Алексеев, Анатолий Александрович (лётчик)
Поделись знанием:
– Не я дурак, а дуры те, кто от пустяков плачут, – сказал Петя.
– Ты его помнишь? – после минутного молчания вдруг спросила Наташа. Соня улыбнулась: «Помню ли Nicolas?»
– Нет, Соня, ты помнишь ли его так, чтоб хорошо помнить, чтобы всё помнить, – с старательным жестом сказала Наташа, видимо, желая придать своим словам самое серьезное значение. – И я помню Николеньку, я помню, – сказала она. – А Бориса не помню. Совсем не помню…
– Как? Не помнишь Бориса? – спросила Соня с удивлением.
– Не то, что не помню, – я знаю, какой он, но не так помню, как Николеньку. Его, я закрою глаза и помню, а Бориса нет (она закрыла глаза), так, нет – ничего!
– Ах, Наташа, – сказала Соня, восторженно и серьезно глядя на свою подругу, как будто она считала ее недостойной слышать то, что она намерена была сказать, и как будто она говорила это кому то другому, с кем нельзя шутить. – Я полюбила раз твоего брата, и, что бы ни случилось с ним, со мной, я никогда не перестану любить его во всю жизнь.
Наташа удивленно, любопытными глазами смотрела на Соню и молчала. Она чувствовала, что то, что говорила Соня, была правда, что была такая любовь, про которую говорила Соня; но Наташа ничего подобного еще не испытывала. Она верила, что это могло быть, но не понимала.
– Ты напишешь ему? – спросила она.
Соня задумалась. Вопрос о том, как писать к Nicolas и нужно ли писать и как писать, был вопрос, мучивший ее. Теперь, когда он был уже офицер и раненый герой, хорошо ли было с ее стороны напомнить ему о себе и как будто о том обязательстве, которое он взял на себя в отношении ее.
– Не знаю; я думаю, коли он пишет, – и я напишу, – краснея, сказала она.
– И тебе не стыдно будет писать ему?
Соня улыбнулась.
– Нет.
– А мне стыдно будет писать Борису, я не буду писать.
– Да отчего же стыдно?Да так, я не знаю. Неловко, стыдно.
– А я знаю, отчего ей стыдно будет, – сказал Петя, обиженный первым замечанием Наташи, – оттого, что она была влюблена в этого толстого с очками (так называл Петя своего тезку, нового графа Безухого); теперь влюблена в певца этого (Петя говорил об итальянце, Наташином учителе пенья): вот ей и стыдно.
– Петя, ты глуп, – сказала Наташа.
– Не глупее тебя, матушка, – сказал девятилетний Петя, точно как будто он был старый бригадир.
Графиня была приготовлена намеками Анны Михайловны во время обеда. Уйдя к себе, она, сидя на кресле, не спускала глаз с миниатюрного портрета сына, вделанного в табакерке, и слезы навертывались ей на глаза. Анна Михайловна с письмом на цыпочках подошла к комнате графини и остановилась.
– Не входите, – сказала она старому графу, шедшему за ней, – после, – и затворила за собой дверь.
Граф приложил ухо к замку и стал слушать.
Сначала он слышал звуки равнодушных речей, потом один звук голоса Анны Михайловны, говорившей длинную речь, потом вскрик, потом молчание, потом опять оба голоса вместе говорили с радостными интонациями, и потом шаги, и Анна Михайловна отворила ему дверь. На лице Анны Михайловны было гордое выражение оператора, окончившего трудную ампутацию и вводящего публику для того, чтоб она могла оценить его искусство.
– C'est fait! [Дело сделано!] – сказала она графу, торжественным жестом указывая на графиню, которая держала в одной руке табакерку с портретом, в другой – письмо и прижимала губы то к тому, то к другому.
Увидав графа, она протянула к нему руки, обняла его лысую голову и через лысую голову опять посмотрела на письмо и портрет и опять для того, чтобы прижать их к губам, слегка оттолкнула лысую голову. Вера, Наташа, Соня и Петя вошли в комнату, и началось чтение. В письме был кратко описан поход и два сражения, в которых участвовал Николушка, производство в офицеры и сказано, что он целует руки maman и papa, прося их благословения, и целует Веру, Наташу, Петю. Кроме того он кланяется m r Шелингу, и m mе Шос и няне, и, кроме того, просит поцеловать дорогую Соню, которую он всё так же любит и о которой всё так же вспоминает. Услыхав это, Соня покраснела так, что слезы выступили ей на глаза. И, не в силах выдержать обратившиеся на нее взгляды, она побежала в залу, разбежалась, закружилась и, раздув баллоном платье свое, раскрасневшаяся и улыбающаяся, села на пол. Графиня плакала.
– О чем же вы плачете, maman? – сказала Вера. – По всему, что он пишет, надо радоваться, а не плакать.
Это было совершенно справедливо, но и граф, и графиня, и Наташа – все с упреком посмотрели на нее. «И в кого она такая вышла!» подумала графиня.
Письмо Николушки было прочитано сотни раз, и те, которые считались достойными его слушать, должны были приходить к графине, которая не выпускала его из рук. Приходили гувернеры, няни, Митенька, некоторые знакомые, и графиня перечитывала письмо всякий раз с новым наслаждением и всякий раз открывала по этому письму новые добродетели в своем Николушке. Как странно, необычайно, радостно ей было, что сын ее – тот сын, который чуть заметно крошечными членами шевелился в ней самой 20 лет тому назад, тот сын, за которого она ссорилась с баловником графом, тот сын, который выучился говорить прежде: «груша», а потом «баба», что этот сын теперь там, в чужой земле, в чужой среде, мужественный воин, один, без помощи и руководства, делает там какое то свое мужское дело. Весь всемирный вековой опыт, указывающий на то, что дети незаметным путем от колыбели делаются мужами, не существовал для графини. Возмужание ее сына в каждой поре возмужания было для нее так же необычайно, как бы и не было никогда миллионов миллионов людей, точно так же возмужавших. Как не верилось 20 лет тому назад, чтобы то маленькое существо, которое жило где то там у ней под сердцем, закричало бы и стало сосать грудь и стало бы говорить, так и теперь не верилось ей, что это же существо могло быть тем сильным, храбрым мужчиной, образцом сыновей и людей, которым он был теперь, судя по этому письму.
– Что за штиль, как он описывает мило! – говорила она, читая описательную часть письма. – И что за душа! Об себе ничего… ничего! О каком то Денисове, а сам, верно, храбрее их всех. Ничего не пишет о своих страданиях. Что за сердце! Как я узнаю его! И как вспомнил всех! Никого не забыл. Я всегда, всегда говорила, еще когда он вот какой был, я всегда говорила…
Более недели готовились, писались брульоны и переписывались набело письма к Николушке от всего дома; под наблюдением графини и заботливостью графа собирались нужные вещицы и деньги для обмундирования и обзаведения вновь произведенного офицера. Анна Михайловна, практическая женщина, сумела устроить себе и своему сыну протекцию в армии даже и для переписки. Она имела случай посылать свои письма к великому князю Константину Павловичу, который командовал гвардией. Ростовы предполагали, что русская гвардия за границей , есть совершенно определительный адрес, и что ежели письмо дойдет до великого князя, командовавшего гвардией, то нет причины, чтобы оно не дошло до Павлоградского полка, который должен быть там же поблизости; и потому решено было отослать письма и деньги через курьера великого князя к Борису, и Борис уже должен был доставить их к Николушке. Письма были от старого графа, от графини, от Пети, от Веры, от Наташи, от Сони и, наконец, 6 000 денег на обмундировку и различные вещи, которые граф посылал сыну.
| Алексеев Анатолий Александрович | |||||||||
 | |||||||||
| Дата рождения | |||||||||
|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|
| Место рождения | |||||||||
| Дата смерти |
10 августа 1922 (33 года) | ||||||||
| Принадлежность | |||||||||
| Звание |
Капитан (1917) | ||||||||
| Сражения/войны | |||||||||
| Награды и премии |
| ||||||||
Анато́лий Алекса́ндрович Алексе́ев (1889—1922) — русский военный, авиатор.
Содержание
Биография
Родился 19 апреля 1889 года в православной семье чиновника в Казанской губернии.
С 1908 по 1910 годы обучался в Казанском военном училище и 6 августа 1910 года был выпущен в Брест-Литовскую крепостную саперную роту. С 13 сентября 1910 года — заведующий солдатской лавкой и обучающий офицер в специальном классе роты. 18 ноября 1910 года был командирован для несения службы на Брест-Литовский военный телеграф.
15 марта 1911 года возвратился из командировки и с 6 июля 1911 года был назначен адъютантом роты.
С 02.11.1911 по 16.02.1914 — обучающий офицер в подрывном классе. В этот же период времени с 16.12.1913 по 16.02.1914 — временно исполняющий должность старшего офицера роты.
Участник Первой мировой войны:
- 10.06.1914 был командирован в Брест-Литовский крепостной авиационный отряд «для обучения разведке и наблюдению с аэропланов».
- 21.10.1914 вошел с отрядом в состав 11-й армии.
- 30.10.1914 был допущен к исполнению должности штатного офицера-наблюдателя.
- 09.11.1914 с переименованием Брест-Литовского крепостного авиационного отряда в 26-й корпусной авиационный отряд, вошел в его состав.
- 28.03.1915 с авиационным отрядом вошел в состав 9-й армии.
- 31.08.1915 награждён орденом Святого Георгия 4-й степени «за то, что 24-го июня 1915 г., поднявшись на аэроплане, в районе расположения Кавказской туземной конной дивизии, на высоту около 2000 метров, после продолжительного боя, убив пулеметным огнём австрийского летчика, сбил неприятельский аппарат огнём с находившимся в нём наблюдателем, каковой аппарат после падения сгорел».[1]
- 07.02.1916 награждён Георгиевским оружием «за то, что будучи наблюдателем на аэроплане, управляемом летчиком, прапорщиком Ивановым, с явной опасностью для жизни от действительного артиллерийского, ружейного и пулеметного огня, которым сопровождался аэроплан во все время полета в районе расположения противника в период операции армии с 31-го мая по 20-е июня 1915 г., совершил ряд разведок, общей продолжительностью 28 часов, своевременно доставил верные и особо важные сведения о силе и передвижении частей противника в тылу и на флангах армии, обнаружил все мосты, наведенные противником (18 мостов), открыл расположение батарей у д.д. Петрува, Потычиско, Окна и последующими полетами проследил группировку противника и тем дал возможность армии принять соответствующие обстановке решения, которые повлияли на успешный ход операции армии».[1]
- 10.02.1916 был командирован в Севастопольскую военную авиационную школу для обучения полетам.
- 15.05.1916 выдержал испытание на звание летчика на самолете типа «Фарман».
- 16.05.1916 переведен на специальный курс школы, назначен для дальнейшего обучения в группу штабс-капитана Перепечина.
- 13.07.1916 сдал экзамен на звание «военного летчика» и командирован для обучения полетам на самолетах типа «Вуазен».
- 27.07.1916 окончил курс школы.[2]
- 30.07.1916 убыл в Авиационный отряд обороны Ставки Верховного главнокомандующего.
- 05.08.1916 был зачислен в списки отряда.
- 01.09.1916 получил звание старший офицер отряда.
- 02.09.1916 был прикомандирован к управлению Авиационного дивизиона охраны Ставки Верховного главнокомандующего и назначен временно исполняющим должность адъютанта дивизиона.
- С 15.10.1916 по 24.10.1916 — командующий 1-м авиационным отрядом обороны Ставки Верховного главнокомандующего.
- 10.06.1917 с переформированием Авиационного дивизиона обороны Ставки Верховного главнокомандующего, переведен на службу в 38-й корпусной авиационный отряд.
- 13.08.1917 был прикомандирован к 12-му авиационному дивизиону и назначен временно командующим 12-м армейским авиационным отрядом.
- С 28.08.1917 — командир 12-го армейского авиационного отряда. В это время во время вынужденной посадки у деревни Туралин потерпел аварию и получил сильные ушибы ног.
После Октябрьской революции:
- 04.12.1917 — общим собранием солдат отряда выбран командиром того же отряда с упразднением чина.
- 12.03.1918 — с переформированием 12-го армейского авиационного отряда во 2-й авиационный отряд при 1-м корпусе РККА, был прикомандирован к корпусу и назначен командиром отряда.
- С 15.07.1918 — командир Костромской авиационной группы РККВВФ.
- 02.08.1918 назначен помощником начальника Управления РККВВФ Ярославского военного округа по оперативно-строевой части.
- 15.07.1919 был переведен на службу в 3-й авиационный парк.
10 августа 1922 года, управляя самолетом «Вуазен-8», во время тренировочного полета на Смоленском аэродроме, потерпел аварию в воздухе: после того, как лопнул главный вал мотора, самолет загорелся. Летчик и пассажир — его жена Инна Александровна — были выброшены из кабин и разбились.
Звания
- Подпоручик — 06.08.1910.
- Поручик — 01.10.1913.
- Штабс-капитан — 18.04.1916.
- Военный летчик — 19.07.1916.
- Капитан — 12.04.1917.
Награды
- Награждён орденом Св. Георгия 4-й степени (31 августа 1915) и Георгиевским оружием (7 февраля 1916).
- Также награждён орденами:
- Святого Станислава 3-й степени (25.12.1913).
- Святой Анны 3-й степени с мечами и бантом (29.03.1915, «за участие в делах против австрийцев под крепостью Перемышль»).
- Святой Анны 4-й степени с надписью «За храбрость» (15.06.1915).
- Святого Владимира 4-й степени с мечами и бантом (02.09.1915, «…за боевую разведку в апреле месяце 1915 г. в районе Залещики»).
- Святого Станислава 2-й степени с мечами (18.10.1915, «…за отличие при взятие крепости Перемышль в марте 1915 г.»).
- Мечи и бант к имеющемуся ордену Св. Станислава 3-й степени (07.04.1916, «…за отличия в боях в период с 1-го июня по 31-е декабря 1915 г.»)
Источники
- М. С. Нешкин, В. М. Шабанов. Авиаторы — кавалеры ордена Св. Георгия и Георгиевского оружия периода Первой мировой войны 1914—1918 годов: Биографический справочник. — М: «Российская политическая энциклопедия» (РОССПЭН), 2006.
Напишите отзыв о статье "Алексеев, Анатолий Александрович (лётчик)"
Примечания
Ссылки
- [www.regiment.ru/bio/A/248.htm Алексеев Анатолий Александрович]
- [genrogge.ru/wwi-1914-1917/1916-73-123/1414.htm Алексеев Анатолий Александрович, поручик, летчик-наблюдатель]
Отрывок, характеризующий Алексеев, Анатолий Александрович (лётчик)
– Молчи, Петя, какой ты дурак!…– Не я дурак, а дуры те, кто от пустяков плачут, – сказал Петя.
– Ты его помнишь? – после минутного молчания вдруг спросила Наташа. Соня улыбнулась: «Помню ли Nicolas?»
– Нет, Соня, ты помнишь ли его так, чтоб хорошо помнить, чтобы всё помнить, – с старательным жестом сказала Наташа, видимо, желая придать своим словам самое серьезное значение. – И я помню Николеньку, я помню, – сказала она. – А Бориса не помню. Совсем не помню…
– Как? Не помнишь Бориса? – спросила Соня с удивлением.
– Не то, что не помню, – я знаю, какой он, но не так помню, как Николеньку. Его, я закрою глаза и помню, а Бориса нет (она закрыла глаза), так, нет – ничего!
– Ах, Наташа, – сказала Соня, восторженно и серьезно глядя на свою подругу, как будто она считала ее недостойной слышать то, что она намерена была сказать, и как будто она говорила это кому то другому, с кем нельзя шутить. – Я полюбила раз твоего брата, и, что бы ни случилось с ним, со мной, я никогда не перестану любить его во всю жизнь.
Наташа удивленно, любопытными глазами смотрела на Соню и молчала. Она чувствовала, что то, что говорила Соня, была правда, что была такая любовь, про которую говорила Соня; но Наташа ничего подобного еще не испытывала. Она верила, что это могло быть, но не понимала.
– Ты напишешь ему? – спросила она.
Соня задумалась. Вопрос о том, как писать к Nicolas и нужно ли писать и как писать, был вопрос, мучивший ее. Теперь, когда он был уже офицер и раненый герой, хорошо ли было с ее стороны напомнить ему о себе и как будто о том обязательстве, которое он взял на себя в отношении ее.
– Не знаю; я думаю, коли он пишет, – и я напишу, – краснея, сказала она.
– И тебе не стыдно будет писать ему?
Соня улыбнулась.
– Нет.
– А мне стыдно будет писать Борису, я не буду писать.
– Да отчего же стыдно?Да так, я не знаю. Неловко, стыдно.
– А я знаю, отчего ей стыдно будет, – сказал Петя, обиженный первым замечанием Наташи, – оттого, что она была влюблена в этого толстого с очками (так называл Петя своего тезку, нового графа Безухого); теперь влюблена в певца этого (Петя говорил об итальянце, Наташином учителе пенья): вот ей и стыдно.
– Петя, ты глуп, – сказала Наташа.
– Не глупее тебя, матушка, – сказал девятилетний Петя, точно как будто он был старый бригадир.
Графиня была приготовлена намеками Анны Михайловны во время обеда. Уйдя к себе, она, сидя на кресле, не спускала глаз с миниатюрного портрета сына, вделанного в табакерке, и слезы навертывались ей на глаза. Анна Михайловна с письмом на цыпочках подошла к комнате графини и остановилась.
– Не входите, – сказала она старому графу, шедшему за ней, – после, – и затворила за собой дверь.
Граф приложил ухо к замку и стал слушать.
Сначала он слышал звуки равнодушных речей, потом один звук голоса Анны Михайловны, говорившей длинную речь, потом вскрик, потом молчание, потом опять оба голоса вместе говорили с радостными интонациями, и потом шаги, и Анна Михайловна отворила ему дверь. На лице Анны Михайловны было гордое выражение оператора, окончившего трудную ампутацию и вводящего публику для того, чтоб она могла оценить его искусство.
– C'est fait! [Дело сделано!] – сказала она графу, торжественным жестом указывая на графиню, которая держала в одной руке табакерку с портретом, в другой – письмо и прижимала губы то к тому, то к другому.
Увидав графа, она протянула к нему руки, обняла его лысую голову и через лысую голову опять посмотрела на письмо и портрет и опять для того, чтобы прижать их к губам, слегка оттолкнула лысую голову. Вера, Наташа, Соня и Петя вошли в комнату, и началось чтение. В письме был кратко описан поход и два сражения, в которых участвовал Николушка, производство в офицеры и сказано, что он целует руки maman и papa, прося их благословения, и целует Веру, Наташу, Петю. Кроме того он кланяется m r Шелингу, и m mе Шос и няне, и, кроме того, просит поцеловать дорогую Соню, которую он всё так же любит и о которой всё так же вспоминает. Услыхав это, Соня покраснела так, что слезы выступили ей на глаза. И, не в силах выдержать обратившиеся на нее взгляды, она побежала в залу, разбежалась, закружилась и, раздув баллоном платье свое, раскрасневшаяся и улыбающаяся, села на пол. Графиня плакала.
– О чем же вы плачете, maman? – сказала Вера. – По всему, что он пишет, надо радоваться, а не плакать.
Это было совершенно справедливо, но и граф, и графиня, и Наташа – все с упреком посмотрели на нее. «И в кого она такая вышла!» подумала графиня.
Письмо Николушки было прочитано сотни раз, и те, которые считались достойными его слушать, должны были приходить к графине, которая не выпускала его из рук. Приходили гувернеры, няни, Митенька, некоторые знакомые, и графиня перечитывала письмо всякий раз с новым наслаждением и всякий раз открывала по этому письму новые добродетели в своем Николушке. Как странно, необычайно, радостно ей было, что сын ее – тот сын, который чуть заметно крошечными членами шевелился в ней самой 20 лет тому назад, тот сын, за которого она ссорилась с баловником графом, тот сын, который выучился говорить прежде: «груша», а потом «баба», что этот сын теперь там, в чужой земле, в чужой среде, мужественный воин, один, без помощи и руководства, делает там какое то свое мужское дело. Весь всемирный вековой опыт, указывающий на то, что дети незаметным путем от колыбели делаются мужами, не существовал для графини. Возмужание ее сына в каждой поре возмужания было для нее так же необычайно, как бы и не было никогда миллионов миллионов людей, точно так же возмужавших. Как не верилось 20 лет тому назад, чтобы то маленькое существо, которое жило где то там у ней под сердцем, закричало бы и стало сосать грудь и стало бы говорить, так и теперь не верилось ей, что это же существо могло быть тем сильным, храбрым мужчиной, образцом сыновей и людей, которым он был теперь, судя по этому письму.
– Что за штиль, как он описывает мило! – говорила она, читая описательную часть письма. – И что за душа! Об себе ничего… ничего! О каком то Денисове, а сам, верно, храбрее их всех. Ничего не пишет о своих страданиях. Что за сердце! Как я узнаю его! И как вспомнил всех! Никого не забыл. Я всегда, всегда говорила, еще когда он вот какой был, я всегда говорила…
Более недели готовились, писались брульоны и переписывались набело письма к Николушке от всего дома; под наблюдением графини и заботливостью графа собирались нужные вещицы и деньги для обмундирования и обзаведения вновь произведенного офицера. Анна Михайловна, практическая женщина, сумела устроить себе и своему сыну протекцию в армии даже и для переписки. Она имела случай посылать свои письма к великому князю Константину Павловичу, который командовал гвардией. Ростовы предполагали, что русская гвардия за границей , есть совершенно определительный адрес, и что ежели письмо дойдет до великого князя, командовавшего гвардией, то нет причины, чтобы оно не дошло до Павлоградского полка, который должен быть там же поблизости; и потому решено было отослать письма и деньги через курьера великого князя к Борису, и Борис уже должен был доставить их к Николушке. Письма были от старого графа, от графини, от Пети, от Веры, от Наташи, от Сони и, наконец, 6 000 денег на обмундировку и различные вещи, которые граф посылал сыну.
Категории:
- Родившиеся 19 апреля
- Родившиеся в 1889 году
- Умершие 10 августа
- Умершие в 1922 году
- Кавалеры ордена Святого Георгия IV класса
- Кавалеры Георгиевского оружия
- Кавалеры ордена Святой Анны 4 степени
- Кавалеры ордена Святой Анны 3 степени
- Кавалеры ордена Святого Владимира 4 степени
- Кавалеры ордена Святого Станислава 3 степени
- Кавалеры ордена Святого Станислава 2 степени
- Персоналии по алфавиту
- Военные лётчики Российской империи
- Российские лётчики Первой мировой войны
- Царские офицеры на службе в РККА
