Александров, Юрий Владимирович
| Юрий Владимирович Александров | |||||
 | |||||
| Основные сведения | |||||
|---|---|---|---|---|---|
| Место смерти | |||||
| Работы и достижения | |||||
| Награды |
| ||||
Юрий Владимирович Александров (1910— 30 ноября 1976, Москва) — советский архитектор, график, графический дизайнер.
Содержание
Биография
Родился в дворянской семье. Его отец служил городским архитектором в России и Польше[1].
В 1929 году поступил в Академию Художеств в Ленинграде но в силу дворянского происхождения был отчислен. Затем поступил в Высший архитектурно строительный институт (с 1933 — Московский архитектурный институт), параллельно поступил работать в мастерскую академика архитектуры А. В. Щусева. Принял участие в создании конкурсного проекта Дворца Советов, участвовал в проектировании интерьеров гостиницы «Москва»[1].
В 1936 году был арестован, осуждён по статье 58-10. В лагерях НКВД отбывал наказание на строительстве Беломорско-Балтийского канала. В 1939 году был оправдан судом, и освобождён при личном вмешательстве Н. К. Крупской[1].
Участвовал в Великой Отечественной Войне. С декабря 1941 служил в качестве главного инженера Жилищно-строительного района Балтвоенморстроя НКВД[2], за что был награждён медалью «За боевые заслуги»[2]. После окончания войны был направлен на демонтаж предприятий, производивших комплектующие для ракет ФАУ-2 в Саксонии[уточнить][1].
В 1946 году переехал в Москву. С конца 1940-х работал в Москве оформителем и иллюстратором журналов мод «Ткань и одежда», «Женщина», «Страницы моды» — первых советских журналов мод, которые издавались столичными универмагами (ГУМ и ЦУМ)[1].
В 1970-х в сотрудничестве с Домом моделей спортивной одежды на Пятницкой улице, 59, создавал модели спортивной одежды и оформлял журналы, в частности «Мода и Спорт», последним стал журнал «Мода и Спорт — 77» (вышел после смерти Александрова)[1].
Умер 30 ноября 1976 года.
Архитектурные работы
- 1930—1935 — участие в разработке внутренней отделки гостиницы «Москва»;
- 1932 год — участие в работе над проектом Дворца Советов.
- 1936—1938 — гостиница в г. Сегежа и ряд объектов соцгорода.
- 1947 — проект детского санатория в Евпатории.
- 1948—1949 — Гипролегпром, проект общесоюзного дома моделей.
- 1966—1967 — постройка творческой мастерской Замоскворечье.
Графика и оформление
- Журналы мод 1949—1961 — ГУМ. По заказу Главунивермага Министерства Торговли СССР
- Журналы мод 1961 −1967- ЦУМ.
- Журналы мод 1964—1967 — Дом Тканей.
- Журналы мод 1967—1976. Дом моделей спортивной одежды
Выставки
- 1975 — Пятая Республиканская Художественная Выставка «Советская Россия».
Награды
- «За боевые заслуги» 1945 г., медаль.
- «За победу над Германией», 1946 г., медаль.
- «50 лет Вооруженных сил СССР», 1968 г., медаль.
- «30 лет победы в Великой Отечественной Войне, 1941—1945» 1976 г., медаль.
- "Почетная медаль за участие в 5-й республиканской выставке «Советская Россия», 1975 г
Напишите отзыв о статье "Александров, Юрий Владимирович"
Примечания
Отрывок, характеризующий Александров, Юрий Владимирович
Он подозвал к себе старших генералов.– Ma tete fut elle bonne ou mauvaise, n'a qu'a s'aider d'elle meme, [Хороша ли, плоха ли моя голова, а положиться больше не на кого,] – сказал он, вставая с лавки, и поехал в Фили, где стояли его экипажи.
В просторной, лучшей избе мужика Андрея Савостьянова в два часа собрался совет. Мужики, бабы и дети мужицкой большой семьи теснились в черной избе через сени. Одна только внучка Андрея, Малаша, шестилетняя девочка, которой светлейший, приласкав ее, дал за чаем кусок сахара, оставалась на печи в большой избе. Малаша робко и радостно смотрела с печи на лица, мундиры и кресты генералов, одного за другим входивших в избу и рассаживавшихся в красном углу, на широких лавках под образами. Сам дедушка, как внутренне называла Maлаша Кутузова, сидел от них особо, в темном углу за печкой. Он сидел, глубоко опустившись в складное кресло, и беспрестанно покряхтывал и расправлял воротник сюртука, который, хотя и расстегнутый, все как будто жал его шею. Входившие один за другим подходили к фельдмаршалу; некоторым он пожимал руку, некоторым кивал головой. Адъютант Кайсаров хотел было отдернуть занавеску в окне против Кутузова, но Кутузов сердито замахал ему рукой, и Кайсаров понял, что светлейший не хочет, чтобы видели его лицо.
Вокруг мужицкого елового стола, на котором лежали карты, планы, карандаши, бумаги, собралось так много народа, что денщики принесли еще лавку и поставили у стола. На лавку эту сели пришедшие: Ермолов, Кайсаров и Толь. Под самыми образами, на первом месте, сидел с Георгием на шее, с бледным болезненным лицом и с своим высоким лбом, сливающимся с голой головой, Барклай де Толли. Второй уже день он мучился лихорадкой, и в это самое время его знобило и ломало. Рядом с ним сидел Уваров и негромким голосом (как и все говорили) что то, быстро делая жесты, сообщал Барклаю. Маленький, кругленький Дохтуров, приподняв брови и сложив руки на животе, внимательно прислушивался. С другой стороны сидел, облокотивши на руку свою широкую, с смелыми чертами и блестящими глазами голову, граф Остерман Толстой и казался погруженным в свои мысли. Раевский с выражением нетерпения, привычным жестом наперед курчавя свои черные волосы на висках, поглядывал то на Кутузова, то на входную дверь. Твердое, красивое и доброе лицо Коновницына светилось нежной и хитрой улыбкой. Он встретил взгляд Малаши и глазами делал ей знаки, которые заставляли девочку улыбаться.
Все ждали Бенигсена, который доканчивал свой вкусный обед под предлогом нового осмотра позиции. Его ждали от четырех до шести часов, и во все это время не приступали к совещанию и тихими голосами вели посторонние разговоры.
Только когда в избу вошел Бенигсен, Кутузов выдвинулся из своего угла и подвинулся к столу, но настолько, что лицо его не было освещено поданными на стол свечами.
Бенигсен открыл совет вопросом: «Оставить ли без боя священную и древнюю столицу России или защищать ее?» Последовало долгое и общее молчание. Все лица нахмурились, и в тишине слышалось сердитое кряхтенье и покашливанье Кутузова. Все глаза смотрели на него. Малаша тоже смотрела на дедушку. Она ближе всех была к нему и видела, как лицо его сморщилось: он точно собрался плакать. Но это продолжалось недолго.
– Священную древнюю столицу России! – вдруг заговорил он, сердитым голосом повторяя слова Бенигсена и этим указывая на фальшивую ноту этих слов. – Позвольте вам сказать, ваше сиятельство, что вопрос этот не имеет смысла для русского человека. (Он перевалился вперед своим тяжелым телом.) Такой вопрос нельзя ставить, и такой вопрос не имеет смысла. Вопрос, для которого я просил собраться этих господ, это вопрос военный. Вопрос следующий: «Спасенье России в армии. Выгоднее ли рисковать потерею армии и Москвы, приняв сраженье, или отдать Москву без сражения? Вот на какой вопрос я желаю знать ваше мнение». (Он откачнулся назад на спинку кресла.)
