Спендиаров, Александр Афанасьевич

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Александр Спендиаров»)
Перейти к: навигация, поиск
Александр Афанасьевич Спендиаров
Основная информация
Дата рождения

1 ноября 1871(1871-11-01)

Место рождения

город Каховка,
Таврическая губерния,
Российская империя

Дата смерти

7 мая 1928(1928-05-07) (56 лет)

Место смерти

город Ереван, СССР

Страна

Российская империя Российская империя
СССР СССР

Профессии

композитор

Награды

Алекса́ндр Афана́сьевич Спендиа́ров (Спендиарян; арм. Ալեքսանդր Սպենդիարյան; 1 ноября 1871, Каховка — 7 мая 1928, Ереван) — армянский композитор и дирижёр.

Народный артист Армянской ССР (1926).

Ученик Н. Кленовского и Римского-Корсакова. Спендиаров — один из основоположников армянской классической музыки (наряду с Комитасом, Чухаджяном и др.), талантливый композитор, видный музыкально-общественный деятель, воспитатель молодёжи, дирижёр. По собственным словам, материал для творчества он черпал из народных напевов, армянской поэзии, литературы и истории. Верность традициям армянской народной музыки он сочетал с опытом русской музыкальной классики.





Биография

Александр Афанасьевич Спендиаров родился 20 октября (1 ноября по новому стилю) 1871 года в местечке Каховка (ныне город Херсонской области Украины). Детство провёл в Симферополе.

Музыкальные способности он унаследовал от матери, хорошо владевшей фортепиано. Многосторонняя одаренность Спендиарова проявилась в раннем детстве, но преобладающий интерес к музыке возник позже. С семи лет он начинает сочинять, с девяти — обучаться игре на фортепиано и на скрипке. В 1890 году переехал в Москву, где через пять лет окончил юридический факультет университета.

В 1896 году состоялась решающая для Спендиарова встреча с Н. А. Римским-Корсаковым, который высоко оценил его композиторский талант и ввёл его в круг петербургских музыкантов. В последующие годы Спендиаров создал много романсов, хоровых сочинений, вокальных произведений с оркестром, инструментальных и оркестровых пьес.

Среди последних выделяются две тетради «Крымских эскизов» (1903 и 1912) и симфоническая картина «Три пальмы» (1905). Спендиаров обосновался в Крыму, изредка выезжая в Москву, Петербург, Тифлис, где выступал как дирижёр. Он встречался с крупнейшими деятелями русской культуры — А. П. Чеховым, Л. Н. Толстым, Ф. И. Шаляпиным, А. М. Горьким (на текст поэмы Горького он написал балладу для баса с оркестром «Рыбак и фея», 1902); тесные дружеские отношения установились у Спендиарова с его учителем Н. А. Римским-Корсаковым, а также А. К. Глазуновым.

В детские годы Спендиаров познакомился с народной музыкой Украины и Крыма. Записал и обработал множество украинских и крымскотатарских народных песен. В 1921 году написал «Украинскую сюиту» и музыку к стихотворению «Завещание» Тараса Шевченко.

Начиная со второго десятилетия XX века усилился его интерес к армянскому искусству. В 1922 году правительство Советской Армении пригласило Спендиарова переехать в Ереван и возглавить музыкальную жизнь республики. Этот период ознаменован расцветом композиторской, педагогической и общественно-музыкальной деятельности Спендиарова. Глубоко проникнув в сущность народной армянской музыки, Спендиаров создал такие выдающиеся произведения, как «Ереванские этюды» для оркестра (1925) и оперу «Алмаст» — одно из лучших творений армянского музыкального театра.

Среди других произведений композитора Концертный вальс (1906) для симфонического оркестра, «Бэда-проповедник» (1907) для голоса с оркестром (удостоено премии имени М. И. Глинки).

Умер в Ереване 7 мая 1928 года.

Память

  • В 1971 году была выпущена почтовая марка СССР, посвященная Спендиарову.
  • В 2000 году была выпущена почтовая марка Армении, посвященная Спендиарову.
  • Имя А. Спендиарова носит Армянский академический театр оперы и балета в Ереване.
  • В крымском городе Ялта есть улица Спендиарова. Его имя с 1972 также носит ялтинская музыкальная школа.
  • В крымском городе Судак улица Спендиарова также является одной из центральных улиц города.

Семья

Дочь Спендиарова Марина была репрессирована; в начале 1950-х годов она была художественным руководителем самодеятельности заключённых в Слюдянке[1][2]. Впоследствии написала о своём отце книгу, вышедшую в серии «Жизнь замечательных людей».

Дочь Спендиарова Елена была замужем за известным авиаконструктором Владимиром Мясищевым. Они поженились летом 1927 года. В 1930 году у них родилась дочь Мария.

Награды и звания

Главные произведения

Сценические произведения

  • Опера «Алмаст» (либретто С. Парнок)
  • Балет «Семь дочерей короля джиннов»

Оркестровая музыка

  • Концертный вальс (1906)
  • Концертная увертюра для оркестра
  • Сюита «Крымские эскизы» для оркестра — первая и вторая тетради (1903 и 1905)
  • Симфоническая картина «Три пальмы» по Лермонтову
  • «Ереванские этюды» (1925)

Вокально-симфоническая музыка

Другое

  • менуэт «Berceuse»;
  • романсы.

Напишите отзыв о статье "Спендиаров, Александр Афанасьевич"

Литература

  • Спендиарова М. А. Спендиаров. — М. «Молодая гвардия», 1964. — 208 с. — (ЖЗЛ; Вып. 380). — 65000 экз.
  • Спендиарова М. А. Жизнь музыканта. М. «Детская литература», 1971

Ссылки

  • Спендиаров, Александр Афанасьевич // Большая советская энциклопедия : [в 30 т.] / гл. ред. А. М. Прохоров. — 3-е изд. — М. : Советская энциклопедия, 1969—1978.</span>
  • [ru.hayazg.info/Спендиаров_Александр_Афанасьевич Биография на сайте Энциклопедии фонда «Хайазг»]
  • [www.kport.info/people/famos/index.php?ELEMENT_ID=2757 Спендиаров Александр Афанасьевич]
  • [spendiarov.com Международный конкурс композиторов им. А. А. Спендиарова]

Примечания

  1. [www.sakharov-center.ru/museum/library/unpublishtexts/?t=ilzen Ильзен-Титкова Юлиана Алексеевна. Воспоминания]
  2. [sites.google.com/site/havavolovich/Vospominaniya/sludanka Хава Волович. Воспоминания]

Отрывок, характеризующий Спендиаров, Александр Афанасьевич

M me Schoss, ходившая к своей дочери, еще болоо увеличила страх графини рассказами о том, что она видела на Мясницкой улице в питейной конторе. Возвращаясь по улице, она не могла пройти домой от пьяной толпы народа, бушевавшей у конторы. Она взяла извозчика и объехала переулком домой; и извозчик рассказывал ей, что народ разбивал бочки в питейной конторе, что так велено.
После обеда все домашние Ростовых с восторженной поспешностью принялись за дело укладки вещей и приготовлений к отъезду. Старый граф, вдруг принявшись за дело, всё после обеда не переставая ходил со двора в дом и обратно, бестолково крича на торопящихся людей и еще более торопя их. Петя распоряжался на дворе. Соня не знала, что делать под влиянием противоречивых приказаний графа, и совсем терялась. Люди, крича, споря и шумя, бегали по комнатам и двору. Наташа, с свойственной ей во всем страстностью, вдруг тоже принялась за дело. Сначала вмешательство ее в дело укладывания было встречено с недоверием. От нее всё ждали шутки и не хотели слушаться ее; но она с упорством и страстностью требовала себе покорности, сердилась, чуть не плакала, что ее не слушают, и, наконец, добилась того, что в нее поверили. Первый подвиг ее, стоивший ей огромных усилий и давший ей власть, была укладка ковров. У графа в доме были дорогие gobelins и персидские ковры. Когда Наташа взялась за дело, в зале стояли два ящика открытые: один почти доверху уложенный фарфором, другой с коврами. Фарфора было еще много наставлено на столах и еще всё несли из кладовой. Надо было начинать новый, третий ящик, и за ним пошли люди.
– Соня, постой, да мы всё так уложим, – сказала Наташа.
– Нельзя, барышня, уж пробовали, – сказал буфетчнк.
– Нет, постой, пожалуйста. – И Наташа начала доставать из ящика завернутые в бумаги блюда и тарелки.
– Блюда надо сюда, в ковры, – сказала она.
– Да еще и ковры то дай бог на три ящика разложить, – сказал буфетчик.
– Да постой, пожалуйста. – И Наташа быстро, ловко начала разбирать. – Это не надо, – говорила она про киевские тарелки, – это да, это в ковры, – говорила она про саксонские блюда.
– Да оставь, Наташа; ну полно, мы уложим, – с упреком говорила Соня.
– Эх, барышня! – говорил дворецкий. Но Наташа не сдалась, выкинула все вещи и быстро начала опять укладывать, решая, что плохие домашние ковры и лишнюю посуду не надо совсем брать. Когда всё было вынуто, начали опять укладывать. И действительно, выкинув почти все дешевое, то, что не стоило брать с собой, все ценное уложили в два ящика. Не закрывалась только крышка коверного ящика. Можно было вынуть немного вещей, но Наташа хотела настоять на своем. Она укладывала, перекладывала, нажимала, заставляла буфетчика и Петю, которого она увлекла за собой в дело укладыванья, нажимать крышку и сама делала отчаянные усилия.
– Да полно, Наташа, – говорила ей Соня. – Я вижу, ты права, да вынь один верхний.
– Не хочу, – кричала Наташа, одной рукой придерживая распустившиеся волосы по потному лицу, другой надавливая ковры. – Да жми же, Петька, жми! Васильич, нажимай! – кричала она. Ковры нажались, и крышка закрылась. Наташа, хлопая в ладоши, завизжала от радости, и слезы брызнули у ней из глаз. Но это продолжалось секунду. Тотчас же она принялась за другое дело, и уже ей вполне верили, и граф не сердился, когда ему говорили, что Наталья Ильинишна отменила его приказанье, и дворовые приходили к Наташе спрашивать: увязывать или нет подводу и довольно ли она наложена? Дело спорилось благодаря распоряжениям Наташи: оставлялись ненужные вещи и укладывались самым тесным образом самые дорогие.
Но как ни хлопотали все люди, к поздней ночи еще не все могло быть уложено. Графиня заснула, и граф, отложив отъезд до утра, пошел спать.
Соня, Наташа спали, не раздеваясь, в диванной. В эту ночь еще нового раненого провозили через Поварскую, и Мавра Кузминишна, стоявшая у ворот, заворотила его к Ростовым. Раненый этот, по соображениям Мавры Кузминишны, был очень значительный человек. Его везли в коляске, совершенно закрытой фартуком и с спущенным верхом. На козлах вместе с извозчиком сидел старик, почтенный камердинер. Сзади в повозке ехали доктор и два солдата.
– Пожалуйте к нам, пожалуйте. Господа уезжают, весь дом пустой, – сказала старушка, обращаясь к старому слуге.
– Да что, – отвечал камердинер, вздыхая, – и довезти не чаем! У нас и свой дом в Москве, да далеко, да и не живет никто.
– К нам милости просим, у наших господ всего много, пожалуйте, – говорила Мавра Кузминишна. – А что, очень нездоровы? – прибавила она.
Камердинер махнул рукой.
– Не чаем довезти! У доктора спросить надо. – И камердинер сошел с козел и подошел к повозке.
– Хорошо, – сказал доктор.
Камердинер подошел опять к коляске, заглянул в нее, покачал головой, велел кучеру заворачивать на двор и остановился подле Мавры Кузминишны.
– Господи Иисусе Христе! – проговорила она.
Мавра Кузминишна предлагала внести раненого в дом.
– Господа ничего не скажут… – говорила она. Но надо было избежать подъема на лестницу, и потому раненого внесли во флигель и положили в бывшей комнате m me Schoss. Раненый этот был князь Андрей Болконский.


Наступил последний день Москвы. Была ясная веселая осенняя погода. Было воскресенье. Как и в обыкновенные воскресенья, благовестили к обедне во всех церквах. Никто, казалось, еще не мог понять того, что ожидает Москву.
Только два указателя состояния общества выражали то положение, в котором была Москва: чернь, то есть сословие бедных людей, и цены на предметы. Фабричные, дворовые и мужики огромной толпой, в которую замешались чиновники, семинаристы, дворяне, в этот день рано утром вышли на Три Горы. Постояв там и не дождавшись Растопчина и убедившись в том, что Москва будет сдана, эта толпа рассыпалась по Москве, по питейным домам и трактирам. Цены в этот день тоже указывали на положение дел. Цены на оружие, на золото, на телеги и лошадей всё шли возвышаясь, а цены на бумажки и на городские вещи всё шли уменьшаясь, так что в середине дня были случаи, что дорогие товары, как сукна, извозчики вывозили исполу, а за мужицкую лошадь платили пятьсот рублей; мебель же, зеркала, бронзы отдавали даром.
В степенном и старом доме Ростовых распадение прежних условий жизни выразилось очень слабо. В отношении людей было только то, что в ночь пропало три человека из огромной дворни; но ничего не было украдено; и в отношении цен вещей оказалось то, что тридцать подвод, пришедшие из деревень, были огромное богатство, которому многие завидовали и за которые Ростовым предлагали огромные деньги. Мало того, что за эти подводы предлагали огромные деньги, с вечера и рано утром 1 го сентября на двор к Ростовым приходили посланные денщики и слуги от раненых офицеров и притаскивались сами раненые, помещенные у Ростовых и в соседних домах, и умоляли людей Ростовых похлопотать о том, чтоб им дали подводы для выезда из Москвы. Дворецкий, к которому обращались с такими просьбами, хотя и жалел раненых, решительно отказывал, говоря, что он даже и не посмеет доложить о том графу. Как ни жалки были остающиеся раненые, было очевидно, что, отдай одну подводу, не было причины не отдать другую, все – отдать и свои экипажи. Тридцать подвод не могли спасти всех раненых, а в общем бедствии нельзя было не думать о себе и своей семье. Так думал дворецкий за своего барина.