Алжирская экспедиция (1541)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Алжирская экспедиция
Основной конфликт: Османо-габсбургские войны

Осада Алжира Карлом V на гравюре 1555 года
Дата

октябрь - ноябрь 1541

Место

Алжир

Итог

победа османов

Противники
Испания


Генуя
Мальтийский орден Мальтийский орден

Османская империя
Командующие
Герцог Альба
Андреа Дориа
Гасан Ага
Силы сторон
12 000 матросов
24 000 солдат
700 мальтийских рыцарей
800 солдат, 5000 мавров
Потери
300 офицеров, 17 000 солдат, 17 галеонов неизвестно
 
Османо-габсбургские войны

Алжир (1516) • Тлемсен Алжир (1529) • Корон Тунис (1534) • Тунис (1535) • Превеза Кастельнуово Алжир (1541) • Ницца Гоцо (1551) • Триполи (1551) • Оран (1556) • Балеарские острова (1558) • Джерба (1560) • Мальта (1565) • Лепанто Тунис (1574) • Великая Турецкая война

Алжирская экспедиция (1541) — попытка императора Священной Римской империи Карла V вторгнуться в Алжир.





Предыстория

С 1530-х годов император Карл V стремился извести под корень североафриканских корсаров, уничтожив их в их собственном логове — в городах на побережье Африки. В 1535 году силами Империи была организована экспедиция в Тунис. Однако в христианском мире были разногласия по поводу очерёдности целей: императрица сказала Карлу после его возвращения из похода, что успех в Тунисе «был особенно приятен Неаполю и Сицилии, а также всей Италии». Кастильцы же всегда настаивали на походе против Алжира, а Тунис их занимал мало.

Ход событий

Поход в Алжир также был общеимперским делом: Неаполь и Сицилия должны были взять на себя 60 % затрат, а Кастилия — 40 %; итальянцы гарантировали две трети галеонов, испанцы — одну треть; две трети солдат должны были быть итальянцами (под командованием Колонны) и немцами (под командованием Альбы), треть — испанцами (под командованием Ферранте I Гонзага). Собранные силы отплыли с Майорки в середине октября 1541 года, захватив по пути в Картахене герцога Альбу. Всего собралось 65 галер и 450 вспомогательных и грузовых судов с 12 тысячами моряков и 24 тысячами сухопутных войск. Среди капитанов был сам покоритель Мексики Эрнандо Кортес.

23 октября войска высадились на побережье в нескольких километрах от города Алжир, и тут же разыгрался ужасный шторм. Как вспоминал позже кардинал Талавера,

в тот же день, во вторник, поднялась такая страшная буря, что было не только невозможно выгрузить пушки, но многие мелкие суда просто перевернулись и тринадцать-четырнадцать галеонов тоже… Слава Богу, мы не потеряли никого, кто представлял бы значение, а только рядовых солдат, слуг, матросов.

Шторм не утихал четыре дня, разрушив значительную часть кораблей и убив многих людей. К удивлению осаждённых алжирцев, 26 октября император начал отводить свои войска. Плохая погода препятствовала ему и в этом, так что до Майорки флот добрался только в конце ноября.

Общие потери, понесённые императорским флотом, составили не меньше 150 судов и 12 тысяч человек, не считая пушек и боеприпасов.

Итоги и последствия

Алжирская экспедиция оказалась первым полным поражением императора Карла V, и его последним походом против сил ислама.

Напишите отзыв о статье "Алжирская экспедиция (1541)"

Литература

  • Генри Кеймен «Испания: дорога к империи» — Москва: «АСТ», «Хранитель», 2007. ISBN 978-5-17-039398-5

Отрывок, характеризующий Алжирская экспедиция (1541)

Дочь его, княжна Элен, слегка придерживая складки платья, пошла между стульев, и улыбка сияла еще светлее на ее прекрасном лице. Пьер смотрел почти испуганными, восторженными глазами на эту красавицу, когда она проходила мимо него.
– Очень хороша, – сказал князь Андрей.
– Очень, – сказал Пьер.
Проходя мимо, князь Василий схватил Пьера за руку и обратился к Анне Павловне.
– Образуйте мне этого медведя, – сказал он. – Вот он месяц живет у меня, и в первый раз я его вижу в свете. Ничто так не нужно молодому человеку, как общество умных женщин.


Анна Павловна улыбнулась и обещалась заняться Пьером, который, она знала, приходился родня по отцу князю Василью. Пожилая дама, сидевшая прежде с ma tante, торопливо встала и догнала князя Василья в передней. С лица ее исчезла вся прежняя притворность интереса. Доброе, исплаканное лицо ее выражало только беспокойство и страх.
– Что же вы мне скажете, князь, о моем Борисе? – сказала она, догоняя его в передней. (Она выговаривала имя Борис с особенным ударением на о ). – Я не могу оставаться дольше в Петербурге. Скажите, какие известия я могу привезти моему бедному мальчику?
Несмотря на то, что князь Василий неохотно и почти неучтиво слушал пожилую даму и даже выказывал нетерпение, она ласково и трогательно улыбалась ему и, чтоб он не ушел, взяла его за руку.
– Что вам стоит сказать слово государю, и он прямо будет переведен в гвардию, – просила она.
– Поверьте, что я сделаю всё, что могу, княгиня, – отвечал князь Василий, – но мне трудно просить государя; я бы советовал вам обратиться к Румянцеву, через князя Голицына: это было бы умнее.
Пожилая дама носила имя княгини Друбецкой, одной из лучших фамилий России, но она была бедна, давно вышла из света и утратила прежние связи. Она приехала теперь, чтобы выхлопотать определение в гвардию своему единственному сыну. Только затем, чтоб увидеть князя Василия, она назвалась и приехала на вечер к Анне Павловне, только затем она слушала историю виконта. Она испугалась слов князя Василия; когда то красивое лицо ее выразило озлобление, но это продолжалось только минуту. Она опять улыбнулась и крепче схватила за руку князя Василия.
– Послушайте, князь, – сказала она, – я никогда не просила вас, никогда не буду просить, никогда не напоминала вам о дружбе моего отца к вам. Но теперь, я Богом заклинаю вас, сделайте это для моего сына, и я буду считать вас благодетелем, – торопливо прибавила она. – Нет, вы не сердитесь, а вы обещайте мне. Я просила Голицына, он отказал. Soyez le bon enfant que vous аvez ete, [Будьте добрым малым, как вы были,] – говорила она, стараясь улыбаться, тогда как в ее глазах были слезы.
– Папа, мы опоздаем, – сказала, повернув свою красивую голову на античных плечах, княжна Элен, ожидавшая у двери.
Но влияние в свете есть капитал, который надо беречь, чтоб он не исчез. Князь Василий знал это, и, раз сообразив, что ежели бы он стал просить за всех, кто его просит, то вскоре ему нельзя было бы просить за себя, он редко употреблял свое влияние. В деле княгини Друбецкой он почувствовал, однако, после ее нового призыва, что то вроде укора совести. Она напомнила ему правду: первыми шагами своими в службе он был обязан ее отцу. Кроме того, он видел по ее приемам, что она – одна из тех женщин, особенно матерей, которые, однажды взяв себе что нибудь в голову, не отстанут до тех пор, пока не исполнят их желания, а в противном случае готовы на ежедневные, ежеминутные приставания и даже на сцены. Это последнее соображение поколебало его.