Алжирское восстание

Алжирское восстание
Дата	8 — 17 мая 1945
Место	Алжир
Причина	Стремление алжирского народа к независимости от Франции
Итог	Поражение восстания
Противники
Алжирские повстанцы Франция
Командующие
неизвестно неизвестно
Силы сторон
неизвестно неизвестно
Потери
неизвестно неизвестно

Алжирское восстание 8 — 17 мая 1945 года — стихийное вооружённое выступление алжирского народа за предоставление независимости Алжира от Франции.

Предыстория восстания

После окончания Второй мировой войны на африканском континенте начался подъём национально-освободительного движения. Одной из главных причин его возникновения является рост национального самосознания населения колоний, активно поддержавшего борьбу против нацизма и теперь требующего от победителей признания своих политических и экономических прав. Активное участие народов колоний в войне против фашистского блока значительно повлияло на их дальнейшую политическую жизнь. Колониальные войска стали костяком армии «Сражающейся Франции», кроме того, обычные французские части тоже в массовом порядке комплектовались жителями колоний в связи с оккупацией территории метрополии. Например, в ходе Тунисской кампании из около 80 000 солдат «Сражающейся Франции» две трети были африканцами; в Итальянской кампании участвовал экспедиционный корпус, состоящий из алжирских и марокканских дивизий. В период борьбы за освобождение от гитлеровцев территории самой Франции была сформирована 1-я французская армия, в рядах которой было до 140 тысяч выходцев из африканских колоний. Впоследствии эти солдаты составили костяк антиколониальных армий, партизанских отрядов, легальных и нелегальных патриотических организаций.

Сражаясь против гитлеровцев и их союзников, сотни тысяч солдат-африканцев вступили в непосредственный контакт с населением метрополии и других стран Европы, в результате, чего колонизаторы постепенно утратили в глазах колонизируемых свой ореол. Более того, солдаты колониальных войск сознавали себя спасителями Франции. В свою очередь, своей главной задачей французские лидеры считали сохранение колониальной империи как источника возрождения величия и могущества Франции, серьёзно ослабленной в годы войны.

Среди всех французских колоний в Африке Алжир занимал особое место. Во-первых, это была одна из старейших колоний. Во-вторых, Алжир всегда отличался высоким удельным весом европейского населения. На 9 миллионов алжирцев приходилось около 1 миллиона европейцев. В третьих, Алжир находился в центре североафриканских французских владений и занимал выгодное стратегическое положение, через него проходили кратчайшие коммуникации, связывающие с колониями Франции в Западной и Экваториальной Африке.

Политическая ситуация в Алжире к 1945 году

Ещё в ходе войны, после завершения кампании в Северной Африке, в Алжире раздались требования о предоставлении стране политической независимости. Инициатором этих требований выступала Партия алжирского народа (ППА), основанная в 1937 году алжирским политическим деятелем Ахмедом Мессали. Ещё до войны ППА завоевала большой авторитет среди мелкой городской буржуазии, рабочих и бедноты. В феврале 1943 года ППА был выработан манифест «Алжир перед лицом мирового конфликта. Манифест алжирского народа», резко осуждавший «колониальный режим, навязанный алжирскому народу и основанный на несправедливостях и преступлениях» и требовавший ликвидации колонизации, признания прав народов на самоопределение и предоставлении Алжиру собственной конституции, а также «немедленного и эффективного участия алжирских мусульман в управлении их страной». Этот документ сыграл исключительную роль в антиколониальном движении в Алжире, сплотив самые разные политические силы.

Поскольку в ходе войны Франция крайне нуждалась в ресурсах Алжира, французские колониальные власти не рискнули ответить отказом и вынуждены были создать видимость политического диалога. Весной 1943 года губернатор Алжира обратился к сторонникам Манифеста с просьбой конкретизировать свои требования. Группа политических деятелей во главе с лидером национальной буржуазии Ферхатом Аббасом разработала «Проект реформ», или «Дополнение к Манифесту». «Проект реформ» предусматривал после окончания войны создание алжирского государства с собственной конституцией, выработанной Учредительным собранием, члены которого избирались жителями Алжира. Предлагалось заменить генерал-губернатора «алжирским правительством во главе с верховным комиссаром Франции, учредить равное представительство французов и алжирцев во всех органах государственной власти и руководстве общественных организаций, ввести равноправие алжирцев с французами при прохождении военной службы и предоставить алжирским частям во французской армии флаг с национальными цветами Алжира».

В ответ в июне 1943 года новый губернатор Алжира Ж. Катру заявил, что «никогда не допустит независимости Алжира», ибо «единство Франции и Алжира — догма». С этим мнением был солидарен и руководитель Французского комитета национального освобождения (ФКНО) генерал Шарль де Голль. Тем не менее, ФКНО был вынужден провести в Алжире ряд демократических преобразований, в частности, в июне 1943 года началось формирование Консультативной ассамблеи Франции — временного парламента, в который впервые вошли и представители алжирских мусульман. Прежде всего, места в ассамблеи получили лидеры правобуржуазных партий, придерживающиеся профранцузских взглядов.

Эти косметические уступки не могли удовлетворить коренных алжирцев. Либерально-патриотическое крыло национальной буржуазии во главе с Ф. Аббасом и другими настаивало на позициях Манифеста и «Проекта реформ». В марте а 1944 года Аббас организовал ассоциацию «Друзья Манифеста и свободы», в которую вошли улемы во главе с шейхом Б. аль-Ибрахими, ППА и другие сторонники Манифеста. Политическая программа ассоциации выступала в защиту идей документа ППА 1943 года, выдвигала идею свободной федерации автономного Алжира с «обновленной антиколониальной и антиимпериалистической Французской республикой». Ассоциацию поддерживали широкие слои алжирцев, в ряды ассоциации вступило, по разным оценкам, от 350 тыс. до 600 тыс. человек.

Внутри ассоциации «Друзей Манифеста» ППА представляла собой наиболее реальную и организованную силу, опиравшуюся преимущественно на молодежь. ППА имела свои нелегальные группы боевиков и располагала арсеналом оружия, собранного на местах боев в Тунисе либо похищенного со складов французской армии. Во многих общественных организациях и различных учреждениях имелись члены и сторонники партии. Даже в воинских частях были созданы подпольные группы ППА. ППА вела активную работу по подготовке алжирского народа к революционным методам борьбы за независимость, но явно авантюристично рассчитывала на возможность скорого освобождения страны вооруженным путём, готовила вооруженное восстание и проводила чрезмерно жесткую антифранцузскую линию.

О подготовке восстания стало известно французским властям к марту 1945 года, которые решили использовать ситуацию для нанесения решительного удара по антиколониальному движению. В повышенную готовность были приведены войска и гражданская гвардия — военизированная милиция, состоящая из европейцев. В апреле 1945 года в стране начались массовые аресты, было арестовано около 60 человек из руководящего звена ППА. Лидер партии А. Мессали, отбывающий ссылку в деревне Рейбеле, был выслан в Эль-Голеа (Сахара), а затем в Браззавиль (Конго).

Ход восстания

1 мая 1945 года по всей стране были организованы первомайские демонстрации ППА. В столице и ряде городов полиция открыла огонь. Только в городе Алжире было убито 11 демонстрантов, десятки человек получили ранения. Ответом стало стихийное начало народного восстания 8 мая 1945 года в Восточном Алжире, переросшее из демонстраций по случаю капитуляции Германии. Поскольку на многих демонстрациях манифестанты несли плакаты с требованиями независимости Алжира, в городах Сетифе и Гельме полиция вновь открыла огонь по демонстрантам. В ответ участники шествия в Сетифе взялись за кинжалы, палки и камни, и начали убивать всех встречающихся им европейцев. В первый день было убито 27 европейцев, на второй день пострадало ещё 75 человек, многие из которых были забиты насмерть.

Восстание быстро распространилось по Баборской Кабилии, охватив около 20 городов и посёлков, не считая отдаленных горных деревень. В нём участвовало до 50 тысяч человек. Повстанцы, вооруженные охотничьими ружьями и трофейными автоматами, поджигали фермы колонистов, жестоко убивали европейцев, нападали на отряды правительственных войск.

Однако действия повстанцев были разрозненными и неорганизованными, что привело их к быстрому разгрому. Французские власти бросили на подавление восстания значительные силы (до 12 000 человек) армейских частей (в том числе сенегальских стрелков и части Иностранного легиона), поддержанных авиацией, флотом, полицией, гражданской гвардией. Против восставших были даже задействованы итальянские военнопленные. Районы восстания подверглись жесточайшему разгрому: многие деревни были сожжены дотла, десятки тысяч людей истреблены без суда и следствия. 16—17 мая 1945 года последние отряды повстанцев сложили оружие.

Трупов было настолько много, что их зачастую не могли захоронить, поэтому их бросали в колодцы, сбрасывали в горные пропасти в горах Кабилии.

Американский журналист тогда писал:

«Началось, так сказать, открытие охоты на людей. Колоны действовали в группах по 20 или 30 человек. Прежде чем быть расстрелянными, жертвы должны были рыть себе могилы. Для массового уничтожения алжирских заключенных, их вывозили из города Кеф Эль-Бумба вблизи Гелиополиса. Трупы, облитые бензином, сжигались прямо на площади или в печах для обжига извести. Иногда группы заключенных связывали цепями или веревкой и давили их гусеницами танков. Грудных младенцев брали за ноги, чтобы, размахнувшись, разбивать им головы об камень. Танки и артиллерия, поддержанные авиацией, уничтожали все очаги инакомыслия. Это было верх ужаса».

У повстанцев были захвачены три пулемета, 356 винтовок, 1192 пистолета и 12 173 охотничьих ружья. До конца мая в районе Сук-Ахраса — Керраты отдельные группы алжирцев продолжали нападать на европейцев и отдаленные фермы.

Потери сторон

По приказу французских властей ассоциация «Друзей Манифеста и свободы» была распущена. В ходе развернувшихся в стране облав было арестовано 4560 человек, в том числе и Ф. Аббас. Военные суды вынесли приговоры в общей сложности 1307 алжирцам, из них 99 были приговорены к смертной казни, 64 — к пожизненной каторге, 329 — к каторжным работам, 300 — к тюремному заключению.

По официальным данным французских властей, опубликованных сразу после событий, число жертв восстания в мае 1945 года составило: 88 убитых и 150 раненых европейцев, 1200 убитых и 1500 раненых алжирцев. В настоящее время все французские историки признают, что число жертв алжирцев было сильно занижено. Официальная французская историография долгое время представляла восстание «беспорядками», акцентируя внимание на убитых европейских поселенцах и замалчивая последующую резню арабского и кабильского населения. Однако в настоящее время подавляющее большинство французских историков признало правоту алжирской версии событий.

Известный французский адвокат Жак Верже в интервью в документальном фильме «Адвокат террора» говорит, что самые минимальные оценки погибших алжирцев — 10 тыс., но, в соответствии с оценками американского посольства, было убито 17 тысяч человек, а в современных алжирских учебниках истории значится цифра в 45 тысяч человек..

Последствия восстания

Восстание и его разгром имели далеко идущие последствия. Так, французские власти уверовали в возможность подавления антиколониального движения военной силой, что привело к длительным колониальным войнам в Индокитае, на Мадагаскаре и в самом Алжире. Кроме того, французская община Алжира получила и стимул, и предлог для усиления своей роли в управлении Алжиром, де-факто создав во многом автономную от Парижа власть белого меньшинства, опирающуюся на собственные вооруженные формирования и категорически отвергающую возможность любого диалога с арабским населением.

В свою очередь, на лидеров антиколониального движения произвели огромное впечатление размах восстания и стремительность его распространения, несмотря на его явную неподготовленность. Стало преобладающим мнение, что при долгой и тщательной подготовке вооруженная борьба приведёт к освобождению страны. Лозунги о предоставлении автономии были отброшены. Уже с 1946 года была создана «Специальная организация» (ОС) — разветвленная подпольная сеть вооруженных групп революционеров, действующих в городах. В 1949 году её возглавил Ахмед бен Белла, бывший сержант французской армии с боевым опытом Второй мировой войны. За ней стали создаваться и другие подобные организации, которые вели сбор средств, закупку оружия, вербовку и обучение будущих солдат. В пропаганде широко использовались зверства французов при подавлении восстания. С марта 1947 года в горных районах страны появились первые партизанские отряды. Алжир добился полного освобождения в ходе национально-освободительной войны 1954—1962 годов.

Литература

• История Алжира в новое и новейшее время. М., 1992.
• Уильямс Ч. Последний великий француз: Жизнь генерала де Голля. М., 2003. С.374.
• Ланда Р.Г Кризис колониального режима в Алжире (1931—1954). М., 1980. С. 123—124.
• Эрлихман В. В. Потери народонаселения в XX веке. — М.: Русская панорама, 2004. — 176 с. — (Весь мир). — 1500 экз. — ISBN 5-93165-107-1.
• Паршев А.П., Степаков В.Н. [militera.lib.ru/research/parshev_stepakov/index.html Когда началась и закончилась Вторая мировая]. — М.: Яуза, Эксмо, 2007. — 576 с. — (Неизвестные войны XX века). — 4000 экз. — ISBN 978-5-699-24574-1.

Отрывок, характеризующий Алжирское восстание

– Нет, она оделась и вышла в гостиную, – сказала Соня.
Марья Дмитриевна только пожала плечами.
– Когда это графиня приедет, измучила меня совсем. Ты смотри ж, не говори ей всего, – обратилась она к Пьеру. – И бранить то ее духу не хватает, так жалка, так жалка!
Наташа, исхудавшая, с бледным и строгим лицом (совсем не пристыженная, какою ее ожидал Пьер) стояла по середине гостиной. Когда Пьер показался в двери, она заторопилась, очевидно в нерешительности, подойти ли к нему или подождать его.
Пьер поспешно подошел к ней. Он думал, что она ему, как всегда, подаст руку; но она, близко подойдя к нему, остановилась, тяжело дыша и безжизненно опустив руки, совершенно в той же позе, в которой она выходила на середину залы, чтоб петь, но совсем с другим выражением.
– Петр Кирилыч, – начала она быстро говорить – князь Болконский был вам друг, он и есть вам друг, – поправилась она (ей казалось, что всё только было, и что теперь всё другое). – Он говорил мне тогда, чтобы обратиться к вам…
Пьер молча сопел носом, глядя на нее. Он до сих пор в душе своей упрекал и старался презирать ее; но теперь ему сделалось так жалко ее, что в душе его не было места упреку.
– Он теперь здесь, скажите ему… чтобы он прост… простил меня. – Она остановилась и еще чаще стала дышать, но не плакала.
– Да… я скажу ему, – говорил Пьер, но… – Он не знал, что сказать.
Наташа видимо испугалась той мысли, которая могла притти Пьеру.
– Нет, я знаю, что всё кончено, – сказала она поспешно. – Нет, это не может быть никогда. Меня мучает только зло, которое я ему сделала. Скажите только ему, что я прошу его простить, простить, простить меня за всё… – Она затряслась всем телом и села на стул.
Еще никогда не испытанное чувство жалости переполнило душу Пьера.
– Я скажу ему, я всё еще раз скажу ему, – сказал Пьер; – но… я бы желал знать одно…
«Что знать?» спросил взгляд Наташи.
– Я бы желал знать, любили ли вы… – Пьер не знал как назвать Анатоля и покраснел при мысли о нем, – любили ли вы этого дурного человека?
– Не называйте его дурным, – сказала Наташа. – Но я ничего – ничего не знаю… – Она опять заплакала.
И еще больше чувство жалости, нежности и любви охватило Пьера. Он слышал как под очками его текли слезы и надеялся, что их не заметят.
– Не будем больше говорить, мой друг, – сказал Пьер.
Так странно вдруг для Наташи показался этот его кроткий, нежный, задушевный голос.
– Не будем говорить, мой друг, я всё скажу ему; но об одном прошу вас – считайте меня своим другом, и ежели вам нужна помощь, совет, просто нужно будет излить свою душу кому нибудь – не теперь, а когда у вас ясно будет в душе – вспомните обо мне. – Он взял и поцеловал ее руку. – Я счастлив буду, ежели в состоянии буду… – Пьер смутился.
– Не говорите со мной так: я не стою этого! – вскрикнула Наташа и хотела уйти из комнаты, но Пьер удержал ее за руку. Он знал, что ему нужно что то еще сказать ей. Но когда он сказал это, он удивился сам своим словам.
– Перестаньте, перестаньте, вся жизнь впереди для вас, – сказал он ей.
– Для меня? Нет! Для меня всё пропало, – сказала она со стыдом и самоунижением.
– Все пропало? – повторил он. – Ежели бы я был не я, а красивейший, умнейший и лучший человек в мире, и был бы свободен, я бы сию минуту на коленях просил руки и любви вашей.
Наташа в первый раз после многих дней заплакала слезами благодарности и умиления и взглянув на Пьера вышла из комнаты.
Пьер тоже вслед за нею почти выбежал в переднюю, удерживая слезы умиления и счастья, давившие его горло, не попадая в рукава надел шубу и сел в сани.
– Теперь куда прикажете? – спросил кучер.
«Куда? спросил себя Пьер. Куда же можно ехать теперь? Неужели в клуб или гости?» Все люди казались так жалки, так бедны в сравнении с тем чувством умиления и любви, которое он испытывал; в сравнении с тем размягченным, благодарным взглядом, которым она последний раз из за слез взглянула на него.
– Домой, – сказал Пьер, несмотря на десять градусов мороза распахивая медвежью шубу на своей широкой, радостно дышавшей груди.
Было морозно и ясно. Над грязными, полутемными улицами, над черными крышами стояло темное, звездное небо. Пьер, только глядя на небо, не чувствовал оскорбительной низости всего земного в сравнении с высотою, на которой находилась его душа. При въезде на Арбатскую площадь, огромное пространство звездного темного неба открылось глазам Пьера. Почти в середине этого неба над Пречистенским бульваром, окруженная, обсыпанная со всех сторон звездами, но отличаясь от всех близостью к земле, белым светом, и длинным, поднятым кверху хвостом, стояла огромная яркая комета 1812 го года, та самая комета, которая предвещала, как говорили, всякие ужасы и конец света. Но в Пьере светлая звезда эта с длинным лучистым хвостом не возбуждала никакого страшного чувства. Напротив Пьер радостно, мокрыми от слез глазами, смотрел на эту светлую звезду, которая, как будто, с невыразимой быстротой пролетев неизмеримые пространства по параболической линии, вдруг, как вонзившаяся стрела в землю, влепилась тут в одно избранное ею место, на черном небе, и остановилась, энергично подняв кверху хвост, светясь и играя своим белым светом между бесчисленными другими, мерцающими звездами. Пьеру казалось, что эта звезда вполне отвечала тому, что было в его расцветшей к новой жизни, размягченной и ободренной душе.


С конца 1811 го года началось усиленное вооружение и сосредоточение сил Западной Европы, и в 1812 году силы эти – миллионы людей (считая тех, которые перевозили и кормили армию) двинулись с Запада на Восток, к границам России, к которым точно так же с 1811 го года стягивались силы России. 12 июня силы Западной Европы перешли границы России, и началась война, то есть совершилось противное человеческому разуму и всей человеческой природе событие. Миллионы людей совершали друг, против друга такое бесчисленное количество злодеяний, обманов, измен, воровства, подделок и выпуска фальшивых ассигнаций, грабежей, поджогов и убийств, которого в целые века не соберет летопись всех судов мира и на которые, в этот период времени, люди, совершавшие их, не смотрели как на преступления.
Что произвело это необычайное событие? Какие были причины его? Историки с наивной уверенностью говорят, что причинами этого события были обида, нанесенная герцогу Ольденбургскому, несоблюдение континентальной системы, властолюбие Наполеона, твердость Александра, ошибки дипломатов и т. п.
Следовательно, стоило только Меттерниху, Румянцеву или Талейрану, между выходом и раутом, хорошенько постараться и написать поискуснее бумажку или Наполеону написать к Александру: Monsieur mon frere, je consens a rendre le duche au duc d'Oldenbourg, [Государь брат мой, я соглашаюсь возвратить герцогство Ольденбургскому герцогу.] – и войны бы не было.
Понятно, что таким представлялось дело современникам. Понятно, что Наполеону казалось, что причиной войны были интриги Англии (как он и говорил это на острове Св. Елены); понятно, что членам английской палаты казалось, что причиной войны было властолюбие Наполеона; что принцу Ольденбургскому казалось, что причиной войны было совершенное против него насилие; что купцам казалось, что причиной войны была континентальная система, разорявшая Европу, что старым солдатам и генералам казалось, что главной причиной была необходимость употребить их в дело; легитимистам того времени то, что необходимо было восстановить les bons principes [хорошие принципы], а дипломатам того времени то, что все произошло оттого, что союз России с Австрией в 1809 году не был достаточно искусно скрыт от Наполеона и что неловко был написан memorandum за № 178. Понятно, что эти и еще бесчисленное, бесконечное количество причин, количество которых зависит от бесчисленного различия точек зрения, представлялось современникам; но для нас – потомков, созерцающих во всем его объеме громадность совершившегося события и вникающих в его простой и страшный смысл, причины эти представляются недостаточными. Для нас непонятно, чтобы миллионы людей христиан убивали и мучили друг друга, потому что Наполеон был властолюбив, Александр тверд, политика Англии хитра и герцог Ольденбургский обижен. Нельзя понять, какую связь имеют эти обстоятельства с самым фактом убийства и насилия; почему вследствие того, что герцог обижен, тысячи людей с другого края Европы убивали и разоряли людей Смоленской и Московской губерний и были убиваемы ими.
Для нас, потомков, – не историков, не увлеченных процессом изыскания и потому с незатемненным здравым смыслом созерцающих событие, причины его представляются в неисчислимом количестве. Чем больше мы углубляемся в изыскание причин, тем больше нам их открывается, и всякая отдельно взятая причина или целый ряд причин представляются нам одинаково справедливыми сами по себе, и одинаково ложными по своей ничтожности в сравнении с громадностью события, и одинаково ложными по недействительности своей (без участия всех других совпавших причин) произвести совершившееся событие. Такой же причиной, как отказ Наполеона отвести свои войска за Вислу и отдать назад герцогство Ольденбургское, представляется нам и желание или нежелание первого французского капрала поступить на вторичную службу: ибо, ежели бы он не захотел идти на службу и не захотел бы другой, и третий, и тысячный капрал и солдат, настолько менее людей было бы в войске Наполеона, и войны не могло бы быть.
Ежели бы Наполеон не оскорбился требованием отступить за Вислу и не велел наступать войскам, не было бы войны; но ежели бы все сержанты не пожелали поступить на вторичную службу, тоже войны не могло бы быть. Тоже не могло бы быть войны, ежели бы не было интриг Англии, и не было бы принца Ольденбургского и чувства оскорбления в Александре, и не было бы самодержавной власти в России, и не было бы французской революции и последовавших диктаторства и империи, и всего того, что произвело французскую революцию, и так далее. Без одной из этих причин ничего не могло бы быть. Стало быть, причины эти все – миллиарды причин – совпали для того, чтобы произвести то, что было. И, следовательно, ничто не было исключительной причиной события, а событие должно было совершиться только потому, что оно должно было совершиться. Должны были миллионы людей, отрекшись от своих человеческих чувств и своего разума, идти на Восток с Запада и убивать себе подобных, точно так же, как несколько веков тому назад с Востока на Запад шли толпы людей, убивая себе подобных.
Действия Наполеона и Александра, от слова которых зависело, казалось, чтобы событие совершилось или не совершилось, – были так же мало произвольны, как и действие каждого солдата, шедшего в поход по жребию или по набору. Это не могло быть иначе потому, что для того, чтобы воля Наполеона и Александра (тех людей, от которых, казалось, зависело событие) была исполнена, необходимо было совпадение бесчисленных обстоятельств, без одного из которых событие не могло бы совершиться. Необходимо было, чтобы миллионы людей, в руках которых была действительная сила, солдаты, которые стреляли, везли провиант и пушки, надо было, чтобы они согласились исполнить эту волю единичных и слабых людей и были приведены к этому бесчисленным количеством сложных, разнообразных причин.
Фатализм в истории неизбежен для объяснения неразумных явлений (то есть тех, разумность которых мы не понимаем). Чем более мы стараемся разумно объяснить эти явления в истории, тем они становятся для нас неразумнее и непонятнее.
Каждый человек живет для себя, пользуется свободой для достижения своих личных целей и чувствует всем существом своим, что он может сейчас сделать или не сделать такое то действие; но как скоро он сделает его, так действие это, совершенное в известный момент времени, становится невозвратимым и делается достоянием истории, в которой оно имеет не свободное, а предопределенное значение.
Есть две стороны жизни в каждом человеке: жизнь личная, которая тем более свободна, чем отвлеченнее ее интересы, и жизнь стихийная, роевая, где человек неизбежно исполняет предписанные ему законы.
Человек сознательно живет для себя, но служит бессознательным орудием для достижения исторических, общечеловеческих целей. Совершенный поступок невозвратим, и действие его, совпадая во времени с миллионами действий других людей, получает историческое значение. Чем выше стоит человек на общественной лестнице, чем с большими людьми он связан, тем больше власти он имеет на других людей, тем очевиднее предопределенность и неизбежность каждого его поступка.
«Сердце царево в руце божьей».
Царь – есть раб истории.
История, то есть бессознательная, общая, роевая жизнь человечества, всякой минутой жизни царей пользуется для себя как орудием для своих целей.
Наполеон, несмотря на то, что ему более чем когда нибудь, теперь, в 1812 году, казалось, что от него зависело verser или не verser le sang de ses peuples [проливать или не проливать кровь своих народов] (как в последнем письме писал ему Александр), никогда более как теперь не подлежал тем неизбежным законам, которые заставляли его (действуя в отношении себя, как ему казалось, по своему произволу) делать для общего дела, для истории то, что должно было совершиться.