Алексеев, Константин Михайлович

Константин Михайлович Алексеев
Дата рождения	22 ноября 1851(1851-11-22)
Дата смерти	8 мая 1917(1917-05-08) (65 лет)
Место смерти	Москва, Российская империя
Принадлежность	Российская империя
Звание	генерал от инфантерии
Сражения/войны	Русско-турецкая война 1877—1878, Поход в Китай 1900—1901, Русско-японская война
Награды и премии

Алексеев Константин Михайлович (1851—1917) — русский военачальник, генерал от инфантерии. Участник русско-турецкой войны 1877—1878 гг., военных действий в Китае 1900—1901 гг., русско-японской войны 1904—1905 гг..

Биография

Получил образование в Орловской — Бахтина военной гимназии (1870) и 2-м военном Константиновском училище (1872).

В 1872 году произведен в подпоручики армейской пехоты с прикомандированием к лейб-гвардии Измайловскому полку. Командовал последовательно: 12-м Туркестанским линейным (25.02.1886-7.07.1892) и 1-м Финляндским стрелковым батальонами (15.09.1892-16.09.1896) и 136-м пехотным Таганрогским полком (16.09.1896-3.07.1899), 1-й Восточно-Сибирской линейной (3.07.1899-19.06.1900), 2-й Восточно-Сибирской стрелковой (19.06.-17.07.1900) и 5-й Восточно-Сибирской стрелковой бригадами (17.07.1900-22.02.1904), 5-й (22.02.1904-21.06.1905) и 4-й Восточно-Сибирской стрелковой (19.08.1906-?) и 13-й пехотной дивизиями (5.05.1907-5.12.1909) и 6-м армейским (05.12.1909 — 03.06.1910) и 3-м Кавказским армейским корпусами (3.06.1910-после 1.06.1911)

Вступил в службу (5.08.1870), подпоручик (17.07.1872), переименован в прапорщики гвардии (11.08.1873), подпоручик гвардии (13.04.1875), поручик гвардии (30.08.1877), штабс-капитан гвардии за боевые отличия со старшинством с 3.01.1878 г. (1879), капитан гвардии (30.08.1880), переименован в подполковники армии (25.02.1886), полковник (30.04.1888), генерал-майор (3.07.1899), генерал-лейтенант за боевые отличия (18.07.1904), генерал от инфантерии (6.12.1910).

За русско-турецкую войну (1877—78 гг.) награждён чином штабс-капитана и орденами святого Станислава 3-й степени и святой Анны 4-й степени; за поход в Китай (1900 г.) — орденами святого Станислава 1-й степени и святой Анны 1-й степени.

С 5-й Восточно-Сибирской стрелковой дивизией Алексеев принял видное участие в русско-японской войне 1904—1905 годов. В июне 1904 года дивизия эта, входя в состав 2-го Сибирского корпуса, сосредоточенного у Симучена, занимала Кангуалинскую позицию, на левом берегу р. Хайченхэ, фронтом на юго-восток. Значительно усиленная саперными работами, позиция пересекала пути, ведущие с Далинского и Пханлинского перевалов к Хайчену и представляла весьма серьёзную преграду при условии упорной её обороны. Но сражение 18 июля у Симучена между 2-м Сибирским корпусом и 4-й японской армией разыгралось западнее позиции, занятой отрядом Алексеевым, и 5-я Восточно-Сибирская стрелковая дивизия оставалась безмолвной зрительницей жестокого боя бригады 31-й пехотной дивизии с целой армией Нодзу. Алексеев ограничился высылкой на поддержку Козловского полка всего лишь 2-х рот. С 14 августа начался отход наших войск к Ляоляну; из 5-й Восточно-Сибирской стрелковой дивизии были выделены 19-й и 20-й Восточно-Сибирские стрелковые полки для образования арьергарда и бокового отряда. 15 августа 17-й и 18-й Восточно-Сибирские пехотные полки заняли позицию у Интауюань, а 19-й и 20-й Восточно-Сибирские стрелковые полки расположились на высотах к юго-востоку, фронтом к Люхею и Чандяпуцзы. Противник с утра открыл огонь по этой позиции, но в наступление не переходил. Тем не менее, положение 2-го Сибирского корпуса было признано опасным, и около 10 ч. утра началось отступление главных его сил к передовым Ляолянским позициям, а 17-й и 18-й Восточно-Сибирские стрелковые полки остались до рассвета: первый — на перевале, на дороге в Дава, и второй — на высотах к юго-востоку. С 7 час. утра 16 августа обнаружилось наступление противника, и оба арьергарда стали отходить к Синьлиньшуню, где сосредоточилась вся дивизия. Здесь 5-я Восточно-Сибирская стрелковая дивизия была сменена 9-й Восточно-Сибирской стрелковой дивизией и направилась в свой район сосредоточения Дунбанчжуан — Сыличжуан, где стала в общий резерв армии. В течение дня 17 августа дивизия была расхватана по частям для поддержки 1-го и 3-го Сибирского корпуса. В резерве у Сибаличжуана оставался только 17-й Восточно-Сибирский стрелковый полк, но в ночь на 18 августа и он был уже введен в боевой участок 1-го Сибирского корпуса, а в общем резерве армии остался лишь 18-й Восточно-Сибирский стрелковый полк. 18 августа Алексеев оставался у Сибаличжуана за командира 2-го корпуса, имея в наличности лишь 1 батальон, составленный из рот разных полков, которые он здесь задерживал из числа отправлявшихся в тыл по разным случаям. 19 августа, на укрепленной Ляолянской позиции, 5 Восточно-Сибирская стрелковая дивизия, под начальством генерала Алексеева, составила правый боевой участок 2-го Сибирского корпуса: от железной дороги до редута В. включительно и приняла деятельное участие в обороне её, как в этот, так и в последующие дни — 20 и 21 августа, потеряв убитыми и ранеными 18 офицеров и 739 нижних чинов.

Во время сентябрьского наступления 2-й Сибирский корпус составлял общий резерв Восточного отряда и не был введен в дело даже 28 сентября, когда 1-й Сибирский корпус вел бой на перевалах. Только 30 сентября 1904 года начальник Восточного отряда приказал Алексееву перейти в наступление на д. Хамытань для поддержки отряда генерал-майора Мищенко. В состав отряда, вверенного генералу Алексееву, вошло 6 батальонов, 24 орудия, 1 эскадрон, 1 ком. Отряд действовал очень удачно, и успех его мог привести к частному поражению японцев, угрожавших левому флангу 4-го Сибирского корпуса. Но совершенно неожиданно для атакующих получено было приказание начальника Восточного отряда отходить, прикрывая отступление 1-го Сибирского корпуса. Выполнив и эту задачу, отряд генерала Алексеева перешел за р. Шахе. Массивы, взятые накануне в славном бою, были заняты японскими передовыми частями. Но в тот же день 5-й Восточно-Сибирской стрелковой дивизии вновь было приказано занять вчерашние позиции, что и было выполнено с боем 17-м и 18-м Восточно-Сибирскими стрелковыми полками, которые, вытеснив японцев, заняли сопки с Кумирней и Двугорбую. В 6 часов вечера последовала отмена этого распоряжения, и отряд генерала Алексеева вернулся на позицию у д. Худягоу. 19-й и 20-й Восточно-Сибирские стрелковые полки были отправлены затем в резерв командующего армией и 3 октября приняли участие в атаке Путиловской сопки, а генерал Алексеев с 1-й бригадой своей дивизии остался в составе войск 2-го Сибирского корпуса.

Начало февраля 1905 года застало генерала Алексеева начальником Цинхеченского отряда (18 бат., 16 сот., 8 скор., 16 горн. и 8 конно-горн. ор.), обеспечивавшего левый фланг 1-й армии. Наступление японцев обнаружилось в ночь с 5 на 6 февраля. 7 февраля наши передовые части были оттеснены, но дальше японцы не шли, а потому Алексеев решил 9 февраля сам перейти в наступление. Силы, назначенные для наступления (5 бат.), оказались недостаточными; японцы в свою очередь перешли в наступление в превосходящих силах, и все предприятие получило характер усиленной рекогносцировки. К 10 февраля наши авангарды постепенно отошли на Цинхеченскую позицию. Под покровом снежной пурги 10 февраля японцы повели наступление против Бересневской сопки и Янзелинского перевала. Атака на последний была отбита. Но ввиду выяснившегося превосходства сил противника и опасаясь за свой путь отступления, Алексеев приказал ночью очистить Цинхеченскую и Янзелинскую позиции. Отходя, отряд обнаружил левый фланг 3-го Сибирского корпуса на Гаутулинском перевале, который японцы и начали обходить. 13 февраля японцы продолжали теснить отряд Алексеева. Последнего сменил генерал Ренненкампф, который и решил 22 февраля отвести отряд к д. Мацзядзян. При отходе 2-го Сибирского корпуса к реке Хунхэ (22 февраля) и далее к Телину, Алексеев командовал арьергардом в составе 1-й бригады 5-й Восточно-Сибирской стрелковой дивизии. Этим и закончилось участие Алексеева в боевых действиях этой кампании, за которые он был награждён орденом святого Георгия 4 степени и чином генерал-лейтенанта.

21 июня 1905 года Алексеев был назначен начальником санитарной части 1-й Маньчжурской армии, обязанности которого исполнял до 10 августа 1906 года. Одновременно с этим он был и временным иркутским генерал-губернатором (с 17 ноября 1905 года по 1 июля 1906 года).

Начальник 4-й Восточно-Сибирской стрелковой дивизии (19.08.1906—?), в прикомандировании к Главному штабу (12.04.-5.05.1907), начальник 13-й пехотной дивизии (5.05.1907—5.12.1909), командир 6-го армейского корпуса (5.12.1909—3.06.1910), командир 3-го Кавказского армейского корпуса (3.06.1910 — после 1.06.1911).

Скоропостижно скончался в Москве 8 мая 1917 года. Похоронен на Новодевичьем кладбище.

Награды

Российские:

• Орден Святого Станислава 3-й степени с мечами и бантом (1878)
• Орден Святой Анны 4-й степени (1878)
• Орден Святой Анны 3-й степени (1883)
• Орден Святого Владимира 4-й степени (1887)
• Орден Святого Станислава 2-й степени (1889)
• Орден Святой Анны 2-й степени (1893)
• Орден Святого Владимира 3-й степени (1895)
• Орден Святого Станислава 1-й степени с мечами (1901)
• Орден Святой Анны 1-й степени с мечами (1901)
• Орден Святого Георгия 4-й степени (1904)
• Орден Святого Владимира 2-й степени (1908)

Иностранные:

• Румынский Железный крест (1879)
• Кавалерский крест ордена ольденбургского дома и заслуг герцога Петра-Фридриха-Людвига (1884)

Литература

• Алексеев, Константин Михайлович // Военная энциклопедия : [в 18 т.] / под ред. В. Ф. Новицкого [и др.]. — СПб. ; [М.] : Тип. т-ва И. В. Сытина, 1911—1915.</span>

Ссылки

• [www.regiment.ru/bio/A/253.htm Алексеев Константин Михайлович]

Отрывок, характеризующий Алексеев, Константин Михайлович

Но тотчас же он вспомнил данное князю Андрею честное слово не бывать у Курагина. Но тотчас же, как это бывает с людьми, называемыми бесхарактерными, ему так страстно захотелось еще раз испытать эту столь знакомую ему беспутную жизнь, что он решился ехать. И тотчас же ему пришла в голову мысль, что данное слово ничего не значит, потому что еще прежде, чем князю Андрею, он дал также князю Анатолю слово быть у него; наконец, он подумал, что все эти честные слова – такие условные вещи, не имеющие никакого определенного смысла, особенно ежели сообразить, что, может быть, завтра же или он умрет или случится с ним что нибудь такое необыкновенное, что не будет уже ни честного, ни бесчестного. Такого рода рассуждения, уничтожая все его решения и предположения, часто приходили к Пьеру. Он поехал к Курагину.
Подъехав к крыльцу большого дома у конно гвардейских казарм, в которых жил Анатоль, он поднялся на освещенное крыльцо, на лестницу, и вошел в отворенную дверь. В передней никого не было; валялись пустые бутылки, плащи, калоши; пахло вином, слышался дальний говор и крик.
Игра и ужин уже кончились, но гости еще не разъезжались. Пьер скинул плащ и вошел в первую комнату, где стояли остатки ужина и один лакей, думая, что его никто не видит, допивал тайком недопитые стаканы. Из третьей комнаты слышались возня, хохот, крики знакомых голосов и рев медведя.
Человек восемь молодых людей толпились озабоченно около открытого окна. Трое возились с молодым медведем, которого один таскал на цепи, пугая им другого.
– Держу за Стивенса сто! – кричал один.
– Смотри не поддерживать! – кричал другой.
– Я за Долохова! – кричал третий. – Разними, Курагин.
– Ну, бросьте Мишку, тут пари.
– Одним духом, иначе проиграно, – кричал четвертый.
– Яков, давай бутылку, Яков! – кричал сам хозяин, высокий красавец, стоявший посреди толпы в одной тонкой рубашке, раскрытой на средине груди. – Стойте, господа. Вот он Петруша, милый друг, – обратился он к Пьеру.
Другой голос невысокого человека, с ясными голубыми глазами, особенно поражавший среди этих всех пьяных голосов своим трезвым выражением, закричал от окна: «Иди сюда – разойми пари!» Это был Долохов, семеновский офицер, известный игрок и бретёр, живший вместе с Анатолем. Пьер улыбался, весело глядя вокруг себя.
– Ничего не понимаю. В чем дело?
– Стойте, он не пьян. Дай бутылку, – сказал Анатоль и, взяв со стола стакан, подошел к Пьеру.
– Прежде всего пей.
Пьер стал пить стакан за стаканом, исподлобья оглядывая пьяных гостей, которые опять столпились у окна, и прислушиваясь к их говору. Анатоль наливал ему вино и рассказывал, что Долохов держит пари с англичанином Стивенсом, моряком, бывшим тут, в том, что он, Долохов, выпьет бутылку рому, сидя на окне третьего этажа с опущенными наружу ногами.
– Ну, пей же всю! – сказал Анатоль, подавая последний стакан Пьеру, – а то не пущу!
– Нет, не хочу, – сказал Пьер, отталкивая Анатоля, и подошел к окну.
Долохов держал за руку англичанина и ясно, отчетливо выговаривал условия пари, обращаясь преимущественно к Анатолю и Пьеру.
Долохов был человек среднего роста, курчавый и с светлыми, голубыми глазами. Ему было лет двадцать пять. Он не носил усов, как и все пехотные офицеры, и рот его, самая поразительная черта его лица, был весь виден. Линии этого рта были замечательно тонко изогнуты. В средине верхняя губа энергически опускалась на крепкую нижнюю острым клином, и в углах образовывалось постоянно что то вроде двух улыбок, по одной с каждой стороны; и всё вместе, а особенно в соединении с твердым, наглым, умным взглядом, составляло впечатление такое, что нельзя было не заметить этого лица. Долохов был небогатый человек, без всяких связей. И несмотря на то, что Анатоль проживал десятки тысяч, Долохов жил с ним и успел себя поставить так, что Анатоль и все знавшие их уважали Долохова больше, чем Анатоля. Долохов играл во все игры и почти всегда выигрывал. Сколько бы он ни пил, он никогда не терял ясности головы. И Курагин, и Долохов в то время были знаменитостями в мире повес и кутил Петербурга.
Бутылка рому была принесена; раму, не пускавшую сесть на наружный откос окна, выламывали два лакея, видимо торопившиеся и робевшие от советов и криков окружавших господ.
Анатоль с своим победительным видом подошел к окну. Ему хотелось сломать что нибудь. Он оттолкнул лакеев и потянул раму, но рама не сдавалась. Он разбил стекло.
– Ну ка ты, силач, – обратился он к Пьеру.
Пьер взялся за перекладины, потянул и с треском выворотип дубовую раму.
– Всю вон, а то подумают, что я держусь, – сказал Долохов.
– Англичанин хвастает… а?… хорошо?… – говорил Анатоль.
– Хорошо, – сказал Пьер, глядя на Долохова, который, взяв в руки бутылку рома, подходил к окну, из которого виднелся свет неба и сливавшихся на нем утренней и вечерней зари.
Долохов с бутылкой рома в руке вскочил на окно. «Слушать!»
крикнул он, стоя на подоконнике и обращаясь в комнату. Все замолчали.
– Я держу пари (он говорил по французски, чтоб его понял англичанин, и говорил не слишком хорошо на этом языке). Держу пари на пятьдесят империалов, хотите на сто? – прибавил он, обращаясь к англичанину.
– Нет, пятьдесят, – сказал англичанин.
– Хорошо, на пятьдесят империалов, – что я выпью бутылку рома всю, не отнимая ото рта, выпью, сидя за окном, вот на этом месте (он нагнулся и показал покатый выступ стены за окном) и не держась ни за что… Так?…
– Очень хорошо, – сказал англичанин.
Анатоль повернулся к англичанину и, взяв его за пуговицу фрака и сверху глядя на него (англичанин был мал ростом), начал по английски повторять ему условия пари.
– Постой! – закричал Долохов, стуча бутылкой по окну, чтоб обратить на себя внимание. – Постой, Курагин; слушайте. Если кто сделает то же, то я плачу сто империалов. Понимаете?
Англичанин кивнул головой, не давая никак разуметь, намерен ли он или нет принять это новое пари. Анатоль не отпускал англичанина и, несмотря на то что тот, кивая, давал знать что он всё понял, Анатоль переводил ему слова Долохова по английски. Молодой худощавый мальчик, лейб гусар, проигравшийся в этот вечер, взлез на окно, высунулся и посмотрел вниз.
– У!… у!… у!… – проговорил он, глядя за окно на камень тротуара.
– Смирно! – закричал Долохов и сдернул с окна офицера, который, запутавшись шпорами, неловко спрыгнул в комнату.
Поставив бутылку на подоконник, чтобы было удобно достать ее, Долохов осторожно и тихо полез в окно. Спустив ноги и расперевшись обеими руками в края окна, он примерился, уселся, опустил руки, подвинулся направо, налево и достал бутылку. Анатоль принес две свечки и поставил их на подоконник, хотя было уже совсем светло. Спина Долохова в белой рубашке и курчавая голова его были освещены с обеих сторон. Все столпились у окна. Англичанин стоял впереди. Пьер улыбался и ничего не говорил. Один из присутствующих, постарше других, с испуганным и сердитым лицом, вдруг продвинулся вперед и хотел схватить Долохова за рубашку.
– Господа, это глупости; он убьется до смерти, – сказал этот более благоразумный человек.
Анатоль остановил его:
– Не трогай, ты его испугаешь, он убьется. А?… Что тогда?… А?…
Долохов обернулся, поправляясь и опять расперевшись руками.
– Ежели кто ко мне еще будет соваться, – сказал он, редко пропуская слова сквозь стиснутые и тонкие губы, – я того сейчас спущу вот сюда. Ну!…
Сказав «ну»!, он повернулся опять, отпустил руки, взял бутылку и поднес ко рту, закинул назад голову и вскинул кверху свободную руку для перевеса. Один из лакеев, начавший подбирать стекла, остановился в согнутом положении, не спуская глаз с окна и спины Долохова. Анатоль стоял прямо, разинув глаза. Англичанин, выпятив вперед губы, смотрел сбоку. Тот, который останавливал, убежал в угол комнаты и лег на диван лицом к стене. Пьер закрыл лицо, и слабая улыбка, забывшись, осталась на его лице, хоть оно теперь выражало ужас и страх. Все молчали. Пьер отнял от глаз руки: Долохов сидел всё в том же положении, только голова загнулась назад, так что курчавые волосы затылка прикасались к воротнику рубахи, и рука с бутылкой поднималась всё выше и выше, содрогаясь и делая усилие. Бутылка видимо опорожнялась и с тем вместе поднималась, загибая голову. «Что же это так долго?» подумал Пьер. Ему казалось, что прошло больше получаса. Вдруг Долохов сделал движение назад спиной, и рука его нервически задрожала; этого содрогания было достаточно, чтобы сдвинуть всё тело, сидевшее на покатом откосе. Он сдвинулся весь, и еще сильнее задрожали, делая усилие, рука и голова его. Одна рука поднялась, чтобы схватиться за подоконник, но опять опустилась. Пьер опять закрыл глаза и сказал себе, что никогда уж не откроет их. Вдруг он почувствовал, что всё вокруг зашевелилось. Он взглянул: Долохов стоял на подоконнике, лицо его было бледно и весело.
– Пуста!
Он кинул бутылку англичанину, который ловко поймал ее. Долохов спрыгнул с окна. От него сильно пахло ромом.
– Отлично! Молодцом! Вот так пари! Чорт вас возьми совсем! – кричали с разных сторон.
Англичанин, достав кошелек, отсчитывал деньги. Долохов хмурился и молчал. Пьер вскочил на окно.
Господа! Кто хочет со мною пари? Я то же сделаю, – вдруг крикнул он. – И пари не нужно, вот что. Вели дать бутылку. Я сделаю… вели дать.
– Пускай, пускай! – сказал Долохов, улыбаясь.
– Что ты? с ума сошел? Кто тебя пустит? У тебя и на лестнице голова кружится, – заговорили с разных сторон.
– Я выпью, давай бутылку рому! – закричал Пьер, решительным и пьяным жестом ударяя по столу, и полез в окно.
Его схватили за руки; но он был так силен, что далеко оттолкнул того, кто приблизился к нему.
– Нет, его так не уломаешь ни за что, – говорил Анатоль, – постойте, я его обману. Послушай, я с тобой держу пари, но завтра, а теперь мы все едем к***.
– Едем, – закричал Пьер, – едем!… И Мишку с собой берем…
И он ухватил медведя, и, обняв и подняв его, стал кружиться с ним по комнате.


Князь Василий исполнил обещание, данное на вечере у Анны Павловны княгине Друбецкой, просившей его о своем единственном сыне Борисе. О нем было доложено государю, и, не в пример другим, он был переведен в гвардию Семеновского полка прапорщиком. Но адъютантом или состоящим при Кутузове Борис так и не был назначен, несмотря на все хлопоты и происки Анны Михайловны. Вскоре после вечера Анны Павловны Анна Михайловна вернулась в Москву, прямо к своим богатым родственникам Ростовым, у которых она стояла в Москве и у которых с детства воспитывался и годами живал ее обожаемый Боренька, только что произведенный в армейские и тотчас же переведенный в гвардейские прапорщики. Гвардия уже вышла из Петербурга 10 го августа, и сын, оставшийся для обмундирования в Москве, должен был догнать ее по дороге в Радзивилов.