Алексий, человек Божий

Алекси́й, человек Божий
Рождение	IV век в Риме
Почитается	в Православной и Католической Церквях
В лике	преподобных
Главная святыня	мощи в базилике свв Вонифатия и Алексия на Авентинском холме в Риме
День памяти	17 (30) марта (Православная Церковь) 17 июля (Католическая Церковь)

Алексий, человек Божий (греч. ̓Αλέξιος ὁ ἄνθρωπος τοῦ Θεοῦ; конец IV века — начало V века) — христианский святой (в лике преподобных), аскет. Почитается Православной (день памяти — 17 (30) марта ) и Католической (день памяти — 17 июля) Церквями. Житие святого Алексия было широко известно и популярно как на Востоке, так и на Западе. Мощи Алексия, человека Божия, находятся под главным престолом базилики святых Вонифатия (Бонифация) и Алексия на Авентинском холме в Риме.

Реальное существование Алексия не подтверждается никакими источниками, кроме житийных, в связи с чем его историчность остаётся под вопросом.

Жизнеописание

История святого Алексея известна только из житийной литературы. Древнейший текст жития (в нём Алексий умирает в Эдессе) был написан в Сирии на основе устного предания во второй половине V — начале VI веков. Около IX века появляется греческая версия жития, в которой Алексий возвращается в Рим.

Согласно житию, Алексий родился в знатной римской семье. Его родители сенатор Евфимиан и Аглаида были благочестивыми христианами, помогавшими обездоленным и нуждающимся. Для своего сына родители выбрали невесту из знатной фамилии. В ночь после обручения Алексий, оставшийся со своей невестой наедине, отдал ей поясную пряжку и обручальное кольцо, сказав: «Сохрани это, и да будет между тобою и мною Господь, доколе не обновит нас Своей благодатью». После этого он покинул родной дом и отплыл на корабле на Восток.

После прибытия в Лаодикию Сирийскую (сейчас Латакия в Сирии) Алексий пристал к погонщикам мулов и добрался с ними до Эдессы (сейчас Шанлыурфа в Турции). Здесь Алексий раздал остатки имущества, оделся в лохмотья и стал просить милостыню. В течение последующих семнадцати лет Алексий жил милостыней, питался только хлебом и водой, а все ночи проводил в бдении и молитве. За эти годы святой так изменился внешне, что слуги, посланные его родителями на розыски пропавшего сына и посетившие в том числе Эдессу, подали ему милостыню, но не узнали его.

По истечении семнадцати лет подвижничества молва о святости Алексия широко распространилась по всей Сирии. Более того, эдесскому церковному сторожу сама Пресвятая Богородица указала на Алексия как на святого. От почитаемой чудотворной иконы Богоматери (позднее получила название Мадонна ди Сант-Алессио) ночью раздался глас, назвавший Алексия человеком Божиим. Так продолжалось несколько ночей подряд. Смущённый оказываемым ему всенародным почтением Алексий тайно бежал из Эдессы, намереваясь на корабле переправиться в Тарс. Но корабль попал в бурю и через много дней был прибит к итальянским берегам.

Никем не узнанный Алексий вернулся в Рим и пришёл в свой родной дом. Его родители не узнали сына, но позволили ему остаться в их доме. Алексий жил в каморке под лестницей, и к нему был приставлен слуга, которому было приказано кормить странника пищей с хозяйского стола. Остальные слуги из зависти исподтишка оскорбляли Алексия, но он принимал оскорбления со смирением. Живя в богатом доме, Алексий продолжал пребывать в непрестанном посте и молитвенном бдении. Наиболее тяжким испытанием для святого было слышать рыдания его матери и невесты, продолжавших его оплакивать. Так прошли ещё семнадцать лет.

В 417 году во время воскресной литургии в соборе святого Петра глас Божий указал молящимся: «Ищите человека Божия, чтобы он помолился о Риме и всем народе его». В следующий четверг тот же глас указал народу: «В доме Евфимиана человек Божий, там ищите». Император Гонорий и папа Иннокентий I напрасно спрашивали Евфимиана — он ничего не знал о живущем в его доме праведнике. И лишь тогда приставленный к Алексию слуга рассказал Евфимиану о подвижничестве Алексия.

Евфимиан, поспешно вернувшись в свой дом, не застал Алексия в живых. Лицо усопшего сияло, а в руке у него был некий свиток. Напрасно Евфимиан и домашние пытались изъять свиток из рук святого. Только когда прибывший в дом папа Иннокентий I испросил у святого позволения прочесть свиток, рука Алексия разжалась. Из свитка присутствовавшие узнали о том, кем на самом деле был человек Божий.

Тело Алексия было выставлено для прощания на площади, и при его гробе произошли многочисленные исцеления. Папа и император лично несли тело святого в погребальной процессии и похоронили его в церкви святого Вонифатия на Авентинском холме.

Почитание святого Алексия

Широкое распространение получила история святого Алексия на православном Востоке. Первые упоминания о человеке Божием (пока что безымянном), жившем милостынею в Эдессе при епископе Раввуле (412—435) и оказавшемся впоследствии родом из знатной римской семьи, встречаются уже в V веке в сирийских источниках. До IX века включительно почитание святого Алексия распространяется сначала по Сирии, а оттуда по всей Византийской империи. Начиная с X века, имя святого Алексия появляется в римских святцах.

Возникновение культа святого Алексия на христианском Западе связывается с приездом в Рим сирийских священнослужителей, вынужденных бежать от мусульманских притеснений. В 977 году церковь святого Вонифатия была передана папой Бенедиктом VII митрополиту Сергию Дамаскскому. Сергий основал при церкви монастырь для монахов как греческого, так и латинского обрядов. Возникший монастырь прославился как «Обитель Святых», в последующие века обитель стала одним из центров благочестия, а её насельники вели миссионерскую работу в Восточной Европе. Наиболее известным выходцем этой обители был святой Адальберт Пражский.

В 1216 году мощи святого Алексия были обретены и положены под главным престолом церкви на Авентинском холме. Сама церковь уже с 986 года стала называться в честь уже двух святых — Вонифатия и Алексия. Мощи святого Алексия были разделены: глава хранится в греческом монастыре Агиа-Лавра в Калаврите (по преданию подарена обители императором Мануилом II), в новгородском соборе святой Софии хранилась рука святого, похищенная, согласно сказанию XVII века, из Рима новгородским купцом. От мощей частицы отделяются и в настоящее время: например, в 2006 году в дар Иоанно-Предтеченскому монастырю из Италии была передана частица мощей святого Алексия.

Скорее всего, благодаря многочисленным миссионерам и проповедникам, вышедшим из «Обители Святых», житие святого Алексия стало широко известным в Западной Европе. Поэма Тибо Шампанского о святом Алексии является первым произведением, написанным на лангедойльском диалекте французского языка. О жизни святого Алексия рассказывается в «Legenda aurea» («Золотой легенде») и «Vita dei Patri» — ценных житийных источниках XIII века. В 1632 году в Палаццо Барберини была поставлена опера о жизни святого Алексия на музыку Стефано Ланди и либретто Джулио Роспильози (будущего Климента IX). В 1710 году Камилла де Росси написала ораторию на тот же сюжет.

Житие святого Алексия было очень популярным сюжетом для церковного искусства в Италии. Самой ранней из известных фресок является «Житие святого Алексия» в базилике святого Климента в Риме. На этой фреске изображены события последних лет жизни святого: возвращение в Рим и встреча с отцом; почивший Алексий с хартией в руке; папа Иннокентий I умоляет святого разжать руку; родные узнают в почившем своего сына.

Из Византии почитание святого Алексия человека Божия перешло в Россию, где житие этого святого было одним из самых читаемых. Святому Алексию посвящена кантата Римского-Корсакова. В «Путешествии из Петербурга в Москву» (1790 год) Александра Радищева история Алексия приводится в песне слепого солдата, который просит милостыню в городе Клин недалеко от Москвы.

С 1890 года святой Алексий является небесным покровителем Забайкальского казачьего войска.

Иконография

Предположительно самое раннее (VIII век) изображение святого Алексия сохранилось на фреске в крипте базилики святых Вонифатия и Алексия на Авентинском холме в Риме. В русских иконописных подлинниках отмечается сходство изображения Алексия с Иоанном Предтечей:

…образом, брадою и власами аки Иоанн Предтеча, риза едина празелень дика, нищенская рубища, руки к сердцу держит; инде пишет: в левой руке свиток, а в нём написано сице: «Се остави отца и матерь, жену и род, и други, села и имения».

В росписях православных храмов изображение святого Алексия обычно помещалось в нартексах в ряду преподобных, аскетов и подвижников. В русской иконописи изображения святого Алексия часто носят патрональный характер. Особенно ярко это проявилось в середине — второй половине XVII века так как святой Алексий был небесным покровителем царя Алексея Михайловича. В этот период часто он изображался вместе с преподобной Марией Египетской (в её честь была названа первая супруга царя Мария Милославская) или с мученицей Натальей (небесная покровительница второй супруги царя Натальи Нарышкиной).

Для европейского искусства характерны в основном отдельные сцены жития святого Алексия (например, на фресках XI века в церкви Сан-Клементе в Риме, в миниатюрах рукописей XII века). Наиболее часто изображали служанок, выливающих грязную воду на святого в одеждах нищего или римского папу, преклоняющего колени перед Алексием, лежащим на смертном одре. Эта традиция прослеживается в витражах и фресках XIV—XV веков и в гравюрах XVI—XVIII веков.

Гимнография

На Востоке ранние тексты службы святому Алексию известны по Типикону Великой церкви (X век), Стишному Прологу (XI век), Студийско-Алексиевскому Типикону (1034 год). В западных источниках: Мессинском Типиконе 1131 года и Евергетидском Типиконе (первая половина XII века) имеются указание на совершение службы Алексию с Аллилуйя, а при совпадении празднования с субботой или воскресением — петь стихиры, седальны и читать житие.

Православная гимнография
Тропари, глас 4	Возвысився на добродетель и ум очистив, к Желанному и Крайнему достигл еси, безстрастием же украсив житие твое, и пощение изрядное восприим совестью чистою, в молитвах, яко бесплотен, пребывая, возсиял еси, яко солнце, в мире, преблаженне Алексие.
	Яко чистоты светильник пресветел показался, дивный Алексие, ибо тленный чертог на нетленное Божие Царствие пременив, яко целомудрия делатель преизряден. Сего ради предстояши Господеви, всех Царю. Егоже моли даровати нам мир и велию милость.
Кондак, глас 2	Дом родителей твоих, яко чужд, имев, водворился еси в ним нищеобразно и по преставлении венец прием славы, дивен на земли явился еси, Алексие, человече Божий, Ангелом и человеком радование.

В настоящее время в православной церкви употребляется служба святому Алексию, содержащаяся в минеях студийской редакции, и канон святому, составленный преподобным Иосифом Песнописцем.

Современный взгляд Католической Церкви

В ходе литургической реформы, предпринятой после Второго Ватиканского собора, праздник святого Алексия человека Божия был исключён из нового издания Общего Римского календаря (1969). Таким образом, воспоминание святого Алексия 17 июля на мессе и литургии часов более не является обязательным для всех епархий Католической церкви, оно совершается лишь в странах и монашеских орденах, связанных со святым. В католическом ордене алексиан, чьим покровителем является святой Алексий, его память совершается с особой торжественностью. Основанием для исключения из Общего календаря послужил легендарный характер его жития, не подтверждаемый современными источниками. В Католической энциклопедии житие святого Алексия излагается, но с комментарием: «Вероятно, единственным основанием для этой истории является то, что некий благочестивый аскет жил в Эдессе как нищий и впоследствии был почитаем как святой».

Святой Алексий является святым покровителем католического ордена алексиан (или целлитов), возникшего в Европе в XIV веке для помощи больным (особенно, душевнобольным) и борьбы с эпидемиями чумы. По данным Annuario Pontificio на 1997 г., в составе ордена находилось 124 чел.

Память

В честь Алексия, человека Божия, были названы:

• Алексеевка — район города Харькова и одноимённый источник.
• Алексеевский стародевичий монастырь в Москве — не сохранившийся православный женский монастырь, находившийся на месте Храма Христа Спасителя. При строительстве храма был перенесён в Красное Село.
• Ново-Алексеевский монастырь — православный монастырь, находившийся на территории Москвы, в Красном Селе.
• Богородице-Алексеевский монастырь — действующий православный монастырь в Томске.
• Храм Алексия, человека Божия, в Красном селе — действующий православный храм Богоявленского благочиния Московской городской епархии. Подворье Патриарха Московского и Всея Руси. Храм расположен в районе Красносельский, Центрального административного округа города Москвы (2-й Красносельский пер. д. 3).
• Церковь Алексия, человека Божия, — действующий православный храм в Костроме.
• Алексеевский монастырь (Золотухино) — действующий православный монастырь в поселке Золотухино, Курская область.
• Алексеевская ярмарка в Котельниче Кировской области.
• Свято-Алексеевская пустынь. Ярославская область, Переславский р-н.
• Свято-Успенская Святогорская лавра, пещерный Свято-Алексеевский храм в ближних пещерах.
• Церковь Алексия, человека Божия, — действующий православный храм в с. Ключи Ключевского района Алтайского края

Ссылки

• Алексей святой, покровитель лоллгардов // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
• St. Alexius // Католическая энциклопедия  (англ.)
• T. B. Толстая [www.pravenc.ru/text/114016.html Алексий, человек Божий] // Православная энциклопедия. Том II. — М.: Церковно-научный центр «Православная энциклопедия», 2001. — С. 8-12. — 752 с. — 40 000 экз. — ISBN 5-89572-007-2
• [www.ecat.francis.ru/AA/Aleksey_Edesskiy.html Алексей Эдесский //Католическая энциклопедия]
• [istorus.ru/stihi-i-pesni/81-aleksey-chelovek-bozhiy.html Алексей, человек Божий] // Песни Русскаго Народа, Императорское Русское Географическое Общество
• [zolotomon.ru/history/ Золотухинский женский монастырь во имя преподобного Алексия, Человека Божия] // сайт монастыря

Литература

• «Basilica of the saints Boniface and Alexis, Rome» — Roma, 2007

Отрывок, характеризующий Алексий, человек Божий

Старый князь Николай Андреич Болконский в декабре 1805 года получил письмо от князя Василия, извещавшего его о своем приезде вместе с сыном. («Я еду на ревизию, и, разумеется, мне 100 верст не крюк, чтобы посетить вас, многоуважаемый благодетель, – писал он, – и Анатоль мой провожает меня и едет в армию; и я надеюсь, что вы позволите ему лично выразить вам то глубокое уважение, которое он, подражая отцу, питает к вам».)
– Вот Мари и вывозить не нужно: женихи сами к нам едут, – неосторожно сказала маленькая княгиня, услыхав про это.
Князь Николай Андреич поморщился и ничего не сказал.
Через две недели после получения письма, вечером, приехали вперед люди князя Василья, а на другой день приехал и он сам с сыном.
Старик Болконский всегда был невысокого мнения о характере князя Василья, и тем более в последнее время, когда князь Василий в новые царствования при Павле и Александре далеко пошел в чинах и почестях. Теперь же, по намекам письма и маленькой княгини, он понял, в чем дело, и невысокое мнение о князе Василье перешло в душе князя Николая Андреича в чувство недоброжелательного презрения. Он постоянно фыркал, говоря про него. В тот день, как приехать князю Василью, князь Николай Андреич был особенно недоволен и не в духе. Оттого ли он был не в духе, что приезжал князь Василий, или оттого он был особенно недоволен приездом князя Василья, что был не в духе; но он был не в духе, и Тихон еще утром отсоветывал архитектору входить с докладом к князю.
– Слышите, как ходит, – сказал Тихон, обращая внимание архитектора на звуки шагов князя. – На всю пятку ступает – уж мы знаем…
Однако, как обыкновенно, в 9 м часу князь вышел гулять в своей бархатной шубке с собольим воротником и такой же шапке. Накануне выпал снег. Дорожка, по которой хаживал князь Николай Андреич к оранжерее, была расчищена, следы метлы виднелись на разметанном снегу, и лопата была воткнута в рыхлую насыпь снега, шедшую с обеих сторон дорожки. Князь прошел по оранжереям, по дворне и постройкам, нахмуренный и молчаливый.
– А проехать в санях можно? – спросил он провожавшего его до дома почтенного, похожего лицом и манерами на хозяина, управляющего.
– Глубок снег, ваше сиятельство. Я уже по прешпекту разметать велел.
Князь наклонил голову и подошел к крыльцу. «Слава тебе, Господи, – подумал управляющий, – пронеслась туча!»
– Проехать трудно было, ваше сиятельство, – прибавил управляющий. – Как слышно было, ваше сиятельство, что министр пожалует к вашему сиятельству?
Князь повернулся к управляющему и нахмуренными глазами уставился на него.
– Что? Министр? Какой министр? Кто велел? – заговорил он своим пронзительным, жестким голосом. – Для княжны, моей дочери, не расчистили, а для министра! У меня нет министров!
– Ваше сиятельство, я полагал…
– Ты полагал! – закричал князь, всё поспешнее и несвязнее выговаривая слова. – Ты полагал… Разбойники! прохвосты! Я тебя научу полагать, – и, подняв палку, он замахнулся ею на Алпатыча и ударил бы, ежели бы управляющий невольно не отклонился от удара. – Полагал! Прохвосты! – торопливо кричал он. Но, несмотря на то, что Алпатыч, сам испугавшийся своей дерзости – отклониться от удара, приблизился к князю, опустив перед ним покорно свою плешивую голову, или, может быть, именно от этого князь, продолжая кричать: «прохвосты! закидать дорогу!» не поднял другой раз палки и вбежал в комнаты.
Перед обедом княжна и m lle Bourienne, знавшие, что князь не в духе, стояли, ожидая его: m lle Bourienne с сияющим лицом, которое говорило: «Я ничего не знаю, я такая же, как и всегда», и княжна Марья – бледная, испуганная, с опущенными глазами. Тяжелее всего для княжны Марьи было то, что она знала, что в этих случаях надо поступать, как m lle Bourime, но не могла этого сделать. Ей казалось: «сделаю я так, как будто не замечаю, он подумает, что у меня нет к нему сочувствия; сделаю я так, что я сама скучна и не в духе, он скажет (как это и бывало), что я нос повесила», и т. п.
Князь взглянул на испуганное лицо дочери и фыркнул.
– Др… или дура!… – проговорил он.
«И той нет! уж и ей насплетничали», подумал он про маленькую княгиню, которой не было в столовой.
– А княгиня где? – спросил он. – Прячется?…
– Она не совсем здорова, – весело улыбаясь, сказала m llе Bourienne, – она не выйдет. Это так понятно в ее положении.
– Гм! гм! кх! кх! – проговорил князь и сел за стол.
Тарелка ему показалась не чиста; он указал на пятно и бросил ее. Тихон подхватил ее и передал буфетчику. Маленькая княгиня не была нездорова; но она до такой степени непреодолимо боялась князя, что, услыхав о том, как он не в духе, она решилась не выходить.
– Я боюсь за ребенка, – говорила она m lle Bourienne, – Бог знает, что может сделаться от испуга.
Вообще маленькая княгиня жила в Лысых Горах постоянно под чувством страха и антипатии к старому князю, которой она не сознавала, потому что страх так преобладал, что она не могла чувствовать ее. Со стороны князя была тоже антипатия, но она заглушалась презрением. Княгиня, обжившись в Лысых Горах, особенно полюбила m lle Bourienne, проводила с нею дни, просила ее ночевать с собой и с нею часто говорила о свекоре и судила его.
– Il nous arrive du monde, mon prince, [К нам едут гости, князь.] – сказала m lle Bourienne, своими розовенькими руками развертывая белую салфетку. – Son excellence le рrince Kouraguine avec son fils, a ce que j'ai entendu dire? [Его сиятельство князь Курагин с сыном, сколько я слышала?] – вопросительно сказала она.
– Гм… эта excellence мальчишка… я его определил в коллегию, – оскорбленно сказал князь. – А сын зачем, не могу понять. Княгиня Лизавета Карловна и княжна Марья, может, знают; я не знаю, к чему он везет этого сына сюда. Мне не нужно. – И он посмотрел на покрасневшую дочь.
– Нездорова, что ли? От страха министра, как нынче этот болван Алпатыч сказал.
– Нет, mon pere. [батюшка.]
Как ни неудачно попала m lle Bourienne на предмет разговора, она не остановилась и болтала об оранжереях, о красоте нового распустившегося цветка, и князь после супа смягчился.
После обеда он прошел к невестке. Маленькая княгиня сидела за маленьким столиком и болтала с Машей, горничной. Она побледнела, увидав свекора.
Маленькая княгиня очень переменилась. Она скорее была дурна, нежели хороша, теперь. Щеки опустились, губа поднялась кверху, глаза были обтянуты книзу.
– Да, тяжесть какая то, – отвечала она на вопрос князя, что она чувствует.
– Не нужно ли чего?
– Нет, merci, mon pere. [благодарю, батюшка.]
– Ну, хорошо, хорошо.
Он вышел и дошел до официантской. Алпатыч, нагнув голову, стоял в официантской.
– Закидана дорога?
– Закидана, ваше сиятельство; простите, ради Бога, по одной глупости.
Князь перебил его и засмеялся своим неестественным смехом.
– Ну, хорошо, хорошо.
Он протянул руку, которую поцеловал Алпатыч, и прошел в кабинет.
Вечером приехал князь Василий. Его встретили на прешпекте (так назывался проспект) кучера и официанты, с криком провезли его возки и сани к флигелю по нарочно засыпанной снегом дороге.
Князю Василью и Анатолю были отведены отдельные комнаты.
Анатоль сидел, сняв камзол и подпершись руками в бока, перед столом, на угол которого он, улыбаясь, пристально и рассеянно устремил свои прекрасные большие глаза. На всю жизнь свою он смотрел как на непрерывное увеселение, которое кто то такой почему то обязался устроить для него. Так же и теперь он смотрел на свою поездку к злому старику и к богатой уродливой наследнице. Всё это могло выйти, по его предположению, очень хорошо и забавно. А отчего же не жениться, коли она очень богата? Это никогда не мешает, думал Анатоль.
Он выбрился, надушился с тщательностью и щегольством, сделавшимися его привычкою, и с прирожденным ему добродушно победительным выражением, высоко неся красивую голову, вошел в комнату к отцу. Около князя Василья хлопотали его два камердинера, одевая его; он сам оживленно оглядывался вокруг себя и весело кивнул входившему сыну, как будто он говорил: «Так, таким мне тебя и надо!»
– Нет, без шуток, батюшка, она очень уродлива? А? – спросил он, как бы продолжая разговор, не раз веденный во время путешествия.
– Полно. Глупости! Главное дело – старайся быть почтителен и благоразумен с старым князем.
– Ежели он будет браниться, я уйду, – сказал Анатоль. – Я этих стариков терпеть не могу. А?
– Помни, что для тебя от этого зависит всё.
В это время в девичьей не только был известен приезд министра с сыном, но внешний вид их обоих был уже подробно описан. Княжна Марья сидела одна в своей комнате и тщетно пыталась преодолеть свое внутреннее волнение.
«Зачем они писали, зачем Лиза говорила мне про это? Ведь этого не может быть! – говорила она себе, взглядывая в зеркало. – Как я выйду в гостиную? Ежели бы он даже мне понравился, я бы не могла быть теперь с ним сама собою». Одна мысль о взгляде ее отца приводила ее в ужас.
Маленькая княгиня и m lle Bourienne получили уже все нужные сведения от горничной Маши о том, какой румяный, чернобровый красавец был министерский сын, и о том, как папенька их насилу ноги проволок на лестницу, а он, как орел, шагая по три ступеньки, пробежал зa ним. Получив эти сведения, маленькая княгиня с m lle Bourienne,еще из коридора слышные своими оживленно переговаривавшими голосами, вошли в комнату княжны.
– Ils sont arrives, Marieie, [Они приехали, Мари,] вы знаете? – сказала маленькая княгиня, переваливаясь своим животом и тяжело опускаясь на кресло.
Она уже не была в той блузе, в которой сидела поутру, а на ней было одно из лучших ее платьев; голова ее была тщательно убрана, и на лице ее было оживление, не скрывавшее, однако, опустившихся и помертвевших очертаний лица. В том наряде, в котором она бывала обыкновенно в обществах в Петербурге, еще заметнее было, как много она подурнела. На m lle Bourienne тоже появилось уже незаметно какое то усовершенствование наряда, которое придавало ее хорошенькому, свеженькому лицу еще более привлекательности.
– Eh bien, et vous restez comme vous etes, chere princesse? – заговорила она. – On va venir annoncer, que ces messieurs sont au salon; il faudra descendre, et vous ne faites pas un petit brin de toilette! [Ну, а вы остаетесь, в чем были, княжна? Сейчас придут сказать, что они вышли. Надо будет итти вниз, а вы хоть бы чуть чуть принарядились!]
Маленькая княгиня поднялась с кресла, позвонила горничную и поспешно и весело принялась придумывать наряд для княжны Марьи и приводить его в исполнение. Княжна Марья чувствовала себя оскорбленной в чувстве собственного достоинства тем, что приезд обещанного ей жениха волновал ее, и еще более она была оскорблена тем, что обе ее подруги и не предполагали, чтобы это могло быть иначе. Сказать им, как ей совестно было за себя и за них, это значило выдать свое волнение; кроме того отказаться от наряжения, которое предлагали ей, повело бы к продолжительным шуткам и настаиваниям. Она вспыхнула, прекрасные глаза ее потухли, лицо ее покрылось пятнами и с тем некрасивым выражением жертвы, чаще всего останавливающемся на ее лице, она отдалась во власть m lle Bourienne и Лизы. Обе женщины заботились совершенно искренно о том, чтобы сделать ее красивой. Она была так дурна, что ни одной из них не могла притти мысль о соперничестве с нею; поэтому они совершенно искренно, с тем наивным и твердым убеждением женщин, что наряд может сделать лицо красивым, принялись за ее одеванье.
– Нет, право, ma bonne amie, [мой добрый друг,] это платье нехорошо, – говорила Лиза, издалека боком взглядывая на княжну. – Вели подать, у тебя там есть масака. Право! Что ж, ведь это, может быть, судьба жизни решается. А это слишком светло, нехорошо, нет, нехорошо!
Нехорошо было не платье, но лицо и вся фигура княжны, но этого не чувствовали m lle Bourienne и маленькая княгиня; им все казалось, что ежели приложить голубую ленту к волосам, зачесанным кверху, и спустить голубой шарф с коричневого платья и т. п., то всё будет хорошо. Они забывали, что испуганное лицо и фигуру нельзя было изменить, и потому, как они ни видоизменяли раму и украшение этого лица, само лицо оставалось жалко и некрасиво. После двух или трех перемен, которым покорно подчинялась княжна Марья, в ту минуту, как она была зачесана кверху (прическа, совершенно изменявшая и портившая ее лицо), в голубом шарфе и масака нарядном платье, маленькая княгиня раза два обошла кругом нее, маленькой ручкой оправила тут складку платья, там подернула шарф и посмотрела, склонив голову, то с той, то с другой стороны.
– Нет, это нельзя, – сказала она решительно, всплеснув руками. – Non, Marie, decidement ca ne vous va pas. Je vous aime mieux dans votre petite robe grise de tous les jours. Non, de grace, faites cela pour moi. [Нет, Мари, решительно это не идет к вам. Я вас лучше люблю в вашем сереньком ежедневном платьице: пожалуйста, сделайте это для меня.] Катя, – сказала она горничной, – принеси княжне серенькое платье, и посмотрите, m lle Bourienne, как я это устрою, – сказала она с улыбкой предвкушения артистической радости.
Но когда Катя принесла требуемое платье, княжна Марья неподвижно всё сидела перед зеркалом, глядя на свое лицо, и в зеркале увидала, что в глазах ее стоят слезы, и что рот ее дрожит, приготовляясь к рыданиям.
– Voyons, chere princesse, – сказала m lle Bourienne, – encore un petit effort. [Ну, княжна, еще маленькое усилие.]
Маленькая княгиня, взяв платье из рук горничной, подходила к княжне Марье.
– Нет, теперь мы это сделаем просто, мило, – говорила она.
Голоса ее, m lle Bourienne и Кати, которая о чем то засмеялась, сливались в веселое лепетанье, похожее на пение птиц.
– Non, laissez moi, [Нет, оставьте меня,] – сказала княжна.
И голос ее звучал такой серьезностью и страданием, что лепетанье птиц тотчас же замолкло. Они посмотрели на большие, прекрасные глаза, полные слез и мысли, ясно и умоляюще смотревшие на них, и поняли, что настаивать бесполезно и даже жестоко.
– Au moins changez de coiffure, – сказала маленькая княгиня. – Je vous disais, – с упреком сказала она, обращаясь к m lle Bourienne, – Marieie a une de ces figures, auxquelles ce genre de coiffure ne va pas du tout. Mais du tout, du tout. Changez de grace. [По крайней мере, перемените прическу. У Мари одно из тех лиц, которым этот род прически совсем нейдет. Перемените, пожалуйста.]
– Laissez moi, laissez moi, tout ca m'est parfaitement egal, [Оставьте меня, мне всё равно,] – отвечал голос, едва удерживающий слезы.
M lle Bourienne и маленькая княгиня должны были признаться самим себе, что княжна. Марья в этом виде была очень дурна, хуже, чем всегда; но было уже поздно. Она смотрела на них с тем выражением, которое они знали, выражением мысли и грусти. Выражение это не внушало им страха к княжне Марье. (Этого чувства она никому не внушала.) Но они знали, что когда на ее лице появлялось это выражение, она была молчалива и непоколебима в своих решениях.
– Vous changerez, n'est ce pas? [Вы перемените, не правда ли?] – сказала Лиза, и когда княжна Марья ничего не ответила, Лиза вышла из комнаты.
Княжна Марья осталась одна. Она не исполнила желания Лизы и не только не переменила прически, но и не взглянула на себя в зеркало. Она, бессильно опустив глаза и руки, молча сидела и думала. Ей представлялся муж, мужчина, сильное, преобладающее и непонятно привлекательное существо, переносящее ее вдруг в свой, совершенно другой, счастливый мир. Ребенок свой, такой, какого она видела вчера у дочери кормилицы, – представлялся ей у своей собственной груди. Муж стоит и нежно смотрит на нее и ребенка. «Но нет, это невозможно: я слишком дурна», думала она.
– Пожалуйте к чаю. Князь сейчас выйдут, – сказал из за двери голос горничной.
Она очнулась и ужаснулась тому, о чем она думала. И прежде чем итти вниз, она встала, вошла в образную и, устремив на освещенный лампадой черный лик большого образа Спасителя, простояла перед ним с сложенными несколько минут руками. В душе княжны Марьи было мучительное сомненье. Возможна ли для нее радость любви, земной любви к мужчине? В помышлениях о браке княжне Марье мечталось и семейное счастие, и дети, но главною, сильнейшею и затаенною ее мечтою была любовь земная. Чувство было тем сильнее, чем более она старалась скрывать его от других и даже от самой себя. Боже мой, – говорила она, – как мне подавить в сердце своем эти мысли дьявола? Как мне отказаться так, навсегда от злых помыслов, чтобы спокойно исполнять Твою волю? И едва она сделала этот вопрос, как Бог уже отвечал ей в ее собственном сердце: «Не желай ничего для себя; не ищи, не волнуйся, не завидуй. Будущее людей и твоя судьба должна быть неизвестна тебе; но живи так, чтобы быть готовой ко всему. Если Богу угодно будет испытать тебя в обязанностях брака, будь готова исполнить Его волю». С этой успокоительной мыслью (но всё таки с надеждой на исполнение своей запрещенной, земной мечты) княжна Марья, вздохнув, перекрестилась и сошла вниз, не думая ни о своем платье, ни о прическе, ни о том, как она войдет и что скажет. Что могло всё это значить в сравнении с предопределением Бога, без воли Которого не падет ни один волос с головы человеческой.