Алексеев, Илья Иванович

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Илья Иванович Алексеев 1-й

Портрет И.И.Алексеева
мастерской[1] Джорджа Доу. Военная галерея Зимнего Дворца, Государственный Эрмитаж (Санкт-Петербург)
Дата рождения

18 июля 1772(1772-07-18)

Дата смерти

3 октября 1830(1830-10-03) (58 лет)

Место смерти

Москва,
Российская империя

Принадлежность

Российская империя Российская империя

Род войск

кавалерия

Годы службы

1790—1830

Звание

<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение

генерал-лейтенант
Награды и премии

Илья́ Ива́нович Алексе́ев (18 июля 1772 — 3 октября 1830) — русский военный полковой и дивизионный командир во время Отечественной войны 1812 года, генерал-лейтенант Российской императорской армии.





Биография

Илья Алексеев родился в 1773 году, в бедной помещичьей семье Рузского уезда Московской губернии. 10 лет от роду был записан в Лейб-гвардии Преображенский полк капралом. В 1789 году поступил на действительную службу и в октябре того же года, в составе отряда своего полка, назначенного на гребной флот, участвовал в походах против шведов, сперва под начальством вице-адмирала, прин. Нассау-Зиген, а в 1790 году — в отряде бригадира Байкова; дважды был ранен.

По заключении мира, будучи согласно просьбе, переведён в лейб-гвардии Конный полк и командирован в армию Потёмкина, участвовал в осаде Измаила; затем, состоял в качестве ординарца при графе Салтыкове, сперва в армии, действовавшей в 1794 году против польских конфедератов, и впоследствии, когда граф Салтыков был Киевским военным губернатором и инспектором всей конницы при Павле I.

В 1800 году он уже в чине полковника, внезапно был отставлен от службы, вследствие немилости императора Павла к Салтыкову, но через полгода вновь принят на службу с назначением московским полицмейстером.

В 1805 году он возвратился в строй и был назначен шефом сформированного им Митавского драгунского полка, с которым, в 1806 году, участвовал в сражении при Прейсиш-Эйлау и в нескольких арьергардных делах, за что был награждён орденом Св. Анны 2-й ст. с алмазами, и орденом Св. Владимира 3 сте-йпени.

В Гейльсбергском сражении Алексеев смелой атакой с тыла способствовал благоприятному исходу сражения, за что получил чин генерал-майора и золотую шпагу с алмазами и надписью «за храбрость».

В 1808 году переведён в Финляндию. Сперва под его начальством был образован особый Сердобольский отряд, задачей которого было удержать волнение, вспыхнувшее в Карелии при занятии Саволакской области шведским генералом Сандельсом, так как восстание в дальнейшем могло угрожать коммуникациям русской армии. Дойдя с отрядом до реки Пиелис, Алексеев, под влиянием слухов, что Сандельс отправил в Карелию одного из лучших своих офицеров отважного партизана Мальма, и что к Карелии направляются главные силы шведов, боясь быть отрезанным от своих сообщений и запасов, отступил к Кеми, допустив этим Мальма свободно вступить в Карелию, где его появление было сигналом к общему восстанию. Отступление Алексеева давало неприятелю возможность зайти в тыл нашей армии, действовавшей против Сандельса. Недовольный его действиями, император Александр I поручил командование Сердобольским отрядом князю М. П. Долгорукову, который прибыв в Сердоболь и осмотревшись, в донесении своем поспешил оправдать Алексеева и, в свою очередь, потребовал усиления отряда пехотой и артиллерией. В августе вчетверо усиленный отряд, авангардом которого командовал Алексеев, выступил из Сердоболя и вошел снова в Карелию, 17 сентября соединился с войсками Тучкова и вскоре нанес неприятелю поражение при Иденсальме, где князь Долгоруков был убит. За успешные действия в качестве начальника авангарда в этом движении Алексеев был награждён был орденом Святой Анны 1-й степени.

В начале 1809 году Алексеев поступил в корпус графа Шувалова, которому было приказано идти в Швецию из Торнео. Вновь командуя авангардом, он в конце февраля выступил по льду Ботнического залива с целью отрезать шведов, стоявших на левом берегу Торнео. По донесению Шувалова, «войско А., несмотря на чрезвычайные затруднения, очищая себе дорогу, в такое время, когда холод простирался до 30 градусов, идя в глубоком снегу по неровному морскому льду, переходя через многие острова и перешейки, прошло 50 верст без отдыха, не оставив ни одного отсталого». Заметив обход, шведы отступили.

Второй раз Алексееву пришлось совершить поход по льду в том же году, но уже в мае месяце, с пятью полками, предназначенными для обхода неприятельской позиции. Солдаты вынуждены были идти по колено в воде, нагнанной ветром на лед, орудия везли на санях, в разобранном виде, причём по сторонам шли солдаты, придерживая пушки отвозами (канатами) длиною от 10 до 15 сажень. Часто на пути встречались полыньи и широкие переломы, на которые приходилось настилать помосты. Через 2 дня (5 мая) после перехода залив совершенно очистился от льда. И на этот раз Алексеев провел свой отряд, не потеряв ни одного человека. Обход удался. Шведский отряд полковника Фурумарка, теснимый с фронта Шуваловым, отступил к Итервику, но, встретив колонну Алексеева, сдался. За этот переход Алексеев получил орден Святого Георгия 3 класса.

В виду болезни Шувалова Алексеев вскоре принял командование над Улеаборгским корпусом, с которым 20 мая и вступил в Умео. Через две недели шведский флот появился в Ботническом заливе и отрезал сообщение с Финляндией. Встревоженный этим обстоятельством, Алексеев решил было отступить из Умео, но Александр I приказал ему держаться там до последнего человека под опасением быть отданным под суд. В июне Алексеев выслал против шведского корпуса Сандельса отряд полковника Казачковского. Сандельс был захвачен врасплох при Геренфорсе, разбит и вынужден просить перемирия.

После возобновления военных действий, 7 августа произошло Севарское сражение, в котором Алексеев командовал главным боевым корпусом. В самый разгар боя, когда шведы старались овладеть высотой, составлявшей ключ позиции русских войс, Алексеев вместе с генералом Готовцовым лично повел корпус в штыки и опрокинул неприятеля. Победа осталась за русскими. Алексеев был ранен в левую ногу. За этот подвиг он награждён был алмазными знаками ордена Святой Анны 1 класса. После Фридрихсгамского мира, назначенный командиром бригады (Митавский и Финляндский драгунские полки), Алексеев оставался с ней в Финляндии.

С началом Отечественной войны 1812 года он был отправлен к Полоцку. За сражение под Полоцком Алексеев был награждён орденом Святого Владимира 2 степени; затем, командуя авангардом, он в 6 дней отбил у неприятеля 8 пушек, 90 зарядных ящиков, весь обоз 6-го корпуса и взял много пленных. За отличие при Смолянах (19 октября) удостоен Высочайшего благоволения.

20 октября он снова командовал авангардом и почти ежедневно, до переправы Наполеона через Березину, был в боях с неприятелем, руководя то авангардом, то отдельными отрядами.

В кампанию 1813 года он в сражении под Люценом был снова ранен в левую ногу, с раздроблением кости; лишившись чувств, он без сознания был вынесен солдатами из боя. Только по прошествии года восстановилось его здоровье, и он мог вновь вернуться в часть, которую застал уже в Париже.

После заключении мира Алексеев был назначен начальником 3-й драгунской дивизии. События 1815 года вновь вызвали его за границу, в качестве начальника авангарда корпуса графа Ланжерона. По прибытии во Францию Алексеев принял участие в блокаде крепостей Фальцбурга и Меца. За примерное состояние его дивизии, найденной фельдмаршалом Барклаем-де-Толли в самом блестящем виде, был произведён в генерал-лейтенанты.

В январе 1819 года Алексеев вернулся в Россию и был назначен командиром 1-й драгунской дивизии, но через 2 недели — зачислен по кавалерии, без какой-либо должности. В таком служебном положении Алексеев оставался до самой кончины 3 октября 1830 года. Последние годы жизни он провел в Москве, в бедности, разбитый параличом. За полтора года до его кончины, по повелению императора Николая I, узнавшего о бедственном его положении преданного солдата, ему пожаловано было единовременно 10 тысяч рублей ассигнациями.

Был женат на дочери тайного советника Ф. Л. Вигеля, Наталье Филипповне (1775—1849). У них сыновья: Александр (1800—1833) и Николай (1801—1851).

Напишите отзыв о статье "Алексеев, Илья Иванович"

Примечания

  1. Государственный Эрмитаж. Западноевропейская живопись. Каталог / под ред. В. Ф. Левинсона-Лессинга; ред. А. Е. Кроль, К. М. Семенова. — 2-е издание, переработанное и дополненное. — Л.: Искусство, 1981. — Т. 2. — С. 255, кат.№ 7948. — 360 с. Для написания портрета, вероятно, был использован оригинал работы В. А. Тропинина.

Источники

Ссылки

  • [ru.rodovid.org/wk/Запись:750911 Алексеев, Илья Иванович] на «Родоводе». Дерево предков и потомков

Отрывок, характеризующий Алексеев, Илья Иванович

– Нельзя, mon cher, [мой милый,] везде всё говорить, что только думаешь. Ну, что ж, ты решился, наконец, на что нибудь? Кавалергард ты будешь или дипломат? – спросил князь Андрей после минутного молчания.
Пьер сел на диван, поджав под себя ноги.
– Можете себе представить, я всё еще не знаю. Ни то, ни другое мне не нравится.
– Но ведь надо на что нибудь решиться? Отец твой ждет.
Пьер с десятилетнего возраста был послан с гувернером аббатом за границу, где он пробыл до двадцатилетнего возраста. Когда он вернулся в Москву, отец отпустил аббата и сказал молодому человеку: «Теперь ты поезжай в Петербург, осмотрись и выбирай. Я на всё согласен. Вот тебе письмо к князю Василью, и вот тебе деньги. Пиши обо всем, я тебе во всем помога». Пьер уже три месяца выбирал карьеру и ничего не делал. Про этот выбор и говорил ему князь Андрей. Пьер потер себе лоб.
– Но он масон должен быть, – сказал он, разумея аббата, которого он видел на вечере.
– Всё это бредни, – остановил его опять князь Андрей, – поговорим лучше о деле. Был ты в конной гвардии?…
– Нет, не был, но вот что мне пришло в голову, и я хотел вам сказать. Теперь война против Наполеона. Ежели б это была война за свободу, я бы понял, я бы первый поступил в военную службу; но помогать Англии и Австрии против величайшего человека в мире… это нехорошо…
Князь Андрей только пожал плечами на детские речи Пьера. Он сделал вид, что на такие глупости нельзя отвечать; но действительно на этот наивный вопрос трудно было ответить что нибудь другое, чем то, что ответил князь Андрей.
– Ежели бы все воевали только по своим убеждениям, войны бы не было, – сказал он.
– Это то и было бы прекрасно, – сказал Пьер.
Князь Андрей усмехнулся.
– Очень может быть, что это было бы прекрасно, но этого никогда не будет…
– Ну, для чего вы идете на войну? – спросил Пьер.
– Для чего? я не знаю. Так надо. Кроме того я иду… – Oн остановился. – Я иду потому, что эта жизнь, которую я веду здесь, эта жизнь – не по мне!


В соседней комнате зашумело женское платье. Как будто очнувшись, князь Андрей встряхнулся, и лицо его приняло то же выражение, какое оно имело в гостиной Анны Павловны. Пьер спустил ноги с дивана. Вошла княгиня. Она была уже в другом, домашнем, но столь же элегантном и свежем платье. Князь Андрей встал, учтиво подвигая ей кресло.
– Отчего, я часто думаю, – заговорила она, как всегда, по французски, поспешно и хлопотливо усаживаясь в кресло, – отчего Анет не вышла замуж? Как вы все глупы, messurs, что на ней не женились. Вы меня извините, но вы ничего не понимаете в женщинах толку. Какой вы спорщик, мсье Пьер.
– Я и с мужем вашим всё спорю; не понимаю, зачем он хочет итти на войну, – сказал Пьер, без всякого стеснения (столь обыкновенного в отношениях молодого мужчины к молодой женщине) обращаясь к княгине.
Княгиня встрепенулась. Видимо, слова Пьера затронули ее за живое.
– Ах, вот я то же говорю! – сказала она. – Я не понимаю, решительно не понимаю, отчего мужчины не могут жить без войны? Отчего мы, женщины, ничего не хотим, ничего нам не нужно? Ну, вот вы будьте судьею. Я ему всё говорю: здесь он адъютант у дяди, самое блестящее положение. Все его так знают, так ценят. На днях у Апраксиных я слышала, как одна дама спрашивает: «c'est ca le fameux prince Andre?» Ma parole d'honneur! [Это знаменитый князь Андрей? Честное слово!] – Она засмеялась. – Он так везде принят. Он очень легко может быть и флигель адъютантом. Вы знаете, государь очень милостиво говорил с ним. Мы с Анет говорили, это очень легко было бы устроить. Как вы думаете?
Пьер посмотрел на князя Андрея и, заметив, что разговор этот не нравился его другу, ничего не отвечал.
– Когда вы едете? – спросил он.
– Ah! ne me parlez pas de ce depart, ne m'en parlez pas. Je ne veux pas en entendre parler, [Ах, не говорите мне про этот отъезд! Я не хочу про него слышать,] – заговорила княгиня таким капризно игривым тоном, каким она говорила с Ипполитом в гостиной, и который так, очевидно, не шел к семейному кружку, где Пьер был как бы членом. – Сегодня, когда я подумала, что надо прервать все эти дорогие отношения… И потом, ты знаешь, Andre? – Она значительно мигнула мужу. – J'ai peur, j'ai peur! [Мне страшно, мне страшно!] – прошептала она, содрогаясь спиною.
Муж посмотрел на нее с таким видом, как будто он был удивлен, заметив, что кто то еще, кроме его и Пьера, находился в комнате; и он с холодною учтивостью вопросительно обратился к жене:
– Чего ты боишься, Лиза? Я не могу понять, – сказал он.
– Вот как все мужчины эгоисты; все, все эгоисты! Сам из за своих прихотей, Бог знает зачем, бросает меня, запирает в деревню одну.
– С отцом и сестрой, не забудь, – тихо сказал князь Андрей.
– Всё равно одна, без моих друзей… И хочет, чтобы я не боялась.
Тон ее уже был ворчливый, губка поднялась, придавая лицу не радостное, а зверское, беличье выраженье. Она замолчала, как будто находя неприличным говорить при Пьере про свою беременность, тогда как в этом и состояла сущность дела.
– Всё таки я не понял, de quoi vous avez peur, [Чего ты боишься,] – медлительно проговорил князь Андрей, не спуская глаз с жены.
Княгиня покраснела и отчаянно взмахнула руками.
– Non, Andre, je dis que vous avez tellement, tellement change… [Нет, Андрей, я говорю: ты так, так переменился…]
– Твой доктор велит тебе раньше ложиться, – сказал князь Андрей. – Ты бы шла спать.
Княгиня ничего не сказала, и вдруг короткая с усиками губка задрожала; князь Андрей, встав и пожав плечами, прошел по комнате.
Пьер удивленно и наивно смотрел через очки то на него, то на княгиню и зашевелился, как будто он тоже хотел встать, но опять раздумывал.
– Что мне за дело, что тут мсье Пьер, – вдруг сказала маленькая княгиня, и хорошенькое лицо ее вдруг распустилось в слезливую гримасу. – Я тебе давно хотела сказать, Andre: за что ты ко мне так переменился? Что я тебе сделала? Ты едешь в армию, ты меня не жалеешь. За что?
– Lise! – только сказал князь Андрей; но в этом слове были и просьба, и угроза, и, главное, уверение в том, что она сама раскается в своих словах; но она торопливо продолжала:
– Ты обращаешься со мной, как с больною или с ребенком. Я всё вижу. Разве ты такой был полгода назад?
– Lise, я прошу вас перестать, – сказал князь Андрей еще выразительнее.
Пьер, всё более и более приходивший в волнение во время этого разговора, встал и подошел к княгине. Он, казалось, не мог переносить вида слез и сам готов был заплакать.
– Успокойтесь, княгиня. Вам это так кажется, потому что я вас уверяю, я сам испытал… отчего… потому что… Нет, извините, чужой тут лишний… Нет, успокойтесь… Прощайте…
Князь Андрей остановил его за руку.
– Нет, постой, Пьер. Княгиня так добра, что не захочет лишить меня удовольствия провести с тобою вечер.
– Нет, он только о себе думает, – проговорила княгиня, не удерживая сердитых слез.
– Lise, – сказал сухо князь Андрей, поднимая тон на ту степень, которая показывает, что терпение истощено.
Вдруг сердитое беличье выражение красивого личика княгини заменилось привлекательным и возбуждающим сострадание выражением страха; она исподлобья взглянула своими прекрасными глазками на мужа, и на лице ее показалось то робкое и признающееся выражение, какое бывает у собаки, быстро, но слабо помахивающей опущенным хвостом.
– Mon Dieu, mon Dieu! [Боже мой, Боже мой!] – проговорила княгиня и, подобрав одною рукой складку платья, подошла к мужу и поцеловала его в лоб.
– Bonsoir, Lise, [Доброй ночи, Лиза,] – сказал князь Андрей, вставая и учтиво, как у посторонней, целуя руку.


Друзья молчали. Ни тот, ни другой не начинал говорить. Пьер поглядывал на князя Андрея, князь Андрей потирал себе лоб своею маленькою рукой.
– Пойдем ужинать, – сказал он со вздохом, вставая и направляясь к двери.
Они вошли в изящно, заново, богато отделанную столовую. Всё, от салфеток до серебра, фаянса и хрусталя, носило на себе тот особенный отпечаток новизны, который бывает в хозяйстве молодых супругов. В середине ужина князь Андрей облокотился и, как человек, давно имеющий что нибудь на сердце и вдруг решающийся высказаться, с выражением нервного раздражения, в каком Пьер никогда еще не видал своего приятеля, начал говорить:
– Никогда, никогда не женись, мой друг; вот тебе мой совет: не женись до тех пор, пока ты не скажешь себе, что ты сделал всё, что мог, и до тех пор, пока ты не перестанешь любить ту женщину, какую ты выбрал, пока ты не увидишь ее ясно; а то ты ошибешься жестоко и непоправимо. Женись стариком, никуда негодным… А то пропадет всё, что в тебе есть хорошего и высокого. Всё истратится по мелочам. Да, да, да! Не смотри на меня с таким удивлением. Ежели ты ждешь от себя чего нибудь впереди, то на каждом шагу ты будешь чувствовать, что для тебя всё кончено, всё закрыто, кроме гостиной, где ты будешь стоять на одной доске с придворным лакеем и идиотом… Да что!…
Он энергически махнул рукой.
Пьер снял очки, отчего лицо его изменилось, еще более выказывая доброту, и удивленно глядел на друга.
– Моя жена, – продолжал князь Андрей, – прекрасная женщина. Это одна из тех редких женщин, с которою можно быть покойным за свою честь; но, Боже мой, чего бы я не дал теперь, чтобы не быть женатым! Это я тебе одному и первому говорю, потому что я люблю тебя.