Алигер, Маргарита Иосифовна

Маргарита Иосифовна Алигер
Имя при рождении:	Маргарита Иосифовна Зейлигер
Дата рождения:	24 сентября (7 октября) 1915(1915-10-07)
Место рождения:	Одесса, Херсонская губерния, Российская империя
Дата смерти:	1 августа 1992(1992-08-01) (76 лет)
Место смерти:	посёлок Мичуринец, Московская область, Российская Федерация
Гражданство:	СССР СССР
Род деятельности:	переводчица, поэтесса
Направление:	социалистический реализм
Жанр:	стихотворение, поэма
Язык произведений:	русский
Премии:
Награды:

Маргари́та Ио́сифовна Алиге́р (фамилия при рождении — Зейлигер; 24 сентября [7 октября] 1915, Одесса — 1 августа 1992, Мичуринец) — русская советская поэтесса. Лауреат Сталинской премии второй степени (1943).

Биография

Маргарита Зейлигер родилась в Одессе в семье служащих: отец, Иосиф Павлович (Иосия Пинхусович) Зейлигер, занимался адвокатской практикой, состоял членом консультационного бюро при Одесском городском съезде мировых судей. Поступила в химический техникум, работала по специальности на заводе. В начале 1930-х годов, в свои 16 лет, Маргарита оставила учёбу, Одессу и отправилась в Москву. Провалив экзамены в институт, снимала «угол», поступила на работу в библиотеку института ОГИЗ и в заводскую многотиражку. Дебютировала в печати в 1933 году — в журнале «Огонёк» за подписью «Маргарита Алигер» были опубликованы стихотворения «Будни» и «Дождь». В 1934—1937 годах училась в Литературном институте имени А. М. Горького. В 1938 году была принята в Союз писателей СССР.

В годы Великой Отечественной войны Алигер была военным корреспондентом в блокадном Ленинграде. В 1942 году вступила в ВКП(б); в 1943 году передала присуждённую ей Сталинскую премию в Фонд обороны.

В 1955 году Маргарита Алигер участвовала в создании «оттепельного» альманаха «Литературная Москва». Член правления СП РСФСР и СП СССР. Член редколлегии журнала «Воскресенье литературное» (1992).

Алигер осуществила переводы с подстрочников около 40 поэтов — с болгарского, грузинского, еврейского (идиш), азербайджанского, украинского, латышского, узбекского, венгерского, литовского, корейского языков.

Творчество

Своими литературными учителями называла Владимира Луговского и Павла Антокольского, они и привлекли Алигер к модному тогда и хлебному делу — переводу поэтов союзных республик. Сама более всего восхищалась стихами Б.Пастернака.

Во время гражданской войны в Испании (1937) четверо поэтов — Е. Долматовский, К. Симонов, М. Матусовский и Алигер сочинили стихотворное послание «героическому испанскому народу». С этого момента на стихи Алигер обратил внимание Сталин, которому они пришлись по вкусу. В 1939, в возрасте 24 лет Алигер получает первую правительственную награду — орден Знак Почёта.

В своей поэзии создавала героико-романтический образ современника — энтузиаста первых пятилеток: «Год рождения», 1938; [poetrylibrary.ru/stixiya/tem-ne-menee.html «Железная дорога»], 1939 — по мнению литературоведов, с точки зрения современного восприятия, очищенного от идеологических наслоений, этот шедевр является вершиной творчества Алигер. Также получили известность сборник «Камни и травы», 1940, поэма «Зима этого года», 1938, воспевающая силу духа матери, потерявшей ребёнка. Подвигам бойца на фронте и труженика в тылу Великой Отечественной войны посвящены поэтические циклы «Памяти храбрых», 1942; «Лирика», 1943.

Наиболее эмоциональное произведение довоенного времени — автобиографичная поэма «Зима этого года» (1938), которая рассказывает о переживаниях и силе духа матери, потерявшей первенца. Трагическая тема отражала житейские перипетии самой Маргариты:

…Меня постигло несчастье, страшнее которого ничего не могло быть, — после долгой тяжелой болезни умер мой маленький сын. Горе, потрясшее меня, перевернув мою душу, открыло в ней, видимо, новые источники жизненной и творческой энергии, и меня словно что-то швырнуло в работу. Это была бессознательная форма самозащиты, потому что работа, и только она, могла меня поддержать и спасти в то время.

В первые дни войны в боях под Ярцево на Смоленщине погиб муж Алигер — композитор Константин Макаров-Ракитин. Его памяти поэтесса посвящает стихотворение «Музыка», одно из наиболее эмоциональных и выразительных в её творчестве. Сама Маргарита в начале Великой Отечественной отправляется в осаждённый Ленинград, где работает военным корреспондентом.

В 1942 году написала [er3ed.qrz.ru/aliger-zoya.htm поэму «Зоя»], посвящённую подвигу Зои Космодемьянской, за которую и получила Сталинскую премию. После смерти И. В. Сталина была объявлена критикой «посредственной» поэтессой.

В своей лирике Алигер придерживается середины между личным и политическим, причём ещё в ранних её поэмах современность тематики не была навязчивой, а в поздних перевес на стороне вневременных, вечных тем. Её поэзия близка к прозе, но ни в поэмах, ни в стихотворениях, навеянных путешествиями, повествовательности нет, им присуща скорее описательность и рефлексия. Эта поэзия бедна метафорами, но в целом зачастую символична, как, например, стихотворение «Искусство составлять букеты» (1963), где искусство икебаны становится напоминанием о том, что в поэзии должно оставаться только самое существенное.

— Вольфганг Казак

Особое место в творчестве М. И. Алигер занимает [er3ed.qrz.ru/aliger-twoya.htm поэма «Твоя победа»], напечатанная в 1946 году. В ней она впервые обратилась к теме судьбы гонимого еврейского народа. Поэма была подвергнута суровой критике и в дальнейшем перепечатывалась с изъятием фрагмента, посвященного еврейской теме. В 1940-50-е годы этот фрагмент распространялся рукописно и неоднократно фигурировал в качестве улики при разбирательстве дел «еврейских националистов». М. Рашкован в связи с ним написал стихотворение «Ответ М. Алигер», который также распространялся в списках.

Переводила поэзию Арчибальда Маклиша, Пабло Неруды, Эдны Сент-Винсент Миллей, Эдуардаса Межелайтиса, Ганса Магнуса Энценсбергера, Десанки Максимович и других современных ей азербайджанских, американских, сербских, узбекских, украинских поэтов. За переводческую деятельность была награждена международной премией имени П. Неруды (1989).

Награды

• Сталинская премия второй степени (1943) — за поэму «Зоя» (1942), передана в фонд Красной Армии
• международная премия АПН имени П. Неруды (1989) — за переводческую деятельность
• орден Отечественной войны II степени (11.03.1985)
• два ордена Трудового Красного Знамени (1965, 1984)
• орден Дружбы народов (7.10.1975)
• орден «Знак Почёта» (1939)
• орден Кирилла и Мефодия I степени (1975)
• медаль «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг.»
• медаль «За оборону Москвы»

Семья

Первый любовью юной Маргариты был поэт Ярослав Смеляков, с которым она познакомилась в литературном кружке при журнале «Огонёк». Отмечая чувственную натуру Алигер, биографы приписывают ей романы с Алексеем Фатьяновым, Николаем Тихоновым, Арсением Тарковским. Однако замуж Маргарита впервые вышла только в 1937 году, вскоре московские власти выделили супругам квартиру в композиторском доме на Миусской площади. От первого брака с погибшим на фронте композитором Константином Дмитриевичем Макаровым-Ракитиным (1912—1941) родились сын Дмитрий (1937—1938, умер во младенчестве) и дочь Татьяна (1940—1974), впоследствии — поэтесса и переводчик, умершая от лейкемии. Внучка (дочь Татьяны) — Анастасия Коваленкова (род. 1967), художница. Младшая дочь — Мария Алигер-Энценсбергер — родилась 28 июля 1943 года от связи Алигер и А. А. Фадеева (женатого в то время на актрисе Ангелине Степановой), выйдя замуж за немецкого поэта Ганса Магнуса Энценсбергера, долгое время жила в Лондоне, также занималась переводами, в дни августовского путча 1991-го года приезжала в Россию, собиралась перебраться на родину насовсем, но вернувшись в Великобританию, внезапно покончила с собой в приступе тяжёлой депрессии 6 октября 1991 года.

Последним мужем Алигер был заместитель заведующего отделом культуры ЦК КПСС, литератор, фронтовик Игорь Сергеевич Черноуцан (1918—1990).

Алигер пережила всех своих мужей и детей.

Дядя (брат отца) — инженер-технолог Мирон Павлович (Меер Пинхусович) Зейлигер (1874—?), кандидат математических наук, член Правления машиностроительного завода «Феникс», с 1924 года — во Франции, профессор и заведующий кафедрой в Русском высшем техническом институте (РВТИ); описал «цикл Зейлигера» (формула Зейлигера для термического КПД цикла Тринклера—Сабатье, 1910); его жена, Полина Давыдовна Зейлигер, врач. Другой дядя — доктор медицины Герш Пинхусович Зейлигер (1858—?); его сын — Николай Григорьевич Зейлигер (1904—1937), социал-демократ, многократно подвергался арестам, расстрелян.

Смерть

1 августа 1992 года Маргарита Алигер погибла в результате несчастного случая, упав в глубокую канаву неподалёку от своей дачи в подмосковном посёлке Мичуринец. 5 августа 1992 года «Литературная газета» опубликовала некролог. Его подписали 25 известных поэтов и писателей, среди них — А. Вознесенский, Е. Евтушенко, Е. Долматовский, Л. Либединская, Б. Окуджава, Л. Разгон. Похоронена на Переделкинском кладбище рядом со своими дочерьми.

Книги

• Год рождения, 1938
• Зоя, 1942
• Стихи и поэмы.1935-1943. М., 1944
• Сказка о правде, 1945
• Ленинские горы, 1953
• Из записной книжки, 1957
• Несколько шагов, 1962
• Зоя. Поэмы и стихи, 1971
• Стихи и проза. В 2-х тт., 1975
• Тропинка во ржи. Статьи, 1980
• Четверть века, 1981
• Собр. соч. В 3-х тт., 1984

Ссылки

• [www.eleven.co.il/article/10141 Алигер Маргарита] — статья из Электронной еврейской энциклопедии
• [poetrylibrary.ru/stixiya/aliger.html Маргарита Алигер]
• [www.lechaim.ru/ARHIV/98/medovar.htm Л. Медовар. Маргарита Алигер: жизнь в литературе]
• [er3ed.qrz.ru/aliger.htm Маргарита Алигер. Стихи. Поэмы. Биография. Фото.]
• [perelmuterverlag.de/page5.html Библиография переводов на немецкий язык]
• [ru-poetry.ru/aliger Маргарита Иосифовна Алигер, Русская классическая поэзия]

Литература

• Казак В. Лексикон русской литературы XX века = Lexikon der russischen Literatur ab 1917 / [пер. с нем.]. — М. : РИК «Культура», 1996. — XVIII, 491, [1] с. — 5000 экз. — ISBN 5-8334-0019-8.</span>

Отрывок, характеризующий Алигер, Маргарита Иосифовна

Игра и ужин уже кончились, но гости еще не разъезжались. Пьер скинул плащ и вошел в первую комнату, где стояли остатки ужина и один лакей, думая, что его никто не видит, допивал тайком недопитые стаканы. Из третьей комнаты слышались возня, хохот, крики знакомых голосов и рев медведя.
Человек восемь молодых людей толпились озабоченно около открытого окна. Трое возились с молодым медведем, которого один таскал на цепи, пугая им другого.
– Держу за Стивенса сто! – кричал один.
– Смотри не поддерживать! – кричал другой.
– Я за Долохова! – кричал третий. – Разними, Курагин.
– Ну, бросьте Мишку, тут пари.
– Одним духом, иначе проиграно, – кричал четвертый.
– Яков, давай бутылку, Яков! – кричал сам хозяин, высокий красавец, стоявший посреди толпы в одной тонкой рубашке, раскрытой на средине груди. – Стойте, господа. Вот он Петруша, милый друг, – обратился он к Пьеру.
Другой голос невысокого человека, с ясными голубыми глазами, особенно поражавший среди этих всех пьяных голосов своим трезвым выражением, закричал от окна: «Иди сюда – разойми пари!» Это был Долохов, семеновский офицер, известный игрок и бретёр, живший вместе с Анатолем. Пьер улыбался, весело глядя вокруг себя.
– Ничего не понимаю. В чем дело?
– Стойте, он не пьян. Дай бутылку, – сказал Анатоль и, взяв со стола стакан, подошел к Пьеру.
– Прежде всего пей.
Пьер стал пить стакан за стаканом, исподлобья оглядывая пьяных гостей, которые опять столпились у окна, и прислушиваясь к их говору. Анатоль наливал ему вино и рассказывал, что Долохов держит пари с англичанином Стивенсом, моряком, бывшим тут, в том, что он, Долохов, выпьет бутылку рому, сидя на окне третьего этажа с опущенными наружу ногами.
– Ну, пей же всю! – сказал Анатоль, подавая последний стакан Пьеру, – а то не пущу!
– Нет, не хочу, – сказал Пьер, отталкивая Анатоля, и подошел к окну.
Долохов держал за руку англичанина и ясно, отчетливо выговаривал условия пари, обращаясь преимущественно к Анатолю и Пьеру.
Долохов был человек среднего роста, курчавый и с светлыми, голубыми глазами. Ему было лет двадцать пять. Он не носил усов, как и все пехотные офицеры, и рот его, самая поразительная черта его лица, был весь виден. Линии этого рта были замечательно тонко изогнуты. В средине верхняя губа энергически опускалась на крепкую нижнюю острым клином, и в углах образовывалось постоянно что то вроде двух улыбок, по одной с каждой стороны; и всё вместе, а особенно в соединении с твердым, наглым, умным взглядом, составляло впечатление такое, что нельзя было не заметить этого лица. Долохов был небогатый человек, без всяких связей. И несмотря на то, что Анатоль проживал десятки тысяч, Долохов жил с ним и успел себя поставить так, что Анатоль и все знавшие их уважали Долохова больше, чем Анатоля. Долохов играл во все игры и почти всегда выигрывал. Сколько бы он ни пил, он никогда не терял ясности головы. И Курагин, и Долохов в то время были знаменитостями в мире повес и кутил Петербурга.
Бутылка рому была принесена; раму, не пускавшую сесть на наружный откос окна, выламывали два лакея, видимо торопившиеся и робевшие от советов и криков окружавших господ.
Анатоль с своим победительным видом подошел к окну. Ему хотелось сломать что нибудь. Он оттолкнул лакеев и потянул раму, но рама не сдавалась. Он разбил стекло.
– Ну ка ты, силач, – обратился он к Пьеру.
Пьер взялся за перекладины, потянул и с треском выворотип дубовую раму.
– Всю вон, а то подумают, что я держусь, – сказал Долохов.
– Англичанин хвастает… а?… хорошо?… – говорил Анатоль.
– Хорошо, – сказал Пьер, глядя на Долохова, который, взяв в руки бутылку рома, подходил к окну, из которого виднелся свет неба и сливавшихся на нем утренней и вечерней зари.
Долохов с бутылкой рома в руке вскочил на окно. «Слушать!»
крикнул он, стоя на подоконнике и обращаясь в комнату. Все замолчали.
– Я держу пари (он говорил по французски, чтоб его понял англичанин, и говорил не слишком хорошо на этом языке). Держу пари на пятьдесят империалов, хотите на сто? – прибавил он, обращаясь к англичанину.
– Нет, пятьдесят, – сказал англичанин.
– Хорошо, на пятьдесят империалов, – что я выпью бутылку рома всю, не отнимая ото рта, выпью, сидя за окном, вот на этом месте (он нагнулся и показал покатый выступ стены за окном) и не держась ни за что… Так?…
– Очень хорошо, – сказал англичанин.
Анатоль повернулся к англичанину и, взяв его за пуговицу фрака и сверху глядя на него (англичанин был мал ростом), начал по английски повторять ему условия пари.
– Постой! – закричал Долохов, стуча бутылкой по окну, чтоб обратить на себя внимание. – Постой, Курагин; слушайте. Если кто сделает то же, то я плачу сто империалов. Понимаете?
Англичанин кивнул головой, не давая никак разуметь, намерен ли он или нет принять это новое пари. Анатоль не отпускал англичанина и, несмотря на то что тот, кивая, давал знать что он всё понял, Анатоль переводил ему слова Долохова по английски. Молодой худощавый мальчик, лейб гусар, проигравшийся в этот вечер, взлез на окно, высунулся и посмотрел вниз.
– У!… у!… у!… – проговорил он, глядя за окно на камень тротуара.
– Смирно! – закричал Долохов и сдернул с окна офицера, который, запутавшись шпорами, неловко спрыгнул в комнату.
Поставив бутылку на подоконник, чтобы было удобно достать ее, Долохов осторожно и тихо полез в окно. Спустив ноги и расперевшись обеими руками в края окна, он примерился, уселся, опустил руки, подвинулся направо, налево и достал бутылку. Анатоль принес две свечки и поставил их на подоконник, хотя было уже совсем светло. Спина Долохова в белой рубашке и курчавая голова его были освещены с обеих сторон. Все столпились у окна. Англичанин стоял впереди. Пьер улыбался и ничего не говорил. Один из присутствующих, постарше других, с испуганным и сердитым лицом, вдруг продвинулся вперед и хотел схватить Долохова за рубашку.
– Господа, это глупости; он убьется до смерти, – сказал этот более благоразумный человек.
Анатоль остановил его:
– Не трогай, ты его испугаешь, он убьется. А?… Что тогда?… А?…
Долохов обернулся, поправляясь и опять расперевшись руками.
– Ежели кто ко мне еще будет соваться, – сказал он, редко пропуская слова сквозь стиснутые и тонкие губы, – я того сейчас спущу вот сюда. Ну!…
Сказав «ну»!, он повернулся опять, отпустил руки, взял бутылку и поднес ко рту, закинул назад голову и вскинул кверху свободную руку для перевеса. Один из лакеев, начавший подбирать стекла, остановился в согнутом положении, не спуская глаз с окна и спины Долохова. Анатоль стоял прямо, разинув глаза. Англичанин, выпятив вперед губы, смотрел сбоку. Тот, который останавливал, убежал в угол комнаты и лег на диван лицом к стене. Пьер закрыл лицо, и слабая улыбка, забывшись, осталась на его лице, хоть оно теперь выражало ужас и страх. Все молчали. Пьер отнял от глаз руки: Долохов сидел всё в том же положении, только голова загнулась назад, так что курчавые волосы затылка прикасались к воротнику рубахи, и рука с бутылкой поднималась всё выше и выше, содрогаясь и делая усилие. Бутылка видимо опорожнялась и с тем вместе поднималась, загибая голову. «Что же это так долго?» подумал Пьер. Ему казалось, что прошло больше получаса. Вдруг Долохов сделал движение назад спиной, и рука его нервически задрожала; этого содрогания было достаточно, чтобы сдвинуть всё тело, сидевшее на покатом откосе. Он сдвинулся весь, и еще сильнее задрожали, делая усилие, рука и голова его. Одна рука поднялась, чтобы схватиться за подоконник, но опять опустилась. Пьер опять закрыл глаза и сказал себе, что никогда уж не откроет их. Вдруг он почувствовал, что всё вокруг зашевелилось. Он взглянул: Долохов стоял на подоконнике, лицо его было бледно и весело.
– Пуста!
Он кинул бутылку англичанину, который ловко поймал ее. Долохов спрыгнул с окна. От него сильно пахло ромом.
– Отлично! Молодцом! Вот так пари! Чорт вас возьми совсем! – кричали с разных сторон.
Англичанин, достав кошелек, отсчитывал деньги. Долохов хмурился и молчал. Пьер вскочил на окно.
Господа! Кто хочет со мною пари? Я то же сделаю, – вдруг крикнул он. – И пари не нужно, вот что. Вели дать бутылку. Я сделаю… вели дать.
– Пускай, пускай! – сказал Долохов, улыбаясь.
– Что ты? с ума сошел? Кто тебя пустит? У тебя и на лестнице голова кружится, – заговорили с разных сторон.
– Я выпью, давай бутылку рому! – закричал Пьер, решительным и пьяным жестом ударяя по столу, и полез в окно.
Его схватили за руки; но он был так силен, что далеко оттолкнул того, кто приблизился к нему.
– Нет, его так не уломаешь ни за что, – говорил Анатоль, – постойте, я его обману. Послушай, я с тобой держу пари, но завтра, а теперь мы все едем к***.
– Едем, – закричал Пьер, – едем!… И Мишку с собой берем…
И он ухватил медведя, и, обняв и подняв его, стал кружиться с ним по комнате.


Князь Василий исполнил обещание, данное на вечере у Анны Павловны княгине Друбецкой, просившей его о своем единственном сыне Борисе. О нем было доложено государю, и, не в пример другим, он был переведен в гвардию Семеновского полка прапорщиком. Но адъютантом или состоящим при Кутузове Борис так и не был назначен, несмотря на все хлопоты и происки Анны Михайловны. Вскоре после вечера Анны Павловны Анна Михайловна вернулась в Москву, прямо к своим богатым родственникам Ростовым, у которых она стояла в Москве и у которых с детства воспитывался и годами живал ее обожаемый Боренька, только что произведенный в армейские и тотчас же переведенный в гвардейские прапорщики. Гвардия уже вышла из Петербурга 10 го августа, и сын, оставшийся для обмундирования в Москве, должен был догнать ее по дороге в Радзивилов.
У Ростовых были именинницы Натальи, мать и меньшая дочь. С утра, не переставая, подъезжали и отъезжали цуги, подвозившие поздравителей к большому, всей Москве известному дому графини Ростовой на Поварской. Графиня с красивой старшею дочерью и гостями, не перестававшими сменять один другого, сидели в гостиной.
Графиня была женщина с восточным типом худого лица, лет сорока пяти, видимо изнуренная детьми, которых у ней было двенадцать человек. Медлительность ее движений и говора, происходившая от слабости сил, придавала ей значительный вид, внушавший уважение. Княгиня Анна Михайловна Друбецкая, как домашний человек, сидела тут же, помогая в деле принимания и занимания разговором гостей. Молодежь была в задних комнатах, не находя нужным участвовать в приеме визитов. Граф встречал и провожал гостей, приглашая всех к обеду.
«Очень, очень вам благодарен, ma chere или mon cher [моя дорогая или мой дорогой] (ma сherе или mon cher он говорил всем без исключения, без малейших оттенков как выше, так и ниже его стоявшим людям) за себя и за дорогих именинниц. Смотрите же, приезжайте обедать. Вы меня обидите, mon cher. Душевно прошу вас от всего семейства, ma chere». Эти слова с одинаковым выражением на полном веселом и чисто выбритом лице и с одинаково крепким пожатием руки и повторяемыми короткими поклонами говорил он всем без исключения и изменения. Проводив одного гостя, граф возвращался к тому или той, которые еще были в гостиной; придвинув кресла и с видом человека, любящего и умеющего пожить, молодецки расставив ноги и положив на колена руки, он значительно покачивался, предлагал догадки о погоде, советовался о здоровье, иногда на русском, иногда на очень дурном, но самоуверенном французском языке, и снова с видом усталого, но твердого в исполнении обязанности человека шел провожать, оправляя редкие седые волосы на лысине, и опять звал обедать. Иногда, возвращаясь из передней, он заходил через цветочную и официантскую в большую мраморную залу, где накрывали стол на восемьдесят кувертов, и, глядя на официантов, носивших серебро и фарфор, расставлявших столы и развертывавших камчатные скатерти, подзывал к себе Дмитрия Васильевича, дворянина, занимавшегося всеми его делами, и говорил: «Ну, ну, Митенька, смотри, чтоб всё было хорошо. Так, так, – говорил он, с удовольствием оглядывая огромный раздвинутый стол. – Главное – сервировка. То то…» И он уходил, самодовольно вздыхая, опять в гостиную.
– Марья Львовна Карагина с дочерью! – басом доложил огромный графинин выездной лакей, входя в двери гостиной.
Графиня подумала и понюхала из золотой табакерки с портретом мужа.
– Замучили меня эти визиты, – сказала она. – Ну, уж ее последнюю приму. Чопорна очень. Проси, – сказала она лакею грустным голосом, как будто говорила: «ну, уж добивайте!»