Алексеева, Татьяна Александровна

Татьяна Александровна Алексеева
Научная сфера:	политическая философия, международных отношений
Учёная степень:	кандидат исторических наук доктор философских наук
Учёное звание:	профессор
Альма-матер:	МГИМО
Награды и премии:

Татья́на Алекса́ндровна Алексе́ева (род. 22 ноября 1947 года, Москва) — российский философ и политолог, специалист в области политической философии, политического анализа, внутренней и внешней политики России, современной международной политики, теории и истории международных отношений, российско-американских отношений. Заведующая кафедрой политической теории Московского государственного института международных отношений (Университета) МИД России (с 1999 года).

Биография

В 1970 году окончила факультет международных отношений МГИМО, затем аспирантуру по кафедре истории международных отношений и внешней политики СССР (там же). C 1970 по 1973 год — сотрудник Агентства печати «Новости», младший научный сотрудник/научный сотрудник Института мировой экономики и международных отношений АН СССР (1976−1982), старший научный сотрудник Института военной истории МО СССР (1982—1984), старший научный сотрудник Научного совета по современным идеологическим течениям Президиума АН СССР (1984—1986), старший научный сотрудник, ведущий научный сотрудник, заведующая Сектором философских проблем политики Института философии АН СССР (1986—1997), проректор МВШСЭН, Академия народного хозяйства при Правительстве РФ (1997—1999), с 1999 года — профессор МГИМО (У), заведующая кафедрой политической теории. В 1992—1999 годаах заведовала кафедрой политологии Московского Государственного лингвистического университета (по совместительству).

Кандидат исторических наук (МГИМО МИД СССР, 1978), доктор философских наук (ИФ РАН, 1992), профессор (1997), заслуженный деятель науки Российской Федерации (2007). Иностранные языки — английский, немецкий.

Кроме того

• Член Научно-экспертного совета при Совете Федерации РФ (1997—2001)
• Член Экспертного совета по гуманитарным наукам при Государственной Думе РФ (с 2008)
• Редактор-консультант редакции журнала «Проблемы мира и социализма» (г. Прага, ЧССР, 1982 г.)
• Председатель Экспертного совета по политологии РГНФ (с 2007)
• Действительный член, член Президиума Академии политической науки
• Действительный член Академии военных наук
• Visiting Professor, State University of North Carolina at Charlotte, USA (1993 и 1994)
• Член редколлегии журнала « Полития» (с 1999)
• Член редакционного совета журнала «Космополис» (с 2002)
• Член Научного совета РАПН (с 2000)
• Член Российской ассоциации международных исследований
• Член редколлегии журнала «ПолИс» (с 1996)
• Член редколлегии журнала «Международные процессы»
• Учредитель журнала «Знание — сила»

Публикации

Автор более 200 статей, глав в сборниках и докладов

Монографии, сборники, брошюры

• Политическая философия. От концепций к теориям. М.: РОССПЭН, 2007. — 25 п.л.
• Справедливость как политическая концепция. М.: МОНФ, 2001. — 260 с.
• Современные политические теории. М.: РОССПЭН, 2000. 343 с.
• Нужна ли философия политике? Сборник статей. М.: УРСС, 2000. 126 с.
• Политический процесс в социо-культурном измерении. Москва: Апрель, 1998. 80 с.
• Антология мировой политической мысли в 5 томах. Т. 2. Современная зарубежная политическая мысль / под ред. Т. А. Алексеевой. М.: Мысль, 560 с.
• Демократия: государство и общество / под ред. Т. А. Алексеевой. М.: Дрофа, 1997. 190 стр.
• О философии / под ред. Т. А. Алексеевой и В. А. Лекторского. М.: Аспект-пресс. 1996. 415 с.
• Справедливость: морально-политическая философия Джона Роулса. М.: Наука. 1992. 194 с.

Книги на английском языке, изданные за рубежом

• William Gay and T. A. Alekseeva. (Eds.) Democracy and the Quest for Justice. Russian and American Perspectives. Amsterdam-NY. 2004. — 154 pp. ISBN 90-420-1099-1.
• William Gay and T. A. Alekseeva. Capitalism with a Human Face ? The Quest for a Middle Road in Russian Politics. Lanham, MD: Rowman & Littlefield. 1995.

235 pp. ISBN 0-8476-8135-1 (cloth); ISBN 0-8476-8136-X (paper).

• William Gay and T. A. Alekseeva. Eds. On the Eve of the 21st Century: Perspectives of Russian and American Philosophers. Lanham, MD: Rowman & Littlefield. 1994. 227 pp. ISBN 0-8476-7829-6 (cloth); ISBN 0-8476-7830-X (paper).

Награды

• Лектор учебных семинаров в партии «Единая Россия» 2002—2004 годах. Награждена грамотой — «Золотому перу» «Единой России» (2003).
• Лауреат премии имени И. И. Удальцова за лучший учебник по политологии (2007).
• В 2008 году была номинирована на Государственную премию РФ в области науки и технологий.

Членство в ученых советах

• 1993—1998 гг. — член диссертационного совета ИФ РАН
• с 1998 г. — член Учёного совета Российской академии государственной службы при Президенте;
• с 2007 г. — член ученого совета по политологии МГУ;
• с 1999 г. — член ученого совета по политологии и ученого совета по социологии МГИМО (У).
• 1998—2004 гг. — член Экспертного совета ВАК РФ по философии.

Ссылки

• [old.mgimo.ru/users/document948.phtml Страница] на архивном сайте МГИМО
• [web.archive.org/web/20111102113918/www.mgimoleaks.com/letter1.html Письмо сотрудников кафедры политологии Южно-Уральского государственного университета в ректорат МГИМО]

Отрывок, характеризующий Алексеева, Татьяна Александровна

Платону Каратаеву должно было быть за пятьдесят лет, судя по его рассказам о походах, в которых он участвовал давнишним солдатом. Он сам не знал и никак не мог определить, сколько ему было лет; но зубы его, ярко белые и крепкие, которые все выкатывались своими двумя полукругами, когда он смеялся (что он часто делал), были все хороши и целы; ни одного седого волоса не было в его бороде и волосах, и все тело его имело вид гибкости и в особенности твердости и сносливости.
Лицо его, несмотря на мелкие круглые морщинки, имело выражение невинности и юности; голос у него был приятный и певучий. Но главная особенность его речи состояла в непосредственности и спорости. Он, видимо, никогда не думал о том, что он сказал и что он скажет; и от этого в быстроте и верности его интонаций была особенная неотразимая убедительность.
Физические силы его и поворотливость были таковы первое время плена, что, казалось, он не понимал, что такое усталость и болезнь. Каждый день утром а вечером он, ложась, говорил: «Положи, господи, камушком, подними калачиком»; поутру, вставая, всегда одинаково пожимая плечами, говорил: «Лег – свернулся, встал – встряхнулся». И действительно, стоило ему лечь, чтобы тотчас же заснуть камнем, и стоило встряхнуться, чтобы тотчас же, без секунды промедления, взяться за какое нибудь дело, как дети, вставши, берутся за игрушки. Он все умел делать, не очень хорошо, но и не дурно. Он пек, парил, шил, строгал, тачал сапоги. Он всегда был занят и только по ночам позволял себе разговоры, которые он любил, и песни. Он пел песни, не так, как поют песенники, знающие, что их слушают, но пел, как поют птицы, очевидно, потому, что звуки эти ему было так же необходимо издавать, как необходимо бывает потянуться или расходиться; и звуки эти всегда бывали тонкие, нежные, почти женские, заунывные, и лицо его при этом бывало очень серьезно.
Попав в плен и обросши бородою, он, видимо, отбросил от себя все напущенное на него, чуждое, солдатское и невольно возвратился к прежнему, крестьянскому, народному складу.
– Солдат в отпуску – рубаха из порток, – говаривал он. Он неохотно говорил про свое солдатское время, хотя не жаловался, и часто повторял, что он всю службу ни разу бит не был. Когда он рассказывал, то преимущественно рассказывал из своих старых и, видимо, дорогих ему воспоминаний «христианского», как он выговаривал, крестьянского быта. Поговорки, которые наполняли его речь, не были те, большей частью неприличные и бойкие поговорки, которые говорят солдаты, но это были те народные изречения, которые кажутся столь незначительными, взятые отдельно, и которые получают вдруг значение глубокой мудрости, когда они сказаны кстати.
Часто он говорил совершенно противоположное тому, что он говорил прежде, но и то и другое было справедливо. Он любил говорить и говорил хорошо, украшая свою речь ласкательными и пословицами, которые, Пьеру казалось, он сам выдумывал; но главная прелесть его рассказов состояла в том, что в его речи события самые простые, иногда те самые, которые, не замечая их, видел Пьер, получали характер торжественного благообразия. Он любил слушать сказки, которые рассказывал по вечерам (всё одни и те же) один солдат, но больше всего он любил слушать рассказы о настоящей жизни. Он радостно улыбался, слушая такие рассказы, вставляя слова и делая вопросы, клонившиеся к тому, чтобы уяснить себе благообразие того, что ему рассказывали. Привязанностей, дружбы, любви, как понимал их Пьер, Каратаев не имел никаких; но он любил и любовно жил со всем, с чем его сводила жизнь, и в особенности с человеком – не с известным каким нибудь человеком, а с теми людьми, которые были перед его глазами. Он любил свою шавку, любил товарищей, французов, любил Пьера, который был его соседом; но Пьер чувствовал, что Каратаев, несмотря на всю свою ласковую нежность к нему (которою он невольно отдавал должное духовной жизни Пьера), ни на минуту не огорчился бы разлукой с ним. И Пьер то же чувство начинал испытывать к Каратаеву.
Платон Каратаев был для всех остальных пленных самым обыкновенным солдатом; его звали соколик или Платоша, добродушно трунили над ним, посылали его за посылками. Но для Пьера, каким он представился в первую ночь, непостижимым, круглым и вечным олицетворением духа простоты и правды, таким он и остался навсегда.
Платон Каратаев ничего не знал наизусть, кроме своей молитвы. Когда он говорил свои речи, он, начиная их, казалось, не знал, чем он их кончит.
Когда Пьер, иногда пораженный смыслом его речи, просил повторить сказанное, Платон не мог вспомнить того, что он сказал минуту тому назад, – так же, как он никак не мог словами сказать Пьеру свою любимую песню. Там было: «родимая, березанька и тошненько мне», но на словах не выходило никакого смысла. Он не понимал и не мог понять значения слов, отдельно взятых из речи. Каждое слово его и каждое действие было проявлением неизвестной ему деятельности, которая была его жизнь. Но жизнь его, как он сам смотрел на нее, не имела смысла как отдельная жизнь. Она имела смысл только как частица целого, которое он постоянно чувствовал. Его слова и действия выливались из него так же равномерно, необходимо и непосредственно, как запах отделяется от цветка. Он не мог понять ни цены, ни значения отдельно взятого действия или слова.


Получив от Николая известие о том, что брат ее находится с Ростовыми, в Ярославле, княжна Марья, несмотря на отговариванья тетки, тотчас же собралась ехать, и не только одна, но с племянником. Трудно ли, нетрудно, возможно или невозможно это было, она не спрашивала и не хотела знать: ее обязанность была не только самой быть подле, может быть, умирающего брата, но и сделать все возможное для того, чтобы привезти ему сына, и она поднялась ехать. Если князь Андрей сам не уведомлял ее, то княжна Марья объясняла ото или тем, что он был слишком слаб, чтобы писать, или тем, что он считал для нее и для своего сына этот длинный переезд слишком трудным и опасным.