Али-паша Тепеленский

Али-паша Тепеленский, Али-паша Янинский (тур. Tepedelenli Ali Paşa, 1741 — 5 февраля 1822) — номинальный вассал Османской империи, фактический правитель Албании и части Греции, из Янины.

Карьера и расширение владений

Он был сыном албанского властителя в Тепелене, в Южной Албании. Он занял положение деребея после разнообразных стычек с турецким властелином и с некоторыми родственниками. Победив Селима-пашу, наместника Дельфико, он добился поста наместника Южной Албании и как таковой был назначен Диваном, которого он сумел подкупить, на пост коменданта фессалийских и эпирских горных проходов.

Во время турецкой войны с Россией и Австрией в 1787 году он получает наместничество в Трикале в Фессалии.

В 1788 году, овладев незаконно Яниной, он ещё расширил свои пределы. Помирить Порту с таким актом насилия было ему не трудно, так как Али был столь же богат, сколько могуществен.

В 1803 году после трёхлетней войны он покорил сулиотов и получил титул сераскира Румелии. К 1812 году Али-паше была подвластна территория с населением до 1,5 млн чел.

В это же время албанский поэт Хаджи Шахрети написал в честь наместника одноимённую поэму на греческом языке.

Политика Али-паши

Али умел держать в порядке свои провинции, прибегая подчас к крайним мерам и казни недовольных. Торговля и ремесла процветали при нём, и европейцы смотрели на него как на искусного правителя. Но больше всего Али стал известен вследствие своих изменнических сношений с европейскими державами. Уже во время войны с Россией Али находился в переписке с Потемкиным.

Во время Египетского похода Наполеон Бонапарт послал к Али своего офицера; став императором, в 1807 году он снова вступил с ним в сношения. Позже Али счел для себя более выгодным стать на сторону англичан, которые в 1819 году помогли ему взять албанскую прибрежную крепость Паргу.

Поражение и казнь

В 1820 году султан Махмуд II решил положить конец его владычеству. С этой целью он послал в Албанию свои войска, которые после многочисленных стычек принудили Али к сдаче цитадели на озере Янина (1 февраля 1822 года). Вопреки условиям капитуляции Али, которому было уже больше 80 лет, 5 февраля ему отрубили голову и доставили её в Константинополь, где она была выставлена напоказ перед Сералем. Позже были казнены и его сыновья, попавшиеся в 1820 году в турецкие руки.

Оценка энциклопедического словаря Брокгауза и Ефрона

Али был, бесспорно, богато одаренная натура, но он был дитя своего варварского времени и не мог из имевшихся налицо диких элементов возвести стройное государственное здание. Он может быть назван первым апостолом могущества европейской культуры и необходимости коренных реформ. Своей жизнью он дал урок, которым воспользовались более счастливый египетский Мухаммед Али, а впоследствии и сам султан Махмуд. Не менее того способствовал Али тому образованию умов, которое к концу его жизни повело к возрождению греков.

Факты

• История Али-паша Тепеленского отражена в приукрашенном виде в рассказе Гайде из романа Александра Дюма-отца «Граф Монте-Кристо». Александр Дюма написал также беллетризированную биографию Али-паши ("Али-паша", перевод на русский язык есть), в которой описал его разбойничью жизнь и деятельность уже совсем без прикрас. Паша Али присутствует и в других произведениях (В. Лысяк "Ампирный альянс", Ж. Бенцони "Рабыни дьявола").
• Придворным врачом Али-паши Тепеленского одно время был медик и поэт Георгиос Константинос Сакеллариос.
• Фамильное имя паши по названию родовых земель - Тепелени - русские историографические источники передавали согласно той транскрипции, как оно звучит, видимо, в греческом (?) языке - Али Тепеделенти (Ali Tepedelenti). Именно в таком виде имя паши вошло в советские до 1991 года и российские первой половины 1990-х годов издания романа А. Дюма "Граф Монте-Кристо". Впоследствии роман был переведён на русский язык вновь, и в настоящее время многие последующие издания этого произведения А. Дюма содержат уже французскую транскрипцию имени паши - Али Тибелин (Ali de Tebelen), которая используется во французских текстах, и, видимо, содержится в рукописях и в оригинальных (то есть изданных при жизни автора) изданиях (?) романа великого французского писателя. В настоящее время книги с первым вариантом перевода имени паши являются библиографической редкостью.

Литература

1. Remerand G. Ali de Tebelen, pacha de Janina (1744—1822). Paris, 1928.
2. Арш Г. Л. К вопросу об экономической политике Али-паши Янинского. «Новая и новейшая история», 1958, № 6.

Ссылки

• [shard1.narod.ru/knigi/Dumas_Ali-pasha.zip Александр Дюма. Али-паша Тепеленский]
• Али-паша // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
• Ali-Pacha. From Wikipedia, the free encyclopedia
• [www.idref.fr/034804927 Ali Pacha de Tebelen (1744-1822)]

Отрывок, характеризующий Али-паша Тепеленский

– Этак до смерти раздавить можно. Что же это! Душегубство делать! Вишь, сердечный, как скатерть белый стал, – говорили голоса.
Петя скоро опомнился, краска вернулась ему в лицо, боль прошла, и за эту временную неприятность он получил место на пушке, с которой он надеялся увидать долженствующего пройти назад государя. Петя уже не думал теперь о подаче прошения. Уже только ему бы увидать его – и то он бы считал себя счастливым!
Во время службы в Успенском соборе – соединенного молебствия по случаю приезда государя и благодарственной молитвы за заключение мира с турками – толпа пораспространилась; появились покрикивающие продавцы квасу, пряников, мака, до которого был особенно охотник Петя, и послышались обыкновенные разговоры. Одна купчиха показывала свою разорванную шаль и сообщала, как дорого она была куплена; другая говорила, что нынче все шелковые материи дороги стали. Дьячок, спаситель Пети, разговаривал с чиновником о том, кто и кто служит нынче с преосвященным. Дьячок несколько раз повторял слово соборне, которого не понимал Петя. Два молодые мещанина шутили с дворовыми девушками, грызущими орехи. Все эти разговоры, в особенности шуточки с девушками, для Пети в его возрасте имевшие особенную привлекательность, все эти разговоры теперь не занимали Петю; ou сидел на своем возвышении пушки, все так же волнуясь при мысли о государе и о своей любви к нему. Совпадение чувства боли и страха, когда его сдавили, с чувством восторга еще более усилило в нем сознание важности этой минуты.
Вдруг с набережной послышались пушечные выстрелы (это стреляли в ознаменование мира с турками), и толпа стремительно бросилась к набережной – смотреть, как стреляют. Петя тоже хотел бежать туда, но дьячок, взявший под свое покровительство барчонка, не пустил его. Еще продолжались выстрелы, когда из Успенского собора выбежали офицеры, генералы, камергеры, потом уже не так поспешно вышли еще другие, опять снялись шапки с голов, и те, которые убежали смотреть пушки, бежали назад. Наконец вышли еще четверо мужчин в мундирах и лентах из дверей собора. «Ура! Ура! – опять закричала толпа.
– Который? Который? – плачущим голосом спрашивал вокруг себя Петя, но никто не отвечал ему; все были слишком увлечены, и Петя, выбрав одного из этих четырех лиц, которого он из за слез, выступивших ему от радости на глаза, не мог ясно разглядеть, сосредоточил на него весь свой восторг, хотя это был не государь, закричал «ура!неистовым голосом и решил, что завтра же, чего бы это ему ни стоило, он будет военным.
Толпа побежала за государем, проводила его до дворца и стала расходиться. Было уже поздно, и Петя ничего не ел, и пот лил с него градом; но он не уходил домой и вместе с уменьшившейся, но еще довольно большой толпой стоял перед дворцом, во время обеда государя, глядя в окна дворца, ожидая еще чего то и завидуя одинаково и сановникам, подъезжавшим к крыльцу – к обеду государя, и камер лакеям, служившим за столом и мелькавшим в окнах.
За обедом государя Валуев сказал, оглянувшись в окно:
– Народ все еще надеется увидать ваше величество.
Обед уже кончился, государь встал и, доедая бисквит, вышел на балкон. Народ, с Петей в середине, бросился к балкону.
– Ангел, отец! Ура, батюшка!.. – кричали народ и Петя, и опять бабы и некоторые мужчины послабее, в том числе и Петя, заплакали от счастия. Довольно большой обломок бисквита, который держал в руке государь, отломившись, упал на перилы балкона, с перил на землю. Ближе всех стоявший кучер в поддевке бросился к этому кусочку бисквита и схватил его. Некоторые из толпы бросились к кучеру. Заметив это, государь велел подать себе тарелку бисквитов и стал кидать бисквиты с балкона. Глаза Пети налились кровью, опасность быть задавленным еще более возбуждала его, он бросился на бисквиты. Он не знал зачем, но нужно было взять один бисквит из рук царя, и нужно было не поддаться. Он бросился и сбил с ног старушку, ловившую бисквит. Но старушка не считала себя побежденною, хотя и лежала на земле (старушка ловила бисквиты и не попадала руками). Петя коленкой отбил ее руку, схватил бисквит и, как будто боясь опоздать, опять закричал «ура!», уже охриплым голосом.
Государь ушел, и после этого большая часть народа стала расходиться.
– Вот я говорил, что еще подождать – так и вышло, – с разных сторон радостно говорили в народе.
Как ни счастлив был Петя, но ему все таки грустно было идти домой и знать, что все наслаждение этого дня кончилось. Из Кремля Петя пошел не домой, а к своему товарищу Оболенскому, которому было пятнадцать лет и который тоже поступал в полк. Вернувшись домой, он решительно и твердо объявил, что ежели его не пустят, то он убежит. И на другой день, хотя и не совсем еще сдавшись, но граф Илья Андреич поехал узнавать, как бы пристроить Петю куда нибудь побезопаснее.


15 го числа утром, на третий день после этого, у Слободского дворца стояло бесчисленное количество экипажей.
Залы были полны. В первой были дворяне в мундирах, во второй купцы с медалями, в бородах и синих кафтанах. По зале Дворянского собрания шел гул и движение. У одного большого стола, под портретом государя, сидели на стульях с высокими спинками важнейшие вельможи; но большинство дворян ходило по зале.
Все дворяне, те самые, которых каждый день видал Пьер то в клубе, то в их домах, – все были в мундирах, кто в екатерининских, кто в павловских, кто в новых александровских, кто в общем дворянском, и этот общий характер мундира придавал что то странное и фантастическое этим старым и молодым, самым разнообразным и знакомым лицам. Особенно поразительны были старики, подслеповатые, беззубые, плешивые, оплывшие желтым жиром или сморщенные, худые. Они большей частью сидели на местах и молчали, и ежели ходили и говорили, то пристроивались к кому нибудь помоложе. Так же как на лицах толпы, которую на площади видел Петя, на всех этих лицах была поразительна черта противоположности: общего ожидания чего то торжественного и обыкновенного, вчерашнего – бостонной партии, Петрушки повара, здоровья Зинаиды Дмитриевны и т. п.