Ангаретис, Зигмас Ионович

Зигмас Ангаретис
Zigmontas Angarietis
Имя при рождении:	Зигмас Алекса
Псевдонимы:	Ангаретис
Дата рождения:	13 июня 1882(1882-06-13)
Место рождения:	Вилкавишкский уезд, Сувалкская губерния, Российская империя
Дата смерти:	22 мая 1940(1940-05-22) (57 лет)
Место смерти:	Москва
Партия:	СДКПиЛ РСДРП(б) КПЛ
Основные идеи:	марксизм-ленинизм

Зигмас Ионович Ангаретис (лит. Zigmontas Antanas Angarietis; настоящая фамилия Алекса, лит. Aleksa; 13 июня 1882, деревня Обелупяй, Вилкавишкский уезд — 22 мая 1940, Москва) — литовский революционер, один из первых руководителей Коммунистической партии Литвы.

Биография

Родился 13 июня 1882 в деревне Обелупяй Вилкавишкского уезда в крестьянской семье. Учился в Варшавском ветеринарном институте, откуда был в 1904 году исключен за участие в антивоенной демонстрации. Участвовал в Революции 1905–1907 годов. В 1906 вступил в Социал-демократическую партию Польши и Литвы (СДКПиЛ), примкнул к её левому крылу. В 1907 на 7-м съезде СДКПиЛ избран членом ЦК СДКПиЛ. В годы столыпинской реакции выступал против ликвидаторов.

В 1908—1909 — редактор газеты «Дарбининку жодис» («Рабочее слово»). В 1909 арестован и приговорён к 4 годам каторги, отбывал в Псковской тюрьме. В 1915 сослан в Енисейскую губернию, где наладил связи с большевистской организацией Минусинска. Здесь написал ряд статей в издаваемые за границами Российской империи литовские социал-демократические газеты, в которых подписывался псевдонимом Ангаретис. В этих статьях пропагандировались ленинские взгляды по вопросам войны и создания нового Интернационала.

С 1917 жил в Петрограде, редактировал газету «Тиеса» («Правда», выходила с 30 марта 1917 года). Занимал пост секретаря Литовского районного комитета (литовские секции) Петроградской организации РСДРП(б), член Петроградского городского комитета большевиков, член Центрального Бюро литовской секции при ЦК РСДРП(б).

В дни Октябрьской революции по заданию партии присутствовал на заседаниях меньшевистско-эсеровской Петроградской думы и информировал Центральный Комитет РСДРП(б) о её контрреволюционных мероприятиях; принимал участие в вооруженном восстании в Петрограде (участвовал в подавлении вооружённой борьбы юнкеров). С декабря 1917 заместитель комиссара по литовским делам при Народном комиссариате национальностей. В период переговоров о заключении Брестского мира примыкал к «левым коммунистам».

С ноября 1918 на подпольной работе в Вильнюсе, входил в состав ЦК Коммунистической партии Литвы (КПЛ). В конце 1918 — начале 1919 занимал пост народного комиссара внутренних дел первого Советского правительства Литвы. После подавления Советской власти в Литве выехал в Даугавпилс, где работал особоуполномоченным ЦК КП Литвы и Белоруссии и Совета Обороны республики, поддерживая связь с оккупированными районами. С 1920 секретарь Заграничного бюро КПЛ, а с 1923 член Политбюро ЦК КПЛ.

С 1921 представлял КПЛ в Исполкоме Коминтерна. Делегат 3—7-го конгрессов Коминтерна, на 5—7-м конгрессах избирался членом Интернациональной контрольной комиссии (в 1926—1935 её секретарь). Делегат 7-й (Апрельской) Всероссийской конференции, 6,8, 10-го, 12—17-го съездов РКП(б)/ВКП(б). В 1918—1932 редактор печатного органа КПЛ журнала «Коммунистас» («Коммунист») и других изданий.

Умер в 1940 году в тюрьме НКВД, куда он был заключён по обвинению в контрреволюционной деятельности.

Литературная деятельность

Автор «Истории революционного движения и борьбы рабочих Литвы» (т. 1—2, 1921), брошюр и многих статей по истории рабочего коммунистического движения, по вопросам философии.

• LKP isikurimas ir proletarine revoliucija Lietuvoje (1918 — 1919), Vilnius, 1962.

Память

• Именем Ангаретиса в советское время была названа улица в Капсукасе.
• Памятник революционеру Зигмасу Ангаретису в Вильнюсе (скульптор Алфонсас Амбразюнас; 1972).

Литература

• Гришкунайте Э. В., 3. Ангаретис, «История СССР», 1967, № 5
• Sarmaitis R., Zigmo Angariecio literaturinis palikimas, "LKP istorijos klausimai", 1963, № 3 (библ.).
• Kriščiūnas, Edvardas (2006). «[www.istorijoszurnalas.lt/index.php?option=com_content&view=article&id=16&Itemid=2 Komunisto revoliucionieriaus Z. Angariečio asmenybės ir veiklos bruožai]». Istorija 64. ISSN [worldcat.org/issn/1392-0456 1392-0456].  (лит.)

Ссылки

• [www.flickr.com/photos/fact244/3981223783/ Бюст З. Ангаретису в Парке Грутас]

Отрывок, характеризующий Ангаретис, Зигмас Ионович

– Ежели все русские хотя немного похожи на вас, – говорил он Пьеру, – c'est un sacrilege que de faire la guerre a un peuple comme le votre. [Это кощунство – воевать с таким народом, как вы.] Вы, пострадавшие столько от французов, вы даже злобы не имеете против них.
И страстную любовь итальянца Пьер теперь заслужил только тем, что он вызывал в нем лучшие стороны его души и любовался ими.
Последнее время пребывания Пьера в Орле к нему приехал его старый знакомый масон – граф Вилларский, – тот самый, который вводил его в ложу в 1807 году. Вилларский был женат на богатой русской, имевшей большие имения в Орловской губернии, и занимал в городе временное место по продовольственной части.
Узнав, что Безухов в Орле, Вилларский, хотя и никогда не был коротко знаком с ним, приехал к нему с теми заявлениями дружбы и близости, которые выражают обыкновенно друг другу люди, встречаясь в пустыне. Вилларский скучал в Орле и был счастлив, встретив человека одного с собой круга и с одинаковыми, как он полагал, интересами.
Но, к удивлению своему, Вилларский заметил скоро, что Пьер очень отстал от настоящей жизни и впал, как он сам с собою определял Пьера, в апатию и эгоизм.
– Vous vous encroutez, mon cher, [Вы запускаетесь, мой милый.] – говорил он ему. Несмотря на то, Вилларскому было теперь приятнее с Пьером, чем прежде, и он каждый день бывал у него. Пьеру же, глядя на Вилларского и слушая его теперь, странно и невероятно было думать, что он сам очень недавно был такой же.
Вилларский был женат, семейный человек, занятый и делами имения жены, и службой, и семьей. Он считал, что все эти занятия суть помеха в жизни и что все они презренны, потому что имеют целью личное благо его и семьи. Военные, административные, политические, масонские соображения постоянно поглощали его внимание. И Пьер, не стараясь изменить его взгляд, не осуждая его, с своей теперь постоянно тихой, радостной насмешкой, любовался на это странное, столь знакомое ему явление.
В отношениях своих с Вилларским, с княжною, с доктором, со всеми людьми, с которыми он встречался теперь, в Пьере была новая черта, заслуживавшая ему расположение всех людей: это признание возможности каждого человека думать, чувствовать и смотреть на вещи по своему; признание невозможности словами разубедить человека. Эта законная особенность каждого человека, которая прежде волновала и раздражала Пьера, теперь составляла основу участия и интереса, которые он принимал в людях. Различие, иногда совершенное противоречие взглядов людей с своею жизнью и между собою, радовало Пьера и вызывало в нем насмешливую и кроткую улыбку.
В практических делах Пьер неожиданно теперь почувствовал, что у него был центр тяжести, которого не было прежде. Прежде каждый денежный вопрос, в особенности просьбы о деньгах, которым он, как очень богатый человек, подвергался очень часто, приводили его в безвыходные волнения и недоуменья. «Дать или не дать?» – спрашивал он себя. «У меня есть, а ему нужно. Но другому еще нужнее. Кому нужнее? А может быть, оба обманщики?» И из всех этих предположений он прежде не находил никакого выхода и давал всем, пока было что давать. Точно в таком же недоуменье он находился прежде при каждом вопросе, касающемся его состояния, когда один говорил, что надо поступить так, а другой – иначе.
Теперь, к удивлению своему, он нашел, что во всех этих вопросах не было более сомнений и недоумений. В нем теперь явился судья, по каким то неизвестным ему самому законам решавший, что было нужно и чего не нужно делать.
Он был так же, как прежде, равнодушен к денежным делам; но теперь он несомненно знал, что должно сделать и чего не должно. Первым приложением этого нового судьи была для него просьба пленного французского полковника, пришедшего к нему, много рассказывавшего о своих подвигах и под конец заявившего почти требование о том, чтобы Пьер дал ему четыре тысячи франков для отсылки жене и детям. Пьер без малейшего труда и напряжения отказал ему, удивляясь впоследствии, как было просто и легко то, что прежде казалось неразрешимо трудным. Вместе с тем тут же, отказывая полковнику, он решил, что необходимо употребить хитрость для того, чтобы, уезжая из Орла, заставить итальянского офицера взять денег, в которых он, видимо, нуждался. Новым доказательством для Пьера его утвердившегося взгляда на практические дела было его решение вопроса о долгах жены и о возобновлении или невозобновлении московских домов и дач.
В Орел приезжал к нему его главный управляющий, и с ним Пьер сделал общий счет своих изменявшихся доходов. Пожар Москвы стоил Пьеру, по учету главно управляющего, около двух миллионов.
Главноуправляющий, в утешение этих потерь, представил Пьеру расчет о том, что, несмотря на эти потери, доходы его не только не уменьшатся, но увеличатся, если он откажется от уплаты долгов, оставшихся после графини, к чему он не может быть обязан, и если он не будет возобновлять московских домов и подмосковной, которые стоили ежегодно восемьдесят тысяч и ничего не приносили.
– Да, да, это правда, – сказал Пьер, весело улыбаясь. – Да, да, мне ничего этого не нужно. Я от разоренья стал гораздо богаче.