Алексей III Великий Комнин
| Алексей III Великий Комнин Αλέξιος Γ΄ Μέγας Κομνηνός<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;">  </td></tr>
| |||
| |||
|---|---|---|---|
| 1349 — 1390 | |||
| Предшественник: | Михаил Великий Комнин | ||
| Преемник: | Мануил III Великий Комнин | ||
| Рождение: | 5 ноября 1338 | ||
| Смерть: | 20 марта 1390 (51 год) | ||
| Отец: | Василий Великий Комнин | ||
| Мать: | Ирина Трапезундская | ||
| Супруга: | Феодора Кантакузина | ||
| Дети: | Анна, Василий, Мануил III, Евдокия, три неизвестных дочери, два внебрачных сына | ||
Алексей III Великий Комнин (греч. Αλέξιος Γ΄ Μέγας Κομνηνός, 5 октября 1338 — 20 марта 1390) — император Трапезунда.
Биография
Правление
Алексей был сыном трапезундского императора Василия Великого Комнина от Ирины Трапезундской, законность женитьбы на которой была оспорена константинопольским патриархом; при рождении он получил имя Иоанн. После смерти Василия в 1340 году трон заняла его первая жена Ирина Палеолог, которая выслала Ирину Трапезундскую и всех детей своего покойного мужа в Константинополь. В результате Иоанн вырос при византийском дворе [1].
В 1349 году византийский император Иоанн VI Кантакузин отправил 11-летнего Иоанна в Трапезунд, чтобы заменить им правившего там в то время Михаила, отправленного туда противниками византийского императора в недавно завершившейся гражданской войне [2]. 22 декабря 1349 года Иоанн прибыл в Трапезунд, и местная знать во главе с великим дукой Никитой Схоларием тут же признала его императором, а Михаила заставили постричься в монахи. 21 января 1350 года Иоанн короновался под именем «Алексей III». Так как император был ещё слишком юн, реальная власть оказалась в руках местной знати, представители которой начали воевать друг с другом из-за власти. В столице стало небезопасно, и Алексей перебрался в приморский замок Триполис.
Свергнутый император Михаил был сослан в Константинополь, и 20 сентября 1351 года Алексей III женился на Феодоре Кантакузине, родственнице византийского императора [3].
Молодого императора поддержали мать, а также ряд придворных и военных, включая Михаила Панарета. Силы императора один за другим покоряли непокорных феодалов. С окрестными мусульманскими правителями удалось установить мирные отношения благодаря заключению их браков с членами императорской фамилии — так, сестра императора Мария была выдана замуж за правителя Ак-Коюнлу Фахр уд-Дин Кутлуг-бека [4].
Улучшение положения императора привело к тому, что он перестал нуждаться в поддержке «делателя королей» Никиты Схолария. В июне 1354 великий дука был вынужден бежать в Керасунду, откуда в марте 1355 года попытался атаковать Трапезунд, однако мятежники осознали, что шансов на победу нет, и отменили экспедицию. Воспользовавшись отсутствием Никиты, Алексей с небольшими силами захватил Керасунду. Императорская кавалерия вынудила сдаться последнюю крепость, сохранявшую лояльность великому дуке, а Никита и его сторонники были доставлены в Трапезунд, где «делатель королей» и скончался в 1360 году [5]. Так завершилось длившееся полтора десятка лет смутное время.
Внешняя политика
После этого Алексей попытался укрепить границы с турками, но в 1355 году потерпел крупное поражение, однако сумел уйти после битвы живым [6]. Тогда он перешёл к политике дипломатического улаживания конфликтов, и оказался в этом деле более успешен: так, вражду с Хаджи Умаром из Чалыбии удалось прекратить, организовав его свадьбу с Феодорой — сестрой Алексея.
В 1363 году знать попыталась свергнуть Алексея, но попытка провалилось. Митрополит Нифонт был свергнут за его участие в заговоре и умер в монастыре в следующем году. Он был заменен сторонником императора Иоанном Лазаропулосом, который стал митрополитом Трапезунда под монашеским именем Иосифа. Несмотря на свою победу, Алексей постарался и здесь решить дело компромиссом, подтвердив права благородных семейств на принадлежащие тем земли [7].
С 1349 года генуэзцы владели крепостью Леонкастрон, благодаря чему контролировали практически всю внешнюю торговлю Трапезунда. Для борьбы с ними Алексей попытался использовать их старую вражду с венецианцами и в 1364 году подтвердил старые привилегии венецианцев, а также предоставил им место для складов, однако венецианцы предпочли договориться с генуэзцами [8].
В 1376—1377 годах венецианцы договорились с владетелем Добруджанского княжества Добротицей о том, что на трапезундский трон будет возведён его зять Михаил Палеолог — сын византийского императора Иоанна V; однако Михаил был убит своим болгарским шурином, и экспедиция не состоялась.
Во время своего долгого правления Алексей III отремонтировал городские укрепления и здания, даровал немало денег нескольким монастырям, особенно Панагия Сумела, и основал монастырь Дионисиат на Афоне [9]. Историк Энтони Брайер объясняет эту щедрость тем, что император до этого провел серию конфискация имущества своих противников [10].
Когда Алексий III умер 20 марта 1390 года, его сменил его сын Мануил III.
Семья и дети
Алексей III был женат на Феодоре Кантакузине, родственнице византийского императора. У них было 6 детей:
- Анна (1357 — после 1406), которая вышла замуж за грузинского царя Баграта V
- Василий (1358—1377)
- Мануил III Великий Комнин (1364—1417), женился на Гулкан-Евдокии, дочери грузинского царя Давида IX
- Евдокия, сначала вышла замуж за эмира Лимнии Таджеддина, а потом — за сербского магната Константина Драгаша
- Мария, которая вышла замуж за эмира Чалыбии Сулейман-бега
- дочь, которая вышла замуж за эмира Эрзинджана Мутаххартена
- дочь, которая вышла замуж за Кара-Османа, правителя Ак-Коюнлу
Также у Алексея III было два незаконнорожденных сына:
- Андроник (1355—1376), который женился на Гулкан-Евдокии, дочери грузинского царя Давида IX, но вскоре был убит, после чего Гулкан-Евдокия вышла замуж за его брата Мануила
- Иоанн
Напишите отзыв о статье "Алексей III Великий Комнин"
Литература
- Finlay, George (2009) [1851]. The history of Greece from its conquest by the Crusaders to its conquest by the Turks, and of the empire of Trebizond, 1204—1461. University of Michigan Press.
Примечания
- ↑ William Miller, Trebizond: The last Greek Empire of the Byzantine Era: 1204-1461, 1926 (Chicago: Argonaut, 1969), p. 46
- ↑ Miller, Trebizond, pp. 55f
- ↑ Miller, Trebizond, pp. 57
- ↑ Miller, Trebizond, p. 60
- ↑ Miller, Trebizond, pp. 58f
- ↑ Miller, Trebizond, pp. 59f
- ↑ Miller, Trebizond, p. 66
- ↑ Miller, Trebizond, pp. 67f
- ↑ Miller, Trebizond, pp. 61-64
- ↑ Bryer, "The Estates of the Empire of Trebizond. Evidence for their Resources, Products, Agriculture, Ownership and Location", Archeion Pontou 35 (1979), pp. 417-420
| ||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Алексей III Великий Комнин
Будь купно страшный вождь и добрый человек,Рифей в отечестве а Цесарь в бранном поле.
Да счастливый Наполеон,
Познав чрез опыты, каков Багратион,
Не смеет утруждать Алкидов русских боле…»
Но еще он не кончил стихов, как громогласный дворецкий провозгласил: «Кушанье готово!» Дверь отворилась, загремел из столовой польский: «Гром победы раздавайся, веселися храбрый росс», и граф Илья Андреич, сердито посмотрев на автора, продолжавшего читать стихи, раскланялся перед Багратионом. Все встали, чувствуя, что обед был важнее стихов, и опять Багратион впереди всех пошел к столу. На первом месте, между двух Александров – Беклешова и Нарышкина, что тоже имело значение по отношению к имени государя, посадили Багратиона: 300 человек разместились в столовой по чинам и важности, кто поважнее, поближе к чествуемому гостю: так же естественно, как вода разливается туда глубже, где местность ниже.
Перед самым обедом граф Илья Андреич представил князю своего сына. Багратион, узнав его, сказал несколько нескладных, неловких слов, как и все слова, которые он говорил в этот день. Граф Илья Андреич радостно и гордо оглядывал всех в то время, как Багратион говорил с его сыном.
Николай Ростов с Денисовым и новым знакомцем Долоховым сели вместе почти на середине стола. Напротив них сел Пьер рядом с князем Несвицким. Граф Илья Андреич сидел напротив Багратиона с другими старшинами и угащивал князя, олицетворяя в себе московское радушие.
Труды его не пропали даром. Обеды его, постный и скоромный, были великолепны, но совершенно спокоен он всё таки не мог быть до конца обеда. Он подмигивал буфетчику, шопотом приказывал лакеям, и не без волнения ожидал каждого, знакомого ему блюда. Всё было прекрасно. На втором блюде, вместе с исполинской стерлядью (увидав которую, Илья Андреич покраснел от радости и застенчивости), уже лакеи стали хлопать пробками и наливать шампанское. После рыбы, которая произвела некоторое впечатление, граф Илья Андреич переглянулся с другими старшинами. – «Много тостов будет, пора начинать!» – шепнул он и взяв бокал в руки – встал. Все замолкли и ожидали, что он скажет.
– Здоровье государя императора! – крикнул он, и в ту же минуту добрые глаза его увлажились слезами радости и восторга. В ту же минуту заиграли: «Гром победы раздавайся».Все встали с своих мест и закричали ура! и Багратион закричал ура! тем же голосом, каким он кричал на Шенграбенском поле. Восторженный голос молодого Ростова был слышен из за всех 300 голосов. Он чуть не плакал. – Здоровье государя императора, – кричал он, – ура! – Выпив залпом свой бокал, он бросил его на пол. Многие последовали его примеру. И долго продолжались громкие крики. Когда замолкли голоса, лакеи подобрали разбитую посуду, и все стали усаживаться, и улыбаясь своему крику переговариваться. Граф Илья Андреич поднялся опять, взглянул на записочку, лежавшую подле его тарелки и провозгласил тост за здоровье героя нашей последней кампании, князя Петра Ивановича Багратиона и опять голубые глаза графа увлажились слезами. Ура! опять закричали голоса 300 гостей, и вместо музыки послышались певчие, певшие кантату сочинения Павла Ивановича Кутузова.
«Тщетны россам все препоны,
Храбрость есть побед залог,
Есть у нас Багратионы,
Будут все враги у ног» и т.д.
Только что кончили певчие, как последовали новые и новые тосты, при которых всё больше и больше расчувствовался граф Илья Андреич, и еще больше билось посуды, и еще больше кричалось. Пили за здоровье Беклешова, Нарышкина, Уварова, Долгорукова, Апраксина, Валуева, за здоровье старшин, за здоровье распорядителя, за здоровье всех членов клуба, за здоровье всех гостей клуба и наконец отдельно за здоровье учредителя обеда графа Ильи Андреича. При этом тосте граф вынул платок и, закрыв им лицо, совершенно расплакался.
Пьер сидел против Долохова и Николая Ростова. Он много и жадно ел и много пил, как и всегда. Но те, которые его знали коротко, видели, что в нем произошла в нынешний день какая то большая перемена. Он молчал всё время обеда и, щурясь и морщась, глядел кругом себя или остановив глаза, с видом совершенной рассеянности, потирал пальцем переносицу. Лицо его было уныло и мрачно. Он, казалось, не видел и не слышал ничего, происходящего вокруг него, и думал о чем то одном, тяжелом и неразрешенном.
Этот неразрешенный, мучивший его вопрос, были намеки княжны в Москве на близость Долохова к его жене и в нынешнее утро полученное им анонимное письмо, в котором было сказано с той подлой шутливостью, которая свойственна всем анонимным письмам, что он плохо видит сквозь свои очки, и что связь его жены с Долоховым есть тайна только для одного него. Пьер решительно не поверил ни намекам княжны, ни письму, но ему страшно было теперь смотреть на Долохова, сидевшего перед ним. Всякий раз, как нечаянно взгляд его встречался с прекрасными, наглыми глазами Долохова, Пьер чувствовал, как что то ужасное, безобразное поднималось в его душе, и он скорее отворачивался. Невольно вспоминая всё прошедшее своей жены и ее отношения с Долоховым, Пьер видел ясно, что то, что сказано было в письме, могло быть правда, могло по крайней мере казаться правдой, ежели бы это касалось не его жены. Пьер вспоминал невольно, как Долохов, которому было возвращено всё после кампании, вернулся в Петербург и приехал к нему. Пользуясь своими кутежными отношениями дружбы с Пьером, Долохов прямо приехал к нему в дом, и Пьер поместил его и дал ему взаймы денег. Пьер вспоминал, как Элен улыбаясь выражала свое неудовольствие за то, что Долохов живет в их доме, и как Долохов цинически хвалил ему красоту его жены, и как он с того времени до приезда в Москву ни на минуту не разлучался с ними.
«Да, он очень красив, думал Пьер, я знаю его. Для него была бы особенная прелесть в том, чтобы осрамить мое имя и посмеяться надо мной, именно потому, что я хлопотал за него и призрел его, помог ему. Я знаю, я понимаю, какую соль это в его глазах должно бы придавать его обману, ежели бы это была правда. Да, ежели бы это была правда; но я не верю, не имею права и не могу верить». Он вспоминал то выражение, которое принимало лицо Долохова, когда на него находили минуты жестокости, как те, в которые он связывал квартального с медведем и пускал его на воду, или когда он вызывал без всякой причины на дуэль человека, или убивал из пистолета лошадь ямщика. Это выражение часто было на лице Долохова, когда он смотрел на него. «Да, он бретёр, думал Пьер, ему ничего не значит убить человека, ему должно казаться, что все боятся его, ему должно быть приятно это. Он должен думать, что и я боюсь его. И действительно я боюсь его», думал Пьер, и опять при этих мыслях он чувствовал, как что то страшное и безобразное поднималось в его душе. Долохов, Денисов и Ростов сидели теперь против Пьера и казались очень веселы. Ростов весело переговаривался с своими двумя приятелями, из которых один был лихой гусар, другой известный бретёр и повеса, и изредка насмешливо поглядывал на Пьера, который на этом обеде поражал своей сосредоточенной, рассеянной, массивной фигурой. Ростов недоброжелательно смотрел на Пьера, во первых, потому, что Пьер в его гусарских глазах был штатский богач, муж красавицы, вообще баба; во вторых, потому, что Пьер в сосредоточенности и рассеянности своего настроения не узнал Ростова и не ответил на его поклон. Когда стали пить здоровье государя, Пьер задумавшись не встал и не взял бокала.
