Александр (Паулус)

В Википедии существуют статьи о других людях с именем Александр и фамилией Паулус.

Митрополит Александр Metropoliit Aleksander<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
1-й Митрополит Таллинский и всей Эстонии
5 декабря 1920 — 18 октября 1953
Церковь:	Константинопольская православная церковь Русская православная церковь
Предшественник:	Платон (Кульбуш)
Преемник:	Павел (Дмитровский)
Оригинал имени при рождении:	Александр Карлович Паулус
Рождение:	2 февраля 1872(1872-02-02) местечко Орикюла-Хауамяэ, Перновский уезд, Лифляндская губерния
Смерть:	18 октября 1953(1953-10-18) (81 год) Стокгольм, Швеция
Супруга:	Зинаида Ахтманн (†1909)
Принятие священного сана:	29 августа 1901 года
Епископская хиротония:	5 декабря 1920 года
Награды:

Митрополит Александр (в миру Александр Карлович Паулус, эст. Aleksander Paulus; 2 февраля 1872, местечко Орикюла-Хауамяэ, Перновский уезд, Лифляндская губерния — 18 октября 1953, Стокгольм) — эстонский клирик (впоследствии епископ) Российской Церкви; митрополит Таллинский и всей Эстонии (Константинопольского Патриархата), первый предстоятель Эстонской апостольской православной церкви.

Биография

Родился 2 февраля 1872 года в крестьянской семье. Учился в саалемской вспомогательной школе, феннернской приходской школе; затем в Рижском духовном училище (1884—1888), в Рижской духовной семинарии (1888—1894).

По окончании семинарии был зачислен в клир Рижской епархии и определён на должность псаломщика-учителя на приход в Леэзи, в 1897 году был переведён в Колга-Яани, в 1900 — в Феллин (Вильянди).

В 1901 году вступил в брак с Зинаидой Ахтманн, в 1909 году овдовел.

29 августа 1901 года епископом Рижским и Митавским Агафангелом (Преображенским) был рукоположён во пресвитера и служил на эстонских приходах Рижской епархии: в Кыргессааре на о-ве Даго (Хийумаа) (1901—1903), в Каркси (1903—1908), в Лайузе (1908—1916) и в Пярну (1916—1920).

21 марта 1919 года на первом Соборе Эстонской Православной Церкви в Таллине протоиерей Александр Паулус был избран кандидатом на замещение должности викарного епископа Эстонской Православной Церкви (кафедра епископа Ревельского вдовствовала после убийства большевиками епископа Платона (Кульбуша) в январе 1919 года). Вскоре после избрания прот. Александр отказался от предложенной ему хиротонии, формально сославшись на плохое состояние здоровья; другой причиной отказа было отсутствие поддержки со стороны представителей этнически русских приходов, желавших для себя избрания русского викарного епископа и воздержавшихся при голосовании.

Эстонская Церковь, находившаяся в пределах новообразованного Эстонского государства, получила от Патриарха Тихона решением Священного Синода и Высшего Церковного Совета от 10 мая 1920, статус автономной Церкви.

В сентябре 1920 года прот. Александр Паулус Собором Эстонской Православной Церкви был вновь избран тайным голосованием (единогласно) архиепископом Таллинским и всей Эстонии, что было утверждено Московским Патриархом. Архиерейская хиротония состоялась в Таллине 5 декабря 1920 года в Александро-Невском соборе и была совершена бывшим архиепископом Псковским и Порховским Евсевием (Гроздовым) и архиепископом Финляндским и Выборгским Серафимом (Лукьяновым).

23 сентября 1922 года Собор Эстонской Церкви принял решение об обращении к Патриарху Константинопольскому с просьбой о предоставлении автокефального статуса.

7 июля 1923 года, после переговоров, Вселенский Патриарх Мелетий IV (Метаксакис) вручил епископу Александру Томос, которым утверждался новый канонический статус Эстонской Церкви, которая преобразовывалась в автономный округ в составе Константинопольского Патриархата под названием «Эстонская Православная Митрополия». В июле 1926 года она стала официально именоваться Эстонской Апостольской Православной Церковью. Московский Патриархат не признал решений по каноническому переустройству Эстонской Церкви.

В 1938 году в Таллине были открыты русскоязычные богословско-пастырские курсы для подготовки духовенства. Митрополит Александр рукоположил более ста священнослужителей, среди которых: протоиерей Михаил Ридигер (отец Патриарха Алексия II), протопресвитер Александр Киселёв, протоиерей Георгий Михайлович Алексеев (впоследствии, с 14 августа 1961 года — архиепископ Горьковский и Арзамасский Иоанн)), Александр Осипов, Ростислав Лозинский.

После присоединения Эстонии к СССР в августе 1940 года митрополит Александр был принят в юрисдикцию Московского Патриахата (24 февраля 1941). 19 сентября 1941 года получил регистрацию германских властей как предстоятель восстановленной ЭАПЦ. Циркуляр митрополита Александра от 14 октября 1941 года извещал о прекращении поминовения митрополита Сергия (Страгородского) и митрополита Сергия (Воскресенского) (Экзарха Латвии и Эстонии).

Указом от 5 ноября 1942 года митрополит Сергий (Воскресенский) уволил Александра от управления епархией, запретив в священнослужении и предав суду архиереев. Этнически эстонские приходы и часть русских приходов Эстонии продолжали считать Александра главой Эстонской Церкви до конца его пребывания в стране.

20 сентября 1944 года немецкими оккупационными властями был насильственно эвакуирован в Северную Германию в лагерь Омштеде под Ольденбургом, несмотря на это продолжал считать себя главой Эстонской православной церкви и продолжал носить свой титул. Там во временной лагерной церкви-бараке митрополит Александр открыл первый зарубежный эстонский приход. В других лагерях Германии также появились временные храмы, в которых богослужение совершалось на эстонском языке.

В марте 1947 года получил разрешение поселиться в Швеции и до своей смерти проживал в Стокгольме.

15 января 1948 года им был учреждён Синод для управления 17 эстонскими приходами в разных странах: Швеции (7), США (4), Канаде (3), Англии (1), Германии (1) и Австралии (1).

Скончался 18 октября 1953 года и 25 октября был похоронен на православном участке Лесного кладбища в Стокгольме. В его отпевании не принял участия никто из официальных представителей Константинопольского Патриархата.

После кончины митрополита Александра приходы эстонской диаспоры по их просьбе были включены в местные епархиальные структуры Константинопольского Патриархата.

Ссылки

• На Викискладе есть медиафайлы по теме Александр (Паулус)
• [www.pravenc.ru/text/64276.html Александр (Паулус)] Статья в Православной энциклопедии (2000)
• [ortho-rus.ru/cgi-bin/ps_file.cgi?2_6965 Александр (Паулус)] на сайте Русское Православие

Отрывок, характеризующий Александр (Паулус)

– А чорт их дери, – изменников.
– Zum Henker diese Ruesen… [К чорту этих русских…] – что то ворчал немец.
Несколько раненых шли по дороге. Ругательства, крики, стоны сливались в один общий гул. Стрельба затихла и, как потом узнал Ростов, стреляли друг в друга русские и австрийские солдаты.
«Боже мой! что ж это такое? – думал Ростов. – И здесь, где всякую минуту государь может увидать их… Но нет, это, верно, только несколько мерзавцев. Это пройдет, это не то, это не может быть, – думал он. – Только поскорее, поскорее проехать их!»
Мысль о поражении и бегстве не могла притти в голову Ростову. Хотя он и видел французские орудия и войска именно на Праценской горе, на той самой, где ему велено было отыскивать главнокомандующего, он не мог и не хотел верить этому.


Около деревни Праца Ростову велено было искать Кутузова и государя. Но здесь не только не было их, но не было ни одного начальника, а были разнородные толпы расстроенных войск.
Он погонял уставшую уже лошадь, чтобы скорее проехать эти толпы, но чем дальше он подвигался, тем толпы становились расстроеннее. По большой дороге, на которую он выехал, толпились коляски, экипажи всех сортов, русские и австрийские солдаты, всех родов войск, раненые и нераненые. Всё это гудело и смешанно копошилось под мрачный звук летавших ядер с французских батарей, поставленных на Праценских высотах.
– Где государь? где Кутузов? – спрашивал Ростов у всех, кого мог остановить, и ни от кого не мог получить ответа.
Наконец, ухватив за воротник солдата, он заставил его ответить себе.
– Э! брат! Уж давно все там, вперед удрали! – сказал Ростову солдат, смеясь чему то и вырываясь.
Оставив этого солдата, который, очевидно, был пьян, Ростов остановил лошадь денщика или берейтора важного лица и стал расспрашивать его. Денщик объявил Ростову, что государя с час тому назад провезли во весь дух в карете по этой самой дороге, и что государь опасно ранен.
– Не может быть, – сказал Ростов, – верно, другой кто.
– Сам я видел, – сказал денщик с самоуверенной усмешкой. – Уж мне то пора знать государя: кажется, сколько раз в Петербурге вот так то видал. Бледный, пребледный в карете сидит. Четверню вороных как припустит, батюшки мои, мимо нас прогремел: пора, кажется, и царских лошадей и Илью Иваныча знать; кажется, с другим как с царем Илья кучер не ездит.
Ростов пустил его лошадь и хотел ехать дальше. Шедший мимо раненый офицер обратился к нему.
– Да вам кого нужно? – спросил офицер. – Главнокомандующего? Так убит ядром, в грудь убит при нашем полку.
– Не убит, ранен, – поправил другой офицер.
– Да кто? Кутузов? – спросил Ростов.
– Не Кутузов, а как бишь его, – ну, да всё одно, живых не много осталось. Вон туда ступайте, вон к той деревне, там всё начальство собралось, – сказал этот офицер, указывая на деревню Гостиерадек, и прошел мимо.
Ростов ехал шагом, не зная, зачем и к кому он теперь поедет. Государь ранен, сражение проиграно. Нельзя было не верить этому теперь. Ростов ехал по тому направлению, которое ему указали и по которому виднелись вдалеке башня и церковь. Куда ему было торопиться? Что ему было теперь говорить государю или Кутузову, ежели бы даже они и были живы и не ранены?
– Этой дорогой, ваше благородие, поезжайте, а тут прямо убьют, – закричал ему солдат. – Тут убьют!
– О! что говоришь! сказал другой. – Куда он поедет? Тут ближе.
Ростов задумался и поехал именно по тому направлению, где ему говорили, что убьют.
«Теперь всё равно: уж ежели государь ранен, неужели мне беречь себя?» думал он. Он въехал в то пространство, на котором более всего погибло людей, бегущих с Працена. Французы еще не занимали этого места, а русские, те, которые были живы или ранены, давно оставили его. На поле, как копны на хорошей пашне, лежало человек десять, пятнадцать убитых, раненых на каждой десятине места. Раненые сползались по два, по три вместе, и слышались неприятные, иногда притворные, как казалось Ростову, их крики и стоны. Ростов пустил лошадь рысью, чтобы не видать всех этих страдающих людей, и ему стало страшно. Он боялся не за свою жизнь, а за то мужество, которое ему нужно было и которое, он знал, не выдержит вида этих несчастных.
Французы, переставшие стрелять по этому, усеянному мертвыми и ранеными, полю, потому что уже никого на нем живого не было, увидав едущего по нем адъютанта, навели на него орудие и бросили несколько ядер. Чувство этих свистящих, страшных звуков и окружающие мертвецы слились для Ростова в одно впечатление ужаса и сожаления к себе. Ему вспомнилось последнее письмо матери. «Что бы она почувствовала, – подумал он, – коль бы она видела меня теперь здесь, на этом поле и с направленными на меня орудиями».
В деревне Гостиерадеке были хотя и спутанные, но в большем порядке русские войска, шедшие прочь с поля сражения. Сюда уже не доставали французские ядра, и звуки стрельбы казались далекими. Здесь все уже ясно видели и говорили, что сражение проиграно. К кому ни обращался Ростов, никто не мог сказать ему, ни где был государь, ни где был Кутузов. Одни говорили, что слух о ране государя справедлив, другие говорили, что нет, и объясняли этот ложный распространившийся слух тем, что, действительно, в карете государя проскакал назад с поля сражения бледный и испуганный обер гофмаршал граф Толстой, выехавший с другими в свите императора на поле сражения. Один офицер сказал Ростову, что за деревней, налево, он видел кого то из высшего начальства, и Ростов поехал туда, уже не надеясь найти кого нибудь, но для того только, чтобы перед самим собою очистить свою совесть. Проехав версты три и миновав последние русские войска, около огорода, окопанного канавой, Ростов увидал двух стоявших против канавы всадников. Один, с белым султаном на шляпе, показался почему то знакомым Ростову; другой, незнакомый всадник, на прекрасной рыжей лошади (лошадь эта показалась знакомою Ростову) подъехал к канаве, толкнул лошадь шпорами и, выпустив поводья, легко перепрыгнул через канаву огорода. Только земля осыпалась с насыпи от задних копыт лошади. Круто повернув лошадь, он опять назад перепрыгнул канаву и почтительно обратился к всаднику с белым султаном, очевидно, предлагая ему сделать то же. Всадник, которого фигура показалась знакома Ростову и почему то невольно приковала к себе его внимание, сделал отрицательный жест головой и рукой, и по этому жесту Ростов мгновенно узнал своего оплакиваемого, обожаемого государя.
«Но это не мог быть он, один посреди этого пустого поля», подумал Ростов. В это время Александр повернул голову, и Ростов увидал так живо врезавшиеся в его памяти любимые черты. Государь был бледен, щеки его впали и глаза ввалились; но тем больше прелести, кротости было в его чертах. Ростов был счастлив, убедившись в том, что слух о ране государя был несправедлив. Он был счастлив, что видел его. Он знал, что мог, даже должен был прямо обратиться к нему и передать то, что приказано было ему передать от Долгорукова.
Но как влюбленный юноша дрожит и млеет, не смея сказать того, о чем он мечтает ночи, и испуганно оглядывается, ища помощи или возможности отсрочки и бегства, когда наступила желанная минута, и он стоит наедине с ней, так и Ростов теперь, достигнув того, чего он желал больше всего на свете, не знал, как подступить к государю, и ему представлялись тысячи соображений, почему это было неудобно, неприлично и невозможно.
«Как! Я как будто рад случаю воспользоваться тем, что он один и в унынии. Ему неприятно и тяжело может показаться неизвестное лицо в эту минуту печали; потом, что я могу сказать ему теперь, когда при одном взгляде на него у меня замирает сердце и пересыхает во рту?» Ни одна из тех бесчисленных речей, которые он, обращая к государю, слагал в своем воображении, не приходила ему теперь в голову. Те речи большею частию держались совсем при других условиях, те говорились большею частию в минуту побед и торжеств и преимущественно на смертном одре от полученных ран, в то время как государь благодарил его за геройские поступки, и он, умирая, высказывал ему подтвержденную на деле любовь свою.