Алексич, Даниел

Даниел Алексич
Общая информация
Родился
Гражданство
Рост	181 см
Позиция	нападающий
Информация о клубе
Клуб	Санкт-Галлен
Номер	18
Карьера
Молодёжные клубы
1998—2002	Ветерник
2002—2007	Войводина
Клубная карьера*
2007—2010	Войводина	48 (8)
2010—2012	Дженоа	1 (0)
2010—2011	→  Гройтер	16 (2)
2012—2014	Сент-Этьен	3 (0)
2013—2014	→  Арль-Авиньон	1 (0)
2014—2015	Лехия (Гданьск)	3 (0)
2015—н.в.	Санкт-Галлен	15 (4)
Национальная сборная**
2006—2008	Сербия (до 17)	12 (9)
2008—2010	Сербия (до 19)	13 (7)
2008—2011	Сербия (до 21)	11 (1)
2008	Сербия	1 (0)
* Количество игр и голов за профессиональный клуб считается только для различных лиг национальных чемпионатов, откорректировано по состоянию на 30 октября 2015. ** Количество игр и голов за национальную сборную в официальных матчах.

Да́ниел Але́ксич (серб. Данијел Алексић / Danijel Aleksić; 30 апреля 1991, Пула, СФРЮ) — сербский футболист, нападающий клуба «Санкт-Галлен».

Биография

Карьеру Алексич начал в 11 лет. Первым его клубом был сербский «Ветерник», за который он играл два года. В 13 лет Даниель перешёл из «Ветерника» в «Войводина», игроками которой были Милош Красич и Йоканович. Несмотря на то, что Алексич играл за сербский клуб и играет за сборную Сербии, он родился в Хорватии в 1991, но переехал в Сербию. Так как Алексич не знал, кто его отец, он взял фамилию материК:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан). Талантливому не по годам Даниэлю предлагали подписать контракт такие клубы, как ПФК ЦСКА, «Дженоа», «Манчестер Сити»К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан).

Достижения

• Лучший бомбардир чемпионата Европы до 17: 2008
• Второй бомбардир чемпионата Европы до 19: 2009

Ссылки

• [www.transfermarkt.com/danijel-aleksic/profil/spieler/48119 Профиль на сайте transfermarkt.com] (англ.)
• [reprezentacija.rs/index.php?option=com_content&view=article&id=58 Биография и статистика на сайте сборной Сербии по футболу]  (серб.)

Отрывок, характеризующий Алексич, Даниел

– Нет нашего согласия, пускай разоряет! Не берем твоего хлеба, нет согласия нашего!
Княжна Марья старалась уловить опять чей нибудь взгляд из толпы, но ни один взгляд не был устремлен на нее; глаза, очевидно, избегали ее. Ей стало странно и неловко.
– Вишь, научила ловко, за ней в крепость иди! Дома разори да в кабалу и ступай. Как же! Я хлеб, мол, отдам! – слышались голоса в толпе.
Княжна Марья, опустив голову, вышла из круга и пошла в дом. Повторив Дрону приказание о том, чтобы завтра были лошади для отъезда, она ушла в свою комнату и осталась одна с своими мыслями.


Долго эту ночь княжна Марья сидела у открытого окна в своей комнате, прислушиваясь к звукам говора мужиков, доносившегося с деревни, но она не думала о них. Она чувствовала, что, сколько бы она ни думала о них, она не могла бы понять их. Она думала все об одном – о своем горе, которое теперь, после перерыва, произведенного заботами о настоящем, уже сделалось для нее прошедшим. Она теперь уже могла вспоминать, могла плакать и могла молиться. С заходом солнца ветер затих. Ночь была тихая и свежая. В двенадцатом часу голоса стали затихать, пропел петух, из за лип стала выходить полная луна, поднялся свежий, белый туман роса, и над деревней и над домом воцарилась тишина.
Одна за другой представлялись ей картины близкого прошедшего – болезни и последних минут отца. И с грустной радостью она теперь останавливалась на этих образах, отгоняя от себя с ужасом только одно последнее представление его смерти, которое – она чувствовала – она была не в силах созерцать даже в своем воображении в этот тихий и таинственный час ночи. И картины эти представлялись ей с такой ясностью и с такими подробностями, что они казались ей то действительностью, то прошедшим, то будущим.
То ей живо представлялась та минута, когда с ним сделался удар и его из сада в Лысых Горах волокли под руки и он бормотал что то бессильным языком, дергал седыми бровями и беспокойно и робко смотрел на нее.
«Он и тогда хотел сказать мне то, что он сказал мне в день своей смерти, – думала она. – Он всегда думал то, что он сказал мне». И вот ей со всеми подробностями вспомнилась та ночь в Лысых Горах накануне сделавшегося с ним удара, когда княжна Марья, предчувствуя беду, против его воли осталась с ним. Она не спала и ночью на цыпочках сошла вниз и, подойдя к двери в цветочную, в которой в эту ночь ночевал ее отец, прислушалась к его голосу. Он измученным, усталым голосом говорил что то с Тихоном. Ему, видно, хотелось поговорить. «И отчего он не позвал меня? Отчего он не позволил быть мне тут на месте Тихона? – думала тогда и теперь княжна Марья. – Уж он не выскажет никогда никому теперь всего того, что было в его душе. Уж никогда не вернется для него и для меня эта минута, когда бы он говорил все, что ему хотелось высказать, а я, а не Тихон, слушала бы и понимала его. Отчего я не вошла тогда в комнату? – думала она. – Может быть, он тогда же бы сказал мне то, что он сказал в день смерти. Он и тогда в разговоре с Тихоном два раза спросил про меня. Ему хотелось меня видеть, а я стояла тут, за дверью. Ему было грустно, тяжело говорить с Тихоном, который не понимал его. Помню, как он заговорил с ним про Лизу, как живую, – он забыл, что она умерла, и Тихон напомнил ему, что ее уже нет, и он закричал: „Дурак“. Ему тяжело было. Я слышала из за двери, как он, кряхтя, лег на кровать и громко прокричал: „Бог мой!Отчего я не взошла тогда? Что ж бы он сделал мне? Что бы я потеряла? А может быть, тогда же он утешился бы, он сказал бы мне это слово“. И княжна Марья вслух произнесла то ласковое слово, которое он сказал ей в день смерти. «Ду ше нь ка! – повторила княжна Марья это слово и зарыдала облегчающими душу слезами. Она видела теперь перед собою его лицо. И не то лицо, которое она знала с тех пор, как себя помнила, и которое она всегда видела издалека; а то лицо – робкое и слабое, которое она в последний день, пригибаясь к его рту, чтобы слышать то, что он говорил, в первый раз рассмотрела вблизи со всеми его морщинами и подробностями.