Александр I (король Греции)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Александр I
греч. Αλέξανδρος Αʹ<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>

<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>

Король Греции
11 июня 1917 — 25 октября 1920
Предшественник: Константин I
Преемник: Константин I
 
Вероисповедание: Православие
Рождение: 1 августа 1893(1893-08-01)
Афины, Королевство Греция
Смерть: 25 октября 1920(1920-10-25) (27 лет)
Афины, Королевство Греция
Место погребения: Татой
Род: Глюксбурги
Отец: Константин I
Мать: София Прусская
Супруга: Аспасия Манос
Дети: Александра
 
Монограмма:
 
Награды:

Александр I (греч. Αλέξανδρος Αʹ 1 августа 1893, Афины25 октября 1920, Афины) — король греков в 19171920 годах из династии Глюксбургов. Сын короля Константина I и Софии Гогенцоллерн.



Биография

Александр стал королём, когда его отец был вынужден под давлением союзников покинуть престол в июне 1917 года. Константин I, зять кайзера Вильгельма II, занимал германофильскую позицию, он покинул Грецию вместе со старшим сыном Георгом, оставив на троне второго сына — Александра. Новый король не имел реальной власти, так как политикой занимался премьер-министр Элефтериос Венизелос. Александр большей частью путешествовал по местам военных действий, поддерживая боевой дух солдат.

В ноябре 1919 года король тайно обвенчался с Аспасией Манос (18961972), дочерью полковника Петроса Маноса. Выходка короля вызвала большой скандал, в конце концов Аспасия прибыла в Афины, где их брак был официально признан, но королевой она не стала, получив лишь титул принцессы. В 1921 году, уже после смерти Александра, Аспасия родила дочь Александру (19211993), будущую жену сербского короля Петра II.

После подписания в 1920 году Севрского мирного договора Греция получила значительную часть территории Турции. Александр стал королём увеличенной Греции.

2 октября 1920 года, во время прогулки в королевском саду Татой, Александр был укушен обезьяной. Спустя три недели, 25 октября он умер от сепсиса. После смерти короля премьер-министр заявил о создании республики, но его идея провалилась на выборах. В Грецию вернулся Константин I и вновь вступил на трон.

Дети

Напишите отзыв о статье "Александр I (король Греции)"

Литература

  • John Van der Kiste, Kings of the Hellenes: The Greek Kings. 1863-1974. Sutton Publishing. 1994.



Александр I (король Греции) — предки
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
Фридрих Вильгельм Шлезвиг-Гольштейн-Зондербург-Глюксбургский (4 января 1785 — 17 февраля 1831)
герцог Шлезвиг-Гольштейн-Зондербург-Глюксбургский
 
 
 
 
 
 
 
Кристиан IX (8 апреля 1818 — 29 января 1906)
король Дании
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
Луиза Каролина Гессен-Кассельская (28 сентября 1789 — 13 марта 1867)
герцогиня-консорт Шлезвиг-Гольштейн-Зондербург-Глюксбургская
 
 
 
 
 
 
 
Георг I (24 декабря 1845 — 18 марта 1913)
король Греции
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
Вильгельм Гессен-Кассельский (24 декабря 1787 — 5 сентября 1867)
ландграф Гессен-Касселя
 
 
 
 
 
 
 
Луиза Гессен-Кассельская (7 сентября 1817 — 29 сентября 1898)
гессенская принцесса
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
Луиза Шарлотта Датская (30 октября 1789 — 28 марта 1864)
принцесса Дании
 
 
 
 
 
 
 
Константин I (2 августа 1868 — 11 января 1923)
король Греции
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
Николай I (6 июля 1796 — 2 марта 1855)
император Всероссийский
 
 
 
 
 
 
 
Константин Николаевич (21 сентября 1827 — 25 января 1892)
великий князь Российский
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
Александра Фёдоровна (жена Николая I) (13 июля 1798 — 1 ноября 1860)
императрица Российской империи
 
 
 
 
 
 
 
Ольга Константиновна (3 сентября 1851 — 18 июня 1926)
королева-консорт Греции
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
Иосиф (27 августа 1789 — 25 ноября 1868)
герцог Саксен-Альтенбургский
 
 
 
 
 
 
 
Александра Иосифовна (8 июля 1830 — 6 июля 1911)
великая княгиня Российская
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
Амалия Вюртембергская (28 июля 1799 — 28 ноября 1848)
герцогиня Саксен-Альтенбургская
 
 
 
 
 
 
 
Александр I
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
Фридрих Вильгельм III (3 августа 1770 — 7 июня 1840)
король Пруссии
 
 
 
 
 
 
 
Вильгельм I (22 марта 1797 — 9 марта 1888)
император Германии
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
Луиза (королева Пруссии) (10 марта 1776 — 19 июля 1810)
королева Пруссии
 
 
 
 
 
 
 
Фридрих III (18 октября 1831 года — 15 июня 1888 года)
император Германии
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
Карл Фридрих Саксен-Веймар-Эйзенахский (2 февраля 1783 — 8 июля 1853)
великий герцог Саксен-Веймар-Эйзенахский
 
 
 
 
 
 
 
Августа (30 сентября 1811 — 7 января 1890)
германская императрица
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
Мария Павловна (1786—1859) (15 февраля 1786 — 23 июня 1859)
великая герцогиня Саксен-Веймар-Эйзенахская
 
 
 
 
 
 
 
София Прусская (5 сентября 1443 — 16 февраля 1494)
принцесса Прусская, королева-консорт Греции
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
Эрнст I (герцог Саксен-Кобург-Готский) (2 января 1784 — 29 января 1844)
герцог Саксен-Кобург-Готский
 
 
 
 
 
 
 
Альберт Саксен-Кобург-Готский (26 августа 1819 — 14 декабря 1861)
принц-консорт Великобритании
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
Луиза Саксен-Гота-Альтенбургская (21 декабря 1800 — 30 августа 1831)
принцесса Саксен-Гота-Альтенбургская
 
 
 
 
 
 
 
Виктория Саксен-Кобург-Готская (21 ноября 1840 — 5 августа 1901)
британская принцесса
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
Эдуард Август, герцог Кентский (2 ноября 1767 — 23 января 1820)
герцог Кентский
 
 
 
 
 
 
 
Виктория (24 мая 1819 — 22 января 1901)
королева Великобритании
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
Виктория Саксен-Кобург-Заальфельдская (17 августа 1786 — 16 марта 1861)
герцогиня Кентская
 
 
 
 
 
 

Отрывок, характеризующий Александр I (король Греции)

– Этого, этого я не ждал, – сказал он вошедшему к нему, уже поздно ночью, адъютанту Шнейдеру, – этого я не ждал! Этого я не думал!
– Вам надо отдохнуть, ваша светлость, – сказал Шнейдер.
– Да нет же! Будут же они лошадиное мясо жрать, как турки, – не отвечая, прокричал Кутузов, ударяя пухлым кулаком по столу, – будут и они, только бы…


В противоположность Кутузову, в то же время, в событии еще более важнейшем, чем отступление армии без боя, в оставлении Москвы и сожжении ее, Растопчин, представляющийся нам руководителем этого события, действовал совершенно иначе.
Событие это – оставление Москвы и сожжение ее – было так же неизбежно, как и отступление войск без боя за Москву после Бородинского сражения.
Каждый русский человек, не на основании умозаключений, а на основании того чувства, которое лежит в нас и лежало в наших отцах, мог бы предсказать то, что совершилось.
Начиная от Смоленска, во всех городах и деревнях русской земли, без участия графа Растопчина и его афиш, происходило то же самое, что произошло в Москве. Народ с беспечностью ждал неприятеля, не бунтовал, не волновался, никого не раздирал на куски, а спокойно ждал своей судьбы, чувствуя в себе силы в самую трудную минуту найти то, что должно было сделать. И как только неприятель подходил, богатейшие элементы населения уходили, оставляя свое имущество; беднейшие оставались и зажигали и истребляли то, что осталось.
Сознание того, что это так будет, и всегда так будет, лежало и лежит в душе русского человека. И сознание это и, более того, предчувствие того, что Москва будет взята, лежало в русском московском обществе 12 го года. Те, которые стали выезжать из Москвы еще в июле и начале августа, показали, что они ждали этого. Те, которые выезжали с тем, что они могли захватить, оставляя дома и половину имущества, действовали так вследствие того скрытого (latent) патриотизма, который выражается не фразами, не убийством детей для спасения отечества и т. п. неестественными действиями, а который выражается незаметно, просто, органически и потому производит всегда самые сильные результаты.
«Стыдно бежать от опасности; только трусы бегут из Москвы», – говорили им. Растопчин в своих афишках внушал им, что уезжать из Москвы было позорно. Им совестно было получать наименование трусов, совестно было ехать, но они все таки ехали, зная, что так надо было. Зачем они ехали? Нельзя предположить, чтобы Растопчин напугал их ужасами, которые производил Наполеон в покоренных землях. Уезжали, и первые уехали богатые, образованные люди, знавшие очень хорошо, что Вена и Берлин остались целы и что там, во время занятия их Наполеоном, жители весело проводили время с обворожительными французами, которых так любили тогда русские мужчины и в особенности дамы.
Они ехали потому, что для русских людей не могло быть вопроса: хорошо ли или дурно будет под управлением французов в Москве. Под управлением французов нельзя было быть: это было хуже всего. Они уезжали и до Бородинского сражения, и еще быстрее после Бородинского сражения, невзирая на воззвания к защите, несмотря на заявления главнокомандующего Москвы о намерении его поднять Иверскую и идти драться, и на воздушные шары, которые должны были погубить французов, и несмотря на весь тот вздор, о котором нисал Растопчин в своих афишах. Они знали, что войско должно драться, и что ежели оно не может, то с барышнями и дворовыми людьми нельзя идти на Три Горы воевать с Наполеоном, а что надо уезжать, как ни жалко оставлять на погибель свое имущество. Они уезжали и не думали о величественном значении этой громадной, богатой столицы, оставленной жителями и, очевидно, сожженной (большой покинутый деревянный город необходимо должен был сгореть); они уезжали каждый для себя, а вместе с тем только вследствие того, что они уехали, и совершилось то величественное событие, которое навсегда останется лучшей славой русского народа. Та барыня, которая еще в июне месяце с своими арапами и шутихами поднималась из Москвы в саратовскую деревню, с смутным сознанием того, что она Бонапарту не слуга, и со страхом, чтобы ее не остановили по приказанию графа Растопчина, делала просто и истинно то великое дело, которое спасло Россию. Граф же Растопчин, который то стыдил тех, которые уезжали, то вывозил присутственные места, то выдавал никуда не годное оружие пьяному сброду, то поднимал образа, то запрещал Августину вывозить мощи и иконы, то захватывал все частные подводы, бывшие в Москве, то на ста тридцати шести подводах увозил делаемый Леппихом воздушный шар, то намекал на то, что он сожжет Москву, то рассказывал, как он сжег свой дом и написал прокламацию французам, где торжественно упрекал их, что они разорили его детский приют; то принимал славу сожжения Москвы, то отрекался от нее, то приказывал народу ловить всех шпионов и приводить к нему, то упрекал за это народ, то высылал всех французов из Москвы, то оставлял в городе г жу Обер Шальме, составлявшую центр всего французского московского населения, а без особой вины приказывал схватить и увезти в ссылку старого почтенного почт директора Ключарева; то сбирал народ на Три Горы, чтобы драться с французами, то, чтобы отделаться от этого народа, отдавал ему на убийство человека и сам уезжал в задние ворота; то говорил, что он не переживет несчастия Москвы, то писал в альбомы по французски стихи о своем участии в этом деле, – этот человек не понимал значения совершающегося события, а хотел только что то сделать сам, удивить кого то, что то совершить патриотически геройское и, как мальчик, резвился над величавым и неизбежным событием оставления и сожжения Москвы и старался своей маленькой рукой то поощрять, то задерживать течение громадного, уносившего его вместе с собой, народного потока.


Элен, возвратившись вместе с двором из Вильны в Петербург, находилась в затруднительном положении.
В Петербурге Элен пользовалась особым покровительством вельможи, занимавшего одну из высших должностей в государстве. В Вильне же она сблизилась с молодым иностранным принцем. Когда она возвратилась в Петербург, принц и вельможа были оба в Петербурге, оба заявляли свои права, и для Элен представилась новая еще в ее карьере задача: сохранить свою близость отношений с обоими, не оскорбив ни одного.