Александров, Николай Николаевич

Александров Николай Николаевич
Награды и премии:

Никола́й Никола́евич Алекса́ндров (1917 — 1981) — советский хирург, организатор здравоохранения, член-корреспондент АМН СССР, профессор.

Председатель Белорусского республиканского научного общества онкологов, член правлений Всесоюзных научных обществ онкологов, рентгенологов и радиологов, член научного совета по проблеме «Злокачественные новообразования» при президиуме АМН СССР. Герой Социалистического Труда (1977).

Биография

Родился 29 мая (11 июня) 1917 года в городе Брянске в семье учителей. Окончив в 1935 году среднюю школу в городе Орле, по комсомольскому призыву поступил в Военно-Медицинскую Академию (ВМА) имени С. М. Кирова в городе Ленинграде.

В Красной Армии с 1935 года. В годы учёбы в ВМА в качестве полкового врача принимал участие в оказании первой медицинской помощи раненым во время советско-финляндской войны 1939-1940 годов. За мужество и героизм был награждён орденом Красного Знамени, который вручил ему в Московском Кремле «всесоюзный староста» М. И. Калинин. Член ВКП(б)/КПСС с 1939 года.

После окончания с отличием в 1940 году ВМА, Н. Н. Александров был оставлен в академии в качестве адъюнкта кафедры факультетской хирургии, возглавляемой профессором В. Н. Шамовым.

В годы Великой Отечественной войны Николай Александров находился в действующей армии, в войсках Ленинградского и 1-го Украинского фронтов, пройдя путь от хирурга и командира 107-го медико-санитарного батальона, дивизионного врача 56-й стрелковой дивизии, старшего специалиста хирургической группы усиления ОРМУ 55-й армии, старшего хирурга и начальника хирургического полевого подвижного госпиталя, до начальника Гарнизонного госпиталя в Австрии (город Вена).

За самоотверженную работу, спасшую жизни многих бойцов и командиров Красной Армии, Н. Н. Александров был награждён вторым орденом Красного Знамени, орденами Отечественной войны 1-й степени и Красной Звезды.

В 1946 году вернулся на кафедру факультетской хирургии ВМА, окончив в том же году адъюнктуру, а затем работал старшим научным сотрудником и преподавателем кафедры факультетской хирургии ВМА.

В 1951 году Н. Н. Александров в течение полугода в условиях военных действий в Корейской Народной Демократической Республики (КНДР) руководил нейрохирургами, активно внедряя в практику разрабатываемый им метод использования антибиотиков при ранениях головного мозга с целью профилактики и лечения осложнений. Изучение данного метода было успешно завершено в условиях факультетской хирургии в ВМА имени С. М. Кирова, а полученные результаты обобщены в докторской диссертации (1954 год) и в монографии «Пенициллиновая эпилепсия и выбор способа применения антибиотиков при открытых повреждениях черепа» (1966 год). За этот период Н. Н. Александров был награждён третьим орденом Красного Знамени, вторым орденом Красной Звезды и орденом Свободы и независимости КНДР.

В 1956 году Н. Н. Александров был награждён четвёртым орденом Красного Знамени. Под его руководством в 1955-1960 годах было выполнено и защищено семь кандидатских диссертаций по вопросам лечения огнестрельных ранений у поражённых ионизирующей радиацией.

С 1960 года Н.Н. Александров, прослуживший в армии 25 лет, после увольнения в запас по состоянию здоровья, был направлен Министерством здравоохранения СССР в столицу Белоруссии город Минск, где возглавил вновь созданный Научно-исследовательский институт онкологии и медицинской радиологии Министерства здравоохранения Белорусской ССР, одновременно он был избран заведующим кафедрой онкологии и медицинской радиологии Белорусского института усовершенствования врачей. Под руководством Н. Н. Александрова под Минском был выстроен научный городок института онкологии.

Будучи главным онкологом Министерства здравоохранения БССР, Н. Н. Александров проводил большую работу по укреплению и совершенствованию организации онкологической службы в республике. В 1962 году ему было присвоено звание профессора. В 1974 году он избран членом-корреспондентом АМН СССР.

Своим опытом по организации онкологической помощи в Белоруссии Николай Николаевич делился на различных республиканских медицинских форумах, на заседаниях, проводимых с участием социалистических стран, в период командировок в США, ГДР, Австрию, Швейцарию, Нидерланды. С 1974 года он являлся экспертом ВОЗ по вопросам международной кооперации противораковых исследований. Этот опыт работы нашёл отражение в монографии 1980 года «Противораковая борьба в странах-членах СЭВ», в написании которой Николай Николаевич принимал участие.

Выдающийся учёный жил в городе-герое Минске. Скончался 7 октября 1981 года. Похоронен в Минске на Восточном кладбище (участок № 26).

Награды

• Указом Президиума Верховного Совета СССР от 2 февраля 1977 года за выдающиеся достижения и внесенный большой вклад в дело развития медицинской науки Александрову Николаю Николаевичу присвоено звание Героя Социалистического Труда с вручением ордена Ленина и золотой медали «Серп и Молот».
• Орден Ленина (1977), четыре ордена Красного Знамени, два ордена Красной Звезды, орден Отечественной войны 1-й степени и орден Октябрьской Революции (1971).
• Награждён многими медалями.
• Удостоен Почётных грамот Верховного Совета Белорусской ССР (1967, 1972).

Память

Николай Николаевич Александров опубликовал свыше 240 научных работ, в том числе 7 монографий.

В 1984 году на фасаде здания главного административного корпуса института, который Н. Н. Александров возглавлял более двадцати лет, торжественно открыта мемориальная доска, а в 1997 году Научно-исследовательскому институту онкологии и медицинской радиологии Министерства здравоохранения Республики Беларусь присвоено имя его основателя и первого директора Героя Социалистического Труда Н. Н. Александрова.

В 2008 году именем Н.Н. Александрова названа улица микрорайона "Зелёный Бор" в пос.Лесной (Боровлянский сельсовет Минского района, Беларусь), населённом пункте, где и расположен РНПЦ онкологии и медицинской радиологии, возглавлявшийся Александровым.

Ссылки

 [www.warheroes.ru/hero/hero.asp?Hero_id=11047 Александров, Николай Николаевич]. Сайт «Герои Страны».

• [web.archive.org/web/20110615185559/omr.med.by/html/www/journal/oj2/Petrova.pdf ПРОФЕССОР Н. Н. АЛЕКСАНДРОВ]

Отрывок, характеризующий Александров, Николай Николаевич

[Смерть спасительна и смерть спокойна;
О! против страданий нет другого убежища.]
Жюли сказала, что это прелестно.
– II y a quelque chose de si ravissant dans le sourire de la melancolie, [Есть что то бесконечно обворожительное в улыбке меланхолии,] – сказала она Борису слово в слово выписанное это место из книги.
– C'est un rayon de lumiere dans l'ombre, une nuance entre la douleur et le desespoir, qui montre la consolation possible. [Это луч света в тени, оттенок между печалью и отчаянием, который указывает на возможность утешения.] – На это Борис написал ей стихи:
«Aliment de poison d'une ame trop sensible,
«Toi, sans qui le bonheur me serait impossible,
«Tendre melancolie, ah, viens me consoler,
«Viens calmer les tourments de ma sombre retraite
«Et mele une douceur secrete
«A ces pleurs, que je sens couler».
[Ядовитая пища слишком чувствительной души,
Ты, без которой счастье было бы для меня невозможно,
Нежная меланхолия, о, приди, меня утешить,
Приди, утиши муки моего мрачного уединения
И присоедини тайную сладость
К этим слезам, которых я чувствую течение.]
Жюли играла Борису нa арфе самые печальные ноктюрны. Борис читал ей вслух Бедную Лизу и не раз прерывал чтение от волнения, захватывающего его дыханье. Встречаясь в большом обществе, Жюли и Борис смотрели друг на друга как на единственных людей в мире равнодушных, понимавших один другого.
Анна Михайловна, часто ездившая к Карагиным, составляя партию матери, между тем наводила верные справки о том, что отдавалось за Жюли (отдавались оба пензенские именья и нижегородские леса). Анна Михайловна, с преданностью воле провидения и умилением, смотрела на утонченную печаль, которая связывала ее сына с богатой Жюли.
– Toujours charmante et melancolique, cette chere Julieie, [Она все так же прелестна и меланхолична, эта милая Жюли.] – говорила она дочери. – Борис говорит, что он отдыхает душой в вашем доме. Он так много понес разочарований и так чувствителен, – говорила она матери.
– Ах, мой друг, как я привязалась к Жюли последнее время, – говорила она сыну, – не могу тебе описать! Да и кто может не любить ее? Это такое неземное существо! Ах, Борис, Борис! – Она замолкала на минуту. – И как мне жалко ее maman, – продолжала она, – нынче она показывала мне отчеты и письма из Пензы (у них огромное имение) и она бедная всё сама одна: ее так обманывают!
Борис чуть заметно улыбался, слушая мать. Он кротко смеялся над ее простодушной хитростью, но выслушивал и иногда выспрашивал ее внимательно о пензенских и нижегородских имениях.
Жюли уже давно ожидала предложенья от своего меланхолического обожателя и готова была принять его; но какое то тайное чувство отвращения к ней, к ее страстному желанию выйти замуж, к ее ненатуральности, и чувство ужаса перед отречением от возможности настоящей любви еще останавливало Бориса. Срок его отпуска уже кончался. Целые дни и каждый божий день он проводил у Карагиных, и каждый день, рассуждая сам с собою, Борис говорил себе, что он завтра сделает предложение. Но в присутствии Жюли, глядя на ее красное лицо и подбородок, почти всегда осыпанный пудрой, на ее влажные глаза и на выражение лица, изъявлявшего всегдашнюю готовность из меланхолии тотчас же перейти к неестественному восторгу супружеского счастия, Борис не мог произнести решительного слова: несмотря на то, что он уже давно в воображении своем считал себя обладателем пензенских и нижегородских имений и распределял употребление с них доходов. Жюли видела нерешительность Бориса и иногда ей приходила мысль, что она противна ему; но тотчас же женское самообольщение представляло ей утешение, и она говорила себе, что он застенчив только от любви. Меланхолия ее однако начинала переходить в раздражительность, и не задолго перед отъездом Бориса, она предприняла решительный план. В то самое время как кончался срок отпуска Бориса, в Москве и, само собой разумеется, в гостиной Карагиных, появился Анатоль Курагин, и Жюли, неожиданно оставив меланхолию, стала очень весела и внимательна к Курагину.
– Mon cher, – сказала Анна Михайловна сыну, – je sais de bonne source que le Prince Basile envoie son fils a Moscou pour lui faire epouser Julieie. [Мой милый, я знаю из верных источников, что князь Василий присылает своего сына в Москву, для того чтобы женить его на Жюли.] Я так люблю Жюли, что мне жалко бы было ее. Как ты думаешь, мой друг? – сказала Анна Михайловна.
Мысль остаться в дураках и даром потерять весь этот месяц тяжелой меланхолической службы при Жюли и видеть все расписанные уже и употребленные как следует в его воображении доходы с пензенских имений в руках другого – в особенности в руках глупого Анатоля, оскорбляла Бориса. Он поехал к Карагиным с твердым намерением сделать предложение. Жюли встретила его с веселым и беззаботным видом, небрежно рассказывала о том, как ей весело было на вчерашнем бале, и спрашивала, когда он едет. Несмотря на то, что Борис приехал с намерением говорить о своей любви и потому намеревался быть нежным, он раздражительно начал говорить о женском непостоянстве: о том, как женщины легко могут переходить от грусти к радости и что у них расположение духа зависит только от того, кто за ними ухаживает. Жюли оскорбилась и сказала, что это правда, что для женщины нужно разнообразие, что всё одно и то же надоест каждому.
– Для этого я бы советовал вам… – начал было Борис, желая сказать ей колкость; но в ту же минуту ему пришла оскорбительная мысль, что он может уехать из Москвы, не достигнув своей цели и даром потеряв свои труды (чего с ним никогда ни в чем не бывало). Он остановился в середине речи, опустил глаза, чтоб не видать ее неприятно раздраженного и нерешительного лица и сказал: – Я совсем не с тем, чтобы ссориться с вами приехал сюда. Напротив… – Он взглянул на нее, чтобы увериться, можно ли продолжать. Всё раздражение ее вдруг исчезло, и беспокойные, просящие глаза были с жадным ожиданием устремлены на него. «Я всегда могу устроиться так, чтобы редко видеть ее», подумал Борис. «А дело начато и должно быть сделано!» Он вспыхнул румянцем, поднял на нее глаза и сказал ей: – «Вы знаете мои чувства к вам!» Говорить больше не нужно было: лицо Жюли сияло торжеством и самодовольством; но она заставила Бориса сказать ей всё, что говорится в таких случаях, сказать, что он любит ее, и никогда ни одну женщину не любил более ее. Она знала, что за пензенские имения и нижегородские леса она могла требовать этого и она получила то, что требовала.
Жених с невестой, не поминая более о деревьях, обсыпающих их мраком и меланхолией, делали планы о будущем устройстве блестящего дома в Петербурге, делали визиты и приготавливали всё для блестящей свадьбы.


Граф Илья Андреич в конце января с Наташей и Соней приехал в Москву. Графиня всё была нездорова, и не могла ехать, – а нельзя было ждать ее выздоровления: князя Андрея ждали в Москву каждый день; кроме того нужно было закупать приданое, нужно было продавать подмосковную и нужно было воспользоваться присутствием старого князя в Москве, чтобы представить ему его будущую невестку. Дом Ростовых в Москве был не топлен; кроме того они приехали на короткое время, графини не было с ними, а потому Илья Андреич решился остановиться в Москве у Марьи Дмитриевны Ахросимовой, давно предлагавшей графу свое гостеприимство.