Алексеев, Сергей Сергеевич

Алексеев Сергей Сергеевич<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
Председатель Комитета конституционного надзора СССР
23 декабря 1989 — 26 декабря 1991
Глава правительства:	Рыжков, Николай Иванович, Павлов, Валентин Сергеевич
Вице-президент:	Янаев, Геннадий Иванович
Президент:	Горбачёв, Михаил Сергеевич
Предшественник:	должность учреждена
Преемник:	должность упразднена
Рождение:	28 июля 1924(1924-07-28) Орёл, РСФСР
Смерть:	12 мая 2013(2013-05-12) (88 лет) Санкт-Петербург, Россия
Место погребения:	[где?]
Супруга:	Алексеева Зоя Михайловна
Дети:	Надежда и Ирина
Партия:	КПСС
Образование:	Свердловский юридический институт
Учёная степень:	доктор юридических наук
Учёное звание:	профессор, член-корреспондент АН СССР (1987) член-корреспондент РАН (1991)
Военная служба
Принадлежность:	Советская Армия
Звание:	[какое?]
Сражения:	Великая Отечественная война
Научная деятельность
Научная сфера:	теория права, гражданское право
Место работы:	Институт философии и права УрО РАН
Известен как:	теоретик права, один из авторов Конституции РФ.
Награды:

Серге́й Серге́евич Алексе́ев (28 июля 1924, Орёл — 12 мая 2013, Санкт-Петербург) — председатель Комитета конституционного надзора СССР, народный депутат СССР (1989—1991), российский правовед, доктор юридических наук, член-корреспондент РАН (1991; член-корреспондент АН СССР с 1987 года). Труды по общей теории права, по гражданскому праву. Лауреат Государственной премии СССР (1977). Заслуженный деятель науки РСФСР. Первый лауреат высшей юридической премии России «Юрист года» (2009). Создатель и первый директор Института философии и права УрО РАН.

С. С. Алексеев награждён орденами «Знак почёта», «Отечественной войны», «За заслуги перед Отечеством» III степени, медалями, а также Демидовской премией.

Считается — наряду с А. А. Собчаком, Л. С. Мамутом и С. М. Шахраем — одним из непосредственных авторов текста действующей Конституции РФ.

Семья

Отец, Алексеев Сергей Николаевич, специалист по статистике, начальник сектора областного управления народно-хозяйственного учёта, был арестован 6 августа 1937 года и 11 августа осуждён на 10 лет исправительно-трудовых лагерей по обвинению в участии во вредительской группе, ведении подрывной работы и контрреволюционной пропаганды против советской власти. В 1947 году дело прекращено за отсутствием состава преступления. Мать, Наталья Никифоровна, работала химиком-аналитиком в Уральском филиале Академии наук СССР, затем заместителем декана Металлургического факультета Уральского Индустриального института им. С. М. Кирова.

Супруга: Алексеева Зоя Михайловна — засл. юрист России.

Дочери: Надежда, врач-кардиолог, возглавляет частную медицинскую клинику «КардиоКлиника» (Санкт-Петербург), Ирина — кандидат филологических наук, переводчик, директор Санкт-Петербургской высшей школы перевода.

Внуки: Екатерина Седова — врач-кардиолог, единственная в городе Санкт-Петербурге женщина интервенционный кардио-хирург; Анна Сироткина — советник Управления частного права Высшего Арбитражного Суда РФ; Алексей Иванов — спортсмен, старший тренер сборной России по ски-кроссу; Марина Иванова; Василий Иванов. Правнуки Алиса Седова ; Софья Сироткина ; Алелия Иванова ; Руслана Иванова ; Таисия Сироткина ; Сергей Сироткин; Сергей Иванов ; Николь Иванова ; Демьян Иванов

Военная служба

Участник Великой Отечественной войны. Воевал на Волховском, Ленинградском, Карельском фронтах, в Заполярье.

Образование и научно-педагогическая деятельность

Окончил в 1949 году Свердловский юридический институт, а также аспирантуру этого института. В 1952 году защитил кандидатскую диссертацию на тему «Акцептная форма расчетов между социалистическими организациями по советскому гражданскому праву». С того же года ассистент, а затем стар­ший преподаватель. С 1954 года — доцент кафедры гражданского права Свердловского юридического института. В 1960 году защитил докторскую диссертацию по теме «Предмет советского социалистического гражданского права». В 1961—1988 годах — заведующий кафедрой теории государства и права Свердловского юридического института. В 1962 году присвоено звание профессора. В 1988—1995 годах — директор Института философии и права Уральского отделения АН СССР (затем — РАН), один из создателей этого научного учреждения.

С. С. Алексеев — основоположник уральской научной школы гражданского права, одной из самых авторитетных в стране, автор более 400 печатных трудов, в том числе более 40 книг. Уже в его ранних цивилистических работах наряду с конкретными рекомендациями по совершенствованию договорных связей и гражданского законодательства прослеживается постановка общих проблем теории права. В последующие годы С. С. Алексеев издал фундаментальные монографии, учебники и многочисленные статьи по теории права и государства, завоевав всеобщее признание как выдающийся теоретик права.

Политическая деятельность

В 1989 году был избран народным депутатом СССР от Академии наук СССР и научных обществ, а затем по решению Съезда народных депутатов стал членом Совета Союза Верховного Совета СССР. Входил в Межрегиональную депутатскую группу, являлся председателем комитета по вопросам законодательства, законности и правопорядка Верховного Совета СССР (1989—1990).

Комитет конституционного надзора

В 1989—1991 председатель Комитета конституционного надзора СССР. Комитетом были приняты важные решения об отмене прописки, о юридической ничтожности «секретных» актов и т. п. 20 августа 1991 г. по инициативе С. С. Алексеева члены Комитета конституционного надзора подписали заявление, осуждавшее ГКЧП как незаконно учреждённый орган. А после Беловежских событий в декабре 1991 г. Комитет выступил с Заявлением о юридической несостоятельности роспуска СССР, но вскоре был сам де-факто ликвидирован вместе с другими общесоюзными учреждениями.

Исследовательский центр частного права

С октября 1991 года главным направлением деятельности для С. С. Алек­сеева стала организация исследовательского центра частного права. Он был органи­зован на базе Комитета конституционного надзора СССР распоряжением М. С. Гор­бачёва, а в июле 1992 года указом Б. Н. Ельцина преобразован в Исследовательский центр частного права при Президенте РФ. В 1991—1995 гг. был председателем Совета Исследовательского центра частного права.

Начиная с середины 1990-х годов был научным руководителем федеральной программы «Восстановление и развитие частного права в России». Председатель Научного совета Исследовательского центра частного права.

Являлся почётным профессором Уральского государственного юридического университета, почетным доктором Университета Париж-ХII Валь-де-Марн (2000), председателем Научного совета Института частного права в Екатеринбурге, замести­телем председателя Совета Исследовательского центра частного права, председате­лем Ученого совета Уральского отделения Российской школы частного права.

Проект Конституции и Президентский совет

В конце 1991 г. стал членом рабочей группы Рос­сийского движения демократических реформ по подготовке проекта Конституции России, получившего в прессе название Альтернативного проекта. В процессе этой работы были учтены основные идеи проекта Конституции Союза Советских Республик Европы и Азии, автором которого был академик АН СССР А. Д. Сахаров. Эти наработки отчасти были использованы в 1993 г., когда С. С. Алексеев был привлечен к работе над «президентским» проектом Конституции РФ. Следует отметить, что в своих трудах «Уроки: Тяжкий путь России к праву» и др. С. С. Алексеев отзывается об этом периоде с некоторой долей горечи, поскольку ключевые идеи Альтернативного проекта в окончательном проекте Конституции РФ не были реализованы.

В 1993 г. назначается членом Президентского совета, а затем и Комиссии по правам человека при Президенте России. Однако спустя два года он вышел из их состава в связи с началом активных боевых действий в Чечне.

Именно по инициативе и при поддержке Алексеева в начале 1990-х были приняты решения об отмене прописки и о юридической ничтожности «секретных» актов.

После депутатства

Вернувшись в г. Екатеринбург, С. С. Алексеев полностью посвятил себя научной и популяризаторской работе, продолжив работу в Институте философии и права УрО РАН, возглавив Институт частного права и создав ряд учебных пособий для студентов и школьников.

Основные труды

• Гражданское право в период развернутого строительства коммунизма / Алексеев С. С. — М.: Госюриздат, 1962. — 283 c.
• Механизм правового регулирования в социалистическом государстве. — М.: Юрид. лит., 1966. — 188 с.
• Проблемы теории права: Курс лекций в двух томах. — Свердловск, 1972—1973.
  • Т. 1. Основные вопросы общей теории социалистического права / Науч. ред. Р. К. Русинов ; Отв. за вып. В. М. Семенов; Министерство высшего и среднего специального образования РСФСР. Свердловский юридический институт. — Свердловск, 1972. − 396 с.
  • Т. 2. Нормативные юридические акты; Применение права; Юридическая наука / С. С. Алексеев; Науч. ред. Р. К. Русинов; Отв. за вып. В. М. Семенов; Министерство высшего и среднего специального образования РСФСР. Свердловский юридический институт. — Свердловск, 1973. — 402 с.
• Правовое государство — судьба социализма : Науч.-публицист. очерк / С. С. Алексеев. — М.: Юрид. лит., 1988. — 174, [1] с. ISBN 5-7260-0176-1
• Теория права. — М., 1993; 1994; 2-е изд., перераб. и доп. 1995.
• Уроки: Тяжкий путь России к праву. — М.: Юрист, 1997. — 326 с. — ISBN 5-7975-0012-4.
• Самое святое, что было у Бога на земле. Иммануил Кант и проблемы права в современную эпоху. — М.: Инфра-М, 1998. — 410 с. — 12 000 экз. — ISBN 5-89123-265-0.
• Философия права: История и современность, проблемы, тенденции, перспек­тивы. — М.: Норма, 1999. — 329 с. — ISBN 5-89123-149-2.
• Право на пороге нового тысячелетия: некоторые тенденции мирового правового развития — надежда и драма современной эпохи. — М.: Статут, 2000. — 256 с. — ISBN 5-8354-0045-4.
• Восхождение к праву: Поиски и решения. — М.: Норма, 2001. — 748 с. — ISBN 5-89123-536-6.
• Восхождение к праву: Поиски и решения. — 2-е изд., перераб. и доп. — М.: Норма, 2002. — 608 с. — 3000 экз. — ISBN 5-89123-680-X.
• Право собственности. Проблемы теории. — М.: Норма, 2007. — 240 с. — ISBN 978-5-468-00057-1.
• Собрание сочинений : в 10 т. / С. С. Алексеев. — Москва : Статут, 2010.

Награды и звания

• Орден «За заслуги перед Отечеством» III степени (7 июля 2003) — за большой вклад в развитие гражданского законодательства и многолетнюю научную деятельность
• Орден Дружбы народов (26 июля 1994)— за активное участие в становлении российской государственности, большой вклад в развитие юридической науки и подготовку высококвалифицированных кадров юристов
• Орден Отечественной войны II степени (6 апреля 1985) — за храбрость, стойкость и мужество, проявленные в борьбе с немецко-фашистскими захватчиками, и в ознаменование 40-летия победы советского народа в Великой Отечественной войне 1941—1945 годов
• Орден «Знак Почёта»
• Заслуженный деятель науки РСФСР (1974)
• Государственная премия СССР (1977) — за цикл работ по проблемам теории права
• Почётный гражданин Свердловской области (2009)
• Почетная грамота Законодательного Собрания Свердловской области (22 сентября 2004)
• Почетный профессор Уральской государственной юридической академии (1999)
• Орден «Данакер» (Киргизия, 27 июля 2004)

• Демидовская премия (2010) — за выдающийся вклад в создание правовых основ современной России

• Поощрения Президента Российской Федерации
• Почётная грамота Президента Российской Федерации (12 декабря 2008) — за активное участие в подготовке проекта Конституции Российской Федерации и большой вклад в развитие демократических основ Российской Федерации
• Благодарность Президента Российской Федерации (24 июля 2009) — за большой вклад в развитие отечественной правовой науки, подготовку юридических кадров и совершенствование законодательства Российской Федерации

Память

В Екатеринбурге, где он долгое время жил, С. С. Алексееву посвящена памятная табличка, установленная на доме № 64 по проспекту Ленина.

Вторая мемориальная доска размещена на здании Уральского государственного юридического университета (бывш. Уральская государственная юридическая академия) в 2014 году.

28 июля 2016 года состоялось торжественное открытие музея С. С. Алексеева «Восхождение к праву» по адресу: г. Екатеринбург, ул. Ленина, д. 101.

Ссылки

• [www.law.edu.ru/doc/document.asp?docID=1117323 Биография С. С. Алексеева]
• [www.law.edu.ru/doc/document.asp?docID=1386712 Список научных публикаций С. С. Алексеева]
• [law.edu.ru/article/article.asp?articleID=1164726 Юбилей Сергея Сергеевича Алексеева]

Отрывок, характеризующий Алексеев, Сергей Сергеевич

Лицо его, несмотря на мелкие круглые морщинки, имело выражение невинности и юности; голос у него был приятный и певучий. Но главная особенность его речи состояла в непосредственности и спорости. Он, видимо, никогда не думал о том, что он сказал и что он скажет; и от этого в быстроте и верности его интонаций была особенная неотразимая убедительность.
Физические силы его и поворотливость были таковы первое время плена, что, казалось, он не понимал, что такое усталость и болезнь. Каждый день утром а вечером он, ложась, говорил: «Положи, господи, камушком, подними калачиком»; поутру, вставая, всегда одинаково пожимая плечами, говорил: «Лег – свернулся, встал – встряхнулся». И действительно, стоило ему лечь, чтобы тотчас же заснуть камнем, и стоило встряхнуться, чтобы тотчас же, без секунды промедления, взяться за какое нибудь дело, как дети, вставши, берутся за игрушки. Он все умел делать, не очень хорошо, но и не дурно. Он пек, парил, шил, строгал, тачал сапоги. Он всегда был занят и только по ночам позволял себе разговоры, которые он любил, и песни. Он пел песни, не так, как поют песенники, знающие, что их слушают, но пел, как поют птицы, очевидно, потому, что звуки эти ему было так же необходимо издавать, как необходимо бывает потянуться или расходиться; и звуки эти всегда бывали тонкие, нежные, почти женские, заунывные, и лицо его при этом бывало очень серьезно.
Попав в плен и обросши бородою, он, видимо, отбросил от себя все напущенное на него, чуждое, солдатское и невольно возвратился к прежнему, крестьянскому, народному складу.
– Солдат в отпуску – рубаха из порток, – говаривал он. Он неохотно говорил про свое солдатское время, хотя не жаловался, и часто повторял, что он всю службу ни разу бит не был. Когда он рассказывал, то преимущественно рассказывал из своих старых и, видимо, дорогих ему воспоминаний «христианского», как он выговаривал, крестьянского быта. Поговорки, которые наполняли его речь, не были те, большей частью неприличные и бойкие поговорки, которые говорят солдаты, но это были те народные изречения, которые кажутся столь незначительными, взятые отдельно, и которые получают вдруг значение глубокой мудрости, когда они сказаны кстати.
Часто он говорил совершенно противоположное тому, что он говорил прежде, но и то и другое было справедливо. Он любил говорить и говорил хорошо, украшая свою речь ласкательными и пословицами, которые, Пьеру казалось, он сам выдумывал; но главная прелесть его рассказов состояла в том, что в его речи события самые простые, иногда те самые, которые, не замечая их, видел Пьер, получали характер торжественного благообразия. Он любил слушать сказки, которые рассказывал по вечерам (всё одни и те же) один солдат, но больше всего он любил слушать рассказы о настоящей жизни. Он радостно улыбался, слушая такие рассказы, вставляя слова и делая вопросы, клонившиеся к тому, чтобы уяснить себе благообразие того, что ему рассказывали. Привязанностей, дружбы, любви, как понимал их Пьер, Каратаев не имел никаких; но он любил и любовно жил со всем, с чем его сводила жизнь, и в особенности с человеком – не с известным каким нибудь человеком, а с теми людьми, которые были перед его глазами. Он любил свою шавку, любил товарищей, французов, любил Пьера, который был его соседом; но Пьер чувствовал, что Каратаев, несмотря на всю свою ласковую нежность к нему (которою он невольно отдавал должное духовной жизни Пьера), ни на минуту не огорчился бы разлукой с ним. И Пьер то же чувство начинал испытывать к Каратаеву.
Платон Каратаев был для всех остальных пленных самым обыкновенным солдатом; его звали соколик или Платоша, добродушно трунили над ним, посылали его за посылками. Но для Пьера, каким он представился в первую ночь, непостижимым, круглым и вечным олицетворением духа простоты и правды, таким он и остался навсегда.
Платон Каратаев ничего не знал наизусть, кроме своей молитвы. Когда он говорил свои речи, он, начиная их, казалось, не знал, чем он их кончит.
Когда Пьер, иногда пораженный смыслом его речи, просил повторить сказанное, Платон не мог вспомнить того, что он сказал минуту тому назад, – так же, как он никак не мог словами сказать Пьеру свою любимую песню. Там было: «родимая, березанька и тошненько мне», но на словах не выходило никакого смысла. Он не понимал и не мог понять значения слов, отдельно взятых из речи. Каждое слово его и каждое действие было проявлением неизвестной ему деятельности, которая была его жизнь. Но жизнь его, как он сам смотрел на нее, не имела смысла как отдельная жизнь. Она имела смысл только как частица целого, которое он постоянно чувствовал. Его слова и действия выливались из него так же равномерно, необходимо и непосредственно, как запах отделяется от цветка. Он не мог понять ни цены, ни значения отдельно взятого действия или слова.


Получив от Николая известие о том, что брат ее находится с Ростовыми, в Ярославле, княжна Марья, несмотря на отговариванья тетки, тотчас же собралась ехать, и не только одна, но с племянником. Трудно ли, нетрудно, возможно или невозможно это было, она не спрашивала и не хотела знать: ее обязанность была не только самой быть подле, может быть, умирающего брата, но и сделать все возможное для того, чтобы привезти ему сына, и она поднялась ехать. Если князь Андрей сам не уведомлял ее, то княжна Марья объясняла ото или тем, что он был слишком слаб, чтобы писать, или тем, что он считал для нее и для своего сына этот длинный переезд слишком трудным и опасным.
В несколько дней княжна Марья собралась в дорогу. Экипажи ее состояли из огромной княжеской кареты, в которой она приехала в Воронеж, брички и повозки. С ней ехали m lle Bourienne, Николушка с гувернером, старая няня, три девушки, Тихон, молодой лакей и гайдук, которого тетка отпустила с нею.
Ехать обыкновенным путем на Москву нельзя было и думать, и потому окольный путь, который должна была сделать княжна Марья: на Липецк, Рязань, Владимир, Шую, был очень длинен, по неимению везде почтовых лошадей, очень труден и около Рязани, где, как говорили, показывались французы, даже опасен.
Во время этого трудного путешествия m lle Bourienne, Десаль и прислуга княжны Марьи были удивлены ее твердостью духа и деятельностью. Она позже всех ложилась, раньше всех вставала, и никакие затруднения не могли остановить ее. Благодаря ее деятельности и энергии, возбуждавшим ее спутников, к концу второй недели они подъезжали к Ярославлю.
В последнее время своего пребывания в Воронеже княжна Марья испытала лучшее счастье в своей жизни. Любовь ее к Ростову уже не мучила, не волновала ее. Любовь эта наполняла всю ее душу, сделалась нераздельною частью ее самой, и она не боролась более против нее. В последнее время княжна Марья убедилась, – хотя она никогда ясно словами определенно не говорила себе этого, – убедилась, что она была любима и любила. В этом она убедилась в последнее свое свидание с Николаем, когда он приехал ей объявить о том, что ее брат был с Ростовыми. Николай ни одним словом не намекнул на то, что теперь (в случае выздоровления князя Андрея) прежние отношения между ним и Наташей могли возобновиться, но княжна Марья видела по его лицу, что он знал и думал это. И, несмотря на то, его отношения к ней – осторожные, нежные и любовные – не только не изменились, но он, казалось, радовался тому, что теперь родство между ним и княжной Марьей позволяло ему свободнее выражать ей свою дружбу любовь, как иногда думала княжна Марья. Княжна Марья знала, что она любила в первый и последний раз в жизни, и чувствовала, что она любима, и была счастлива, спокойна в этом отношении.
Но это счастье одной стороны душевной не только не мешало ей во всей силе чувствовать горе о брате, но, напротив, это душевное спокойствие в одном отношении давало ей большую возможность отдаваться вполне своему чувству к брату. Чувство это было так сильно в первую минуту выезда из Воронежа, что провожавшие ее были уверены, глядя на ее измученное, отчаянное лицо, что она непременно заболеет дорогой; но именно трудности и заботы путешествия, за которые с такою деятельностью взялась княжна Марья, спасли ее на время от ее горя и придали ей силы.
Как и всегда это бывает во время путешествия, княжна Марья думала только об одном путешествии, забывая о том, что было его целью. Но, подъезжая к Ярославлю, когда открылось опять то, что могло предстоять ей, и уже не через много дней, а нынче вечером, волнение княжны Марьи дошло до крайних пределов.
Когда посланный вперед гайдук, чтобы узнать в Ярославле, где стоят Ростовы и в каком положении находится князь Андрей, встретил у заставы большую въезжавшую карету, он ужаснулся, увидав страшно бледное лицо княжны, которое высунулось ему из окна.
– Все узнал, ваше сиятельство: ростовские стоят на площади, в доме купца Бронникова. Недалече, над самой над Волгой, – сказал гайдук.
Княжна Марья испуганно вопросительно смотрела на его лицо, не понимая того, что он говорил ей, не понимая, почему он не отвечал на главный вопрос: что брат? M lle Bourienne сделала этот вопрос за княжну Марью.
– Что князь? – спросила она.
– Их сиятельство с ними в том же доме стоят.
«Стало быть, он жив», – подумала княжна и тихо спросила: что он?
– Люди сказывали, все в том же положении.
Что значило «все в том же положении», княжна не стала спрашивать и мельком только, незаметно взглянув на семилетнего Николушку, сидевшего перед нею и радовавшегося на город, опустила голову и не поднимала ее до тех пор, пока тяжелая карета, гремя, трясясь и колыхаясь, не остановилась где то. Загремели откидываемые подножки.
Отворились дверцы. Слева была вода – река большая, справа было крыльцо; на крыльце были люди, прислуга и какая то румяная, с большой черной косой, девушка, которая неприятно притворно улыбалась, как показалось княжне Марье (это была Соня). Княжна взбежала по лестнице, притворно улыбавшаяся девушка сказала: – Сюда, сюда! – и княжна очутилась в передней перед старой женщиной с восточным типом лица, которая с растроганным выражением быстро шла ей навстречу. Это была графиня. Она обняла княжну Марью и стала целовать ее.
– Mon enfant! – проговорила она, – je vous aime et vous connais depuis longtemps. [Дитя мое! я вас люблю и знаю давно.]
Несмотря на все свое волнение, княжна Марья поняла, что это была графиня и что надо было ей сказать что нибудь. Она, сама не зная как, проговорила какие то учтивые французские слова, в том же тоне, в котором были те, которые ей говорили, и спросила: что он?
– Доктор говорит, что нет опасности, – сказала графиня, но в то время, как она говорила это, она со вздохом подняла глаза кверху, и в этом жесте было выражение, противоречащее ее словам.
– Где он? Можно его видеть, можно? – спросила княжна.
– Сейчас, княжна, сейчас, мой дружок. Это его сын? – сказала она, обращаясь к Николушке, который входил с Десалем. – Мы все поместимся, дом большой. О, какой прелестный мальчик!
Графиня ввела княжну в гостиную. Соня разговаривала с m lle Bourienne. Графиня ласкала мальчика. Старый граф вошел в комнату, приветствуя княжну. Старый граф чрезвычайно переменился с тех пор, как его последний раз видела княжна. Тогда он был бойкий, веселый, самоуверенный старичок, теперь он казался жалким, затерянным человеком. Он, говоря с княжной, беспрестанно оглядывался, как бы спрашивая у всех, то ли он делает, что надобно. После разорения Москвы и его имения, выбитый из привычной колеи, он, видимо, потерял сознание своего значения и чувствовал, что ему уже нет места в жизни.
Несмотря на то волнение, в котором она находилась, несмотря на одно желание поскорее увидать брата и на досаду за то, что в эту минуту, когда ей одного хочется – увидать его, – ее занимают и притворно хвалят ее племянника, княжна замечала все, что делалось вокруг нее, и чувствовала необходимость на время подчиниться этому новому порядку, в который она вступала. Она знала, что все это необходимо, и ей было это трудно, но она не досадовала на них.
– Это моя племянница, – сказал граф, представляя Соню, – вы не знаете ее, княжна?
Княжна повернулась к ней и, стараясь затушить поднявшееся в ее душе враждебное чувство к этой девушке, поцеловала ее. Но ей становилось тяжело оттого, что настроение всех окружающих было так далеко от того, что было в ее душе.
– Где он? – спросила она еще раз, обращаясь ко всем.
– Он внизу, Наташа с ним, – отвечала Соня, краснея. – Пошли узнать. Вы, я думаю, устали, княжна?
У княжны выступили на глаза слезы досады. Она отвернулась и хотела опять спросить у графини, где пройти к нему, как в дверях послышались легкие, стремительные, как будто веселые шаги. Княжна оглянулась и увидела почти вбегающую Наташу, ту Наташу, которая в то давнишнее свидание в Москве так не понравилась ей.
Но не успела княжна взглянуть на лицо этой Наташи, как она поняла, что это был ее искренний товарищ по горю, и потому ее друг. Она бросилась ей навстречу и, обняв ее, заплакала на ее плече.
Как только Наташа, сидевшая у изголовья князя Андрея, узнала о приезде княжны Марьи, она тихо вышла из его комнаты теми быстрыми, как показалось княжне Марье, как будто веселыми шагами и побежала к ней.
На взволнованном лице ее, когда она вбежала в комнату, было только одно выражение – выражение любви, беспредельной любви к нему, к ней, ко всему тому, что было близко любимому человеку, выраженье жалости, страданья за других и страстного желанья отдать себя всю для того, чтобы помочь им. Видно было, что в эту минуту ни одной мысли о себе, о своих отношениях к нему не было в душе Наташи.
Чуткая княжна Марья с первого взгляда на лицо Наташи поняла все это и с горестным наслаждением плакала на ее плече.
– Пойдемте, пойдемте к нему, Мари, – проговорила Наташа, отводя ее в другую комнату.
Княжна Марья подняла лицо, отерла глаза и обратилась к Наташе. Она чувствовала, что от нее она все поймет и узнает.
– Что… – начала она вопрос, но вдруг остановилась. Она почувствовала, что словами нельзя ни спросить, ни ответить. Лицо и глаза Наташи должны были сказать все яснее и глубже.
Наташа смотрела на нее, но, казалось, была в страхе и сомнении – сказать или не сказать все то, что она знала; она как будто почувствовала, что перед этими лучистыми глазами, проникавшими в самую глубь ее сердца, нельзя не сказать всю, всю истину, какою она ее видела. Губа Наташи вдруг дрогнула, уродливые морщины образовались вокруг ее рта, и она, зарыдав, закрыла лицо руками.
Княжна Марья поняла все.
Но она все таки надеялась и спросила словами, в которые она не верила:
– Но как его рана? Вообще в каком он положении?
– Вы, вы… увидите, – только могла сказать Наташа.
Они посидели несколько времени внизу подле его комнаты, с тем чтобы перестать плакать и войти к нему с спокойными лицами.
– Как шла вся болезнь? Давно ли ему стало хуже? Когда это случилось? – спрашивала княжна Марья.
Наташа рассказывала, что первое время была опасность от горячечного состояния и от страданий, но в Троице это прошло, и доктор боялся одного – антонова огня. Но и эта опасность миновалась. Когда приехали в Ярославль, рана стала гноиться (Наташа знала все, что касалось нагноения и т. п.), и доктор говорил, что нагноение может пойти правильно. Сделалась лихорадка. Доктор говорил, что лихорадка эта не так опасна.
– Но два дня тому назад, – начала Наташа, – вдруг это сделалось… – Она удержала рыданья. – Я не знаю отчего, но вы увидите, какой он стал.
– Ослабел? похудел?.. – спрашивала княжна.
– Нет, не то, но хуже. Вы увидите. Ах, Мари, Мари, он слишком хорош, он не может, не может жить… потому что…


Когда Наташа привычным движением отворила его дверь, пропуская вперед себя княжну, княжна Марья чувствовала уже в горле своем готовые рыданья. Сколько она ни готовилась, ни старалась успокоиться, она знала, что не в силах будет без слез увидать его.
Княжна Марья понимала то, что разумела Наташа словами: сним случилось это два дня тому назад. Она понимала, что это означало то, что он вдруг смягчился, и что смягчение, умиление эти были признаками смерти. Она, подходя к двери, уже видела в воображении своем то лицо Андрюши, которое она знала с детства, нежное, кроткое, умиленное, которое так редко бывало у него и потому так сильно всегда на нее действовало. Она знала, что он скажет ей тихие, нежные слова, как те, которые сказал ей отец перед смертью, и что она не вынесет этого и разрыдается над ним. Но, рано ли, поздно ли, это должно было быть, и она вошла в комнату. Рыдания все ближе и ближе подступали ей к горлу, в то время как она своими близорукими глазами яснее и яснее различала его форму и отыскивала его черты, и вот она увидала его лицо и встретилась с ним взглядом.
Он лежал на диване, обложенный подушками, в меховом беличьем халате. Он был худ и бледен. Одна худая, прозрачно белая рука его держала платок, другою он, тихими движениями пальцев, трогал тонкие отросшие усы. Глаза его смотрели на входивших.
Увидав его лицо и встретившись с ним взглядом, княжна Марья вдруг умерила быстроту своего шага и почувствовала, что слезы вдруг пересохли и рыдания остановились. Уловив выражение его лица и взгляда, она вдруг оробела и почувствовала себя виноватой.
«Да в чем же я виновата?» – спросила она себя. «В том, что живешь и думаешь о живом, а я!..» – отвечал его холодный, строгий взгляд.