Алексеев, Валерий Иванович

Валерий Алексеев
Имя при рождении:	Валерий Иванович Алексеев
Профессия:	актёр, театральный педагог, театральный режиссёр
Театр:	Омский академический театр драмы
Награды:

Валерий Иванович Алексеев (род. 1948, Усолье-Сибирское, Иркутская область) — советский театральный актёр и режиссёр, педагог. Артист Омского театра драмы. Народный артист Российской Федерации (1997).

Биография

В 1967 году окончил актёрское отделение Иркутского театрального училища, работал в Иркутском театре драмы. С 1973 года — артист Омского театра драмы.

Среди его ролей — Лот («Царствие земное»), Коняев («Восточная трибуна»), Илья («Московские кухни»), Спирид («Панночка»), Кортес («Церемонии зари»), Полковник («Полковнику никто не пишет»), Басов («Дачники»).

В 1970-1980-е гг. был режиссёром эстрадно-сатирического театра миниатюр Омского института инженеров железнодорожного транспорта, в 1990-е гг. работал в Лицейском театре. Профессор кафедры режиссуры ОмГУ им. Ф. М. Достоевского.

В 2012 году включён в Книгу Почёта деятелей культуры города Омска.

Фильмография

1. 1986 — Баллада о старом оружии

Награды

1. 1997 — Народный артист России
2. 2001 — областная премия «Лучшая мужская роль второго плана» за исполнение роли Ежевикина в спектакле «Село Степанчиково и его обитатели».

Неоднократно награждался премией «За лучшую мужскую роль».

Семья

Жена Юлия — преподаватель Омской детской художественной школы № 3 имени Е. В. Гурова. Дочь Юлия работает в Иркутском университете.

Литература

• Валерий Иванович Алексеев // Омский академический от истоков / сост. С. В. Яневская. — Омск, 2004. — С. 296: портр.;
• Алексеев Валерий Иванович // Актёры России. Омск: энциклопедия. — М.; СПб., 1999. — С. 20: портр.;
• Яневская С. В. Валерий Алексеев / С. Яневская. — Омск: ЛЕО, 2001. — 199 с.: ил.

Ссылки

• [www.omskdrama.ru/wwwroot/index.php?gid=56&pid=35 Валерий Алексеев на сайте Омского академического театра]

Отрывок, характеризующий Алексеев, Валерий Иванович

– Запишите, это нехорошо. Очень нехорошо, – строго сказал ему генерал с белыми усами и красным, румяным лицом.
На четвертый день пожары начались на Зубовском валу.
Пьера с тринадцатью другими отвели на Крымский Брод, в каретный сарай купеческого дома. Проходя по улицам, Пьер задыхался от дыма, который, казалось, стоял над всем городом. С разных сторон виднелись пожары. Пьер тогда еще не понимал значения сожженной Москвы и с ужасом смотрел на эти пожары.
В каретном сарае одного дома у Крымского Брода Пьер пробыл еще четыре дня и во время этих дней из разговора французских солдат узнал, что все содержащиеся здесь ожидали с каждым днем решения маршала. Какого маршала, Пьер не мог узнать от солдат. Для солдата, очевидно, маршал представлялся высшим и несколько таинственным звеном власти.
Эти первые дни, до 8 го сентября, – дня, в который пленных повели на вторичный допрос, были самые тяжелые для Пьера.

Х
8 го сентября в сарай к пленным вошел очень важный офицер, судя по почтительности, с которой с ним обращались караульные. Офицер этот, вероятно, штабный, с списком в руках, сделал перекличку всем русским, назвав Пьера: celui qui n'avoue pas son nom [тот, который не говорит своего имени]. И, равнодушно и лениво оглядев всех пленных, он приказал караульному офицеру прилично одеть и прибрать их, прежде чем вести к маршалу. Через час прибыла рота солдат, и Пьера с другими тринадцатью повели на Девичье поле. День был ясный, солнечный после дождя, и воздух был необыкновенно чист. Дым не стлался низом, как в тот день, когда Пьера вывели из гауптвахты Зубовского вала; дым поднимался столбами в чистом воздухе. Огня пожаров нигде не было видно, но со всех сторон поднимались столбы дыма, и вся Москва, все, что только мог видеть Пьер, было одно пожарище. Со всех сторон виднелись пустыри с печами и трубами и изредка обгорелые стены каменных домов. Пьер приглядывался к пожарищам и не узнавал знакомых кварталов города. Кое где виднелись уцелевшие церкви. Кремль, неразрушенный, белел издалека с своими башнями и Иваном Великим. Вблизи весело блестел купол Ново Девичьего монастыря, и особенно звонко слышался оттуда благовест. Благовест этот напомнил Пьеру, что было воскресенье и праздник рождества богородицы. Но казалось, некому было праздновать этот праздник: везде было разоренье пожарища, и из русского народа встречались только изредка оборванные, испуганные люди, которые прятались при виде французов.
Очевидно, русское гнездо было разорено и уничтожено; но за уничтожением этого русского порядка жизни Пьер бессознательно чувствовал, что над этим разоренным гнездом установился свой, совсем другой, но твердый французский порядок. Он чувствовал это по виду тех, бодро и весело, правильными рядами шедших солдат, которые конвоировали его с другими преступниками; он чувствовал это по виду какого то важного французского чиновника в парной коляске, управляемой солдатом, проехавшего ему навстречу. Он это чувствовал по веселым звукам полковой музыки, доносившимся с левой стороны поля, и в особенности он чувствовал и понимал это по тому списку, который, перекликая пленных, прочел нынче утром приезжавший французский офицер. Пьер был взят одними солдатами, отведен в одно, в другое место с десятками других людей; казалось, они могли бы забыть про него, смешать его с другими. Но нет: ответы его, данные на допросе, вернулись к нему в форме наименования его: celui qui n'avoue pas son nom. И под этим названием, которое страшно было Пьеру, его теперь вели куда то, с несомненной уверенностью, написанною на их лицах, что все остальные пленные и он были те самые, которых нужно, и что их ведут туда, куда нужно. Пьер чувствовал себя ничтожной щепкой, попавшей в колеса неизвестной ему, но правильно действующей машины.