Алкмеон Кротонский

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Алкмеон
Ἀλκμαίων
Псевдонимы:

VI век до н. э.

Дата смерти:

V век до н. э.

Направление:

Западная Философия

Период:

Древнегреческая философия

Основные интересы:

философия, биология, психология, медицина

Оказавшие влияние:

Пифагор

Испытавшие влияние:

Платон, Аристотель

Алкмеон Кротонский (др.-греч. Ἀλκμαίων) — древнегреческий философ, врач и учёный, живший в V в. до н. э. Возможно, был учеником Пифагора. Автор первого древнегреческого медицинского трактата.





Учение

Согласно Алкмеону, область человеческого знания ограничена опытом, и всё, что опытом не постигается («знание о невидимом»), доступно лишь богам. Таким образом, с точки зрения теории познания Алкмеон был эмпириком и сенсуалистом; в отличие от философов милетской школы, Алкмеон не касается вопросов метеорологии и космогонии. В трактате «О природе» Алкмеон впервые рассматривает проблемы эмбриологии, физиологии, теории ощущений, психологии (впоследствии эти вопросы затрагивались в трактатах «О природе» других авторов); изучал он также зоологию и ботанику. Подобно Аристотелю, Алкмеон считал началами пары противоположностей, и здоровье, по Алкмеону, сохраняется при равновесии сил (греч. Ισονομία των δυνάμεων), то есть равновесии пар противоположностей: влажного и сухого, горячего и холодного, горького и сладкого (число пар противоположностей, в отличие от пифагорейцев, философ считал неопределённым). Болезнь наступает тогда, когда одна из сил берёт господство (греч. μοναρχία). Основой терапии учёный считал лечение противоположного противоположным. Учение Алкмеона о здоровье оказало значительное влияние на античную медицинскую мысль[1].

В учении о природе Вселенной Алкмеон использовал метод биоморфных аналогий: человеческое тело понималось им как микрокосм. Бессмертная душа человека («псюхе»), находящаяся в вечном круговом движении, соответствует бессмертной части космоса — Солнцу, Луне и звёздам. Временам года соответствуют возрастные фазы жизни человека: молодость соответствует весне, старость — осени. Люди умирают от того, что происходит «несоединение начала с концом», как в годовом цикле. Космологическая концепция Алкмеона повлияла на взгляды Платона и Аристотеля (трактат «О небе»)[1].

Опираясь на вскрытие животных и проводя наблюдения над заболеваниями и повреждениями мозга, он открыл главные нервы органов чувств (названные им, как и Аристотелем, «ходами» или «каналами»), их пути и окончания в мозговом центре. В отличие от принятых в то время представлений, Алкмеон помещал источник познания не в сердце, а в мозг, считая его органом мышления. Открытие Алкмеона было отвергнуто Аристотелем (помещавшим сознание в сердце) и стоиками, но воспринято Платоном (трактат «Тимей») и врачами школы Гиппократа. Философ отделял мышление от ощущения: «Мы отличаемся от других [животных] тем, что не только ощущаем, но и мыслим»[1].

В ряде сочинений Алкмеон писал о развитии зародыша в утробе матери.

Занимаясь ботаникой, Алкмеон объяснял происхождение растений взаимодействием солнца и земли[1].

Источники

  • Алкмеон// Фрагменты ранних греческих философов / Изд. подг. А. В. Лебедев. — Ч. I. — М.: Наука, 1989. — ISBN 5-02-008030-6.

Напишите отзыв о статье "Алкмеон Кротонский"

Литература

  • Foca A. The origin of experimental medicine in the school of Alcmaeon from Kroton and the diffusion of his philosophy within the Mediterranean area. Skepsis, v. 13-14, 2002, p. 242—253.
  • Andriopoulos D.Z. Alcmeon’s and Hippocrates’s concept of aetia. In: Greek Studies in the Philosophy and History of Science, Kluwer: Dordrecht, 1990.

Примечания

  1. 1 2 3 4 Лебедев А. В. Алкмеон // Большая российская энциклопедия / С. Л. Кравец. — М: Большая Российская энциклопедия, 2005. — Т. 1. — С. 499. — 768 с. — 65 000 экз. — ISBN 5-85270-329-X.

Отрывок, характеризующий Алкмеон Кротонский

Какой то человек встал и подошел посмотреть, о чем один смеется этот странный большой человек. Пьер перестал смеяться, встал, отошел подальше от любопытного и оглянулся вокруг себя.
Прежде громко шумевший треском костров и говором людей, огромный, нескончаемый бивак затихал; красные огни костров потухали и бледнели. Высоко в светлом небе стоял полный месяц. Леса и поля, невидные прежде вне расположения лагеря, открывались теперь вдали. И еще дальше этих лесов и полей виднелась светлая, колеблющаяся, зовущая в себя бесконечная даль. Пьер взглянул в небо, в глубь уходящих, играющих звезд. «И все это мое, и все это во мне, и все это я! – думал Пьер. – И все это они поймали и посадили в балаган, загороженный досками!» Он улыбнулся и пошел укладываться спать к своим товарищам.


В первых числах октября к Кутузову приезжал еще парламентер с письмом от Наполеона и предложением мира, обманчиво означенным из Москвы, тогда как Наполеон уже был недалеко впереди Кутузова, на старой Калужской дороге. Кутузов отвечал на это письмо так же, как на первое, присланное с Лористоном: он сказал, что о мире речи быть не может.
Вскоре после этого из партизанского отряда Дорохова, ходившего налево от Тарутина, получено донесение о том, что в Фоминском показались войска, что войска эти состоят из дивизии Брусье и что дивизия эта, отделенная от других войск, легко может быть истреблена. Солдаты и офицеры опять требовали деятельности. Штабные генералы, возбужденные воспоминанием о легкости победы под Тарутиным, настаивали у Кутузова об исполнении предложения Дорохова. Кутузов не считал нужным никакого наступления. Вышло среднее, то, что должно было совершиться; послан был в Фоминское небольшой отряд, который должен был атаковать Брусье.
По странной случайности это назначение – самое трудное и самое важное, как оказалось впоследствии, – получил Дохтуров; тот самый скромный, маленький Дохтуров, которого никто не описывал нам составляющим планы сражений, летающим перед полками, кидающим кресты на батареи, и т. п., которого считали и называли нерешительным и непроницательным, но тот самый Дохтуров, которого во время всех войн русских с французами, с Аустерлица и до тринадцатого года, мы находим начальствующим везде, где только положение трудно. В Аустерлице он остается последним у плотины Аугеста, собирая полки, спасая, что можно, когда все бежит и гибнет и ни одного генерала нет в ариергарде. Он, больной в лихорадке, идет в Смоленск с двадцатью тысячами защищать город против всей наполеоновской армии. В Смоленске, едва задремал он на Молоховских воротах, в пароксизме лихорадки, его будит канонада по Смоленску, и Смоленск держится целый день. В Бородинский день, когда убит Багратион и войска нашего левого фланга перебиты в пропорции 9 к 1 и вся сила французской артиллерии направлена туда, – посылается никто другой, а именно нерешительный и непроницательный Дохтуров, и Кутузов торопится поправить свою ошибку, когда он послал было туда другого. И маленький, тихенький Дохтуров едет туда, и Бородино – лучшая слава русского войска. И много героев описано нам в стихах и прозе, но о Дохтурове почти ни слова.
Опять Дохтурова посылают туда в Фоминское и оттуда в Малый Ярославец, в то место, где было последнее сражение с французами, и в то место, с которого, очевидно, уже начинается погибель французов, и опять много гениев и героев описывают нам в этот период кампании, но о Дохтурове ни слова, или очень мало, или сомнительно. Это то умолчание о Дохтурове очевиднее всего доказывает его достоинства.
Естественно, что для человека, не понимающего хода машины, при виде ее действия кажется, что важнейшая часть этой машины есть та щепка, которая случайно попала в нее и, мешая ее ходу, треплется в ней. Человек, не знающий устройства машины, не может понять того, что не эта портящая и мешающая делу щепка, а та маленькая передаточная шестерня, которая неслышно вертится, есть одна из существеннейших частей машины.
10 го октября, в тот самый день, как Дохтуров прошел половину дороги до Фоминского и остановился в деревне Аристове, приготавливаясь в точности исполнить отданное приказание, все французское войско, в своем судорожном движении дойдя до позиции Мюрата, как казалось, для того, чтобы дать сражение, вдруг без причины повернуло влево на новую Калужскую дорогу и стало входить в Фоминское, в котором прежде стоял один Брусье. У Дохтурова под командою в это время были, кроме Дорохова, два небольших отряда Фигнера и Сеславина.