Алиханов-Аварский, Максуд

Максуд Алиханов-Аварский
генерал Максуд Алиханов-Аварский
Дата рождения	23 ноября 1846(1846-11-23)
Место рождения	село Хунзах, Российская империя (ныне Дагестан)
Дата смерти	3 июля 1907(1907-07-03) (60 лет)
Место смерти	Александрополь, Российская империя
Принадлежность	Российская империя Российская империя
Род войск	кавалерия
Звание	генерал-лейтенант
Командовал	2-я Кавказская казачья дивизия
Сражения/войны	Туркестанские походы, Хивинский поход (1873), Русско-турецкая война 1877—1878, Китайский поход (1900)
Награды и премии	Орден Святого Владимира 4-й ст. (1872) Орден Святого Станислава 2-й ст. (1874) Знак отличия Военного ордена Святого Георгия 4-й ст. (1877) Орден Святого Георгия 4-й ст. (1885) Орден Святой Анны 2-й ст. (1888) Орден Святого Владимира 3-й ст. (1899) Орден Святого Станислава 1-й ст. (1904) Орден Святой Анны 1-й ст. (1906)

Максуд Алиханов-Аварский (в некоторых документах его имя пишется как Александр Михайлович) (1846—1907) — русский генерал-лейтенант (22 апреля 1907), Мервский окружной начальник и тифлисский губернатор. Старший брат Кайтмаза Алиханова.

Согласно Марку Батунскому, Алиханов-Аварский снискал славу как военными подвигами, так и казнокрадством.

Биография

Родился 23 ноября 1846 года в селе Хунзах в Дагестане в семье офицера-аварца. В детстве находился в заложниках у Шамиля, после выкупа был определён во 2-ю Тифлисскую дворянскую гимназию.

В 1862 году поступил во 2-е Константиновское военное училище и в 1864 году был выпущен корнетом в Сумской гусарский полк.

С 1871 г. в чине ротмистра служил адъютантом Воинского начальника Дагестанской области князя Л. И. Меликова. В 1873 году назначен был состоять для особых поручений при Главнокомандующем Кавказской армией великом князе Михаиле Николаевиче. В том же году в составе Мангышлакского отряда принял участие в Хивинском походе, был ранен. По излечении получил назначение на службу в Красноводск.

Летом 1875 г. произошла ссора Алиханова с другим офицером, оба попали под суд. Спустя год с формулировкой «за покушение в вспыльчивости и раздражении на убийство офицера» Алиханов-Аварский был разжалован в рядовые с лишением всех орденов. В сентябре 1877 г. назначен на службу рядовым в 15-й Переяславский драгунский полк, который в составе Эриванского отряда действовал на Кавказском театре русско-турецкой войны. За отличие в сражении при Деве-Бойну Алиханов-Аварский награждён знаком отличия Военного ордена 4-й степени.

Через год состоялась первая публикация: в «Инженерном журнале» была напечатана статья «Заметки о Деве-Бойнской позиции».

В 1879 г. Алиханов-Аварский был откомандирован в Закаспийскую область и в составе отряда генерала Ломакина во время Ахал-текинской экспедиции принял участие в штурме Геок-Тепе. Несмотря на неудачу штурма, был произведён в прапорщики. В 1882 г. Алиханов-Аварский под прикрытием купеческого каравана совершил поездку в Мерв, где провёл тайные переговоры с туркменскими старейшинами.

В 1883 г. с небольшим отрядом обрекогносцировал Персидский Хорасан, во время рекогносцировки по поручению кавказского наместника встретился с шахом и обсудил с ним пограничные вопросы. Через год состоялась уже официальная поездка в Мерв, результатом которой произошло добровольное присоединение Мервского оазиса к Российской империи, а сам Алиханов-Аварский назначен первым начальником Мервского округа Закаспийской области. Ему также были возвращены утраченные по суду чин майора и ордена.

18 марта 1885 года под Кушкой произошло сражение русских войск под командованием генерала Комарова с афганцами. Подполковник Алиханов-Аварский в сражении командовал тремя сотнями Кавказского казачьего полка с сотней временной Мервской милиции. За отличие в этом бою он был награждён орденом Св. Георгия 4-й степени.

С 16 января 1890 назначен состоять при войсках Кавказского военного округа с оставлением по армейской пехоте. 6 октября1898 произведён в полковники.

В 1900 г. участвовал в Китайском походе, по окончании которого 14 октября 1901 г. произведён в генерал-майоры. Летом 1905 г. был направлен для «умиротворения» Эриванской губернии, где происходили армяно-татарские столкновения, и, по утверждениям российской прессы, открыто покровительствовал татарам вообще и своим родственникам ханам Нахичеванским, в особенности в резне армян.

В декабре 1905 г. Алиханов-Аварский был назначен временным Тифлисским губернатором, с января 1906 — временным генерал-губернатором Кутаисской губернии. Снискал ненависть революционеров; на него было совершено 8 покушений, был ранен взрывом бомбы, но не подал в отставку. После выздоровления, в начале 1907 года принял командование 2-й Кавказской казачьей дивизией. 22 апреля утверждён в должности начальника дивизии с производством в генерал-лейтенанты.

Алиханов-Аварский был убит в Александрополе дашнакскими террористами 3 июля 1907 г. Когда он возвращался из собрания Кабардинского полка, на Бебутовской улице в экипаж, в котором также находились его сын, а также жена и дочь генерала Глебова, были брошены две бомбы. При взрывах бомб погибли Алиханов, Глебова и кучер.

Семья

Максуд Алиханов-Аварский был женат на Зарин-Тадж Бегум Нахичеванской, дочери генерал-майора Келбали Хана Нахичеванского.

У них было два сына: Адиль-хан и Афиз-хан.

Чины

• Корнет — 23 мая 1864 года
• Поручик — 1 февраля 1868 года
• Штабс-ротмистр — 1 сентября 1871 года
• Майор — 8 ноября 1873 года
• Разжалован в рядовые — 30 июля 1877 года
• Прапорщик — 24 августа 1880 года
• Поручик — 27 июля 1882 года
• Штабс-капитан — 13 июля 1883 года
• Возвращён чин майора — 23 февраля 1884 года
• Подполковник — 6 мая 1884 года
• Полковник — 6 октября 1898 года
• Генерал-майор — 14 октября 1901 года
• Генерал-лейтенант — 22 апреля 1907 года

Ордена

• Орден Святого Владимира 4-й степени с мечами и бантом (1872 год)
• Орден Святого Станислава 2-й степени с мечами (1874 год)
• Знак отличия Военного ордена Святого Георгия 4-й степени (1877 год)
• Орден Святого Георгия 4-й степени (28 декабря 1885 года)
• Орден Святой Анны 2-й степени (1888 год)
• Орден Святого Владимира 3-й степени (1899 год)
• Орден Святого Станислава 1-й степени (1904 год)
• Орден Святой Анны 1-й степени (1906 год)

Иностранные:

• Персидский орден Льва и Солнца 3-й степени (1884 год)
• Персидский орден Льва и Солнца 2-й степени (1900 год)
• Персидский орден Льва и Солнца 1-й степени (1902 год)
• Бухарский орден Золотой звезды 2-й степени (1895 год)

Избранные сочинения Алиханова-Аварского

• Мервский оазис и дороги ведущие к нему. СПб., 1883
• В гостях у шаха. Очерки Персии. Тифлис., 1898
• [militera.lib.ru/memo/russian/alihanov_avarsky_m/index.html Поход в Хиву (кавказских отрядов). Степь и оазис. СПб., 1899]
• Тарихи Дербенд-Наме. Тифлис, 1898.
• Автор множества иллюстраций, статей и репортажей в периодике.

Источники

• Иванов Р. Н. Генерал Максуд Алиханов: триумф и трагедия. Махачкала, Издательский дом «Эпоха», 2003. — С. 645
• Бой на Кушке и его 25-летний юбилей 18/III 1885- 18/III 1910 г. Военное сообщение Ген. штаба полк. Шеманского. С планом боя и др. прил. (Исключительно по архивным материалам). СПб., 1910.
• Список генералам по старшинству. Составлен по 1 июля 1906 года. СПб., 1906
• Бондаренко И. И., Климов Д. В. [www.runivers.ru/doc/historical-journal/article/?JOURNAL=&ID=459562 Жертвы политического террора в России (1901—1912)] / [www.runivers.ru/upload/iblock/ec9/istoricheskyvestnik.pdf Терроризм в России в начале XX в.] (Исторический вестник. — Т. 2 [149]. — Декабрь 2012). — С. 190—215.
• [yablor.ru/blogs/iz-knigi-russkoy-skorbi-general-alihanovavarskiy/2629915 Книга русской скорби. Издание Русского народного союза имени Михаила Архангела. Том I. — СПб., 1908.]

Ссылки

• [nvo.ng.ru/notes/2004-02-27/8_book.html Независимое военное обозрение. С пером и саблей]
• [www.tsumada.ru/?f=book&p1=histor&p2=book&id=maksud Иванов Р. Н. Генерал Максуд Алиханов: Укрощение высокогорного Ункратля. Махачкала, 2003]

Отрывок, характеризующий Алиханов-Аварский, Максуд

Но Борис опять перебил его:
– Я рад, что высказал всё. Может быть, вам неприятно, вы меня извините, – сказал он, успокоивая Пьера, вместо того чтоб быть успокоиваемым им, – но я надеюсь, что не оскорбил вас. Я имею правило говорить всё прямо… Как же мне передать? Вы приедете обедать к Ростовым?
И Борис, видимо свалив с себя тяжелую обязанность, сам выйдя из неловкого положения и поставив в него другого, сделался опять совершенно приятен.
– Нет, послушайте, – сказал Пьер, успокоиваясь. – Вы удивительный человек. То, что вы сейчас сказали, очень хорошо, очень хорошо. Разумеется, вы меня не знаете. Мы так давно не видались…детьми еще… Вы можете предполагать во мне… Я вас понимаю, очень понимаю. Я бы этого не сделал, у меня недостало бы духу, но это прекрасно. Я очень рад, что познакомился с вами. Странно, – прибавил он, помолчав и улыбаясь, – что вы во мне предполагали! – Он засмеялся. – Ну, да что ж? Мы познакомимся с вами лучше. Пожалуйста. – Он пожал руку Борису. – Вы знаете ли, я ни разу не был у графа. Он меня не звал… Мне его жалко, как человека… Но что же делать?
– И вы думаете, что Наполеон успеет переправить армию? – спросил Борис, улыбаясь.
Пьер понял, что Борис хотел переменить разговор, и, соглашаясь с ним, начал излагать выгоды и невыгоды булонского предприятия.
Лакей пришел вызвать Бориса к княгине. Княгиня уезжала. Пьер обещался приехать обедать затем, чтобы ближе сойтись с Борисом, крепко жал его руку, ласково глядя ему в глаза через очки… По уходе его Пьер долго еще ходил по комнате, уже не пронзая невидимого врага шпагой, а улыбаясь при воспоминании об этом милом, умном и твердом молодом человеке.
Как это бывает в первой молодости и особенно в одиноком положении, он почувствовал беспричинную нежность к этому молодому человеку и обещал себе непременно подружиться с ним.
Князь Василий провожал княгиню. Княгиня держала платок у глаз, и лицо ее было в слезах.
– Это ужасно! ужасно! – говорила она, – но чего бы мне ни стоило, я исполню свой долг. Я приеду ночевать. Его нельзя так оставить. Каждая минута дорога. Я не понимаю, чего мешкают княжны. Может, Бог поможет мне найти средство его приготовить!… Adieu, mon prince, que le bon Dieu vous soutienne… [Прощайте, князь, да поддержит вас Бог.]
– Adieu, ma bonne, [Прощайте, моя милая,] – отвечал князь Василий, повертываясь от нее.
– Ах, он в ужасном положении, – сказала мать сыну, когда они опять садились в карету. – Он почти никого не узнает.
– Я не понимаю, маменька, какие его отношения к Пьеру? – спросил сын.
– Всё скажет завещание, мой друг; от него и наша судьба зависит…
– Но почему вы думаете, что он оставит что нибудь нам?
– Ах, мой друг! Он так богат, а мы так бедны!
– Ну, это еще недостаточная причина, маменька.
– Ах, Боже мой! Боже мой! Как он плох! – восклицала мать.


Когда Анна Михайловна уехала с сыном к графу Кириллу Владимировичу Безухому, графиня Ростова долго сидела одна, прикладывая платок к глазам. Наконец, она позвонила.
– Что вы, милая, – сказала она сердито девушке, которая заставила себя ждать несколько минут. – Не хотите служить, что ли? Так я вам найду место.
Графиня была расстроена горем и унизительною бедностью своей подруги и поэтому была не в духе, что выражалось у нее всегда наименованием горничной «милая» и «вы».
– Виновата с, – сказала горничная.
– Попросите ко мне графа.
Граф, переваливаясь, подошел к жене с несколько виноватым видом, как и всегда.
– Ну, графинюшка! Какое saute au madere [сотэ на мадере] из рябчиков будет, ma chere! Я попробовал; не даром я за Тараску тысячу рублей дал. Стоит!
Он сел подле жены, облокотив молодецки руки на колена и взъерошивая седые волосы.
– Что прикажете, графинюшка?
– Вот что, мой друг, – что это у тебя запачкано здесь? – сказала она, указывая на жилет. – Это сотэ, верно, – прибавила она улыбаясь. – Вот что, граф: мне денег нужно.
Лицо ее стало печально.
– Ах, графинюшка!…
И граф засуетился, доставая бумажник.
– Мне много надо, граф, мне пятьсот рублей надо.
И она, достав батистовый платок, терла им жилет мужа.
– Сейчас, сейчас. Эй, кто там? – крикнул он таким голосом, каким кричат только люди, уверенные, что те, кого они кличут, стремглав бросятся на их зов. – Послать ко мне Митеньку!
Митенька, тот дворянский сын, воспитанный у графа, который теперь заведывал всеми его делами, тихими шагами вошел в комнату.
– Вот что, мой милый, – сказал граф вошедшему почтительному молодому человеку. – Принеси ты мне… – он задумался. – Да, 700 рублей, да. Да смотри, таких рваных и грязных, как тот раз, не приноси, а хороших, для графини.
– Да, Митенька, пожалуйста, чтоб чистенькие, – сказала графиня, грустно вздыхая.
– Ваше сиятельство, когда прикажете доставить? – сказал Митенька. – Изволите знать, что… Впрочем, не извольте беспокоиться, – прибавил он, заметив, как граф уже начал тяжело и часто дышать, что всегда было признаком начинавшегося гнева. – Я было и запамятовал… Сию минуту прикажете доставить?
– Да, да, то то, принеси. Вот графине отдай.
– Экое золото у меня этот Митенька, – прибавил граф улыбаясь, когда молодой человек вышел. – Нет того, чтобы нельзя. Я же этого терпеть не могу. Всё можно.
– Ах, деньги, граф, деньги, сколько от них горя на свете! – сказала графиня. – А эти деньги мне очень нужны.
– Вы, графинюшка, мотовка известная, – проговорил граф и, поцеловав у жены руку, ушел опять в кабинет.
Когда Анна Михайловна вернулась опять от Безухого, у графини лежали уже деньги, всё новенькими бумажками, под платком на столике, и Анна Михайловна заметила, что графиня чем то растревожена.
– Ну, что, мой друг? – спросила графиня.
– Ах, в каком он ужасном положении! Его узнать нельзя, он так плох, так плох; я минутку побыла и двух слов не сказала…
– Annette, ради Бога, не откажи мне, – сказала вдруг графиня, краснея, что так странно было при ее немолодом, худом и важном лице, доставая из под платка деньги.
Анна Михайловна мгновенно поняла, в чем дело, и уж нагнулась, чтобы в должную минуту ловко обнять графиню.
– Вот Борису от меня, на шитье мундира…
Анна Михайловна уж обнимала ее и плакала. Графиня плакала тоже. Плакали они о том, что они дружны; и о том, что они добры; и о том, что они, подруги молодости, заняты таким низким предметом – деньгами; и о том, что молодость их прошла… Но слезы обеих были приятны…


Графиня Ростова с дочерьми и уже с большим числом гостей сидела в гостиной. Граф провел гостей мужчин в кабинет, предлагая им свою охотницкую коллекцию турецких трубок. Изредка он выходил и спрашивал: не приехала ли? Ждали Марью Дмитриевну Ахросимову, прозванную в обществе le terrible dragon, [страшный дракон,] даму знаменитую не богатством, не почестями, но прямотой ума и откровенною простотой обращения. Марью Дмитриевну знала царская фамилия, знала вся Москва и весь Петербург, и оба города, удивляясь ей, втихомолку посмеивались над ее грубостью, рассказывали про нее анекдоты; тем не менее все без исключения уважали и боялись ее.
В кабинете, полном дыма, шел разговор о войне, которая была объявлена манифестом, о наборе. Манифеста еще никто не читал, но все знали о его появлении. Граф сидел на отоманке между двумя курившими и разговаривавшими соседями. Граф сам не курил и не говорил, а наклоняя голову, то на один бок, то на другой, с видимым удовольствием смотрел на куривших и слушал разговор двух соседей своих, которых он стравил между собой.
Один из говоривших был штатский, с морщинистым, желчным и бритым худым лицом, человек, уже приближавшийся к старости, хотя и одетый, как самый модный молодой человек; он сидел с ногами на отоманке с видом домашнего человека и, сбоку запустив себе далеко в рот янтарь, порывисто втягивал дым и жмурился. Это был старый холостяк Шиншин, двоюродный брат графини, злой язык, как про него говорили в московских гостиных. Он, казалось, снисходил до своего собеседника. Другой, свежий, розовый, гвардейский офицер, безупречно вымытый, застегнутый и причесанный, держал янтарь у середины рта и розовыми губами слегка вытягивал дымок, выпуская его колечками из красивого рта. Это был тот поручик Берг, офицер Семеновского полка, с которым Борис ехал вместе в полк и которым Наташа дразнила Веру, старшую графиню, называя Берга ее женихом. Граф сидел между ними и внимательно слушал. Самое приятное для графа занятие, за исключением игры в бостон, которую он очень любил, было положение слушающего, особенно когда ему удавалось стравить двух говорливых собеседников.
– Ну, как же, батюшка, mon tres honorable [почтеннейший] Альфонс Карлыч, – говорил Шиншин, посмеиваясь и соединяя (в чем и состояла особенность его речи) самые народные русские выражения с изысканными французскими фразами. – Vous comptez vous faire des rentes sur l'etat, [Вы рассчитываете иметь доход с казны,] с роты доходец получать хотите?
– Нет с, Петр Николаич, я только желаю показать, что в кавалерии выгод гораздо меньше против пехоты. Вот теперь сообразите, Петр Николаич, мое положение…
Берг говорил всегда очень точно, спокойно и учтиво. Разговор его всегда касался только его одного; он всегда спокойно молчал, пока говорили о чем нибудь, не имеющем прямого к нему отношения. И молчать таким образом он мог несколько часов, не испытывая и не производя в других ни малейшего замешательства. Но как скоро разговор касался его лично, он начинал говорить пространно и с видимым удовольствием.
– Сообразите мое положение, Петр Николаич: будь я в кавалерии, я бы получал не более двухсот рублей в треть, даже и в чине поручика; а теперь я получаю двести тридцать, – говорил он с радостною, приятною улыбкой, оглядывая Шиншина и графа, как будто для него было очевидно, что его успех всегда будет составлять главную цель желаний всех остальных людей.
– Кроме того, Петр Николаич, перейдя в гвардию, я на виду, – продолжал Берг, – и вакансии в гвардейской пехоте гораздо чаще. Потом, сами сообразите, как я мог устроиться из двухсот тридцати рублей. А я откладываю и еще отцу посылаю, – продолжал он, пуская колечко.
– La balance у est… [Баланс установлен…] Немец на обухе молотит хлебец, comme dit le рroverbe, [как говорит пословица,] – перекладывая янтарь на другую сторону ртa, сказал Шиншин и подмигнул графу.
Граф расхохотался. Другие гости, видя, что Шиншин ведет разговор, подошли послушать. Берг, не замечая ни насмешки, ни равнодушия, продолжал рассказывать о том, как переводом в гвардию он уже выиграл чин перед своими товарищами по корпусу, как в военное время ротного командира могут убить, и он, оставшись старшим в роте, может очень легко быть ротным, и как в полку все любят его, и как его папенька им доволен. Берг, видимо, наслаждался, рассказывая всё это, и, казалось, не подозревал того, что у других людей могли быть тоже свои интересы. Но всё, что он рассказывал, было так мило степенно, наивность молодого эгоизма его была так очевидна, что он обезоруживал своих слушателей.