Алекс Гилберт

К:Википедия:Страницы на КУ (тип: не указан)

Алекс Гилберт
Имя при рождении:	Александр Викторович Гузовский
Дата рождения:	1 апреля 1992(1992-04-01) (32 года)
Место рождения:	Архангельск, СССР

Алекс Гилберт; (родился 1 апреля 1992, Архангельск) – новозеландский адвокат по усыновлению. Основатель и создалель всемирного проекта по усыновлению «Я приемный ребёнок», открывшего свои двери в 2015г.  До этого, в 2013г. он нашёл своих биологических родителей в России с помощью российских социальных сетей. Алекс также появился на нескольких концеренция, с целью расспространения своих взглядов на усыновление. Гилберт был учасником разнообразных телевизионных шоу, в частности российских ТВ-передач «Пусть говорят» (в декабре 2015г.) и «Анатомия дня».

Ранняя жизнь

Алекс Гилберт родился 1 апреля 1992 года в г. Архангельск, Россия. Он был сыном Михаила Ковкова и его жены Татьяны Гусковской. Мать Гилберт отправила его в один из детодомов в Архангельске, сразу после рождения. Он был усыновлён вместе с ещё одним мальчиком из детского дома - Андреем в 1994 году его приёмными родителями из Новой Зеландии, Марком и Дженис Гилбертами. Он вырос в Фангареи, Новая Зеландия. В ноябре 2013 года Гилберт отправился в Россию, чтобы впервые встретиться со своими биологическими родителями. Его история усыновления была показана в передаче «Восресенье» на канале TV One, после чего последовали поиски его биологических родителей не протяжении всего 2013г.. Он также написал и выпустил свою автобиографическую книгу «My Russian Side» («Моя Русская семья») в 2014 году.

Карьера

В июле 2015 года Гилберт создал некоммерческую организацию «Я приёмный ребёнок», чтобы помочь другим приёмным детям рассказать свои истории. Проект представляет собой платформу, которая помогает усыновленным со всего мира делится своим личным опытом принятия в новую семью через социальные сети. Гилберт выпустил версию «I'm Adopted» («Я Приёмный ребёнок») на русском языке в мае 2016 года через неделю после того, как он был удостоен чести встретить Королеву Англии. Проект также собирает усыновлённых со всего мира, чтобы помочь им встретится друг с другом.

Гилберт также появился на Первом канале в телепрограмме "Пусть говорят" в декабре 2015 года в Москве, Россия. Во время шоу, его лично поблагодарил один из американским усыновленных, который смог поделиться своей историей через проект «Я Приёмный ребёнок». Гилберт также появился в различных радио и новостных шоу, где обсуждал свою адвокатскую деятельность в сфере усыновления.

Гилберт также был связан с новозеландским агентством по усыновлению «Inter Country Adoption New Zealand» и помогал им благотворительностью, а, также, выступал с речью о повышении усведомлённости населения о благотворительности в сфере усыновления.

Помимо адвокатства по усыновления, Гилберт работает в качестве ТВ продюсера и, время от времени, оператором. Он изучал кино и телевидиние в South Seas Film and Television School(Южноморская Школа Кино и Телевидиния) в 2011 году.

Личная жизнь

В настоящее время, Гилберт живет в Окленде, Новая Зеландия, со своей партнёршей Маргаритой Субач.

Книги

• 2014: (Моя Русская семья)

Ссылки

• Alex Gilberts Официальный сайт

• Официальный сайт проекта «Я приёмный ребёнок»
• Алекс Гилберт на Фейсбуке

Примечания

К:Википедия:Изолированные статьи (тип: не указан)

Отрывок, характеризующий Алекс Гилберт

Наташа с утра этого дня не имела ни минуты свободы, и ни разу не успела подумать о том, что предстоит ей.
В сыром, холодном воздухе, в тесноте и неполной темноте колыхающейся кареты, она в первый раз живо представила себе то, что ожидает ее там, на бале, в освещенных залах – музыка, цветы, танцы, государь, вся блестящая молодежь Петербурга. То, что ее ожидало, было так прекрасно, что она не верила даже тому, что это будет: так это было несообразно с впечатлением холода, тесноты и темноты кареты. Она поняла всё то, что ее ожидает, только тогда, когда, пройдя по красному сукну подъезда, она вошла в сени, сняла шубу и пошла рядом с Соней впереди матери между цветами по освещенной лестнице. Только тогда она вспомнила, как ей надо было себя держать на бале и постаралась принять ту величественную манеру, которую она считала необходимой для девушки на бале. Но к счастью ее она почувствовала, что глаза ее разбегались: она ничего не видела ясно, пульс ее забил сто раз в минуту, и кровь стала стучать у ее сердца. Она не могла принять той манеры, которая бы сделала ее смешною, и шла, замирая от волнения и стараясь всеми силами только скрыть его. И эта то была та самая манера, которая более всего шла к ней. Впереди и сзади их, так же тихо переговариваясь и так же в бальных платьях, входили гости. Зеркала по лестнице отражали дам в белых, голубых, розовых платьях, с бриллиантами и жемчугами на открытых руках и шеях.
Наташа смотрела в зеркала и в отражении не могла отличить себя от других. Всё смешивалось в одну блестящую процессию. При входе в первую залу, равномерный гул голосов, шагов, приветствий – оглушил Наташу; свет и блеск еще более ослепил ее. Хозяин и хозяйка, уже полчаса стоявшие у входной двери и говорившие одни и те же слова входившим: «charme de vous voir», [в восхищении, что вижу вас,] так же встретили и Ростовых с Перонской.
Две девочки в белых платьях, с одинаковыми розами в черных волосах, одинаково присели, но невольно хозяйка остановила дольше свой взгляд на тоненькой Наташе. Она посмотрела на нее, и ей одной особенно улыбнулась в придачу к своей хозяйской улыбке. Глядя на нее, хозяйка вспомнила, может быть, и свое золотое, невозвратное девичье время, и свой первый бал. Хозяин тоже проводил глазами Наташу и спросил у графа, которая его дочь?
– Charmante! [Очаровательна!] – сказал он, поцеловав кончики своих пальцев.
В зале стояли гости, теснясь у входной двери, ожидая государя. Графиня поместилась в первых рядах этой толпы. Наташа слышала и чувствовала, что несколько голосов спросили про нее и смотрели на нее. Она поняла, что она понравилась тем, которые обратили на нее внимание, и это наблюдение несколько успокоило ее.
«Есть такие же, как и мы, есть и хуже нас» – подумала она.
Перонская называла графине самых значительных лиц, бывших на бале.
– Вот это голландский посланик, видите, седой, – говорила Перонская, указывая на старичка с серебряной сединой курчавых, обильных волос, окруженного дамами, которых он чему то заставлял смеяться.
– А вот она, царица Петербурга, графиня Безухая, – говорила она, указывая на входившую Элен.
– Как хороша! Не уступит Марье Антоновне; смотрите, как за ней увиваются и молодые и старые. И хороша, и умна… Говорят принц… без ума от нее. А вот эти две, хоть и нехороши, да еще больше окружены.
Она указала на проходивших через залу даму с очень некрасивой дочерью.
– Это миллионерка невеста, – сказала Перонская. – А вот и женихи.
– Это брат Безуховой – Анатоль Курагин, – сказала она, указывая на красавца кавалергарда, который прошел мимо их, с высоты поднятой головы через дам глядя куда то. – Как хорош! неправда ли? Говорят, женят его на этой богатой. .И ваш то соusin, Друбецкой, тоже очень увивается. Говорят, миллионы. – Как же, это сам французский посланник, – отвечала она о Коленкуре на вопрос графини, кто это. – Посмотрите, как царь какой нибудь. А всё таки милы, очень милы французы. Нет милей для общества. А вот и она! Нет, всё лучше всех наша Марья то Антоновна! И как просто одета. Прелесть! – А этот то, толстый, в очках, фармазон всемирный, – сказала Перонская, указывая на Безухова. – С женою то его рядом поставьте: то то шут гороховый!
Пьер шел, переваливаясь своим толстым телом, раздвигая толпу, кивая направо и налево так же небрежно и добродушно, как бы он шел по толпе базара. Он продвигался через толпу, очевидно отыскивая кого то.
Наташа с радостью смотрела на знакомое лицо Пьера, этого шута горохового, как называла его Перонская, и знала, что Пьер их, и в особенности ее, отыскивал в толпе. Пьер обещал ей быть на бале и представить ей кавалеров.
Но, не дойдя до них, Безухой остановился подле невысокого, очень красивого брюнета в белом мундире, который, стоя у окна, разговаривал с каким то высоким мужчиной в звездах и ленте. Наташа тотчас же узнала невысокого молодого человека в белом мундире: это был Болконский, который показался ей очень помолодевшим, повеселевшим и похорошевшим.
– Вот еще знакомый, Болконский, видите, мама? – сказала Наташа, указывая на князя Андрея. – Помните, он у нас ночевал в Отрадном.
– А, вы его знаете? – сказала Перонская. – Терпеть не могу. Il fait a present la pluie et le beau temps. [От него теперь зависит дождливая или хорошая погода. (Франц. пословица, имеющая значение, что он имеет успех.)] И гордость такая, что границ нет! По папеньке пошел. И связался с Сперанским, какие то проекты пишут. Смотрите, как с дамами обращается! Она с ним говорит, а он отвернулся, – сказала она, указывая на него. – Я бы его отделала, если бы он со мной так поступил, как с этими дамами.


Вдруг всё зашевелилось, толпа заговорила, подвинулась, опять раздвинулась, и между двух расступившихся рядов, при звуках заигравшей музыки, вошел государь. За ним шли хозяин и хозяйка. Государь шел быстро, кланяясь направо и налево, как бы стараясь скорее избавиться от этой первой минуты встречи. Музыканты играли Польской, известный тогда по словам, сочиненным на него. Слова эти начинались: «Александр, Елизавета, восхищаете вы нас…» Государь прошел в гостиную, толпа хлынула к дверям; несколько лиц с изменившимися выражениями поспешно прошли туда и назад. Толпа опять отхлынула от дверей гостиной, в которой показался государь, разговаривая с хозяйкой. Какой то молодой человек с растерянным видом наступал на дам, прося их посторониться. Некоторые дамы с лицами, выражавшими совершенную забывчивость всех условий света, портя свои туалеты, теснились вперед. Мужчины стали подходить к дамам и строиться в пары Польского.
Всё расступилось, и государь, улыбаясь и не в такт ведя за руку хозяйку дома, вышел из дверей гостиной. За ним шли хозяин с М. А. Нарышкиной, потом посланники, министры, разные генералы, которых не умолкая называла Перонская. Больше половины дам имели кавалеров и шли или приготовлялись итти в Польской. Наташа чувствовала, что она оставалась с матерью и Соней в числе меньшей части дам, оттесненных к стене и не взятых в Польской. Она стояла, опустив свои тоненькие руки, и с мерно поднимающейся, чуть определенной грудью, сдерживая дыхание, блестящими, испуганными глазами глядела перед собой, с выражением готовности на величайшую радость и на величайшее горе. Ее не занимали ни государь, ни все важные лица, на которых указывала Перонская – у ней была одна мысль: «неужели так никто не подойдет ко мне, неужели я не буду танцовать между первыми, неужели меня не заметят все эти мужчины, которые теперь, кажется, и не видят меня, а ежели смотрят на меня, то смотрят с таким выражением, как будто говорят: А! это не она, так и нечего смотреть. Нет, это не может быть!» – думала она. – «Они должны же знать, как мне хочется танцовать, как я отлично танцую, и как им весело будет танцовать со мною».