Алексеев, Михаил Павлович

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Михаи́л Па́влович Алексе́ев
Дата рождения:

24 мая 1896(1896-05-24)

Место рождения:

Киев, Российская империя

Дата смерти:

19 сентября 1981(1981-09-19) (85 лет)

Место смерти:

Ленинград, СССР

Страна:

Российская империя, СССР

Научная сфера:

русская и западноевропейская литература

Место работы:

Санкт-Петербургский государственный университет

Учёная степень:

доктор филологических наук

Учёное звание:

академик АН СССР

Альма-матер:

Киевский университет

Известен как:

филолог

Награды и премии:

Михаи́л Па́влович Алексе́ев (24 мая (5 июня) 1896, Киев — 19 сентября 1981, Ленинград) — советский[1] литературовед, академик АН СССР (1958). Исследователь русской и западноевропейской литературы, их взаимовлияния.

Культурное наследие
Российской Федерации, [old.kulturnoe-nasledie.ru/monuments.php?id=7810290001 объект № 7810290001]
объект № 7810290001




Биография

Михаил Алексеев в 1907—1914 годах учился в частной гимназии В. П. Науменко и параллельно — в Киевской музыкально-драматической школе М. К. Лесневич-Носовой (по классам фортепиано и композиции). Завершив обучение в гимназии, в 1914 году поступил на славяно-русское отделение историко-филологического факультета Киевского университета. Окончил университет в 1918 году.

В 1919—1920 годах преподавал в Киевском университете. С 1920 по 1924 год состоял профессорским стипендиатом при историко-филологическом факультете Новороссийского (Одесского) университета. В 1924—1927 годах работал в Одесской публичной библиотеке, сначала консультантом-библиографом, затем — заведующим библиографическим отделом.

В 1927 году получил приглашение в Иркутский государственный университет, где стал доцентом кафедры всеобщей литературы. В 1928 году был избран профессором и заведующим кафедрой.

В Ленинграде с 1933 года. В 1933—1960 и 1969 годах — профессор кафедры зарубежных литератур (до 1948 кафедра западноевропейских литератур) филологического факультета ЛГУ (в 1942—1945 и 1951—1960 годах заведовал кафедрой), в 1945—1947 и 1950—1953 годах — декан филологического факультета, в 1947—1949 годах — директор научно-исследовательского Филологического института при ЛГУ. В 1934—1942 годах — профессор ЛГПИ им. А. И. Герцена (с 1938 года — заведующий кафедрой всеобщей литературы). В 1942—1944 годах — профессор и заведующий кафедрой всеобщей литературы историко-филологического факультета Саратовского университета.

С 1934 года — старший научный сотрудник Пушкинского дома (ИРЛИ АН СССР); в 1950—1963 годах — заместитель директора по научной работе; в 1955—1957 годах — заведующий сектором пушкиноведения; в 1956—1981 годах — руководитель сектора взаимосвязей русской и зарубежной литератур. С 1959 года — председатель Пушкинской комиссии при Отделении литературы и языка АН СССР. C 1956 года — член Бюро, с 1959 года — заместитель председателя, с 1970 года — председатель Советского комитета славистов при АН СССР. Председатель (1958) и вице-президент (1970) Международного комитета славистов. Доктор honoris causa Ростокского (1959), Оксфордского (1963), Парижского (1964), Бордоского (1964), Будапештского (1967) университетов.

Член-корреспондент Британской академии (1972).

Похоронен на кладбище в Комарово. Надгробие (архитектор В.В. Хазанов) создано в 1984 году.

Адреса в Ленинграде

  • 1966 — 19.09.1981 — набережная Лейтенанта Шмидта, 1.

Награды

Память

  • На доме по адресу набережная Лейтенанта Шмидта, 1/2 в 1986 году была установлена мемориальная доска (архитектор Ю. И. Акимов) с текстом: «Здесь с 1966 по 1981 год жил и работал советский ученый-филолог, академик Михаил Павлович Алексеев».[2].

Основные работы

  • Алексеев М. П. Сибирь в известиях западно-европейских путешественников и писателей: XIII—XVII вв. Ч. 1-2. — Иркутск, 1934—1936. (2-е издание — Иркутск, 1941; 3-е изд. — Новосибирск: Наука, 2006).
  • Алексеев М. П. Русско-английские литературные связи (XVIII в.- первая половина XIX в.).1982.
  • Алексеев М. П. Сравнительное литературоведение. Л.:Наука.1983.448 с.
  • Алексеев М. П. Пушкин и мировая литература.-Л.:Наука,1987.616 с.

Напишите отзыв о статье "Алексеев, Михаил Павлович"

Литература

Примечания

  1. [feb-web.ru/feb/kle/kle-abc/ke1/ke1-1433.htm Алексеев, Михаил Павлович] // Краткая литературная энциклопедия. — М.: Советская энциклопедия, 1962—1978.
  2. [www.encspb.ru/object/2805531068?lc=ru Санкт-Петербург. Энциклопедияа. Мемориальная доска М. П. Алексееву].

Ссылки

Предшественник:
Балухатый, Сергей Дмитриевич
декан
филологического факультета ЛГУ

1945—1947
Преемник:
Будагов, Рубен Александрович
Предшественник:
Бердников, Георгий Петрович
декан
филологического факультета ЛГУ

1950—1953
Преемник:
Западов, Александр Васильевич

Отрывок, характеризующий Алексеев, Михаил Павлович

– Батюшки, светы! Граф молодой! – вскрикнул он, узнав молодого барина. – Что ж это? Голубчик мой! – И Прокофий, трясясь от волненья, бросился к двери в гостиную, вероятно для того, чтобы объявить, но видно опять раздумал, вернулся назад и припал к плечу молодого барина.
– Здоровы? – спросил Ростов, выдергивая у него свою руку.
– Слава Богу! Всё слава Богу! сейчас только покушали! Дай на себя посмотреть, ваше сиятельство!
– Всё совсем благополучно?
– Слава Богу, слава Богу!
Ростов, забыв совершенно о Денисове, не желая никому дать предупредить себя, скинул шубу и на цыпочках побежал в темную, большую залу. Всё то же, те же ломберные столы, та же люстра в чехле; но кто то уж видел молодого барина, и не успел он добежать до гостиной, как что то стремительно, как буря, вылетело из боковой двери и обняло и стало целовать его. Еще другое, третье такое же существо выскочило из другой, третьей двери; еще объятия, еще поцелуи, еще крики, слезы радости. Он не мог разобрать, где и кто папа, кто Наташа, кто Петя. Все кричали, говорили и целовали его в одно и то же время. Только матери не было в числе их – это он помнил.
– А я то, не знал… Николушка… друг мой!
– Вот он… наш то… Друг мой, Коля… Переменился! Нет свечей! Чаю!
– Да меня то поцелуй!
– Душенька… а меня то.
Соня, Наташа, Петя, Анна Михайловна, Вера, старый граф, обнимали его; и люди и горничные, наполнив комнаты, приговаривали и ахали.
Петя повис на его ногах. – А меня то! – кричал он. Наташа, после того, как она, пригнув его к себе, расцеловала всё его лицо, отскочила от него и держась за полу его венгерки, прыгала как коза всё на одном месте и пронзительно визжала.
Со всех сторон были блестящие слезами радости, любящие глаза, со всех сторон были губы, искавшие поцелуя.
Соня красная, как кумач, тоже держалась за его руку и вся сияла в блаженном взгляде, устремленном в его глаза, которых она ждала. Соне минуло уже 16 лет, и она была очень красива, особенно в эту минуту счастливого, восторженного оживления. Она смотрела на него, не спуская глаз, улыбаясь и задерживая дыхание. Он благодарно взглянул на нее; но всё еще ждал и искал кого то. Старая графиня еще не выходила. И вот послышались шаги в дверях. Шаги такие быстрые, что это не могли быть шаги его матери.
Но это была она в новом, незнакомом еще ему, сшитом без него платье. Все оставили его, и он побежал к ней. Когда они сошлись, она упала на его грудь рыдая. Она не могла поднять лица и только прижимала его к холодным снуркам его венгерки. Денисов, никем не замеченный, войдя в комнату, стоял тут же и, глядя на них, тер себе глаза.
– Василий Денисов, друг вашего сына, – сказал он, рекомендуясь графу, вопросительно смотревшему на него.
– Милости прошу. Знаю, знаю, – сказал граф, целуя и обнимая Денисова. – Николушка писал… Наташа, Вера, вот он Денисов.
Те же счастливые, восторженные лица обратились на мохнатую фигуру Денисова и окружили его.
– Голубчик, Денисов! – визгнула Наташа, не помнившая себя от восторга, подскочила к нему, обняла и поцеловала его. Все смутились поступком Наташи. Денисов тоже покраснел, но улыбнулся и взяв руку Наташи, поцеловал ее.
Денисова отвели в приготовленную для него комнату, а Ростовы все собрались в диванную около Николушки.
Старая графиня, не выпуская его руки, которую она всякую минуту целовала, сидела с ним рядом; остальные, столпившись вокруг них, ловили каждое его движенье, слово, взгляд, и не спускали с него восторженно влюбленных глаз. Брат и сестры спорили и перехватывали места друг у друга поближе к нему, и дрались за то, кому принести ему чай, платок, трубку.
Ростов был очень счастлив любовью, которую ему выказывали; но первая минута его встречи была так блаженна, что теперешнего его счастия ему казалось мало, и он всё ждал чего то еще, и еще, и еще.
На другое утро приезжие спали с дороги до 10 го часа.
В предшествующей комнате валялись сабли, сумки, ташки, раскрытые чемоданы, грязные сапоги. Вычищенные две пары со шпорами были только что поставлены у стенки. Слуги приносили умывальники, горячую воду для бритья и вычищенные платья. Пахло табаком и мужчинами.
– Гей, Г'ишка, т'убку! – крикнул хриплый голос Васьки Денисова. – Ростов, вставай!
Ростов, протирая слипавшиеся глаза, поднял спутанную голову с жаркой подушки.
– А что поздно? – Поздно, 10 й час, – отвечал Наташин голос, и в соседней комнате послышалось шуршанье крахмаленных платьев, шопот и смех девичьих голосов, и в чуть растворенную дверь мелькнуло что то голубое, ленты, черные волоса и веселые лица. Это была Наташа с Соней и Петей, которые пришли наведаться, не встал ли.
– Николенька, вставай! – опять послышался голос Наташи у двери.
– Сейчас!
В это время Петя, в первой комнате, увидав и схватив сабли, и испытывая тот восторг, который испытывают мальчики, при виде воинственного старшего брата, и забыв, что сестрам неприлично видеть раздетых мужчин, отворил дверь.
– Это твоя сабля? – кричал он. Девочки отскочили. Денисов с испуганными глазами спрятал свои мохнатые ноги в одеяло, оглядываясь за помощью на товарища. Дверь пропустила Петю и опять затворилась. За дверью послышался смех.
– Николенька, выходи в халате, – проговорил голос Наташи.
– Это твоя сабля? – спросил Петя, – или это ваша? – с подобострастным уважением обратился он к усатому, черному Денисову.
Ростов поспешно обулся, надел халат и вышел. Наташа надела один сапог с шпорой и влезала в другой. Соня кружилась и только что хотела раздуть платье и присесть, когда он вышел. Обе были в одинаковых, новеньких, голубых платьях – свежие, румяные, веселые. Соня убежала, а Наташа, взяв брата под руку, повела его в диванную, и у них начался разговор. Они не успевали спрашивать друг друга и отвечать на вопросы о тысячах мелочей, которые могли интересовать только их одних. Наташа смеялась при всяком слове, которое он говорил и которое она говорила, не потому, чтобы было смешно то, что они говорили, но потому, что ей было весело и она не в силах была удерживать своей радости, выражавшейся смехом.
– Ах, как хорошо, отлично! – приговаривала она ко всему. Ростов почувствовал, как под влиянием жарких лучей любви, в первый раз через полтора года, на душе его и на лице распускалась та детская улыбка, которою он ни разу не улыбался с тех пор, как выехал из дома.
– Нет, послушай, – сказала она, – ты теперь совсем мужчина? Я ужасно рада, что ты мой брат. – Она тронула его усы. – Мне хочется знать, какие вы мужчины? Такие ли, как мы? Нет?
– Отчего Соня убежала? – спрашивал Ростов.
– Да. Это еще целая история! Как ты будешь говорить с Соней? Ты или вы?
– Как случится, – сказал Ростов.
– Говори ей вы, пожалуйста, я тебе после скажу.
– Да что же?
– Ну я теперь скажу. Ты знаешь, что Соня мой друг, такой друг, что я руку сожгу для нее. Вот посмотри. – Она засучила свой кисейный рукав и показала на своей длинной, худой и нежной ручке под плечом, гораздо выше локтя (в том месте, которое закрыто бывает и бальными платьями) красную метину.
– Это я сожгла, чтобы доказать ей любовь. Просто линейку разожгла на огне, да и прижала.
Сидя в своей прежней классной комнате, на диване с подушечками на ручках, и глядя в эти отчаянно оживленные глаза Наташи, Ростов опять вошел в тот свой семейный, детский мир, который не имел ни для кого никакого смысла, кроме как для него, но который доставлял ему одни из лучших наслаждений в жизни; и сожжение руки линейкой, для показания любви, показалось ему не бесполезно: он понимал и не удивлялся этому.
– Так что же? только? – спросил он.
– Ну так дружны, так дружны! Это что, глупости – линейкой; но мы навсегда друзья. Она кого полюбит, так навсегда; а я этого не понимаю, я забуду сейчас.
– Ну так что же?
– Да, так она любит меня и тебя. – Наташа вдруг покраснела, – ну ты помнишь, перед отъездом… Так она говорит, что ты это всё забудь… Она сказала: я буду любить его всегда, а он пускай будет свободен. Ведь правда, что это отлично, благородно! – Да, да? очень благородно? да? – спрашивала Наташа так серьезно и взволнованно, что видно было, что то, что она говорила теперь, она прежде говорила со слезами.
Ростов задумался.
– Я ни в чем не беру назад своего слова, – сказал он. – И потом, Соня такая прелесть, что какой же дурак станет отказываться от своего счастия?
– Нет, нет, – закричала Наташа. – Мы про это уже с нею говорили. Мы знали, что ты это скажешь. Но это нельзя, потому что, понимаешь, ежели ты так говоришь – считаешь себя связанным словом, то выходит, что она как будто нарочно это сказала. Выходит, что ты всё таки насильно на ней женишься, и выходит совсем не то.
Ростов видел, что всё это было хорошо придумано ими. Соня и вчера поразила его своей красотой. Нынче, увидав ее мельком, она ему показалась еще лучше. Она была прелестная 16 тилетняя девочка, очевидно страстно его любящая (в этом он не сомневался ни на минуту). Отчего же ему было не любить ее теперь, и не жениться даже, думал Ростов, но теперь столько еще других радостей и занятий! «Да, они это прекрасно придумали», подумал он, «надо оставаться свободным».