Писемский, Алексей Феофилактович

Алексей Феофилактович Писемский
На портрете кисти И. Репина
Место рождения:	село Раменье, Чухломской уезд, Костромская губерния
Род деятельности:	прозаик, драматург
Жанр:	повесть, роман, комедия
Язык произведений:	русский
Подпись:
[az.lib.ru/p/pisemskij_a/ Произведения на сайте Lib.ru]

Алексе́й Феофила́ктович Пи́семский (11 (23) марта 1821, село Раменье Чухломского уезда Костромской губернии — 21 января (2 февраля) 1881, Москва) — русский писатель и драматург.

Биография

Происходил из старинного дворянского рода. Окончил математическое отделение Московского университета (1844). Служба в Костроме и Москве позволила ему во всех подробностях узнать чиновничий быт николаевской эпохи. Выйдя в отставку, жил и работал в имении Раменье Чухломского уезда.

Дебютировал в печати в 1848 году. Известность пришла после повести «Тюфяк» (1850). Автор повестей из жизни дворянско-чиновничьей провинции «Комик», «Богатый жених» (обе 1851), «Фанфарон» (1854), «Виновата ли она?» (1855) и других, комедий «Ипохондрик» (1852) и «Раздел» (1853), рассказов из крестьянской жизни, пьес «Ваал», «Просвещённое время», «Финансовый гений». Первый роман «Боярщина» (1846, опубликован 1858) написан в духе натуральной школы.

В конце 1850-х и начале 1860-х гг. Писемский по своему литературному весу не уступал Толстому и Достоевскому. Его сочинения переводили на европейские языки и оживлённо обсуждали в «толстых журналах». Самым значительным произведением считается роман «Тысяча душ» (1858) — редкий для русской литературы пример «делового романа», во многом предвещающий эстетику натурализма. В 1863 г. с оглушительным успехом была поставлена трагедия «Горькая судьбина», за которой закрепилась репутация «одной из лучших пьес русской драматургии».

В 1857—1860 совместно с А. В. Дружининым, в 1860—1863 единолично редактировал журнал «Библиотека для чтения». В журнале «Искусства» заведовал литературным и театральным отделами.

Последнее крупное произведение Писемского — роман «Взбаламученное море» (1863) — рисует деятельность революционеров как плод дворянской праздности. Последующие сочинения, например, романы «Люди сороковых годов» (1869) и «Масоны» (1880—1881), не имели прежнего успеха. Одной из причин творческого упадка Писемского было его пристрастие к спиртному. Вот как описывает посещение писателя общественный деятель А. Ф. Кони:

Он отстранил рукой налитый ему стакан чаю и, налив большую рюмку водки, выпил её залпом, ничем не закусив. Через несколько минут он повторил то же самое и угрюмо замолчал, неохотно отвечая на вопросы. Через десять минут он выпил третью рюмку. Я взглянул вопросительно на бедную Екатерину Павловну. Она с печальной улыбкой в ответ мне пожала плечами и с затаённым страданием посмотрела на мужа.

По словам Ю. Айхенвальда, в последние годы жизни Писемского «его угасавшее вдохновение отдавало себя обетованиям и чаяниям масонства, уносилось за пределы того быта, который нашел в нём своего художника, своего питомца, но и своего критика».

Семья

Был женат на дочери П. П. Свиньина, Екатерине Павловне (1829—1891). У них родились:

• Павел (1850—?)
• Аполлон (1851—?)
• Николай (1852—?)
• Евдокия (1856—?)

Адреса

• 1856—1858 — доходный дом — Санкт-Петербург, набережная Лиговского канала, 34;
• 1858—1863 — дом Адама — Санкт-Петербург, Большая Садовая улица, 51.
• В 1864 году Писемский просил выкупных денег за 15 крестьянских душ принадлежавшей ему деревни Вонышево Костромской губернии, по 120 руб. за душу. На вырученные деньги он купил двухэтажный дом в Москве в Борисоглебском переулке.

Увековечение памяти

• Улица Писемского — улица в Сестрорецке

Библиография

• Писемский А. Ф. Полное собрание сочинений: в 8-ми т. — «Товарищество А. Ф. Маркс», 1910.
• Писемский А. Ф. Собрание сочинений: В 9-ти т. — М.: Правда, 1959.
• Писемский А. Ф. Тысяча душ. — М.: Государственное издательство художественной литературы, 1958.
• Писемский А. Ф. Собрание сочинений: В 5-ти т. — М.: Художественная литература, 1982.
• Писемский А. Ф. Взбаламученное море. — «Книга по Требованию», 2011. — ISBN 978-5-4241-1679-7.
• Писемский А. Ф. Люди сороковых годов. — «Книга по Требованию», 2011. — ISBN 978-5-4241-1679-7.

Ссылки

• [az.lib.ru/p/pisemskij_a/ Писемский, Алексей Феофилактович] в библиотеке Максима Мошкова
• Писемский А. Ф. [www.memoirs.ru/rarhtml/Pisemsk_IV89_11.htm Автобиографические заметки: Извлечения / Публ. П. Н. Полевого] // Исторический вестник. — 1889. — Т. 38, № 11. — С. 286—295.
• Скабичевский А. М. [dlib.rsl.ru/load.php?path=/rsl01004000000/rsl01004023000/rsl01004023330/rsl01004023330.pdf А. Ф. Писемский, его жизнь и литературная деятельность]. — СПб.: Тип. т-ва «Общественная польза», 1894.
• Писемский А. [gattsuk.ru/node/19 Финансовый гений: Комедия] // Газета Гатцука. — 1876, 24 января. — № 3.

В Викитеке есть статья об этом авторе — см. Алексей Феофилактович Писемский

Литература

• Шулятиков В. [az.lib.ru/s/shuljatikow_w_m/text_0422.shtml Памяти А. Писемского: Сегодня исполнилось двадцать лет со дня смерти Алексея Феофилактовича] // Курьер. — 1901. — № 21.

Отрывок, характеризующий Писемский, Алексей Феофилактович

– Государь?… Нет, министр… принц… посланник… Разве не видишь перья?… – говорилось из толпы. Один из толпы, одетый лучше других, казалось, знал всех, и называл по имени знатнейших вельмож того времени.
Уже одна треть гостей приехала на этот бал, а у Ростовых, долженствующих быть на этом бале, еще шли торопливые приготовления одевания.
Много было толков и приготовлений для этого бала в семействе Ростовых, много страхов, что приглашение не будет получено, платье не будет готово, и не устроится всё так, как было нужно.
Вместе с Ростовыми ехала на бал Марья Игнатьевна Перонская, приятельница и родственница графини, худая и желтая фрейлина старого двора, руководящая провинциальных Ростовых в высшем петербургском свете.
В 10 часов вечера Ростовы должны были заехать за фрейлиной к Таврическому саду; а между тем было уже без пяти минут десять, а еще барышни не были одеты.
Наташа ехала на первый большой бал в своей жизни. Она в этот день встала в 8 часов утра и целый день находилась в лихорадочной тревоге и деятельности. Все силы ее, с самого утра, были устремлены на то, чтобы они все: она, мама, Соня были одеты как нельзя лучше. Соня и графиня поручились вполне ей. На графине должно было быть масака бархатное платье, на них двух белые дымковые платья на розовых, шелковых чехлах с розанами в корсаже. Волоса должны были быть причесаны a la grecque [по гречески].
Все существенное уже было сделано: ноги, руки, шея, уши были уже особенно тщательно, по бальному, вымыты, надушены и напудрены; обуты уже были шелковые, ажурные чулки и белые атласные башмаки с бантиками; прически были почти окончены. Соня кончала одеваться, графиня тоже; но Наташа, хлопотавшая за всех, отстала. Она еще сидела перед зеркалом в накинутом на худенькие плечи пеньюаре. Соня, уже одетая, стояла посреди комнаты и, нажимая до боли маленьким пальцем, прикалывала последнюю визжавшую под булавкой ленту.
– Не так, не так, Соня, – сказала Наташа, поворачивая голову от прически и хватаясь руками за волоса, которые не поспела отпустить державшая их горничная. – Не так бант, поди сюда. – Соня присела. Наташа переколола ленту иначе.
– Позвольте, барышня, нельзя так, – говорила горничная, державшая волоса Наташи.
– Ах, Боже мой, ну после! Вот так, Соня.
– Скоро ли вы? – послышался голос графини, – уж десять сейчас.
– Сейчас, сейчас. – А вы готовы, мама?
– Только току приколоть.
– Не делайте без меня, – крикнула Наташа: – вы не сумеете!
– Да уж десять.
На бале решено было быть в половине одиннадцатого, a надо было еще Наташе одеться и заехать к Таврическому саду.
Окончив прическу, Наташа в коротенькой юбке, из под которой виднелись бальные башмачки, и в материнской кофточке, подбежала к Соне, осмотрела ее и потом побежала к матери. Поворачивая ей голову, она приколола току, и, едва успев поцеловать ее седые волосы, опять побежала к девушкам, подшивавшим ей юбку.
Дело стояло за Наташиной юбкой, которая была слишком длинна; ее подшивали две девушки, обкусывая торопливо нитки. Третья, с булавками в губах и зубах, бегала от графини к Соне; четвертая держала на высоко поднятой руке всё дымковое платье.
– Мавруша, скорее, голубушка!
– Дайте наперсток оттуда, барышня.
– Скоро ли, наконец? – сказал граф, входя из за двери. – Вот вам духи. Перонская уж заждалась.
– Готово, барышня, – говорила горничная, двумя пальцами поднимая подшитое дымковое платье и что то обдувая и потряхивая, высказывая этим жестом сознание воздушности и чистоты того, что она держала.
Наташа стала надевать платье.
– Сейчас, сейчас, не ходи, папа, – крикнула она отцу, отворившему дверь, еще из под дымки юбки, закрывавшей всё ее лицо. Соня захлопнула дверь. Через минуту графа впустили. Он был в синем фраке, чулках и башмаках, надушенный и припомаженный.
– Ах, папа, ты как хорош, прелесть! – сказала Наташа, стоя посреди комнаты и расправляя складки дымки.
– Позвольте, барышня, позвольте, – говорила девушка, стоя на коленях, обдергивая платье и с одной стороны рта на другую переворачивая языком булавки.
– Воля твоя! – с отчаянием в голосе вскрикнула Соня, оглядев платье Наташи, – воля твоя, опять длинно!
Наташа отошла подальше, чтоб осмотреться в трюмо. Платье было длинно.
– Ей Богу, сударыня, ничего не длинно, – сказала Мавруша, ползавшая по полу за барышней.
– Ну длинно, так заметаем, в одну минутую заметаем, – сказала решительная Дуняша, из платочка на груди вынимая иголку и опять на полу принимаясь за работу.
В это время застенчиво, тихими шагами, вошла графиня в своей токе и бархатном платье.
– Уу! моя красавица! – закричал граф, – лучше вас всех!… – Он хотел обнять ее, но она краснея отстранилась, чтоб не измяться.
– Мама, больше на бок току, – проговорила Наташа. – Я переколю, и бросилась вперед, а девушки, подшивавшие, не успевшие за ней броситься, оторвали кусочек дымки.
– Боже мой! Что ж это такое? Я ей Богу не виновата…
– Ничего, заметаю, не видно будет, – говорила Дуняша.
– Красавица, краля то моя! – сказала из за двери вошедшая няня. – А Сонюшка то, ну красавицы!…
В четверть одиннадцатого наконец сели в кареты и поехали. Но еще нужно было заехать к Таврическому саду.
Перонская была уже готова. Несмотря на ее старость и некрасивость, у нее происходило точно то же, что у Ростовых, хотя не с такой торопливостью (для нее это было дело привычное), но также было надушено, вымыто, напудрено старое, некрасивое тело, также старательно промыто за ушами, и даже, и так же, как у Ростовых, старая горничная восторженно любовалась нарядом своей госпожи, когда она в желтом платье с шифром вышла в гостиную. Перонская похвалила туалеты Ростовых.
Ростовы похвалили ее вкус и туалет, и, бережа прически и платья, в одиннадцать часов разместились по каретам и поехали.


Наташа с утра этого дня не имела ни минуты свободы, и ни разу не успела подумать о том, что предстоит ей.
В сыром, холодном воздухе, в тесноте и неполной темноте колыхающейся кареты, она в первый раз живо представила себе то, что ожидает ее там, на бале, в освещенных залах – музыка, цветы, танцы, государь, вся блестящая молодежь Петербурга. То, что ее ожидало, было так прекрасно, что она не верила даже тому, что это будет: так это было несообразно с впечатлением холода, тесноты и темноты кареты. Она поняла всё то, что ее ожидает, только тогда, когда, пройдя по красному сукну подъезда, она вошла в сени, сняла шубу и пошла рядом с Соней впереди матери между цветами по освещенной лестнице. Только тогда она вспомнила, как ей надо было себя держать на бале и постаралась принять ту величественную манеру, которую она считала необходимой для девушки на бале. Но к счастью ее она почувствовала, что глаза ее разбегались: она ничего не видела ясно, пульс ее забил сто раз в минуту, и кровь стала стучать у ее сердца. Она не могла принять той манеры, которая бы сделала ее смешною, и шла, замирая от волнения и стараясь всеми силами только скрыть его. И эта то была та самая манера, которая более всего шла к ней. Впереди и сзади их, так же тихо переговариваясь и так же в бальных платьях, входили гости. Зеркала по лестнице отражали дам в белых, голубых, розовых платьях, с бриллиантами и жемчугами на открытых руках и шеях.