Александровские ворота (Рига)

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Александровские ворота (Александровская триумфальная арка) — памятник архитектуры Латвии, находятся в Риге у входа в сад Виестура (в советский период известный под названием Парка праздников песен и танцев, а во времена Российской империи известный как Царский сад), расположенный на улице Ханзас (улице Ганзейской).

История строительства

Ворота представляют собой сооружение в стиле классицизма. Строительство ворот началось в 1815 году в рамках тенденции к увековечению победы над французским императором Наполеоном в Отечественной войне и были посвящены российскому императору Александру Первому (та же функциональная направленность была у Колонны победы, воздвигнутой на рижской Замковой площади и у православной деревянной церкви Александра Невского, градостроительной доминанты на тогдашней Александровской улице). С 1815 по 1817 год строительством занимался мастер Иоганн Даниэль Готфрид. Автор проекта арки остался неизвестным истории. Сами ворота были возведены по обобщённому прототипу римских триумфальных арок, что также соответствовало общему художественному направлению эпохи, которая развивалась под знаменем «римского императорского стиля».

Масштаб

Параметры Александровской триумфальной арки: Высота 10,1 м Ширина 9,7 м Глубина 5,5 м Ширина проезда 4,25 м

Архитектурные особенности

Арка украшена колоннами ионического ордера, а также акцентирована карнизами, сделанными из песчаника. С обеих сторон Александровские ворота украшены четырьмя эмблематическим круглыми медальонами, изваянными из бронзы с аллегорическими изображениями войны и мира. Спереди, с наружной стороны на медальоне слева изображена пальмовая ветвь, на медальоне справа — меч и лавровый венок. С внутренней стороны (со стороны парка) на медальоне справа можно видеть эмблему якоря, а на левом медальоне помещено изображение рога изобилия.

История смен местоположения

Сперва Александровские ворота после окончания их постройки были расположены у городского предела в самом начале большой Петербургской дороги, которая соответствовала современной улице Бривибас (бывшей Александровской улицы). Сами ворота располагались в том месте, где в настоящее время находится Воздушный мост (возле главного корпуса бывшего завода ВЭФ). Позже, по мере расширения городского пространства, ворота было решено переместить в район улицы Шмерля (это произошло в 1904 году). Уже в 1936 году было решено перенести арку в то место, где она сейчас располагается.

Литература

• Энциклопедия «Рига». Рига: Главная редакция энциклопедий, 1989. ISBN 5-89960-002-0 Стр. 161

Отрывок, характеризующий Александровские ворота (Рига)

Губернаторша пожала его благодарно за локоть.
– Вы знаете Софи, кузину? Я люблю ее, я обещал жениться и женюсь на ней… Поэтому вы видите, что про это не может быть и речи, – нескладно и краснея говорил Николай.
– Mon cher, mon cher, как же ты судишь? Да ведь у Софи ничего нет, а ты сам говорил, что дела твоего папа очень плохи. А твоя maman? Это убьет ее, раз. Потом Софи, ежели она девушка с сердцем, какая жизнь для нее будет? Мать в отчаянии, дела расстроены… Нет, mon cher, ты и Софи должны понять это.
Николай молчал. Ему приятно было слышать эти выводы.
– Все таки, ma tante, этого не может быть, – со вздохом сказал он, помолчав немного. – Да пойдет ли еще за меня княжна? и опять, она теперь в трауре. Разве можно об этом думать?
– Да разве ты думаешь, что я тебя сейчас и женю. Il y a maniere et maniere, [На все есть манера.] – сказала губернаторша.
– Какая вы сваха, ma tante… – сказал Nicolas, целуя ее пухлую ручку.


Приехав в Москву после своей встречи с Ростовым, княжна Марья нашла там своего племянника с гувернером и письмо от князя Андрея, который предписывал им их маршрут в Воронеж, к тетушке Мальвинцевой. Заботы о переезде, беспокойство о брате, устройство жизни в новом доме, новые лица, воспитание племянника – все это заглушило в душе княжны Марьи то чувство как будто искушения, которое мучило ее во время болезни и после кончины ее отца и в особенности после встречи с Ростовым. Она была печальна. Впечатление потери отца, соединявшееся в ее душе с погибелью России, теперь, после месяца, прошедшего с тех пор в условиях покойной жизни, все сильнее и сильнее чувствовалось ей. Она была тревожна: мысль об опасностях, которым подвергался ее брат – единственный близкий человек, оставшийся у нее, мучила ее беспрестанно. Она была озабочена воспитанием племянника, для которого она чувствовала себя постоянно неспособной; но в глубине души ее было согласие с самой собою, вытекавшее из сознания того, что она задавила в себе поднявшиеся было, связанные с появлением Ростова, личные мечтания и надежды.
Когда на другой день после своего вечера губернаторша приехала к Мальвинцевой и, переговорив с теткой о своих планах (сделав оговорку о том, что, хотя при теперешних обстоятельствах нельзя и думать о формальном сватовстве, все таки можно свести молодых людей, дать им узнать друг друга), и когда, получив одобрение тетки, губернаторша при княжне Марье заговорила о Ростове, хваля его и рассказывая, как он покраснел при упоминании о княжне, – княжна Марья испытала не радостное, но болезненное чувство: внутреннее согласие ее не существовало более, и опять поднялись желания, сомнения, упреки и надежды.
В те два дня, которые прошли со времени этого известия и до посещения Ростова, княжна Марья не переставая думала о том, как ей должно держать себя в отношении Ростова. То она решала, что она не выйдет в гостиную, когда он приедет к тетке, что ей, в ее глубоком трауре, неприлично принимать гостей; то она думала, что это будет грубо после того, что он сделал для нее; то ей приходило в голову, что ее тетка и губернаторша имеют какие то виды на нее и Ростова (их взгляды и слова иногда, казалось, подтверждали это предположение); то она говорила себе, что только она с своей порочностью могла думать это про них: не могли они не помнить, что в ее положении, когда еще она не сняла плерезы, такое сватовство было бы оскорбительно и ей, и памяти ее отца. Предполагая, что она выйдет к нему, княжна Марья придумывала те слова, которые он скажет ей и которые она скажет ему; и то слова эти казались ей незаслуженно холодными, то имеющими слишком большое значение. Больше же всего она при свидании с ним боялась за смущение, которое, она чувствовала, должно было овладеть ею и выдать ее, как скоро она его увидит.