Пехов, Алексей Юрьевич
Поделись знанием:
– Какова молодежь то, а, Феоктист? – сказал он, – смеется над нашим братом стариками.
– Что ж, ваше сиятельство, им бы только покушать хорошо, а как всё собрать да сервировать , это не их дело.
– Так, так, – закричал граф, и весело схватив сына за обе руки, закричал: – Так вот же что, попался ты мне! Возьми ты сейчас сани парные и ступай ты к Безухову, и скажи, что граф, мол, Илья Андреич прислали просить у вас земляники и ананасов свежих. Больше ни у кого не достанешь. Самого то нет, так ты зайди, княжнам скажи, и оттуда, вот что, поезжай ты на Разгуляй – Ипатка кучер знает – найди ты там Ильюшку цыгана, вот что у графа Орлова тогда плясал, помнишь, в белом казакине, и притащи ты его сюда, ко мне.
– И с цыганками его сюда привести? – спросил Николай смеясь. – Ну, ну!…
В это время неслышными шагами, с деловым, озабоченным и вместе христиански кротким видом, никогда не покидавшим ее, вошла в комнату Анна Михайловна. Несмотря на то, что каждый день Анна Михайловна заставала графа в халате, всякий раз он конфузился при ней и просил извинения за свой костюм.
– Ничего, граф, голубчик, – сказала она, кротко закрывая глаза. – А к Безухому я съезжу, – сказала она. – Пьер приехал, и теперь мы всё достанем, граф, из его оранжерей. Мне и нужно было видеть его. Он мне прислал письмо от Бориса. Слава Богу, Боря теперь при штабе.
Граф обрадовался, что Анна Михайловна брала одну часть его поручений, и велел ей заложить маленькую карету.
– Вы Безухову скажите, чтоб он приезжал. Я его запишу. Что он с женой? – спросил он.
Анна Михайловна завела глаза, и на лице ее выразилась глубокая скорбь…
– Ах, мой друг, он очень несчастлив, – сказала она. – Ежели правда, что мы слышали, это ужасно. И думали ли мы, когда так радовались его счастию! И такая высокая, небесная душа, этот молодой Безухов! Да, я от души жалею его и постараюсь дать ему утешение, которое от меня будет зависеть.
– Да что ж такое? – спросили оба Ростова, старший и младший.
Анна Михайловна глубоко вздохнула: – Долохов, Марьи Ивановны сын, – сказала она таинственным шопотом, – говорят, совсем компрометировал ее. Он его вывел, пригласил к себе в дом в Петербурге, и вот… Она сюда приехала, и этот сорви голова за ней, – сказала Анна Михайловна, желая выразить свое сочувствие Пьеру, но в невольных интонациях и полуулыбкою выказывая сочувствие сорви голове, как она назвала Долохова. – Говорят, сам Пьер совсем убит своим горем.
– Ну, всё таки скажите ему, чтоб он приезжал в клуб, – всё рассеется. Пир горой будет.
На другой день, 3 го марта, во 2 м часу по полудни, 250 человек членов Английского клуба и 50 человек гостей ожидали к обеду дорогого гостя и героя Австрийского похода, князя Багратиона. В первое время по получении известия об Аустерлицком сражении Москва пришла в недоумение. В то время русские так привыкли к победам, что, получив известие о поражении, одни просто не верили, другие искали объяснений такому странному событию в каких нибудь необыкновенных причинах. В Английском клубе, где собиралось всё, что было знатного, имеющего верные сведения и вес, в декабре месяце, когда стали приходить известия, ничего не говорили про войну и про последнее сражение, как будто все сговорились молчать о нем. Люди, дававшие направление разговорам, как то: граф Ростопчин, князь Юрий Владимирович Долгорукий, Валуев, гр. Марков, кн. Вяземский, не показывались в клубе, а собирались по домам, в своих интимных кружках, и москвичи, говорившие с чужих голосов (к которым принадлежал и Илья Андреич Ростов), оставались на короткое время без определенного суждения о деле войны и без руководителей. Москвичи чувствовали, что что то нехорошо и что обсуждать эти дурные вести трудно, и потому лучше молчать. Но через несколько времени, как присяжные выходят из совещательной комнаты, появились и тузы, дававшие мнение в клубе, и всё заговорило ясно и определенно. Были найдены причины тому неимоверному, неслыханному и невозможному событию, что русские были побиты, и все стало ясно, и во всех углах Москвы заговорили одно и то же. Причины эти были: измена австрийцев, дурное продовольствие войска, измена поляка Пшебышевского и француза Ланжерона, неспособность Кутузова, и (потихоньку говорили) молодость и неопытность государя, вверившегося дурным и ничтожным людям. Но войска, русские войска, говорили все, были необыкновенны и делали чудеса храбрости. Солдаты, офицеры, генералы – были герои. Но героем из героев был князь Багратион, прославившийся своим Шенграбенским делом и отступлением от Аустерлица, где он один провел свою колонну нерасстроенною и целый день отбивал вдвое сильнейшего неприятеля. Тому, что Багратион выбран был героем в Москве, содействовало и то, что он не имел связей в Москве, и был чужой. В лице его отдавалась должная честь боевому, простому, без связей и интриг, русскому солдату, еще связанному воспоминаниями Итальянского похода с именем Суворова. Кроме того в воздаянии ему таких почестей лучше всего показывалось нерасположение и неодобрение Кутузову.
– Ежели бы не было Багратиона, il faudrait l'inventer, [надо бы изобрести его.] – сказал шутник Шиншин, пародируя слова Вольтера. Про Кутузова никто не говорил, и некоторые шопотом бранили его, называя придворною вертушкой и старым сатиром. По всей Москве повторялись слова князя Долгорукова: «лепя, лепя и облепишься», утешавшегося в нашем поражении воспоминанием прежних побед, и повторялись слова Ростопчина про то, что французских солдат надо возбуждать к сражениям высокопарными фразами, что с Немцами надо логически рассуждать, убеждая их, что опаснее бежать, чем итти вперед; но что русских солдат надо только удерживать и просить: потише! Со всex сторон слышны были новые и новые рассказы об отдельных примерах мужества, оказанных нашими солдатами и офицерами при Аустерлице. Тот спас знамя, тот убил 5 ть французов, тот один заряжал 5 ть пушек. Говорили и про Берга, кто его не знал, что он, раненый в правую руку, взял шпагу в левую и пошел вперед. Про Болконского ничего не говорили, и только близко знавшие его жалели, что он рано умер, оставив беременную жену и чудака отца.
3 го марта во всех комнатах Английского клуба стоял стон разговаривающих голосов и, как пчелы на весеннем пролете, сновали взад и вперед, сидели, стояли, сходились и расходились, в мундирах, фраках и еще кое кто в пудре и кафтанах, члены и гости клуба. Пудренные, в чулках и башмаках ливрейные лакеи стояли у каждой двери и напряженно старались уловить каждое движение гостей и членов клуба, чтобы предложить свои услуги. Большинство присутствовавших были старые, почтенные люди с широкими, самоуверенными лицами, толстыми пальцами, твердыми движениями и голосами. Этого рода гости и члены сидели по известным, привычным местам и сходились в известных, привычных кружках. Малая часть присутствовавших состояла из случайных гостей – преимущественно молодежи, в числе которой были Денисов, Ростов и Долохов, который был опять семеновским офицером. На лицах молодежи, особенно военной, было выражение того чувства презрительной почтительности к старикам, которое как будто говорит старому поколению: уважать и почитать вас мы готовы, но помните, что всё таки за нами будущность.
Несвицкий был тут же, как старый член клуба. Пьер, по приказанию жены отпустивший волоса, снявший очки и одетый по модному, но с грустным и унылым видом, ходил по залам. Его, как и везде, окружала атмосфера людей, преклонявшихся перед его богатством, и он с привычкой царствования и рассеянной презрительностью обращался с ними.
По годам он бы должен был быть с молодыми, по богатству и связям он был членом кружков старых, почтенных гостей, и потому он переходил от одного кружка к другому.
Старики из самых значительных составляли центр кружков, к которым почтительно приближались даже незнакомые, чтобы послушать известных людей. Большие кружки составлялись около графа Ростопчина, Валуева и Нарышкина. Ростопчин рассказывал про то, как русские были смяты бежавшими австрийцами и должны были штыком прокладывать себе дорогу сквозь беглецов.
Валуев конфиденциально рассказывал, что Уваров был прислан из Петербурга, для того чтобы узнать мнение москвичей об Аустерлице.
В третьем кружке Нарышкин говорил о заседании австрийского военного совета, в котором Суворов закричал петухом в ответ на глупость австрийских генералов. Шиншин, стоявший тут же, хотел пошутить, сказав, что Кутузов, видно, и этому нетрудному искусству – кричать по петушиному – не мог выучиться у Суворова; но старички строго посмотрели на шутника, давая ему тем чувствовать, что здесь и в нынешний день так неприлично было говорить про Кутузова.
Граф Илья Андреич Ростов, озабоченно, торопливо похаживал в своих мягких сапогах из столовой в гостиную, поспешно и совершенно одинаково здороваясь с важными и неважными лицами, которых он всех знал, и изредка отыскивая глазами своего стройного молодца сына, радостно останавливал на нем свой взгляд и подмигивал ему. Молодой Ростов стоял у окна с Долоховым, с которым он недавно познакомился, и знакомством которого он дорожил. Старый граф подошел к ним и пожал руку Долохову.
– Ко мне милости прошу, вот ты с моим молодцом знаком… вместе там, вместе геройствовали… A! Василий Игнатьич… здорово старый, – обратился он к проходившему старичку, но не успел еще договорить приветствия, как всё зашевелилось, и прибежавший лакей, с испуганным лицом, доложил: пожаловали!
Раздались звонки; старшины бросились вперед; разбросанные в разных комнатах гости, как встряхнутая рожь на лопате, столпились в одну кучу и остановились в большой гостиной у дверей залы.
В дверях передней показался Багратион, без шляпы и шпаги, которые он, по клубному обычаю, оставил у швейцара. Он был не в смушковом картузе с нагайкой через плечо, как видел его Ростов в ночь накануне Аустерлицкого сражения, а в новом узком мундире с русскими и иностранными орденами и с георгиевской звездой на левой стороне груди. Он видимо сейчас, перед обедом, подстриг волосы и бакенбарды, что невыгодно изменяло его физиономию. На лице его было что то наивно праздничное, дававшее, в соединении с его твердыми, мужественными чертами, даже несколько комическое выражение его лицу. Беклешов и Федор Петрович Уваров, приехавшие с ним вместе, остановились в дверях, желая, чтобы он, как главный гость, прошел вперед их. Багратион смешался, не желая воспользоваться их учтивостью; произошла остановка в дверях, и наконец Багратион всё таки прошел вперед. Он шел, не зная куда девать руки, застенчиво и неловко, по паркету приемной: ему привычнее и легче было ходить под пулями по вспаханному полю, как он шел перед Курским полком в Шенграбене. Старшины встретили его у первой двери, сказав ему несколько слов о радости видеть столь дорогого гостя, и недождавшись его ответа, как бы завладев им, окружили его и повели в гостиную. В дверях гостиной не было возможности пройти от столпившихся членов и гостей, давивших друг друга и через плечи друг друга старавшихся, как редкого зверя, рассмотреть Багратиона. Граф Илья Андреич, энергичнее всех, смеясь и приговаривая: – пусти, mon cher, пусти, пусти, – протолкал толпу, провел гостей в гостиную и посадил на средний диван. Тузы, почетнейшие члены клуба, обступили вновь прибывших. Граф Илья Андреич, проталкиваясь опять через толпу, вышел из гостиной и с другим старшиной через минуту явился, неся большое серебряное блюдо, которое он поднес князю Багратиону. На блюде лежали сочиненные и напечатанные в честь героя стихи. Багратион, увидав блюдо, испуганно оглянулся, как бы отыскивая помощи. Но во всех глазах было требование того, чтобы он покорился. Чувствуя себя в их власти, Багратион решительно, обеими руками, взял блюдо и сердито, укоризненно посмотрел на графа, подносившего его. Кто то услужливо вынул из рук Багратиона блюдо (а то бы он, казалось, намерен был держать его так до вечера и так итти к столу) и обратил его внимание на стихи. «Ну и прочту», как будто сказал Багратион и устремив усталые глаза на бумагу, стал читать с сосредоточенным и серьезным видом. Сам сочинитель взял стихи и стал читать. Князь Багратион склонил голову и слушал.
(перенаправлено с «Алексей Пехов»)
| Пехов Алексей Юрьевич | |
| Род деятельности: | |
|---|---|
| Жанр: | |
| Дебют: |
Хроники Сиалы |
| Премии: |
«Серебряный кадуцей», «Странник», «Меч без имени», медаль им. А. П. Чехова |
Пехов Алексей Юрьевич (род. 30 марта 1978, г. Москва) — известный российский писатель, работает в основном в жанре фэнтези.
Наиболее известен цикл «Хроники Сиалы» (про вора Гаррета), получивший награду «Серебряный кадуцей» (II место) на международном фестивале Звёздный мост в 2003 году, за первую книгу трилогии, «Крадущийся в тени». Роман «Под знаком Мантикоры» был признан лучшим романом 2004 года по мнению журнала Мир Фантастики. Премия Странник за роман «Киндрэт. Кровные братья» (в соавторстве с Еленой Бычковой и Натальей Турчаниновой) — как лучшее городское фэнтези за период 2001—2005 года. Также награду «Серебряный кадуцей» получили романы «Искатели Ветра» и «Ветер полыни» на международном фестивале Звёздный мост в 2006 году.
Сценарист компьютерных игр, в том числе «King's Bounty. Легенда о рыцаре» и дополнения «Heroes of Might and Magic V» (в соавторстве с Еленой Бычковой и Натальей Турчаниновой).
Член Союза писателей России и Американской ассоциации писателей-фантастов (SFWA).
В 2011 году первая книга Хроник Сиалы «Shadow Prowler» номинирована на престижную фэнтези-премию «The David Gemmell Legend Award for Fantasy — 2011» (DGLA) в номинации «Morningstar (Best Fantasy Debut)». В 2012 году вторая книга Хроник Сиалы «Shadow chaser» попала в лонг-лист премии «2011/12 David Gemmell LEGEND Award».
В 2015 году получил премию "Фантаст года" в России за самое большое количество проданных книг в 2014 году.
Книги переведены на: английский, немецкий, французский, испанский, итальянский, голландский, греческий, эстонский языки.
Содержание
Биография
Алексей Юрьевич Пехов родился 30 марта 1978 в Москве. После школы поступил в Институт имени Семашко (3-й медицинский), ныне Московский государственный медико-стоматологический университет (МГМСУ). По окончании института поступил в клиническую ординатуру по специальности «ортодонтия», затем пошёл в аспирантуру по той же специальности в ЦНИИС МЗ РФ. Уже в школе он начал писать, развлекая друзей фантастическими историями. С 2001-го начал писать серьёзно.
Женат. С будущей женой, Еленой Бычковой, познакомился на конвенте «Роскон-2003». С тех пор работает с ней в постоянном соавторстве.
Вместе с семьей увлекается фотографией, горным трекингом, в том числе высотным. Прошли Эверест-трек (высота 5550 м.), Аннапурна-круг (высота 5416 м.).
Самостоятельные путешественники: Эквадор, Непал, Таиланд, Гонконг, Филиппины, Норвегия, Швейцария, Италия, Германия, Англия, Шотландия, Франция, Испания, Чехия, Нидерланды, Швеция, Португалия, Финляндия, Дания. Также часто используют путешествия, как основу для сюжетов и создания атмосферы будущих книг.
Библиография
Романы
- Трилогия Хроники Сиалы
- Последний завет (2003) — в соавторстве с Андреем Егоровым
- Тетралогия Ветер и Искры — Хроники Хары
- Тетралогия Киндрэт - в соавторстве с Еленой Бычковой и Натальей Турчаниновой.
- Киндрэт. Кровные братья (2005)
- Колдун из клана Смерти (2007)
- Основатель (2009)
- Новые боги (2010)
- Цикл Заклинатели — в соавторстве с Еленой Бычковой и Натальей Турчаниновой.
- Заклинатели (2011)
- Ловушка для духа (2014)
- Ловцы удачи (2012) — роман по миру Изнанки, история появления Ласа на Черепашьем острове
- Цикл Мастер Снов — в соавторстве с Еленой Бычковой и Натальей Турчаниновой.
Повести и рассказы
- Чудесное приключение (2001)
- На закате эпохи (2002) — в соавторстве с М. Певзнером
- Под флагом милорда Кугеля (2004) — в соавторстве с Анастасией Парфёновой
- Пряха (2004) — в соавторстве с Анастасией Парфёновой
- Сборник Тёмный охотник (2006)
- Змейка — рассказ-приквел к Хроникам Сиалы
- Пожиратель душ — рассказ по миру цикла Ветра и Искр
- Цена свободы — рассказ-приквел к циклу Ветра и Искр
- Тёмный охотник — повесть-приквел к циклу Киндрэт, в соавторстве с Еленой Бычковой и Натальей Турчаниновой.
- Особый почтовый — повесть, Мир на границе Изнанки
- Последняя осень
- Дождь — повесть — постапокалипсис
- Сборник Шанс (2009), в соавторстве с Еленой Бычковой и Натальей Турчаниновой.
- Лённарт из Гренграса (2008)
- Ведьмин Яр — новелла из романа «Страж»
- Ночь летнего солнцестояния — рассказ по циклу Киндрэт (2007) — в соавторстве с Еленой Бычковой и Натальей Турчаниновой.(вошла в книгу)
- Шёпот моря (2003)
- Наранья (2008) — рассказ по миру «Мантикоры»
- Синее пламя. Маяк — глава из романа «Летос»
- Немного покоя во время чумы — рассказ по циклу Киндрэт, в соавторстве с Еленой Бычковой и Натальей Турчаниновой.(9я глава книги Новые боги)
Переводные издания
- Переводное издание Хроники Сиалы
- Испанское издание, Las Crónicas de Siala
- Американское и английское издания, The Chronicles of Siala
- Немецкое издание, Die Chroniken von Siala
- Итальянское издание, Le cronache di Siala
- Harold il Ladro / Крадущийся в тени
- L’uomo Senza Nome (2011) / Джанга с тенями
- Французское издание, Les Croniques de Siala
- Le Rôdeur d’Ombre / Крадущийся в тени
- Le Prédateur d’Ombre (2011) / Джанга с тенями
- Le Vent d’Ombre / Вьюга теней
- Эстонское издание, Siala kroonikad
- Голландское издание
- De Vloek van de Schaduw / Крадущийся в тени
- De Weg van de Schaduw (2011) / Джанга с тенями
- Het lot van de schaduw / Вьюга теней
- Чешское издание, Kroniky Sialy
- Tulák ve Stínech / Крадущийся в тени — с иллюстрациями
- Tanec ve Stínech / Джанга с тенями
- Bouře ve stínech / Вьюга теней
- Переводное издание цикла Ветра и Искр — Хроники Хары
- Переводное издание Киндрэт. Кровные братья (в соавторстве с Еленой Бычковой и Натальей Турчаниновой.), которое на западе официально представляет Елена Бычкова под псевдонимом Lena Meydan. По своей сути это не просто перевод, а адаптация, в которой изменены некоторые сюжетные линии и герои.
- Американское издание, Twilight Forever Rising
- Немецкое издание, Der Clan der Vampire
Награды и премии
- «Меч без имени» — 2002 за роман «Крадущийся в тени» (лучший дебют)
- «Серебряный кадуцей» — 2003 за трилогию «Хроники Сиалы» (лучший сериал)
- Роман «Под знаком мантикоры» — «Лучшее отечественное фэнтези-2004» и «Книга года» по версии журнала «Мир Фантастики», премия «Открытие себя» конвента «Портал»
- «Серебряный Кадуцей» — 2006 за цикл «Ветра и Искр» (лучший сериал)
- «Странник» — 2006 за роман «Киндрэт. Кровные братья» (лучшее городское фэнтези 2000—2005)
- Роман «Пересмешник» — «Лучшее отечественное фэнтези-2009» по версии журнала «Мир Фантастики»
- Роман «Страж» — «Лучшая отечественная фантастика -2010» по версии журнала «Мир Фантастики». Также номинировался на премию «Странник».
- Медаль имени А. П. Чехова. За достойный вклад в развитие российской культуры. [2010]
- В 2011 году первая книга Хроник Сиалы «Shadow Prowler» номинирована на престижную фэнтези-премию «The David Gemmell Legend Award for Fantasy — 2011» (DGLA) в номинации «Morningstar (Best Fantasy Debut)».[1]
- В 2015 году роман "Проклятый горн" признан "Книгой года" по версии сайта "Fantlab.ru"
- В 2015 году на международной фантастической конференции "Роскон-2015" получил премию "Фантаст года".
Разное
- Иллюстрации к разным книгам Пехова делали художники Олег Юдин и Владимир Бондарь. Омнибус «Хроники Сиалы» оформил художник Илья Комаров. Иллюстратор американского издания «Хроник Сиалы» — Кекай Котаки (Kekai Kotaki).[2]
- Рассказы «Дождь», «Последняя осень», «Ночь летнего солнцестояния», «Шёпот моря», «Лённарт из Гренграсса», «Ведьмин яр», «Наранья» и повесть «Особый почтовый» были прочитаны в радиопередаче Модель для сборки[3][4][5][6]
- Вместе с Еленой Бычковой и Натальей Турчаниновой участвовал в написании сценария компьютерной игры —- «King’s Bounty. Легенда о рыцаре»[7]
- В 2008 году количество вышедших книг превысило миллион экземпляров[8]
- Хроники Сиалы были переведены на испанский и выпущены 15 ноября 2009 года в Испании издательством Minotauro.[9][10]
- Хроники Сиалы были переведены на английский и выпущены в феврале 2010 года в США издательством TOR. Переводчик — Эндрю Бромфилд (Adrew Blomfield), редактор — Патрик ЛоБрутто (Patrick LoBrutto) (редактировал Азимова, Стивена Кинга, поздние «Дюны», новеллизации «Звёздных войн»)[11][12]
- Хроники Сиалы были переведены на немецкий и выпущены в апреле 2010 года в Германии издательством PIPER.[13][14]
Напишите отзыв о статье "Пехов, Алексей Юрьевич"
Примечания
- ↑ [olesher.livejournal.com/1264877.html ФЛИБУСТЬЕРСКИЕ ЗАМЕТКИ — Итоги года. Творческие…]
- ↑ [olesher.livejournal.com/1074382.html Флибустьерские Заметки — «S.P.»]
- ↑ [olesher.livejournal.com/880653.html ФЛИБУСТЬЕРСКИЕ ЗАМЕТКИ — Модель для сборки]
- ↑ [olesher.livejournal.com/758024.html ФЛИБУСТЬЕРСКИЕ ЗАМЕТКИ — «Дождь»…]
- ↑ [olesher.livejournal.com/746825.html ФЛИБУСТЬЕРСКИЕ ЗАМЕТКИ — «Модель для сборки»…]
- ↑ [olesher.livejournal.com/1061106.html ФЛИБУСТЬЕРСКИЕ ЗАМЕТКИ — «Шепот моря»…]
- ↑ [olesher.livejournal.com/870009.html ФЛИБУСТЬЕРСКИЕ ЗАМЕТКИ — «King’s Bounty. Легенда о рыцаре»]
- ↑ [olesher.livejournal.com/943771.html ФЛИБУСТЬЕРСКИЕ ЗАМЕТКИ — Итоги года. Творческие…]
- ↑ [olesher.livejournal.com/1039935.html ФЛИБУСТЬЕРСКИЕ ЗАМЕТКИ — Что это, Бэрримор?]
- ↑ [www.fantasytienda.com/producto/3833/ladron_sombras_cronicas_siala_1 El ladrón de las sombras (Crónicas de Siala 1) — Libros de Minotauro — La tienda de Fantasymundo.com]
- ↑ [olesher.livejournal.com/1034799.html#cutid1 ФЛИБУСТЬЕРСКИЕ ЗАМЕТКИ — Ну, примерно так…]
- ↑ [www.amazon.com/Shadow-Prowler-Aleksey-Pehov/dp/0765324032 Amazon.com: Shadow Prowler (9780765324030): Alexey Pehov: Books]
- ↑ [olesher.livejournal.com/1059985.html ФЛИБУСТЬЕРСКИЕ ЗАМЕТКИ — «Schatten wanderer»…]
- ↑ [www.piper-verlag.de/fantasy/buch.php?id=13694&page=buchthemen&sort=autor&auswahl=a&pagenum=3 Piper Fantasy | Schattenwanderer, Alexey Pehov]
Литература
- Дмитрий Злотницкий Синее пламя (рус.) // Мир фантастики : журнал. — Москва: ТехноМир, 2016. — Вып. 1. — С. 26.
Ссылки
- [www.pehov.info/ Официальный сайт Алексея Пехова]
- [fantlab.ru/autor116 Полная библиография Алексея Пехова] на сайте «Лаборатория Фантастики»
- [siala.kiev.ua/ Шард Neverwinter Nights созданный по мотивам книг А. Пехова о приключениях Гаррета.]
- [mds.rudn.info/files/mds.html#mds-Aleksey_Pehov Рассказы Алексея Пехова в Модели Для Сборки]
- [fan.lib.ru/p/pehow_a_j/ Самиздат]
- [kindrat.ru/ Фанатский сайт]
- [7exob.role2.ru/ Форум для фанатов]
-
— Пехов, Алексей Юрьевич в «Живом Журнале» - [www.postapoc-media.com/kniga-pehov-aleksej-dozhd-pehov-alexey-rain-2005 Рецензия на рассказ «Дождь»]
- bookes.ru/tag/aleksej-pexov/
Отрывок, характеризующий Пехов, Алексей Юрьевич
И граф обратился к повару, который с умным и почтенным лицом, наблюдательно и ласково поглядывал на отца и сына.– Какова молодежь то, а, Феоктист? – сказал он, – смеется над нашим братом стариками.
– Что ж, ваше сиятельство, им бы только покушать хорошо, а как всё собрать да сервировать , это не их дело.
– Так, так, – закричал граф, и весело схватив сына за обе руки, закричал: – Так вот же что, попался ты мне! Возьми ты сейчас сани парные и ступай ты к Безухову, и скажи, что граф, мол, Илья Андреич прислали просить у вас земляники и ананасов свежих. Больше ни у кого не достанешь. Самого то нет, так ты зайди, княжнам скажи, и оттуда, вот что, поезжай ты на Разгуляй – Ипатка кучер знает – найди ты там Ильюшку цыгана, вот что у графа Орлова тогда плясал, помнишь, в белом казакине, и притащи ты его сюда, ко мне.
– И с цыганками его сюда привести? – спросил Николай смеясь. – Ну, ну!…
В это время неслышными шагами, с деловым, озабоченным и вместе христиански кротким видом, никогда не покидавшим ее, вошла в комнату Анна Михайловна. Несмотря на то, что каждый день Анна Михайловна заставала графа в халате, всякий раз он конфузился при ней и просил извинения за свой костюм.
– Ничего, граф, голубчик, – сказала она, кротко закрывая глаза. – А к Безухому я съезжу, – сказала она. – Пьер приехал, и теперь мы всё достанем, граф, из его оранжерей. Мне и нужно было видеть его. Он мне прислал письмо от Бориса. Слава Богу, Боря теперь при штабе.
Граф обрадовался, что Анна Михайловна брала одну часть его поручений, и велел ей заложить маленькую карету.
– Вы Безухову скажите, чтоб он приезжал. Я его запишу. Что он с женой? – спросил он.
Анна Михайловна завела глаза, и на лице ее выразилась глубокая скорбь…
– Ах, мой друг, он очень несчастлив, – сказала она. – Ежели правда, что мы слышали, это ужасно. И думали ли мы, когда так радовались его счастию! И такая высокая, небесная душа, этот молодой Безухов! Да, я от души жалею его и постараюсь дать ему утешение, которое от меня будет зависеть.
– Да что ж такое? – спросили оба Ростова, старший и младший.
Анна Михайловна глубоко вздохнула: – Долохов, Марьи Ивановны сын, – сказала она таинственным шопотом, – говорят, совсем компрометировал ее. Он его вывел, пригласил к себе в дом в Петербурге, и вот… Она сюда приехала, и этот сорви голова за ней, – сказала Анна Михайловна, желая выразить свое сочувствие Пьеру, но в невольных интонациях и полуулыбкою выказывая сочувствие сорви голове, как она назвала Долохова. – Говорят, сам Пьер совсем убит своим горем.
– Ну, всё таки скажите ему, чтоб он приезжал в клуб, – всё рассеется. Пир горой будет.
На другой день, 3 го марта, во 2 м часу по полудни, 250 человек членов Английского клуба и 50 человек гостей ожидали к обеду дорогого гостя и героя Австрийского похода, князя Багратиона. В первое время по получении известия об Аустерлицком сражении Москва пришла в недоумение. В то время русские так привыкли к победам, что, получив известие о поражении, одни просто не верили, другие искали объяснений такому странному событию в каких нибудь необыкновенных причинах. В Английском клубе, где собиралось всё, что было знатного, имеющего верные сведения и вес, в декабре месяце, когда стали приходить известия, ничего не говорили про войну и про последнее сражение, как будто все сговорились молчать о нем. Люди, дававшие направление разговорам, как то: граф Ростопчин, князь Юрий Владимирович Долгорукий, Валуев, гр. Марков, кн. Вяземский, не показывались в клубе, а собирались по домам, в своих интимных кружках, и москвичи, говорившие с чужих голосов (к которым принадлежал и Илья Андреич Ростов), оставались на короткое время без определенного суждения о деле войны и без руководителей. Москвичи чувствовали, что что то нехорошо и что обсуждать эти дурные вести трудно, и потому лучше молчать. Но через несколько времени, как присяжные выходят из совещательной комнаты, появились и тузы, дававшие мнение в клубе, и всё заговорило ясно и определенно. Были найдены причины тому неимоверному, неслыханному и невозможному событию, что русские были побиты, и все стало ясно, и во всех углах Москвы заговорили одно и то же. Причины эти были: измена австрийцев, дурное продовольствие войска, измена поляка Пшебышевского и француза Ланжерона, неспособность Кутузова, и (потихоньку говорили) молодость и неопытность государя, вверившегося дурным и ничтожным людям. Но войска, русские войска, говорили все, были необыкновенны и делали чудеса храбрости. Солдаты, офицеры, генералы – были герои. Но героем из героев был князь Багратион, прославившийся своим Шенграбенским делом и отступлением от Аустерлица, где он один провел свою колонну нерасстроенною и целый день отбивал вдвое сильнейшего неприятеля. Тому, что Багратион выбран был героем в Москве, содействовало и то, что он не имел связей в Москве, и был чужой. В лице его отдавалась должная честь боевому, простому, без связей и интриг, русскому солдату, еще связанному воспоминаниями Итальянского похода с именем Суворова. Кроме того в воздаянии ему таких почестей лучше всего показывалось нерасположение и неодобрение Кутузову.
– Ежели бы не было Багратиона, il faudrait l'inventer, [надо бы изобрести его.] – сказал шутник Шиншин, пародируя слова Вольтера. Про Кутузова никто не говорил, и некоторые шопотом бранили его, называя придворною вертушкой и старым сатиром. По всей Москве повторялись слова князя Долгорукова: «лепя, лепя и облепишься», утешавшегося в нашем поражении воспоминанием прежних побед, и повторялись слова Ростопчина про то, что французских солдат надо возбуждать к сражениям высокопарными фразами, что с Немцами надо логически рассуждать, убеждая их, что опаснее бежать, чем итти вперед; но что русских солдат надо только удерживать и просить: потише! Со всex сторон слышны были новые и новые рассказы об отдельных примерах мужества, оказанных нашими солдатами и офицерами при Аустерлице. Тот спас знамя, тот убил 5 ть французов, тот один заряжал 5 ть пушек. Говорили и про Берга, кто его не знал, что он, раненый в правую руку, взял шпагу в левую и пошел вперед. Про Болконского ничего не говорили, и только близко знавшие его жалели, что он рано умер, оставив беременную жену и чудака отца.
3 го марта во всех комнатах Английского клуба стоял стон разговаривающих голосов и, как пчелы на весеннем пролете, сновали взад и вперед, сидели, стояли, сходились и расходились, в мундирах, фраках и еще кое кто в пудре и кафтанах, члены и гости клуба. Пудренные, в чулках и башмаках ливрейные лакеи стояли у каждой двери и напряженно старались уловить каждое движение гостей и членов клуба, чтобы предложить свои услуги. Большинство присутствовавших были старые, почтенные люди с широкими, самоуверенными лицами, толстыми пальцами, твердыми движениями и голосами. Этого рода гости и члены сидели по известным, привычным местам и сходились в известных, привычных кружках. Малая часть присутствовавших состояла из случайных гостей – преимущественно молодежи, в числе которой были Денисов, Ростов и Долохов, который был опять семеновским офицером. На лицах молодежи, особенно военной, было выражение того чувства презрительной почтительности к старикам, которое как будто говорит старому поколению: уважать и почитать вас мы готовы, но помните, что всё таки за нами будущность.
Несвицкий был тут же, как старый член клуба. Пьер, по приказанию жены отпустивший волоса, снявший очки и одетый по модному, но с грустным и унылым видом, ходил по залам. Его, как и везде, окружала атмосфера людей, преклонявшихся перед его богатством, и он с привычкой царствования и рассеянной презрительностью обращался с ними.
По годам он бы должен был быть с молодыми, по богатству и связям он был членом кружков старых, почтенных гостей, и потому он переходил от одного кружка к другому.
Старики из самых значительных составляли центр кружков, к которым почтительно приближались даже незнакомые, чтобы послушать известных людей. Большие кружки составлялись около графа Ростопчина, Валуева и Нарышкина. Ростопчин рассказывал про то, как русские были смяты бежавшими австрийцами и должны были штыком прокладывать себе дорогу сквозь беглецов.
Валуев конфиденциально рассказывал, что Уваров был прислан из Петербурга, для того чтобы узнать мнение москвичей об Аустерлице.
В третьем кружке Нарышкин говорил о заседании австрийского военного совета, в котором Суворов закричал петухом в ответ на глупость австрийских генералов. Шиншин, стоявший тут же, хотел пошутить, сказав, что Кутузов, видно, и этому нетрудному искусству – кричать по петушиному – не мог выучиться у Суворова; но старички строго посмотрели на шутника, давая ему тем чувствовать, что здесь и в нынешний день так неприлично было говорить про Кутузова.
Граф Илья Андреич Ростов, озабоченно, торопливо похаживал в своих мягких сапогах из столовой в гостиную, поспешно и совершенно одинаково здороваясь с важными и неважными лицами, которых он всех знал, и изредка отыскивая глазами своего стройного молодца сына, радостно останавливал на нем свой взгляд и подмигивал ему. Молодой Ростов стоял у окна с Долоховым, с которым он недавно познакомился, и знакомством которого он дорожил. Старый граф подошел к ним и пожал руку Долохову.
– Ко мне милости прошу, вот ты с моим молодцом знаком… вместе там, вместе геройствовали… A! Василий Игнатьич… здорово старый, – обратился он к проходившему старичку, но не успел еще договорить приветствия, как всё зашевелилось, и прибежавший лакей, с испуганным лицом, доложил: пожаловали!
Раздались звонки; старшины бросились вперед; разбросанные в разных комнатах гости, как встряхнутая рожь на лопате, столпились в одну кучу и остановились в большой гостиной у дверей залы.
В дверях передней показался Багратион, без шляпы и шпаги, которые он, по клубному обычаю, оставил у швейцара. Он был не в смушковом картузе с нагайкой через плечо, как видел его Ростов в ночь накануне Аустерлицкого сражения, а в новом узком мундире с русскими и иностранными орденами и с георгиевской звездой на левой стороне груди. Он видимо сейчас, перед обедом, подстриг волосы и бакенбарды, что невыгодно изменяло его физиономию. На лице его было что то наивно праздничное, дававшее, в соединении с его твердыми, мужественными чертами, даже несколько комическое выражение его лицу. Беклешов и Федор Петрович Уваров, приехавшие с ним вместе, остановились в дверях, желая, чтобы он, как главный гость, прошел вперед их. Багратион смешался, не желая воспользоваться их учтивостью; произошла остановка в дверях, и наконец Багратион всё таки прошел вперед. Он шел, не зная куда девать руки, застенчиво и неловко, по паркету приемной: ему привычнее и легче было ходить под пулями по вспаханному полю, как он шел перед Курским полком в Шенграбене. Старшины встретили его у первой двери, сказав ему несколько слов о радости видеть столь дорогого гостя, и недождавшись его ответа, как бы завладев им, окружили его и повели в гостиную. В дверях гостиной не было возможности пройти от столпившихся членов и гостей, давивших друг друга и через плечи друг друга старавшихся, как редкого зверя, рассмотреть Багратиона. Граф Илья Андреич, энергичнее всех, смеясь и приговаривая: – пусти, mon cher, пусти, пусти, – протолкал толпу, провел гостей в гостиную и посадил на средний диван. Тузы, почетнейшие члены клуба, обступили вновь прибывших. Граф Илья Андреич, проталкиваясь опять через толпу, вышел из гостиной и с другим старшиной через минуту явился, неся большое серебряное блюдо, которое он поднес князю Багратиону. На блюде лежали сочиненные и напечатанные в честь героя стихи. Багратион, увидав блюдо, испуганно оглянулся, как бы отыскивая помощи. Но во всех глазах было требование того, чтобы он покорился. Чувствуя себя в их власти, Багратион решительно, обеими руками, взял блюдо и сердито, укоризненно посмотрел на графа, подносившего его. Кто то услужливо вынул из рук Багратиона блюдо (а то бы он, казалось, намерен был держать его так до вечера и так итти к столу) и обратил его внимание на стихи. «Ну и прочту», как будто сказал Багратион и устремив усталые глаза на бумагу, стал читать с сосредоточенным и серьезным видом. Сам сочинитель взял стихи и стал читать. Князь Багратион склонил голову и слушал.
