пьера. – Les Allemands sont de fieres betes. N'est ce pas, monsieur Pierre? [Экие дурни эти немцы. Не правда ли, мосье Пьер?] – заключил он.
– Eh bien, encore une bouteille de ce Bordeau Moscovite, n'est ce pas? Morel, va nous chauffer encore une pelilo bouteille. Morel! [Ну, еще бутылочку этого московского Бордо, не правда ли? Морель согреет нам еще бутылочку. Морель!] – весело крикнул капитан.
Морель подал свечи и бутылку вина. Капитан посмотрел на Пьера при освещении, и его, видимо, поразило расстроенное лицо его собеседника. Рамбаль с искренним огорчением и участием в лице подошел к Пьеру и нагнулся над ним.
– Eh bien, nous sommes tristes, [Что же это, мы грустны?] – сказал он, трогая Пьера за руку. – Vous aurai je fait de la peine? Non, vrai, avez vous quelque chose contre moi, – переспрашивал он. – Peut etre rapport a la situation? [Может, я огорчил вас? Нет, в самом деле, не имеете ли вы что нибудь против меня? Может быть, касательно положения?]
Пьер ничего не отвечал, но ласково смотрел в глаза французу. Это выражение участия было приятно ему.
– Parole d'honneur, sans parler de ce que je vous dois, j'ai de l'amitie pour vous. Puis je faire quelque chose pour vous? Disposez de moi. C'est a la vie et a la mort. C'est la main sur le c?ur que je vous le dis, [Честное слово, не говоря уже про то, чем я вам обязан, я чувствую к вам дружбу. Не могу ли я сделать для вас что нибудь? Располагайте мною. Это на жизнь и на смерть. Я говорю вам это, кладя руку на сердце,] – сказал он, ударяя себя в грудь.
– Merci, – сказал Пьер. Капитан посмотрел пристально на Пьера так же, как он смотрел, когда узнал, как убежище называлось по немецки, и лицо его вдруг просияло.
– Ah! dans ce cas je bois a notre amitie! [А, в таком случае пью за вашу дружбу!] – весело крикнул он, наливая два стакана вина. Пьер взял налитой стакан и выпил его. Рамбаль выпил свой, пожал еще раз руку Пьера и в задумчиво меланхолической позе облокотился на стол.
– Oui, mon cher ami, voila les caprices de la fortune, – начал он. – Qui m'aurait dit que je serai soldat et capitaine de dragons au service de Bonaparte, comme nous l'appellions jadis. Et cependant me voila a Moscou avec lui. Il faut vous dire, mon cher, – продолжал он грустным я мерным голосом человека, который сбирается рассказывать длинную историю, – que notre nom est l'un des plus anciens de la France. [Да, мой друг, вот колесо фортуны. Кто сказал бы мне, что я буду солдатом и капитаном драгунов на службе у Бонапарта, как мы его, бывало, называли. Однако же вот я в Москве с ним. Надо вам сказать, мой милый… что имя наше одно из самых древних во Франции.]
И с легкой и наивной откровенностью француза капитан рассказал Пьеру историю своих предков, свое детство, отрочество и возмужалость, все свои родственныеимущественные, семейные отношения. «Ma pauvre mere [„Моя бедная мать“.] играла, разумеется, важную роль в этом рассказе.
– Mais tout ca ce n'est que la mise en scene de la vie, le fond c'est l'amour? L'amour! N'est ce pas, monsieur; Pierre? – сказал он, оживляясь. – Encore un verre. [Но все это есть только вступление в жизнь, сущность же ее – это любовь. Любовь! Не правда ли, мосье Пьер? Еще стаканчик.]
Пьер опять выпил и налил себе третий.
– Oh! les femmes, les femmes! [О! женщины, женщины!] – и капитан, замаслившимися глазами глядя на Пьера, начал говорить о любви и о своих любовных похождениях. Их было очень много, чему легко было поверить, глядя на самодовольное, красивое лицо офицера и на восторженное оживление, с которым он говорил о женщинах. Несмотря на то, что все любовные истории Рамбаля имели тот характер пакостности, в котором французы видят исключительную прелесть и поэзию любви, капитан рассказывал свои истории с таким искренним убеждением, что он один испытал и познал все прелести любви, и так заманчиво описывал женщин, что Пьер с любопытством слушал его.
Очевидно было, что l'amour, которую так любил француз, была ни та низшего и простого рода любовь, которую Пьер испытывал когда то к своей жене, ни та раздуваемая им самим романтическая любовь, которую он испытывал к Наташе (оба рода этой любви Рамбаль одинаково презирал – одна была l'amour des charretiers, другая l'amour des nigauds) [любовь извозчиков, другая – любовь дурней.]; l'amour, которой поклонялся француз, заключалась преимущественно в неестественности отношений к женщине и в комбинация уродливостей, которые придавали главную прелесть чувству.
Так капитан рассказал трогательную историю своей любви к одной обворожительной тридцатипятилетней маркизе и в одно и то же время к прелестному невинному, семнадцатилетнему ребенку, дочери обворожительной маркизы. Борьба великодушия между матерью и дочерью, окончившаяся тем, что мать, жертвуя собой, предложила свою дочь в жены своему любовнику, еще и теперь, хотя уж давно прошедшее воспоминание, волновала капитана. Потом он рассказал один эпизод, в котором муж играл роль любовника, а он (любовник) роль мужа, и несколько комических эпизодов из souvenirs d'Allemagne, где asile значит Unterkunft, где les maris mangent de la choux croute и где les jeunes filles sont trop blondes. [воспоминаний о Германии, где мужья едят капустный суп и где молодые девушки слишком белокуры.]
Наконец последний эпизод в Польше, еще свежий в памяти капитана, который он рассказывал с быстрыми жестами и разгоревшимся лицом, состоял в том, что он спас жизнь одному поляку (вообще в рассказах капитана эпизод спасения жизни встречался беспрестанно) и поляк этот вверил ему свою обворожительную жену (Parisienne de c?ur [парижанку сердцем]), в то время как сам поступил во французскую службу. Капитан был счастлив, обворожительная полька хотела бежать с ним; но, движимый великодушием, капитан возвратил мужу жену, при этом сказав ему: «Je vous ai sauve la vie et je sauve votre honneur!» [Я спас вашу жизнь и спасаю вашу честь!] Повторив эти слова, капитан протер глаза и встряхнулся, как бы отгоняя от себя охватившую его слабость при этом трогательном воспоминании.
Слушая рассказы капитана, как это часто бывает в позднюю вечернюю пору и под влиянием вина, Пьер следил за всем тем, что говорил капитан, понимал все и вместе с тем следил за рядом личных воспоминаний, вдруг почему то представших его воображению. Когда он слушал эти рассказы любви, его собственная любовь к Наташе неожиданно вдруг вспомнилась ему, и, перебирая в своем воображении картины этой любви, он мысленно сравнивал их с рассказами Рамбаля. Следя за рассказом о борьбе долга с любовью, Пьер видел пред собою все малейшие подробности своей последней встречи с предметом своей любви у Сухаревой башни. Тогда эта встреча не произвела на него влияния; он даже ни разу не вспомнил о ней. Но теперь ему казалось, что встреча эта имела что то очень значительное и поэтическое.
«Петр Кирилыч, идите сюда, я узнала», – слышал он теперь сказанные сю слова, видел пред собой ее глаза, улыбку, дорожный чепчик, выбившуюся прядь волос… и что то трогательное, умиляющее представлялось ему во всем этом.
Окончив свой рассказ об обворожительной польке, капитан обратился к Пьеру с вопросом, испытывал ли он подобное чувство самопожертвования для любви и зависти к законному мужу.
Вызванный этим вопросом, Пьер поднял голову и почувствовал необходимость высказать занимавшие его мысли; он стал объяснять, как он несколько иначе понимает любовь к женщине. Он сказал, что он во всю свою жизнь любил и любит только одну женщину и что эта женщина никогда не может принадлежать ему.
– Tiens! [Вишь ты!] – сказал капитан.
Потом Пьер объяснил, что он любил эту женщину с самых юных лет; но не смел думать о ней, потому что она была слишком молода, а он был незаконный сын без имени. Потом же, когда он получил имя и богатство, он не смел думать о ней, потому что слишком любил ее, слишком высоко ставил ее над всем миром и потому, тем более, над самим собою. Дойдя до этого места своего рассказа, Пьер обратился к капитану с вопросом: понимает ли он это?
Капитан сделал жест, выражающий то, что ежели бы он не понимал, то он все таки просит продолжать.
– L'amour platonique, les nuages… [Платоническая любовь, облака…] – пробормотал он. Выпитое ли вино, или потребность откровенности, или мысль, что этот человек не знает и не узнает никого из действующих лиц его истории, или все вместе развязало язык Пьеру. И он шамкающим ртом и маслеными глазами, глядя куда то вдаль, рассказал всю свою историю: и свою женитьбу, и историю любви Наташи к его лучшему другу, и ее измену, и все свои несложные отношения к ней. Вызываемый вопросами Рамбаля, он рассказал и то, что скрывал сначала, – свое положение в свете и даже открыл ему свое имя.