Алексий (Муляр)

В Википедии существуют статьи о других людях с именем Алексий и фамилией Муляр.

Епископ Алексий
Епископ Саянский и Нижнеудинский
c 2 декабря 2013 года
Избрание:	2 октября 2013 года
Церковь:	Русская православная церковь
Предшественник:	Вадим (Лазебный)
Имя при рождении:	Александр Петрович Муляр
Рождение:	4 ноября 1976(1976-11-04) (47 лет) Луцк
Принятие священного сана:	10 апреля 2005 года
Принятие монашества:	2 апреля 2005 года
Епископская хиротония:	2 декабря 2013 года

Епископ Алексий (в миру Александр Петрович Муляр; 4 ноября 1976, Луцк, Волынская область) — архиерей Русской православной церкви, епископ Саянский и Нижнеудинский.

Биография

Родился 4 ноября 1976 года в Луцке в семье священнослужителя. С детства прислуживал в храме, помогая отцу — соборному клирику. Нёс послушание иподиакона у архиепископов Варлаама (Ильющенко) и Варфоломея (Ващука).

В 1994 года окончил среднюю школу в Луцке. В 1994—1998 годы обучался в Московской духовной семинарии.

В 1998 году епископом Верейским Евгением (Решетниковым) был поставлен во чтеца.

В 1998 году поступил на очное отделение Киевской духовной академии, которую окончил в 2002 годы по первому разряду, защитив дипломную работу «Распространение христианства в Европе, Африке и Азии в I—III вв.».

В 2002—2004 годы нёс певческое и иподиаконское послушание в Киеве.

В 2004 годы поступил в Свято-Троицкий Ипатьевский монастырь Костромы, где нёс послушание казначея.

2 апреля 2005 году по благословению архиепископа Костромского и Галичского Александром архимандритом Иоанном (Павлихиным), наместником Свято-Троицкого Ипатьевского монастыря г. Костромы, был пострижен в малую схиму с именем Алексий, в честь святителя Алексия Московского.

10 апреля 2005 году архиепископом Александром рукоположен в сан иеродиакона, а 12 апреля 2005 — во иеромонаха.

В 2010 году по представлению архиепископа Александра возведён в сан игумена.

19 октября 2011 году перешёл в клир Магаданской епархии, правящим архиереем которой незадолго до этого поставлен Иоанн (Павлихин).

6 ноября 2011 года назначен настоятелем Троицкого кафедрального собора Магадана и казначеем епархии.

26 января 2012 включен в епархиальный совет Магаданской епархии.

Архиерейство

2 октября 2013 года решением Священного Синода избран епископом Саянским и Нижнеудинским.

6 октября 2013 епископом Магаданским Иоанном возведён в сан архимандрита.

1 ноября 2013 в крестовом храме в честь Владимирской иконы Божией Матери в Патриаршей резиденции в Чистом переулке совершён чин наречения, который возглавил Патриарх Московский и всея Руси Кирилл.

2 декабря 2013 хиротонисан в Храме Христа Спасителя Москвы во епископа Саянского и Нижнеудинского. Хиротонию совершил Патриарх Московский Кирилл в сослужении митрополита Саранского и Мордовского Варсонофия (Судакова), митрополит Тверского и Кашинского Виктора (Олейника), митрополита Овручского и Коростенского Виссариона, митрополита Вышгородского и Чернобыльского Павла (Лебедя), архиепископа Истринского Арсения (Епифанова), архиепископа Вологодского и Великоустюжского Максимилиана (Лазаренко); архиепископа Сергиево-Посадского Феогноста (Гузикова), епископа Серафима (Зализницкого), епископа Красногорского Иринарха (Грезина), епископа Дмитровского Феофилакта (Моисеева), епископа Моравичского Антония (Пантелича) (Сербская православная церковь), епископа Макеевского Варнавы (Филатова), епископа Солнечногорского Сергия (Чашина), епископа Ровеньковского и Свердловского Пантелеимона (Поворознюка), епископа Орехово-Зуевского Пантелеимона (Шатова), епископ Воскресенского Саввы (Михеева), епископа Магаданского и Синегорского Иоанна (Павлихина), епископа Братского и Усть-Илимского Максимилиана (Клюева). 14 декабря прибыл в свою епархию.

Награды

• право ношения палицы (25 апреля 2011)
• орден Украинской Православной Церкви прп. Феодосия Черниговского (13 апреля 2013)

Ссылки

• [www.patriarchia.ru/db/text/3340978.html Алексий, епископ Саянский и Нижнеудинский (Муляр Александр Петрович) на официальном сайте Русской православной церкви]
• [www.patriarchia.ru/db/text/3338835.html Слово архимандрита Алексия (Муляра) при наречении во епископа Саянского и Нижнеудинского]

Отрывок, характеризующий Алексий (Муляр)

– Соня, постой, да мы всё так уложим, – сказала Наташа.
– Нельзя, барышня, уж пробовали, – сказал буфетчнк.
– Нет, постой, пожалуйста. – И Наташа начала доставать из ящика завернутые в бумаги блюда и тарелки.
– Блюда надо сюда, в ковры, – сказала она.
– Да еще и ковры то дай бог на три ящика разложить, – сказал буфетчик.
– Да постой, пожалуйста. – И Наташа быстро, ловко начала разбирать. – Это не надо, – говорила она про киевские тарелки, – это да, это в ковры, – говорила она про саксонские блюда.
– Да оставь, Наташа; ну полно, мы уложим, – с упреком говорила Соня.
– Эх, барышня! – говорил дворецкий. Но Наташа не сдалась, выкинула все вещи и быстро начала опять укладывать, решая, что плохие домашние ковры и лишнюю посуду не надо совсем брать. Когда всё было вынуто, начали опять укладывать. И действительно, выкинув почти все дешевое, то, что не стоило брать с собой, все ценное уложили в два ящика. Не закрывалась только крышка коверного ящика. Можно было вынуть немного вещей, но Наташа хотела настоять на своем. Она укладывала, перекладывала, нажимала, заставляла буфетчика и Петю, которого она увлекла за собой в дело укладыванья, нажимать крышку и сама делала отчаянные усилия.
– Да полно, Наташа, – говорила ей Соня. – Я вижу, ты права, да вынь один верхний.
– Не хочу, – кричала Наташа, одной рукой придерживая распустившиеся волосы по потному лицу, другой надавливая ковры. – Да жми же, Петька, жми! Васильич, нажимай! – кричала она. Ковры нажались, и крышка закрылась. Наташа, хлопая в ладоши, завизжала от радости, и слезы брызнули у ней из глаз. Но это продолжалось секунду. Тотчас же она принялась за другое дело, и уже ей вполне верили, и граф не сердился, когда ему говорили, что Наталья Ильинишна отменила его приказанье, и дворовые приходили к Наташе спрашивать: увязывать или нет подводу и довольно ли она наложена? Дело спорилось благодаря распоряжениям Наташи: оставлялись ненужные вещи и укладывались самым тесным образом самые дорогие.
Но как ни хлопотали все люди, к поздней ночи еще не все могло быть уложено. Графиня заснула, и граф, отложив отъезд до утра, пошел спать.
Соня, Наташа спали, не раздеваясь, в диванной. В эту ночь еще нового раненого провозили через Поварскую, и Мавра Кузминишна, стоявшая у ворот, заворотила его к Ростовым. Раненый этот, по соображениям Мавры Кузминишны, был очень значительный человек. Его везли в коляске, совершенно закрытой фартуком и с спущенным верхом. На козлах вместе с извозчиком сидел старик, почтенный камердинер. Сзади в повозке ехали доктор и два солдата.
– Пожалуйте к нам, пожалуйте. Господа уезжают, весь дом пустой, – сказала старушка, обращаясь к старому слуге.
– Да что, – отвечал камердинер, вздыхая, – и довезти не чаем! У нас и свой дом в Москве, да далеко, да и не живет никто.
– К нам милости просим, у наших господ всего много, пожалуйте, – говорила Мавра Кузминишна. – А что, очень нездоровы? – прибавила она.
Камердинер махнул рукой.
– Не чаем довезти! У доктора спросить надо. – И камердинер сошел с козел и подошел к повозке.
– Хорошо, – сказал доктор.
Камердинер подошел опять к коляске, заглянул в нее, покачал головой, велел кучеру заворачивать на двор и остановился подле Мавры Кузминишны.
– Господи Иисусе Христе! – проговорила она.
Мавра Кузминишна предлагала внести раненого в дом.
– Господа ничего не скажут… – говорила она. Но надо было избежать подъема на лестницу, и потому раненого внесли во флигель и положили в бывшей комнате m me Schoss. Раненый этот был князь Андрей Болконский.


Наступил последний день Москвы. Была ясная веселая осенняя погода. Было воскресенье. Как и в обыкновенные воскресенья, благовестили к обедне во всех церквах. Никто, казалось, еще не мог понять того, что ожидает Москву.
Только два указателя состояния общества выражали то положение, в котором была Москва: чернь, то есть сословие бедных людей, и цены на предметы. Фабричные, дворовые и мужики огромной толпой, в которую замешались чиновники, семинаристы, дворяне, в этот день рано утром вышли на Три Горы. Постояв там и не дождавшись Растопчина и убедившись в том, что Москва будет сдана, эта толпа рассыпалась по Москве, по питейным домам и трактирам. Цены в этот день тоже указывали на положение дел. Цены на оружие, на золото, на телеги и лошадей всё шли возвышаясь, а цены на бумажки и на городские вещи всё шли уменьшаясь, так что в середине дня были случаи, что дорогие товары, как сукна, извозчики вывозили исполу, а за мужицкую лошадь платили пятьсот рублей; мебель же, зеркала, бронзы отдавали даром.
В степенном и старом доме Ростовых распадение прежних условий жизни выразилось очень слабо. В отношении людей было только то, что в ночь пропало три человека из огромной дворни; но ничего не было украдено; и в отношении цен вещей оказалось то, что тридцать подвод, пришедшие из деревень, были огромное богатство, которому многие завидовали и за которые Ростовым предлагали огромные деньги. Мало того, что за эти подводы предлагали огромные деньги, с вечера и рано утром 1 го сентября на двор к Ростовым приходили посланные денщики и слуги от раненых офицеров и притаскивались сами раненые, помещенные у Ростовых и в соседних домах, и умоляли людей Ростовых похлопотать о том, чтоб им дали подводы для выезда из Москвы. Дворецкий, к которому обращались с такими просьбами, хотя и жалел раненых, решительно отказывал, говоря, что он даже и не посмеет доложить о том графу. Как ни жалки были остающиеся раненые, было очевидно, что, отдай одну подводу, не было причины не отдать другую, все – отдать и свои экипажи. Тридцать подвод не могли спасти всех раненых, а в общем бедствии нельзя было не думать о себе и своей семье. Так думал дворецкий за своего барина.
Проснувшись утром 1 го числа, граф Илья Андреич потихоньку вышел из спальни, чтобы не разбудить к утру только заснувшую графиню, и в своем лиловом шелковом халате вышел на крыльцо. Подводы, увязанные, стояли на дворе. У крыльца стояли экипажи. Дворецкий стоял у подъезда, разговаривая с стариком денщиком и молодым, бледным офицером с подвязанной рукой. Дворецкий, увидав графа, сделал офицеру и денщику значительный и строгий знак, чтобы они удалились.
– Ну, что, все готово, Васильич? – сказал граф, потирая свою лысину и добродушно глядя на офицера и денщика и кивая им головой. (Граф любил новые лица.)