Алиса в Зазеркалье

«Алиса в Зазеркалье» (англ. Through the Looking-Glass, and What Alice Found There — «Сквозь зеркало, и Что там нашла Алиса») — детская книга английского математика и писателя Льюиса Кэрролла, написанная в 1871 году как продолжение книги «Алиса в Стране чудес». В данном случае Алиса имеет не одного, а двух прототипов с таким именем: знакомая Кэрролла и персонаж предыдущей книги.

Сюжет

Девочка Алиса прошла сквозь зеркало и оказалась в Зазеркалье, где мир представляет собой большую шахматную доску. Из зазеркальной комнаты Алиса попадает в зазеркальный сад говорящих цветов, где встречает Чёрную Королеву и становится Белой Пешкой. Затем она на поезде проезжает третью клетку и оказывается в лесу, в котором пропали все имена. Там у близнецов Траляля и Труляля она узнает, что всё происходящее есть сон Чёрного Короля. Встреча с Белой Королевой заканчивается в лавке, где она покупает яйцо, превратившееся в Шалтая-Болтая. Затем она оказывается в новом лесу, где становится свидетельницей поединка Льва и Единорога. Её едва не пленяет Чёрный Рыцарь, но спасает Белый Рыцарь. Дальше она ступает на восьмую клетку и становится королевой. В конце её путешествие оказывается сном.

Персонажи

• Алиса (Alice) — семилетняя девочка
• Чёрная Королева (Red Queen)
• Чёрный Король (Red King)
• Чёрный Рыцарь (Red Knight)
• Близнецы Труляля (Tweedledum, Твидлдам) и Траляля (Tweedledee, Твидлди)
• Морж и Плотник
• Шалтай-Болтай (Humpty Dumpty, Хампти Дампти)
• Белая Королева
• Овца
• Белый Король
• Зай Атс, Королевский Гонец Туда (Мартовский заяц из Алисы в Стране чудес)
• Болванс Чик, Королевский Гонец Обратно (Болванщик из Алисы в Стране чудес)
• Лев и Единорог
• Белый Рыцарь
• Окорок
• Пудинг

Крылатые фразы

• Просто ты не привыкла жить в обратную сторону (англ. That's the effect of living backwards).
• Если не знаешь, что сказать, говори по-французски!
• Пока думаешь, что сказать, — делай реверанс! Это экономит время.

Jabberwocky

Стихотворение, состоящее в основном из искусственных слов, наиболее известно на русском языке в переводе Дины Орловской как «Бармаглот» благодаря мультфильму «Алиса в Зазеркалье»; кроме этой версии, существуют несколько не менее интересных переводов.

Варкалось. Хливкие шорьки
Пырялись по наве,
И хрюкотали зелюки,
Как мюмзики в мове.

О бойся Бармаглота, сын!
Он так свирлеп и дик,
А в глуше рымит исполин -
Злопастный Брандашмыг!

Но взял он меч, и взял он щит,
Высоких полон дум.
В глущобу путь его лежит
Под дерево Тумтум.

Он стал под дерево и ждет.
И вдруг граахнул гром —
Летит ужасный Бармаглот
И пылкает огнем!

Раз-два, раз-два! Горит трава,
Взы-взы — стрижает меч,
Ува! Ува! И голова
Барабардает с плеч!

О светозарный мальчик мой!
Ты победил в бою!
О храброславленный герой,
Хвалу тебе пою!

Варкалось. Хливкие шорьки
Пырялись по наве.
И хрюкотали зелюки,
Как мюмзики в мове.

Перевод Дины Орловской
</blockquote>

Иллюстрации

Тенниел нарисовал иллюстрации на самшитовых печатных досках, по которым были вырезаны клише. Резкой досок занимался один из лучших граверов в Лондоне того времени — Эдвард Делзел. Он посоветовал художнику не портить печатью доски, а сделать с них гальванопластические слепки. Тенниел воспользовался его советом, но доски удалось сохранить только за счёт сильного ухудшения качества конечных оттисков. Получившиеся иллюстрации не понравились ни Тенниелу, ни Кэрроллу. Именно по этой причине был уничтожен первый тираж книги. В продажу поступил только второй тираж, иллюстрации для которого создавались по новым копиям. Первоначальные доски, с которых ни одной гравюры так и не было напечатано, отправились на хранение в архив издательства Макмиллан. Они были случайно обнаружены в 1985 году.

Реминисценции в литературе

• В книге Роджера Желязны «Хроники Амбера» главные герои в состоянии наркотического опьянения «вызвали к жизни» многих героев Льюиса Кэрролла. Есть даже сцена битвы с Бармаглотом.
• Повесть О. Генри «Короли и капуста» название своё позаимствовал из стихотворения о Морже и Плотнике, а предисловие к роману называется «Присказка Плотника».

Также есть много отсылок, сквозных с первой книгой Кэрролла.

Реминисценции в музыке

• Песня 'I Am the Walrus' (рус. «Я – морж») группы The Beatles связана со стихотворением о Морже и Плотнике
• Песня 'White Rabbit' (рус. «Белый кролик») группы Jefferson Airplane перекликается с сюжетом книги

Также есть много отсылок, сквозных с первой книгой Кэрролла.

Переводы на русский язык

1. Алиса в Зазеркалье. // Перевод В. А. Азова (В. А. Ашкенази; стихи в переводе Т. Л. Щепкиной-Куперник. М-Пг: изд. Л. Д. Френкель, 1924.
2. Приключения Алисы в стране чудес. Сквозь зеркало, и что там увидела Алиса, или Алиса в Зазеркалье. // Перевод и послесловие Н. М. Демуровой; стихи в переводах С. Я. Маршака и Д. Г. Орловской. София: издательство литературы на иностранных языках, 1967.
3. Зазеркалье: (про то, что увидела там Алиса).// Перевод А. А. Щербакова // Костёр. 1969. № 3-7.
4. Приключения Алисы в стране чудес. Зазеркалье: (про то, что увидела там Алиса).// Перевод А. А. Щербакова. М.: Художественная литература, 1977.
5. В Зазеркалье. // Перевод и предисловие В. Э. Орла. М: Детская литература, 1980.
6. Алиса в Зазеркалье. // Пересказ Л. Л. Яхнина // Пионер. 1992. № 1-4. (Библиотека «Пионера»).

См. также

• Бармаглот
• Project ARMS
• Pandora Hearts
• Алиса в Зазеркалье (мультфильм, 1982)

Напишите отзыв о статье "Алиса в Зазеркалье"

Примечания

Литература

• Демурова Н. М. Льюис Кэрролл: Очерк жизни и творчества / Отв. ред. Б. И. Пуришев.. — М.: Наука, 1979. — 200, [8] с. — (Литературоведение и языкознание). — 50 000 экз.

Ссылки

• [www.literature.org/authors/carroll-lewis/through-the-looking-glass/ Through the Looking Glass (And What Alice Found There)]
• [www.lib.ru/CARROLL/alisa2.txt Льюис Кэрролл. Алиса в Зазеркалье Пер. — Н.Демурова]
• [www.mirror-alice.ru/public/chesterton/ Г. К. Честертон. «По обе стороны зеркала»]
• [www.nkj.ru/archive/articles/18316/Н.Карпушина, «Перечитывая „Алису“», Наука и жизнь, № 7, 2010.]

Отрывок, характеризующий Алиса в Зазеркалье

Притащенный плетень осьмою ротой поставлен полукругом со стороны севера, подперт сошками, и перед ним разложен костер. Пробили зарю, сделали расчет, поужинали и разместились на ночь у костров – кто чиня обувь, кто куря трубку, кто, донага раздетый, выпаривая вшей.


Казалось бы, что в тех, почти невообразимо тяжелых условиях существования, в которых находились в то время русские солдаты, – без теплых сапог, без полушубков, без крыши над головой, в снегу при 18° мороза, без полного даже количества провианта, не всегда поспевавшего за армией, – казалось, солдаты должны бы были представлять самое печальное и унылое зрелище.
Напротив, никогда, в самых лучших материальных условиях, войско не представляло более веселого, оживленного зрелища. Это происходило оттого, что каждый день выбрасывалось из войска все то, что начинало унывать или слабеть. Все, что было физически и нравственно слабого, давно уже осталось назади: оставался один цвет войска – по силе духа и тела.
К осьмой роте, пригородившей плетень, собралось больше всего народа. Два фельдфебеля присели к ним, и костер их пылал ярче других. Они требовали за право сиденья под плетнем приношения дров.
– Эй, Макеев, что ж ты …. запропал или тебя волки съели? Неси дров то, – кричал один краснорожий рыжий солдат, щурившийся и мигавший от дыма, но не отодвигавшийся от огня. – Поди хоть ты, ворона, неси дров, – обратился этот солдат к другому. Рыжий был не унтер офицер и не ефрейтор, но был здоровый солдат, и потому повелевал теми, которые были слабее его. Худенький, маленький, с вострым носиком солдат, которого назвали вороной, покорно встал и пошел было исполнять приказание, но в это время в свет костра вступила уже тонкая красивая фигура молодого солдата, несшего беремя дров.
– Давай сюда. Во важно то!
Дрова наломали, надавили, поддули ртами и полами шинелей, и пламя зашипело и затрещало. Солдаты, придвинувшись, закурили трубки. Молодой, красивый солдат, который притащил дрова, подперся руками в бока и стал быстро и ловко топотать озябшими ногами на месте.
– Ах, маменька, холодная роса, да хороша, да в мушкатера… – припевал он, как будто икая на каждом слоге песни.
– Эй, подметки отлетят! – крикнул рыжий, заметив, что у плясуна болталась подметка. – Экой яд плясать!
Плясун остановился, оторвал болтавшуюся кожу и бросил в огонь.
– И то, брат, – сказал он; и, сев, достал из ранца обрывок французского синего сукна и стал обвертывать им ногу. – С пару зашлись, – прибавил он, вытягивая ноги к огню.
– Скоро новые отпустят. Говорят, перебьем до копца, тогда всем по двойному товару.
– А вишь, сукин сын Петров, отстал таки, – сказал фельдфебель.
– Я его давно замечал, – сказал другой.
– Да что, солдатенок…
– А в третьей роте, сказывали, за вчерашний день девять человек недосчитали.
– Да, вот суди, как ноги зазнобишь, куда пойдешь?
– Э, пустое болтать! – сказал фельдфебель.
– Али и тебе хочется того же? – сказал старый солдат, с упреком обращаясь к тому, который сказал, что ноги зазнобил.
– А ты что же думаешь? – вдруг приподнявшись из за костра, пискливым и дрожащим голосом заговорил востроносенький солдат, которого называли ворона. – Кто гладок, так похудает, а худому смерть. Вот хоть бы я. Мочи моей нет, – сказал он вдруг решительно, обращаясь к фельдфебелю, – вели в госпиталь отослать, ломота одолела; а то все одно отстанешь…
– Ну буде, буде, – спокойно сказал фельдфебель. Солдатик замолчал, и разговор продолжался.
– Нынче мало ли французов этих побрали; а сапог, прямо сказать, ни на одном настоящих нет, так, одна названье, – начал один из солдат новый разговор.
– Всё казаки поразули. Чистили для полковника избу, выносили их. Жалости смотреть, ребята, – сказал плясун. – Разворочали их: так живой один, веришь ли, лопочет что то по своему.
– А чистый народ, ребята, – сказал первый. – Белый, вот как береза белый, и бравые есть, скажи, благородные.
– А ты думаешь как? У него от всех званий набраны.
– А ничего не знают по нашему, – с улыбкой недоумения сказал плясун. – Я ему говорю: «Чьей короны?», а он свое лопочет. Чудесный народ!
– Ведь то мудрено, братцы мои, – продолжал тот, который удивлялся их белизне, – сказывали мужики под Можайским, как стали убирать битых, где страженья то была, так ведь что, говорит, почитай месяц лежали мертвые ихние то. Что ж, говорит, лежит, говорит, ихний то, как бумага белый, чистый, ни синь пороха не пахнет.
– Что ж, от холода, что ль? – спросил один.
– Эка ты умный! От холода! Жарко ведь было. Кабы от стужи, так и наши бы тоже не протухли. А то, говорит, подойдешь к нашему, весь, говорит, прогнил в червях. Так, говорит, платками обвяжемся, да, отворотя морду, и тащим; мочи нет. А ихний, говорит, как бумага белый; ни синь пороха не пахнет.
Все помолчали.
– Должно, от пищи, – сказал фельдфебель, – господскую пищу жрали.
Никто не возражал.
– Сказывал мужик то этот, под Можайским, где страженья то была, их с десяти деревень согнали, двадцать дён возили, не свозили всех, мертвых то. Волков этих что, говорит…
– Та страженья была настоящая, – сказал старый солдат. – Только и было чем помянуть; а то всё после того… Так, только народу мученье.
– И то, дядюшка. Позавчера набежали мы, так куда те, до себя не допущают. Живо ружья покидали. На коленки. Пардон – говорит. Так, только пример один. Сказывали, самого Полиона то Платов два раза брал. Слова не знает. Возьмет возьмет: вот на те, в руках прикинется птицей, улетит, да и улетит. И убить тоже нет положенья.
– Эка врать здоров ты, Киселев, посмотрю я на тебя.
– Какое врать, правда истинная.
– А кабы на мой обычай, я бы его, изловимши, да в землю бы закопал. Да осиновым колом. А то что народу загубил.
– Все одно конец сделаем, не будет ходить, – зевая, сказал старый солдат.
Разговор замолк, солдаты стали укладываться.
– Вишь, звезды то, страсть, так и горят! Скажи, бабы холсты разложили, – сказал солдат, любуясь на Млечный Путь.
– Это, ребята, к урожайному году.
– Дровец то еще надо будет.
– Спину погреешь, а брюха замерзла. Вот чуда.
– О, господи!
– Что толкаешься то, – про тебя одного огонь, что ли? Вишь… развалился.
Из за устанавливающегося молчания послышался храп некоторых заснувших; остальные поворачивались и грелись, изредка переговариваясь. От дальнего, шагов за сто, костра послышался дружный, веселый хохот.
– Вишь, грохочат в пятой роте, – сказал один солдат. – И народу что – страсть!
Один солдат поднялся и пошел к пятой роте.
– То то смеху, – сказал он, возвращаясь. – Два хранцуза пристали. Один мерзлый вовсе, а другой такой куражный, бяда! Песни играет.
– О о? пойти посмотреть… – Несколько солдат направились к пятой роте.


Пятая рота стояла подле самого леса. Огромный костер ярко горел посреди снега, освещая отягченные инеем ветви деревьев.
В середине ночи солдаты пятой роты услыхали в лесу шаги по снегу и хряск сучьев.
– Ребята, ведмедь, – сказал один солдат. Все подняли головы, прислушались, и из леса, в яркий свет костра, выступили две, держащиеся друг за друга, человеческие, странно одетые фигуры.
Это были два прятавшиеся в лесу француза. Хрипло говоря что то на непонятном солдатам языке, они подошли к костру. Один был повыше ростом, в офицерской шляпе, и казался совсем ослабевшим. Подойдя к костру, он хотел сесть, но упал на землю. Другой, маленький, коренастый, обвязанный платком по щекам солдат, был сильнее. Он поднял своего товарища и, указывая на свой рот, говорил что то. Солдаты окружили французов, подстелили больному шинель и обоим принесли каши и водки.