Алипанов, Егор Ипатьевич
| Егор Ипатьевич Алипанов | |
| Место рождения: |
Людиново, Жиздринский уезд |
|---|---|
Егор Ипатьевич Алипанов (1800, Людиновский завод, Жиздринский уезд, Калужская губерния — 1860, Червинский завод, Новгородская губерния) — русский поэт. Большую часть жизни проработал на заводах и первым русских поэтов описал заводской труд в стихах.
Биография
Егор Алипанов родился в посёлке Людиновский завод Жиздринского уезда Калужской губернии в 1800 году в семье крепостного крестьянина секунд-майора И. А. Мальцева, служил мастеровым при Людиновском горном заводе[1].
Выучившись читать и писать у отставного сержанта, Алипанов до 1824 года постоянно находился при заводе в качестве то плотника, то столяра, а в 1824 году отправлен был на барках с заводскими изделиями в Санкт-Петербург, где ему представился случай ближе ознакомиться с сочинениями разных авторов, из которых многие Алипанов любил заучивать наизусть[1].
Писать стихи начал около 1828 году после знакомства с книгой Ф. Н. Слепушкина «Досуги сельского жителя»[2].
Егор Алипанов был представлен читателю в 1830 году в журнале «Отечественные записки» писателем Борисом Фёдоровым, приложившим немалые усилия для воспитания в верноподданническом духе литераторов из социальных низов[2]. Напечатал вскоре несколько своих произведений в «Отечественных записках» и «Новой детской литературе», издававшейся Борисом Фёдоровым. Хотя в первом опыте Алипанова больших погрешностей против стихосложения и не оказалось, но зато нашлось много орфографических ошибок, вследствие чего ему пришлось приняться за изучение в свободное время грамматики[1]. Занимался сочинением басен, которые и помещал в «Санкт-Петербургских ведомостях» и в «Литературных прибавлениях к „Русскому инвалиду“».
Уже в 1830 году вышла из печати его первая книга «Стихотворения»[3].
В 1831 году «Басни Егора Алипанова», рассмотренные комитетом Российской академии, были одобрены и изданы на счёт академии, причем автору подарено 600 экземпляров и сверх того академия удостоила его награды — серебряной медали с надписью «за похвальные в российской словесности упражнения». Тогдашний президент Академии наук А. С. Шишков обратил внимание на способности баснописца и исходатайствовал Алипанову вольноотпускную[1].
Приписавшись к петербургскому обществу мещан, Алипанов служил у графа Н. С. Мордвинова, управляя двумя его дачами, где в свободное время написал народную сказку «О мельнике, колдуне и его батраке» и сельский водевиль под заглавием «Ханский чай»[1].
Кроме басен академия издала в пользу автора 600 экземпляров народной сказки «О мельнике, колдуне и его батраке». Стихотворения и басни Алипанова по одному экземпляру каждой книжки были приняты государем и императрицей, автор же всемилостивейше награждён двумя золотыми часами[1].
Познакомившись в 1835 году с поэтом Фёдором Слепушкиным, женился через два года на его дочери[1].
Обзавёлся собственной типографией, где в 1840 году были отпечатаны «Мечты и звуки» Н. А. Некрасова. Типография просуществовала недолго, так как приносила убытки. В начале 1840 годов практически прекращает литературную деятельность[2].
По открытии работ на Санкт-Петербургской (Николаевской) железной дороге он поступил туда казённым десятником и, подучившись арифметике и основаниям геометрии, в течение восьми лет занимал место приказчика, а затем перешел приказчиком на Червинский стеклянный завод И. А. Мальцева, расположенный в Новгородской губернии[1].
После непродолжительного периода известности был забыт[2]. Последняя его книжка называлась Досуги для детей. В 1856 году Новгородские губернские ведомости поместили его длинную (215 строк) басню «Пахарь». Там же была помещена его биография, в которой в том числе говорилось: «Заботы о семье и непостоянство счастья резко изменили его характер. На лице приметна глубокая задумчивость, а в разговоре безнадежность».
Так, в РБС было написано: «Дальнейших сведений о жизни Алипанова не имеется; можно предполагать, что он умер в 60-х или начале 70-х годов»[1].
Умер в посёлке Червинский завод Новгородской губернии в 1860 году.
Творчество
Хотя Алдипанов заявил о себе как о последователе Слепушкина, дальнейшего развития в его произведениях тема крестьянского быта не получила. На страницах стихотворного сборника Алипанов вновь появились популярные в поэзии XVIII веке условные буколические пастушки. Печатью вторичности, литературного стилизаторства отмечены почти все стихи Алипанова, вошедшие в его первую книгу. В стихотворениях на военные темы заметно влияние Державина, стихи для детей написаны в худших традициях сентиментализма, ряд произведений — перепевы мотивов лирики Жуковского, Батюшкова, молодого А. С. Пушкина[2].
Дельвиг отозвался о первой его книге в Литературной газете (1831) так: «Мы видим уже нескольких поселян-стихотворцев; в некоторых из них заметно дарование, хотя, к сожалению, по большей части худо направленное. Таков и новый стихотворец Егор Алипанов»[4].
Три стихотворения («Труды заводских мастеров», «Заводские работы», «Послание Ф. Н. Слепушкину») он посвятил описанию работы металлургического и стекольного заводов. Новизна и необычность темы, затронутой Алипановым, не были замечены современниками. Лишь спустя около 100 лет к стихам Алипанова с заводской тематикой впервые проявили интерес историки литературы, занятые поисками истоков пролетарской поэзии[2].
Вторая книга Алипанова — «Басни» (СПб., 1832) — была во многом удачней первой. Ряд басен не лишён сатирической остроты и реалистических деталей («Медведь и мышонок», «Рак и осетр», «Сельская карета», «Свинья в огороде», «Мухи», «Статуя»). Одна из любимых тем Алипанова-баснописца — самоуправство сильных и власть имущих и беззащитность слабых. Однако сатирическое начало в сборнике басен вполне уравновешивается благонамеренным морализаторством («Змея», «Крестьянин и сверчок», «Воробей», «Две белки») и сентиментальными аллегорическими картинками («Скворец», «Голубь, осел и козел», «Дитя и бабочка», «Зяблик и ястреб»). Наклонность Алипанова к литературным заимствованиям проявилась и в этой книге: он в равной степени подражает и Крылову и Дмитриеву[2].
В 1835 году появился в печати водевиль «Ханский чай», не имевший успеха и выдержавший всего одно представление в Александрийском театре, а в 1838 году — стихотворная «Сказка о мельнике колдуне, Федоте, хлопотливой старухе, о двух жидках и о двух батраках», которая, напротив, пользовалась большой популярностью и выдержала не менее 20 лубочных изданий[2].
Последняя его книжка называлась Досуги для детей. В 1856 году Новгородские губернские ведомости поместили его длинную (215 строк) басню «Пахарь», где говорилось: «Надеемся, что благосклонными читателями будет с удовольствием принято произведение поэта-самоучки, не получившего должного образования, но пользовавшегося некогда известностью при одном природном даровании»[4].
МЭСБЕ уделил ему лишь полторы строчки, охарактеризовав его: «посредствен. поэт-самоучка из крестьян»[5].
Напишите отзыв о статье "Алипанов, Егор Ипатьевич"
Примечания
- ↑ 1 2 3 4 5 6 7 8 9 Алипанов, Егор Ипатьевич // Русский биографический словарь : в 25 томах. — СПб.—М., 1896—1918.
- ↑ 1 2 3 4 5 6 7 8 Г. Г. Григорьева [azlib.ru/a/alipanow_e_i/text_0020.shtml Алипанов Егор Ипатьевич] // «Русские писатели». Биобиблиографический словарь. Том 1. А — Л. Под редакцией П. А. Николаева. М., «Просвещение», 1990
- ↑ Большая Советская Энциклопедия. Гл. ред. А. М. Прохоров, 3-е изд. Т. 1. А — Ангоб. 1969. 608 стр., илл.; 47 л. илл. и карт, 1 отд. л. табл.
- ↑ 1 2 Валентин Дмитриев [books.google.com/books?id=joBLAAAAMAAJ&pg=PA171&dq=%22%D1%87%D0%B0%D1%81%D1%82%D0%B8+%D1%85%D1%83%D0%B4%D0%BE+%D0%BD%D0%B0%D0%BF%D1%80%D0%B0%D0%B2%D0%BB%D0%B5%D0%BD%D0%BD%D0%BE%D0%B5.+%D0%A2%D0%B0%D0%BA%D0%BE%D0%B2+%D0%B8+%D0%BD%D0%BE%D0%B2%D1%8B%D0%B9+%D1%81%D1%82%D0%B8%D1%85%D0%BE%D1%82%D0%B2%D0%BE%D1%80%D0%B5%D1%86+%D0%95%D0%B3%D0%BE%D1%80+%D0%90%D0%BB%D0%B8%D0%BF%D0%B0%D0%BD%D0%BE%D0%B2%22 По стране Литературии] Московский рабочий, 1987
- ↑ Шаблон:МЭСБЕ
Отрывок, характеризующий Алипанов, Егор Ипатьевич
Она слышала, или ей показалось, что были упомянуты имена Курагина и Болконского. Впрочем, ей всегда это казалось. Ей всегда казалось, что все, глядя на нее, только и думают о том, что с ней случилось. Страдая и замирая в душе, как всегда в толпе, Наташа шла в своем лиловом шелковом с черными кружевами платье так, как умеют ходить женщины, – тем спокойнее и величавее, чем больнее и стыднее у ней было на душе. Она знала и не ошибалась, что она хороша, но это теперь не радовало ее, как прежде. Напротив, это мучило ее больше всего в последнее время и в особенности в этот яркий, жаркий летний день в городе. «Еще воскресенье, еще неделя, – говорила она себе, вспоминая, как она была тут в то воскресенье, – и все та же жизнь без жизни, и все те же условия, в которых так легко бывало жить прежде. Хороша, молода, и я знаю, что теперь добра, прежде я была дурная, а теперь я добра, я знаю, – думала она, – а так даром, ни для кого, проходят лучшие годы». Она стала подле матери и перекинулась с близко стоявшими знакомыми. Наташа по привычке рассмотрела туалеты дам, осудила tenue [манеру держаться] и неприличный способ креститься рукой на малом пространстве одной близко стоявшей дамы, опять с досадой подумала о том, что про нее судят, что и она судит, и вдруг, услыхав звуки службы, ужаснулась своей мерзости, ужаснулась тому, что прежняя чистота опять потеряна ею.Благообразный, тихий старичок служил с той кроткой торжественностью, которая так величаво, успокоительно действует на души молящихся. Царские двери затворились, медленно задернулась завеса; таинственный тихий голос произнес что то оттуда. Непонятные для нее самой слезы стояли в груди Наташи, и радостное и томительное чувство волновало ее.
«Научи меня, что мне делать, как мне исправиться навсегда, навсегда, как мне быть с моей жизнью… – думала она.
Дьякон вышел на амвон, выправил, широко отставив большой палец, длинные волосы из под стихаря и, положив на груди крест, громко и торжественно стал читать слова молитвы:
– «Миром господу помолимся».
«Миром, – все вместе, без различия сословий, без вражды, а соединенные братской любовью – будем молиться», – думала Наташа.
– О свышнем мире и о спасении душ наших!
«О мире ангелов и душ всех бестелесных существ, которые живут над нами», – молилась Наташа.
Когда молились за воинство, она вспомнила брата и Денисова. Когда молились за плавающих и путешествующих, она вспомнила князя Андрея и молилась за него, и молилась за то, чтобы бог простил ей то зло, которое она ему сделала. Когда молились за любящих нас, она молилась о своих домашних, об отце, матери, Соне, в первый раз теперь понимая всю свою вину перед ними и чувствуя всю силу своей любви к ним. Когда молились о ненавидящих нас, она придумала себе врагов и ненавидящих для того, чтобы молиться за них. Она причисляла к врагам кредиторов и всех тех, которые имели дело с ее отцом, и всякий раз, при мысли о врагах и ненавидящих, она вспоминала Анатоля, сделавшего ей столько зла, и хотя он не был ненавидящий, она радостно молилась за него как за врага. Только на молитве она чувствовала себя в силах ясно и спокойно вспоминать и о князе Андрее, и об Анатоле, как об людях, к которым чувства ее уничтожались в сравнении с ее чувством страха и благоговения к богу. Когда молились за царскую фамилию и за Синод, она особенно низко кланялась и крестилась, говоря себе, что, ежели она не понимает, она не может сомневаться и все таки любит правительствующий Синод и молится за него.
Окончив ектенью, дьякон перекрестил вокруг груди орарь и произнес:
– «Сами себя и живот наш Христу богу предадим».
«Сами себя богу предадим, – повторила в своей душе Наташа. – Боже мой, предаю себя твоей воле, – думала она. – Ничего не хочу, не желаю; научи меня, что мне делать, куда употребить свою волю! Да возьми же меня, возьми меня! – с умиленным нетерпением в душе говорила Наташа, не крестясь, опустив свои тонкие руки и как будто ожидая, что вот вот невидимая сила возьмет ее и избавит от себя, от своих сожалений, желаний, укоров, надежд и пороков.
Графиня несколько раз во время службы оглядывалась на умиленное, с блестящими глазами, лицо своей дочери и молилась богу о том, чтобы он помог ей.
Неожиданно, в середине и не в порядке службы, который Наташа хорошо знала, дьячок вынес скамеечку, ту самую, на которой читались коленопреклоненные молитвы в троицын день, и поставил ее перед царскими дверьми. Священник вышел в своей лиловой бархатной скуфье, оправил волосы и с усилием стал на колена. Все сделали то же и с недоумением смотрели друг на друга. Это была молитва, только что полученная из Синода, молитва о спасении России от вражеского нашествия.
– «Господи боже сил, боже спасения нашего, – начал священник тем ясным, ненапыщенным и кротким голосом, которым читают только одни духовные славянские чтецы и который так неотразимо действует на русское сердце. – Господи боже сил, боже спасения нашего! Призри ныне в милости и щедротах на смиренные люди твоя, и человеколюбно услыши, и пощади, и помилуй нас. Се враг смущаяй землю твою и хотяй положити вселенную всю пусту, восста на ны; се людие беззаконии собрашася, еже погубити достояние твое, разорити честный Иерусалим твой, возлюбленную тебе Россию: осквернити храмы твои, раскопати алтари и поругатися святыне нашей. Доколе, господи, доколе грешницы восхвалятся? Доколе употребляти имать законопреступный власть?
Владыко господи! Услыши нас, молящихся тебе: укрепи силою твоею благочестивейшего, самодержавнейшего великого государя нашего императора Александра Павловича; помяни правду его и кротость, воздаждь ему по благости его, ею же хранит ны, твой возлюбленный Израиль. Благослови его советы, начинания и дела; утверди всемогущною твоею десницею царство его и подаждь ему победу на врага, яко же Моисею на Амалика, Гедеону на Мадиама и Давиду на Голиафа. Сохрани воинство его; положи лук медян мышцам, во имя твое ополчившихся, и препояши их силою на брань. Приими оружие и щит, и восстани в помощь нашу, да постыдятся и посрамятся мыслящий нам злая, да будут пред лицем верного ти воинства, яко прах пред лицем ветра, и ангел твой сильный да будет оскорбляяй и погоняяй их; да приидет им сеть, юже не сведают, и их ловитва, юже сокрыша, да обымет их; да падут под ногами рабов твоих и в попрание воем нашим да будут. Господи! не изнеможет у тебе спасати во многих и в малых; ты еси бог, да не превозможет противу тебе человек.
Боже отец наших! Помяни щедроты твоя и милости, яже от века суть: не отвержи нас от лица твоего, ниже возгнушайся недостоинством нашим, но помилуй нас по велицей милости твоей и по множеству щедрот твоих презри беззакония и грехи наша. Сердце чисто созижди в нас, и дух прав обнови во утробе нашей; всех нас укрепи верою в тя, утверди надеждою, одушеви истинною друг ко другу любовию, вооружи единодушием на праведное защищение одержания, еже дал еси нам и отцем нашим, да не вознесется жезл нечестивых на жребий освященных.
Господи боже наш, в него же веруем и на него же уповаем, не посрами нас от чаяния милости твоея и сотвори знамение во благо, яко да видят ненавидящий нас и православную веру нашу, и посрамятся и погибнут; и да уведят все страны, яко имя тебе господь, и мы людие твои. Яви нам, господи, ныне милость твою и спасение твое даждь нам; возвесели сердце рабов твоих о милости твоей; порази враги наши, и сокруши их под ноги верных твоих вскоре. Ты бо еси заступление, помощь и победа уповающим на тя, и тебе славу воссылаем, отцу и сыну и святому духу и ныне, и присно, и во веки веков. Аминь».
