Алипий (Воронов)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Архимандрит Алипий<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
Наместник Свято-Успенского Псково-Печерского монастыря
28 июля 1959 — 12 марта 1975
Церковь: Русская православная церковь
Предшественник: Августин (Судоплатов)
Преемник: Гавриил (Стеблюченко)
 
Имя при рождении: Иван Михайлович Воронов
Рождение: 28 июля 1914(1914-07-28)
деревня Тарчиха, Лобановская волость, Бронницкий уезд, Московская губерния, Российская империя
Смерть: 12 марта 1975(1975-03-12) (60 лет)
Псково-Печерский монастырь, Псковская область, РСФСР, СССР
Похоронен: Псково-Печерский монастырь монастырское пещерное кладбище за престолом Пещерного храма Воскресения Христова.
Отец: Михаил Ястребов
Мать: Александра Воронова
Принятие священного сана: 25 сентября 1950 года
Принятие монашества: 28 августа 1950 года
 
Награды:

Конфессиональные ордена:

Архимандри́т Али́пий (в миру Иван Михайлович Воронов; 28 июля 1914, деревня Тарчиха, Лобановская волость, Бронницкий уезд, Московская губерния, Российская империя — 12 марта 1975, Псково-Печерский монастырь) — священнослужитель Русской православной церкви, архимандрит, иконописец, художник, коллекционер. С 28 июля 1959 года наместник Псково-Печерского монастыря.





Биография

Образование и работа до Великой Отечественной войны

1926 год — окончил сельскую школу.

1930 год — окончил школу в Москве и получил аттестат о полном среднем образовании.

19301932 годы — жил в Тарчихе, работал в колхозе.

1932—1936 годы — учился в вечерней студии при Московском Союзе советских художников в бывшей мастерской Сурикова.

1932—1935 годы — проходчик на строительстве первой очереди Московского метрополитена.

С 10 июля 1935 года — член сектора изо-самодеятельного искусства при Московском Союзе советских художников.

1935—1936 годы — кассир, контролёр, помощник дежурного по станции Московского метрополитена.

С 15 февраля 1936 год по 15 мая 1941 года — учился на отделении живописи и рисунка Изостудии ВЦСПС.

С 15 октября 1936 года по 13 ноября 1938 года — проходил срочную службу в рядах РККА.

C 13 ноября 1938 года по 21 февраля 1942 года — диспетчер транспортного цеха военного завода № 58 им. К. Е. Ворошилова.

Участие в Великой Отечественной войне

С 21 февраля 1942 года по 25 сентября 1945 года на фронтах Великой Отечественной войны. Призван Ростокинским РВК г.Москвы.

Прошёл боевой путь от Москвы до Берлина в составе Четвёртой танковой армии. Участвовал во многих операциях на Центральном, Западном, Брянском, 1-м Украинском фронтах.

В звании рядовой, в должности стрелка стрелковой роты 16 Гвардейской механизированной бригады награждён медалью «За боевые заслуги» за художественное оформление альбома по истории 4-й Танковой армии. Приказ № 279/н от 15.10.1944г.[1]

С августа 1944 года гвардии рядовой Воронов И. М. — в политотделе 4-й Гвардейской Танковой армии в должности художника. За отличную работу и личное мужество,дисциплинированность и новизну творчества,трудолюбивость и добросовестность в сложной боевой обстановке и быстрых танковых маршах награждён орденом «Красная звезда». Приказ № 277 от 07.07.1945 г.[2]

В 1943 году работы И. М. Воронова экспонировались в Можайском краеведческом музее: картины «Передача Можайского знамени подшефной части», «Шаликово после оккупантов», фото-художественный альбом «Подарок шефам». Композиция «Вручение Гвардейского знамени» хранилась в клубе НКВД (г. Москва).

Работа после войны

19461950 годы — художник, работающий по разовым трудовым договорам с госучреждениями г. Москвы в Выставочном фонде СССР.

С 5 июня 1947 года — член Московского товарищества художников.

Монашество

С 12 марта 1950 года — послушник Троице-Сергиевой лавры (Загорск).

1950—1959 годы — нёс послушания по реставрации живописи Троицкого, Успенского соборов, Трапезной и Академической церкви, руководил работой иконописцев, принимал участие в реставрации храмов Москвы и Подмосковья.

С марта 1950 года по октябрь 1951 года — нёс послушания маляра и свечника.

28 августа 1950 года — пострижен в монашество с именем Алипий.

25 сентября 1950 года Патриархом Алексием рукоположён во иеродиакона; 14 октября того же года — во иеромонаха и назначен ризничим Троице-Сергиевой лавры.

С октябрь 1951 года по октябрь 1953 года нёс послушание художника-реставратора.

С апреля 1953 года — игумен.

С 28 октября 1953 года по 1 декабря 1953 года — нёс послушание художника по реставрации Патриаршего подворья в Лукино, восстанавливал теремок св. Филиппа.

С 15 января 1955 года — член Художественной комиссии по восстановлению храма Московской Духовной Академии, работал художником.

С марта 1955 года по январь 1956 года — художник по восстановлению церкви Всех Святых в Лавре.

В апреле 1957 года возглавлял группу по перенесению мощей Митрополита Московского Макария (Невского) с Котельнического кладбища в Лавру.

Наместник Псково-Печёрского монастыря

С 28 июля 1959 года наместник Псково-Печерского монастыря.

3 сентября 1959 года распоряжением Патриарха Алексия освобождён от должности наместника Псково-Печерского монастыря с возвращением в братство Троице-Сергиевой лавры.

22 сентября 1959 года зарегистрирован Уполномоченным Совета по делам религии по Псковской области в качестве наместника настоятеля Псково-Печерского монастыря с правом совершения служб в указанном монастыре.

6 октября 1959 года распоряжением Святейшего Патриарха Алексия утверждён наместником Псково-Печерского монастыря.

С 11 февраля 1960 года — архимандрит.

Смерть и похороны

12 марта 1975 года умер после третьего инфаркта. Тело почившего архимандрита было поставлено в Сретенском храме.

15 марта 1975 года погребён в монастырском пещерном некрополе, за престолом пещерного храма Воскресения Христова.

Деятельность на посту наместника Псково-Печёрского монастыря

Возвращение монастырских ценностей из Германии

В марте 1944 года сокровища монастырской ризницы были вывезены из монастыря нацистами. По спискам от 18 марта 1944 года вывезенных вещей числилось 4 ящика, в которых было 566 предметов.

Многие годы архимандит собирал информацию о пропавших сокровищах, длительное время пытался обратиться к общественности по поводу пропавших ценностей.

5 октября 1968 года в газете «Советская Россия» была опубликована статья «Где сокровища Печорского монастыря?» архимандрита Алипия, в которой он заявил:
«Русские цари (и не только цари) одаривали „пребогато“ монастырь. В ризнице хранились некоторые вещи, принадлежавшие Ивану Грозному, Борису Годунову, Петру Первому — массивная золотая цепь, большой золотой крест, несколько золотых кубков, искусно шитая золотая плащаница ручной работы царицы Анастасии Романовны, её же золотой перстень с камнями и серьги из яхонтов, произведения из золота и серебра многих безвестных русских умельцев. В их числе золотой крест, украшенный драгоценными камнями и жемчугом (1590 год), „Евангелие“ (1644 год), доски которого с обеих сторон и корень были обложены массивным позолоченным серебром чеканной работы. Ещё одно „Евангелие“ московской печати, изданное в 1667 году, так же с золотом и яхонтами, риза из красного штофа, также хранившаяся в ризнице, украшенная жемчугом и другими драгоценными камнями значительной величины. И много других уникальнейших и драгоценнейших работ…»

Поиск сокровищ монастыря принёс свои плоды в ФРГ. Фермер, а по совместительству детектив-любитель Георг Штайн обнаружил местонахождение Печорских сокровищ. Он выяснил, что в 1945 году сокровища монастыря вместе с другими ценностями попали к американцам, а затем оказались в запасниках музея икон города Реклингхаузен и никогда не выставлялись для всеобщего обозрения.

В мае 1973 года монастырские ценности были возвращены контейнером через Ленинградский морской порт. Консул ФРГ в Ленинграде г-н Диттер Боден сопровождал контейнер до Псково-Печерского монастыря.

По спискам от 25 мая 1973 года было принято 12 ящиков и 504 предмета, 62 предмета, вывезенных нацистами, не оказалось.

Среди возвращённых ценностей были:

  • золотой потир филигранной работы 1681 года,
  • потир изготовленный в 1603 году.
  • золотой крест, изготовленный в 1590 году и украшенный драгоценными камнями и жемчугом, весом более фунта.

Корме этого, в составе сокровищ золотая и серебряная посуда, украшенные драгоценными камнями и жемчугом епископские одеяния, старинные иконы и картины — всего 620 произведений искусства, относящихся к середине XVI — началу XX столетия.

Реставрационные работы в монастыре

В 1959 году началась подготовка реставрации стен Псково-Печерской обители.

В 1960 году восстановлены Тюремная башня и стены от Тюремной башни до Михайловского собора.

В 1961 году — восстановлены крепостная стена от Михайловского собора до Тайловской башни и Тайловская башня.

В 1962 году — восстановлены стена от Тайловской башни до башни Верхних решёток и башня Верхних решёток.

Вместе с реставрацией крепостных стен и башен в 1960—1962 годах был произведён ремонт Успенского, Сретенского, Покровского храмов, Настоятельского дома, Братского корпуса, отреставрирована внешняя живопись Успенского собора.

В 19631965 годах были отреставрированы Тарарыгина, Изборская, Благовещенская, Петровская башни.

В 1966 году были перестланы каменные мостовые в монастыре, переконструирован мостик через ручей от Настоятельского дома на Успенскую площадку.

В 1967 году отреставрированы Никольская башня, закончена реставрация башни Нижних решёток, в башне над Святыми воротами в верхнем этаже была восстановлена комната, в которой был устроен иконописный класс; произведены ремонт и покраска Настоятельского дома, переложена печь. Произведён внутренний ремонт и покраска Лазаревского храма, отреставрирована ограда. Отремонтированы русла и тоннель ручья Каменец.

Реставрационные работы на крепостных стенах монастыря были завершены к 1968 году.

Под руководством архимандрита Алипия в монастыре был отреставрирован:

  • тёмный иконостас Успенского храма,
  • внутренняя роспись Михайловского собора,
  • Никольский храм.

В 1968—1969 годах в монастыре было отремонтировано гульбище перед Петровской башней, очищен и отремонтирован внутри Корнилиевский колодец, переложены печи и перестлан пол в Трапезной, отделаны известью внутри и снаружи Никольский храм и Никольская башня, перекрыта оцинкованным железом часть крыши Успенского собора, перекрашен фасад Успенского собора, Покровской церкви и Богом данных пещер, изготовлен дюралюминиевый футляр для гроба святого преподобномученика Корнилия.

В 1974 году произведён капитальный ремонт и позолочен купол Михайловского собора, капитальный ремонт Никольской церкви, утеплён коридор братского корпуса, была срублена часовенка на Святой горе во имя преподобных Антония и Феодосия Киево-Печерских и самим архимандритом произведена роспись внутри часовни. После реставрационных работ был освящён собор Михаила Архангела.

Коллекционер и меценат

Архимандрит Алипий всю свою жизни был страстным собирателем живописи, произведений искусства [3] .

В его коллекции были картины И. Шишкина, А. Дубовского, И. Крамского, В. Васнецова, М. Нестерова, М. Добужинского, И. Горюшкина-Сорокопудова, П. Петровичева.

Среди западноевропейских произведений — картины фламандского художника Теодора Буйерманса, французского художника Альфреда Гийона, антверпенского живописца Теодора Ромбоутса, художника Андреа дель Сарто.

14 марта 1973 года архимандрит Алипий передал в дар Печорскому краеведческому музею две картины из своего собрания — Н. К. Рерих «Композиция к декорации» (акварель) и Н. К. Рерих «Изборск, Городище». Эскиз декорации к опере «Князь Игорь» (гуашь).

В 1974 году передал основную часть своей коллекции русской живописи в Русский музей Ленинграда.

Переданы 45 произведений, среди которых картины И. Лампи, И. Локтева, Н. Клодта, И. Крамского, И. Айвазовского (4 картины), И. Шишкина, В. Поленова (6 картин), В. Васнецова, Б. Кустодиева, В. Бялыницкого-Бирули, И. Горюшкина-Скоропудова, Л. Бакста, В. Маковского.

В мае 1975 года в залах Русского музея открылась выставка «Русская живопись и графика XVIII—XX веков из собрания И. М. Воронова».

В 1975 и 1978 годах, уже после смерти архимандрита, основная часть его европейского собрания не без трудностей была передана в Псковский музей-заповедник. В 1975 году передано 118 произведений, а в 1978 году — ещё 27.

В 1960—1970-е к о. Алипию за духовной поддержкой приезжали и получали её многие представители ленинградской интеллигенции, особенно художники, обращавшиеся к христианским темам, возрождавшие традиции иконописи ( Михаил Шемякин, Юрий Люкшин, Владимир Овчинников, Валентин Афанасьев, Анатолий Васильев, Вик (Забелин), Александр Исачев, Евгений Орлов и др.), а также искусствоведы (Савелий Ямщиков [4] и др.). В 1974 г. была создано арт-объединение ленинградских художников-нонкорформистов «Алипий», в состав которой входили Вик, Сергей Сергеев, Виктор Трофимов, Алёна, Владимир Скроденис и Александр Александров[5].

Награды

Государственные награды

Церковные награды

Иные награды

Напишите отзыв о статье "Алипий (Воронов)"

Примечания

  1. [pamyat-naroda.ru/heroes/podvig-chelovek_nagrazhdenie26259193/ Память народа :: Документ о награде :: Воронов Иван Михайлович, Медаль «За боевые заслуги»]. pamyat-naroda.ru. Проверено 3 января 2016.
  2. [pamyat-naroda.ru/heroes/podvig-chelovek_nagrazhdenie43826811/ Память народа :: Документ о награде :: Воронов Иван Михайлович, Орден Красной Звезды]. pamyat-naroda.ru. Проверено 3 января 2016.
  3. Журнал "Русское искусство" [www.russiskusstvo.ru/collections/a1340/ Печорская коллекция архимандрита Алипия.]
  4. Ямщиков С. Архимандрит Алипий. Человек. Художник. Воин. Игумен. М.: Москва, 2004. — 488 c — ISBN 5-98637-004-X
  5. [didigallery.com/News/2013/News_355.html Сайт Галереи DIDI. Группа «Алипий» ]

Ссылки

  • Андрей Пономарёв. [www.voronov.com.ru/ Летопись жизни архимандрита Алипия, рассказанная им самим…] (рус.) (2001 год). Проверено 15 декабря 2008. [www.webcitation.org/66MKcQle8 Архивировано из первоисточника 22 марта 2012].
  • [www.pskovo-pechersky-monastery.ru/russian/abbot/113/ Игумены обители. Архимандрит Алипий (Воронов)] (рус.). Официальный сайт Свято-Успенского Псково-Печерского монастыря. Проверено 15 декабря 2008. [www.webcitation.org/66MKdPjbN Архивировано из первоисточника 22 марта 2012].
  • Андрей Понамарёв. [www.pskovcity.ru/pers_voronov.htm Алипий (Воронов), архимандрит] (рус.). Добро пожаловать в Псков (1997—2002). Проверено 15 декабря 2008. [www.webcitation.org/66MKepdSq Архивировано из первоисточника 22 марта 2012].
  • [ortho-rus.ru/cgi-bin/ps_file.cgi?3_5043 Алипий (Воронов)] (рус.). Русское православие. Проверено 17 декабря 2008. [www.webcitation.org/66MKgPGEx Архивировано из первоисточника 22 марта 2012].
  • [tvkultura.ru/brand/show/brand_id/4826 Советский архимандрит.] (документальный фильм, ВГТРК Культура)
  • [www.youtube.com/watch?v=B9ltqTR9tiM Бремя мое легко.] (документальный фильм, ГТРК Псков, 2005)


К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Отрывок, характеризующий Алипий (Воронов)

– А! Весеннего? – сказал казак.
Имя его Vincent уже переделали: казаки – в Весеннего, а мужики и солдаты – в Висеню. В обеих переделках это напоминание о весне сходилось с представлением о молоденьком мальчике.
– Он там у костра грелся. Эй, Висеня! Висеня! Весенний! – послышались в темноте передающиеся голоса и смех.
– А мальчонок шустрый, – сказал гусар, стоявший подле Пети. – Мы его покормили давеча. Страсть голодный был!
В темноте послышались шаги и, шлепая босыми ногами по грязи, барабанщик подошел к двери.
– Ah, c'est vous! – сказал Петя. – Voulez vous manger? N'ayez pas peur, on ne vous fera pas de mal, – прибавил он, робко и ласково дотрогиваясь до его руки. – Entrez, entrez. [Ах, это вы! Хотите есть? Не бойтесь, вам ничего не сделают. Войдите, войдите.]
– Merci, monsieur, [Благодарю, господин.] – отвечал барабанщик дрожащим, почти детским голосом и стал обтирать о порог свои грязные ноги. Пете многое хотелось сказать барабанщику, но он не смел. Он, переминаясь, стоял подле него в сенях. Потом в темноте взял его за руку и пожал ее.
– Entrez, entrez, – повторил он только нежным шепотом.
«Ах, что бы мне ему сделать!» – проговорил сам с собою Петя и, отворив дверь, пропустил мимо себя мальчика.
Когда барабанщик вошел в избушку, Петя сел подальше от него, считая для себя унизительным обращать на него внимание. Он только ощупывал в кармане деньги и был в сомненье, не стыдно ли будет дать их барабанщику.


От барабанщика, которому по приказанию Денисова дали водки, баранины и которого Денисов велел одеть в русский кафтан, с тем, чтобы, не отсылая с пленными, оставить его при партии, внимание Пети было отвлечено приездом Долохова. Петя в армии слышал много рассказов про необычайные храбрость и жестокость Долохова с французами, и потому с тех пор, как Долохов вошел в избу, Петя, не спуская глаз, смотрел на него и все больше подбадривался, подергивая поднятой головой, с тем чтобы не быть недостойным даже и такого общества, как Долохов.
Наружность Долохова странно поразила Петю своей простотой.
Денисов одевался в чекмень, носил бороду и на груди образ Николая чудотворца и в манере говорить, во всех приемах выказывал особенность своего положения. Долохов же, напротив, прежде, в Москве, носивший персидский костюм, теперь имел вид самого чопорного гвардейского офицера. Лицо его было чисто выбрито, одет он был в гвардейский ваточный сюртук с Георгием в петлице и в прямо надетой простой фуражке. Он снял в углу мокрую бурку и, подойдя к Денисову, не здороваясь ни с кем, тотчас же стал расспрашивать о деле. Денисов рассказывал ему про замыслы, которые имели на их транспорт большие отряды, и про присылку Пети, и про то, как он отвечал обоим генералам. Потом Денисов рассказал все, что он знал про положение французского отряда.
– Это так, но надо знать, какие и сколько войск, – сказал Долохов, – надо будет съездить. Не зная верно, сколько их, пускаться в дело нельзя. Я люблю аккуратно дело делать. Вот, не хочет ли кто из господ съездить со мной в их лагерь. У меня мундиры с собою.
– Я, я… я поеду с вами! – вскрикнул Петя.
– Совсем и тебе не нужно ездить, – сказал Денисов, обращаясь к Долохову, – а уж его я ни за что не пущу.
– Вот прекрасно! – вскрикнул Петя, – отчего же мне не ехать?..
– Да оттого, что незачем.
– Ну, уж вы меня извините, потому что… потому что… я поеду, вот и все. Вы возьмете меня? – обратился он к Долохову.
– Отчего ж… – рассеянно отвечал Долохов, вглядываясь в лицо французского барабанщика.
– Давно у тебя молодчик этот? – спросил он у Денисова.
– Нынче взяли, да ничего не знает. Я оставил его пг'и себе.
– Ну, а остальных ты куда деваешь? – сказал Долохов.
– Как куда? Отсылаю под г'асписки! – вдруг покраснев, вскрикнул Денисов. – И смело скажу, что на моей совести нет ни одного человека. Разве тебе тг'удно отослать тг'идцать ли, тг'иста ли человек под конвоем в гог'од, чем маг'ать, я пг'ямо скажу, честь солдата.
– Вот молоденькому графчику в шестнадцать лет говорить эти любезности прилично, – с холодной усмешкой сказал Долохов, – а тебе то уж это оставить пора.
– Что ж, я ничего не говорю, я только говорю, что я непременно поеду с вами, – робко сказал Петя.
– А нам с тобой пора, брат, бросить эти любезности, – продолжал Долохов, как будто он находил особенное удовольствие говорить об этом предмете, раздражавшем Денисова. – Ну этого ты зачем взял к себе? – сказал он, покачивая головой. – Затем, что тебе его жалко? Ведь мы знаем эти твои расписки. Ты пошлешь их сто человек, а придут тридцать. Помрут с голоду или побьют. Так не все ли равно их и не брать?
Эсаул, щуря светлые глаза, одобрительно кивал головой.
– Это все г'авно, тут Рассуждать нечего. Я на свою душу взять не хочу. Ты говог'ишь – помг'ут. Ну, хог'ошо. Только бы не от меня.
Долохов засмеялся.
– Кто же им не велел меня двадцать раз поймать? А ведь поймают – меня и тебя, с твоим рыцарством, все равно на осинку. – Он помолчал. – Однако надо дело делать. Послать моего казака с вьюком! У меня два французских мундира. Что ж, едем со мной? – спросил он у Пети.
– Я? Да, да, непременно, – покраснев почти до слез, вскрикнул Петя, взглядывая на Денисова.
Опять в то время, как Долохов заспорил с Денисовым о том, что надо делать с пленными, Петя почувствовал неловкость и торопливость; но опять не успел понять хорошенько того, о чем они говорили. «Ежели так думают большие, известные, стало быть, так надо, стало быть, это хорошо, – думал он. – А главное, надо, чтобы Денисов не смел думать, что я послушаюсь его, что он может мной командовать. Непременно поеду с Долоховым во французский лагерь. Он может, и я могу».
На все убеждения Денисова не ездить Петя отвечал, что он тоже привык все делать аккуратно, а не наобум Лазаря, и что он об опасности себе никогда не думает.
– Потому что, – согласитесь сами, – если не знать верно, сколько там, от этого зависит жизнь, может быть, сотен, а тут мы одни, и потом мне очень этого хочется, и непременно, непременно поеду, вы уж меня не удержите, – говорил он, – только хуже будет…


Одевшись в французские шинели и кивера, Петя с Долоховым поехали на ту просеку, с которой Денисов смотрел на лагерь, и, выехав из леса в совершенной темноте, спустились в лощину. Съехав вниз, Долохов велел сопровождавшим его казакам дожидаться тут и поехал крупной рысью по дороге к мосту. Петя, замирая от волнения, ехал с ним рядом.
– Если попадемся, я живым не отдамся, у меня пистолет, – прошептал Петя.
– Не говори по русски, – быстрым шепотом сказал Долохов, и в ту же минуту в темноте послышался оклик: «Qui vive?» [Кто идет?] и звон ружья.
Кровь бросилась в лицо Пети, и он схватился за пистолет.
– Lanciers du sixieme, [Уланы шестого полка.] – проговорил Долохов, не укорачивая и не прибавляя хода лошади. Черная фигура часового стояла на мосту.
– Mot d'ordre? [Отзыв?] – Долохов придержал лошадь и поехал шагом.
– Dites donc, le colonel Gerard est ici? [Скажи, здесь ли полковник Жерар?] – сказал он.
– Mot d'ordre! – не отвечая, сказал часовой, загораживая дорогу.
– Quand un officier fait sa ronde, les sentinelles ne demandent pas le mot d'ordre… – крикнул Долохов, вдруг вспыхнув, наезжая лошадью на часового. – Je vous demande si le colonel est ici? [Когда офицер объезжает цепь, часовые не спрашивают отзыва… Я спрашиваю, тут ли полковник?]
И, не дожидаясь ответа от посторонившегося часового, Долохов шагом поехал в гору.
Заметив черную тень человека, переходящего через дорогу, Долохов остановил этого человека и спросил, где командир и офицеры? Человек этот, с мешком на плече, солдат, остановился, близко подошел к лошади Долохова, дотрогиваясь до нее рукою, и просто и дружелюбно рассказал, что командир и офицеры были выше на горе, с правой стороны, на дворе фермы (так он называл господскую усадьбу).
Проехав по дороге, с обеих сторон которой звучал от костров французский говор, Долохов повернул во двор господского дома. Проехав в ворота, он слез с лошади и подошел к большому пылавшему костру, вокруг которого, громко разговаривая, сидело несколько человек. В котелке с краю варилось что то, и солдат в колпаке и синей шинели, стоя на коленях, ярко освещенный огнем, мешал в нем шомполом.
– Oh, c'est un dur a cuire, [С этим чертом не сладишь.] – говорил один из офицеров, сидевших в тени с противоположной стороны костра.
– Il les fera marcher les lapins… [Он их проберет…] – со смехом сказал другой. Оба замолкли, вглядываясь в темноту на звук шагов Долохова и Пети, подходивших к костру с своими лошадьми.
– Bonjour, messieurs! [Здравствуйте, господа!] – громко, отчетливо выговорил Долохов.
Офицеры зашевелились в тени костра, и один, высокий офицер с длинной шеей, обойдя огонь, подошел к Долохову.
– C'est vous, Clement? – сказал он. – D'ou, diable… [Это вы, Клеман? Откуда, черт…] – но он не докончил, узнав свою ошибку, и, слегка нахмурившись, как с незнакомым, поздоровался с Долоховым, спрашивая его, чем он может служить. Долохов рассказал, что он с товарищем догонял свой полк, и спросил, обращаясь ко всем вообще, не знали ли офицеры чего нибудь о шестом полку. Никто ничего не знал; и Пете показалось, что офицеры враждебно и подозрительно стали осматривать его и Долохова. Несколько секунд все молчали.
– Si vous comptez sur la soupe du soir, vous venez trop tard, [Если вы рассчитываете на ужин, то вы опоздали.] – сказал с сдержанным смехом голос из за костра.
Долохов отвечал, что они сыты и что им надо в ночь же ехать дальше.
Он отдал лошадей солдату, мешавшему в котелке, и на корточках присел у костра рядом с офицером с длинной шеей. Офицер этот, не спуская глаз, смотрел на Долохова и переспросил его еще раз: какого он был полка? Долохов не отвечал, как будто не слыхал вопроса, и, закуривая коротенькую французскую трубку, которую он достал из кармана, спрашивал офицеров о том, в какой степени безопасна дорога от казаков впереди их.
– Les brigands sont partout, [Эти разбойники везде.] – отвечал офицер из за костра.
Долохов сказал, что казаки страшны только для таких отсталых, как он с товарищем, но что на большие отряды казаки, вероятно, не смеют нападать, прибавил он вопросительно. Никто ничего не ответил.
«Ну, теперь он уедет», – всякую минуту думал Петя, стоя перед костром и слушая его разговор.
Но Долохов начал опять прекратившийся разговор и прямо стал расспрашивать, сколько у них людей в батальоне, сколько батальонов, сколько пленных. Спрашивая про пленных русских, которые были при их отряде, Долохов сказал:
– La vilaine affaire de trainer ces cadavres apres soi. Vaudrait mieux fusiller cette canaille, [Скверное дело таскать за собой эти трупы. Лучше бы расстрелять эту сволочь.] – и громко засмеялся таким странным смехом, что Пете показалось, французы сейчас узнают обман, и он невольно отступил на шаг от костра. Никто не ответил на слова и смех Долохова, и французский офицер, которого не видно было (он лежал, укутавшись шинелью), приподнялся и прошептал что то товарищу. Долохов встал и кликнул солдата с лошадьми.
«Подадут или нет лошадей?» – думал Петя, невольно приближаясь к Долохову.
Лошадей подали.
– Bonjour, messieurs, [Здесь: прощайте, господа.] – сказал Долохов.
Петя хотел сказать bonsoir [добрый вечер] и не мог договорить слова. Офицеры что то шепотом говорили между собою. Долохов долго садился на лошадь, которая не стояла; потом шагом поехал из ворот. Петя ехал подле него, желая и не смея оглянуться, чтоб увидать, бегут или не бегут за ними французы.
Выехав на дорогу, Долохов поехал не назад в поле, а вдоль по деревне. В одном месте он остановился, прислушиваясь.
– Слышишь? – сказал он.
Петя узнал звуки русских голосов, увидал у костров темные фигуры русских пленных. Спустившись вниз к мосту, Петя с Долоховым проехали часового, который, ни слова не сказав, мрачно ходил по мосту, и выехали в лощину, где дожидались казаки.
– Ну, теперь прощай. Скажи Денисову, что на заре, по первому выстрелу, – сказал Долохов и хотел ехать, но Петя схватился за него рукою.
– Нет! – вскрикнул он, – вы такой герой. Ах, как хорошо! Как отлично! Как я вас люблю.
– Хорошо, хорошо, – сказал Долохов, но Петя не отпускал его, и в темноте Долохов рассмотрел, что Петя нагибался к нему. Он хотел поцеловаться. Долохов поцеловал его, засмеялся и, повернув лошадь, скрылся в темноте.

Х
Вернувшись к караулке, Петя застал Денисова в сенях. Денисов в волнении, беспокойстве и досаде на себя, что отпустил Петю, ожидал его.
– Слава богу! – крикнул он. – Ну, слава богу! – повторял он, слушая восторженный рассказ Пети. – И чег'т тебя возьми, из за тебя не спал! – проговорил Денисов. – Ну, слава богу, тепег'ь ложись спать. Еще вздг'емнем до утг'а.
– Да… Нет, – сказал Петя. – Мне еще не хочется спать. Да я и себя знаю, ежели засну, так уж кончено. И потом я привык не спать перед сражением.
Петя посидел несколько времени в избе, радостно вспоминая подробности своей поездки и живо представляя себе то, что будет завтра. Потом, заметив, что Денисов заснул, он встал и пошел на двор.
На дворе еще было совсем темно. Дождик прошел, но капли еще падали с деревьев. Вблизи от караулки виднелись черные фигуры казачьих шалашей и связанных вместе лошадей. За избушкой чернелись две фуры, у которых стояли лошади, и в овраге краснелся догоравший огонь. Казаки и гусары не все спали: кое где слышались, вместе с звуком падающих капель и близкого звука жевания лошадей, негромкие, как бы шепчущиеся голоса.
Петя вышел из сеней, огляделся в темноте и подошел к фурам. Под фурами храпел кто то, и вокруг них стояли, жуя овес, оседланные лошади. В темноте Петя узнал свою лошадь, которую он называл Карабахом, хотя она была малороссийская лошадь, и подошел к ней.
– Ну, Карабах, завтра послужим, – сказал он, нюхая ее ноздри и целуя ее.
– Что, барин, не спите? – сказал казак, сидевший под фурой.
– Нет; а… Лихачев, кажется, тебя звать? Ведь я сейчас только приехал. Мы ездили к французам. – И Петя подробно рассказал казаку не только свою поездку, но и то, почему он ездил и почему он считает, что лучше рисковать своей жизнью, чем делать наобум Лазаря.
– Что же, соснули бы, – сказал казак.
– Нет, я привык, – отвечал Петя. – А что, у вас кремни в пистолетах не обились? Я привез с собою. Не нужно ли? Ты возьми.
Казак высунулся из под фуры, чтобы поближе рассмотреть Петю.
– Оттого, что я привык все делать аккуратно, – сказал Петя. – Иные так, кое как, не приготовятся, потом и жалеют. Я так не люблю.
– Это точно, – сказал казак.
– Да еще вот что, пожалуйста, голубчик, наточи мне саблю; затупи… (но Петя боялся солгать) она никогда отточена не была. Можно это сделать?
– Отчего ж, можно.
Лихачев встал, порылся в вьюках, и Петя скоро услыхал воинственный звук стали о брусок. Он влез на фуру и сел на край ее. Казак под фурой точил саблю.
– А что же, спят молодцы? – сказал Петя.
– Кто спит, а кто так вот.
– Ну, а мальчик что?
– Весенний то? Он там, в сенцах, завалился. Со страху спится. Уж рад то был.
Долго после этого Петя молчал, прислушиваясь к звукам. В темноте послышались шаги и показалась черная фигура.
– Что точишь? – спросил человек, подходя к фуре.
– А вот барину наточить саблю.
– Хорошее дело, – сказал человек, который показался Пете гусаром. – У вас, что ли, чашка осталась?
– А вон у колеса.
Гусар взял чашку.
– Небось скоро свет, – проговорил он, зевая, и прошел куда то.
Петя должен бы был знать, что он в лесу, в партии Денисова, в версте от дороги, что он сидит на фуре, отбитой у французов, около которой привязаны лошади, что под ним сидит казак Лихачев и натачивает ему саблю, что большое черное пятно направо – караулка, и красное яркое пятно внизу налево – догоравший костер, что человек, приходивший за чашкой, – гусар, который хотел пить; но он ничего не знал и не хотел знать этого. Он был в волшебном царстве, в котором ничего не было похожего на действительность. Большое черное пятно, может быть, точно была караулка, а может быть, была пещера, которая вела в самую глубь земли. Красное пятно, может быть, был огонь, а может быть – глаз огромного чудовища. Может быть, он точно сидит теперь на фуре, а очень может быть, что он сидит не на фуре, а на страшно высокой башне, с которой ежели упасть, то лететь бы до земли целый день, целый месяц – все лететь и никогда не долетишь. Может быть, что под фурой сидит просто казак Лихачев, а очень может быть, что это – самый добрый, храбрый, самый чудесный, самый превосходный человек на свете, которого никто не знает. Может быть, это точно проходил гусар за водой и пошел в лощину, а может быть, он только что исчез из виду и совсем исчез, и его не было.
Что бы ни увидал теперь Петя, ничто бы не удивило его. Он был в волшебном царстве, в котором все было возможно.
Он поглядел на небо. И небо было такое же волшебное, как и земля. На небе расчищало, и над вершинами дерев быстро бежали облака, как будто открывая звезды. Иногда казалось, что на небе расчищало и показывалось черное, чистое небо. Иногда казалось, что эти черные пятна были тучки. Иногда казалось, что небо высоко, высоко поднимается над головой; иногда небо спускалось совсем, так что рукой можно было достать его.
Петя стал закрывать глаза и покачиваться.
Капли капали. Шел тихий говор. Лошади заржали и подрались. Храпел кто то.
– Ожиг, жиг, ожиг, жиг… – свистела натачиваемая сабля. И вдруг Петя услыхал стройный хор музыки, игравшей какой то неизвестный, торжественно сладкий гимн. Петя был музыкален, так же как Наташа, и больше Николая, но он никогда не учился музыке, не думал о музыке, и потому мотивы, неожиданно приходившие ему в голову, были для него особенно новы и привлекательны. Музыка играла все слышнее и слышнее. Напев разрастался, переходил из одного инструмента в другой. Происходило то, что называется фугой, хотя Петя не имел ни малейшего понятия о том, что такое фуга. Каждый инструмент, то похожий на скрипку, то на трубы – но лучше и чище, чем скрипки и трубы, – каждый инструмент играл свое и, не доиграв еще мотива, сливался с другим, начинавшим почти то же, и с третьим, и с четвертым, и все они сливались в одно и опять разбегались, и опять сливались то в торжественно церковное, то в ярко блестящее и победное.