Аллакули
Аллакули | ||
| ||
---|---|---|
— 1842 | ||
Коронация: | 1825, Хива | |
Предшественник: | Мухаммад Рахим-хан I | |
Преемник: | Рахимкули (1842—1845) | |
Рождение: | 1794 Хива | |
Смерть: | 1842 Хива | |
Род: | кунграты | |
Отец: | Мухаммад Рахим-хан I | |
Дети: | Рахимкули |
Аллакули (1794—1842), годы правления 1825—1842, пятый правитель из узбекской[1] династии кунгратов в Хивинском ханстве.
Содержание
Биография
В 1825 году после смерти Мухаммад Рахим-хан I (1806—1825) к власти в Хивинском ханстве пришел его сын Аллакули.
Внутренняя политика
При правлении Аллакули-хана продолжалась политика по усилению централизации государства. В 1828 году было подавлено восстание племен сарыков.
Аллакули-хан продолжал политику по восстановлению экономики страны. В период его правления в Хорезме проводились большие ирригационные работы. В 1830—1831 годах был построен канал к Куня-Ургенчу.
Аллакули-хан неоднократно нападал на Бухарский эмират. Он совершил пять походов на Хорасан.
Внешняя политика
При правлении Аллакули-хана поддерживались дипломатические отношения с Россией, Османской империей, Великобританией, Ираном, Афганистаном.
В 1840 году в Хиве побывали английские посланники Дж. Аббот и Р. Шекспир.
После некоторого охлаждения отношений в 1840 году в Санкт-Петербург был отправлен хивинский посланник Атанияз ходжа Реис муфтий[2].
В 1841 году в Хиву прибыла российская миссия во главе с капитаном Никифоровым.
В 1842 году император Николай I в Петербурге принял хивинских послов Ваисбай Ниязова и Ишбай Бабаева[3].
Политика в области культуры
В эпоху правления Аллакули-хана в Хиве были построены Дворец Таш-Хаули (1830—1832), медресе (1834—1835), караван-сарай (1832—1833), тим (торговый купол), мечети Саитбай, Ак-мечеть и др.
В 1842 году Хива была обведена шестикилометровой внешней стеной (Дишан-кала), которую построили за 30 дней.
В эпоху правления Аллакули-хана в Хиве творили такие поэты как Мунис Хорезми, Роджих, Дилавар, Саид Мирза Джунайд, Мирза Масихо. Историки Мунис Хорезми и Агахи писали историю Хорезма.
После смерти Аллакули-хана власть в Хорезме перешла к его сыну Рахимкули хану (1842—1845).
Напишите отзыв о статье "Аллакули"
Примечания
- ↑ Веселовский Н.И., Очерк историко-географических сведений о Хивинском ханстве. Спб, 1877,с.244
- ↑ Гуломов Х. Г., Дипломатические отношения государств Средней Азии с Россией в XVIII — первой половине XIX века. Ташкент, 2005, с.247
- ↑ Гуломов Х. Г., Дипломатические отношения государств Средней Азии с Россией в XVIII — первой половине XIX века. Ташкент, 2005, с.251
Литература
- Гуломов Х. Г., Дипломатические отношения государств Средней Азии с Россией вXVIII — первой половине XIX века. Ташкент, 2005
- Гулямов Я. Г., История орошения Хорезма с древнейших времен до наших дней. Ташкент. 1957
- История Узбекистана. Т.3. Т.,1993.
- История Узбекистана в источниках. Составитель Б. В. Лунин. Ташкент, 1990
- История Хорезма. Под редакцией И. М. Муминова. Ташкент. 1976.
- Муталов О., Хива хонлиги Оллокулихон даврида. Тошкент. 2005.
Предшественник: Мухаммад Рахим-хан I |
хан Хорезма 1825—1842 |
Преемник: Рахимкули |
Отрывок, характеризующий Аллакули
Но не успела княжна взглянуть на лицо этой Наташи, как она поняла, что это был ее искренний товарищ по горю, и потому ее друг. Она бросилась ей навстречу и, обняв ее, заплакала на ее плече.Как только Наташа, сидевшая у изголовья князя Андрея, узнала о приезде княжны Марьи, она тихо вышла из его комнаты теми быстрыми, как показалось княжне Марье, как будто веселыми шагами и побежала к ней.
На взволнованном лице ее, когда она вбежала в комнату, было только одно выражение – выражение любви, беспредельной любви к нему, к ней, ко всему тому, что было близко любимому человеку, выраженье жалости, страданья за других и страстного желанья отдать себя всю для того, чтобы помочь им. Видно было, что в эту минуту ни одной мысли о себе, о своих отношениях к нему не было в душе Наташи.
Чуткая княжна Марья с первого взгляда на лицо Наташи поняла все это и с горестным наслаждением плакала на ее плече.
– Пойдемте, пойдемте к нему, Мари, – проговорила Наташа, отводя ее в другую комнату.
Княжна Марья подняла лицо, отерла глаза и обратилась к Наташе. Она чувствовала, что от нее она все поймет и узнает.
– Что… – начала она вопрос, но вдруг остановилась. Она почувствовала, что словами нельзя ни спросить, ни ответить. Лицо и глаза Наташи должны были сказать все яснее и глубже.
Наташа смотрела на нее, но, казалось, была в страхе и сомнении – сказать или не сказать все то, что она знала; она как будто почувствовала, что перед этими лучистыми глазами, проникавшими в самую глубь ее сердца, нельзя не сказать всю, всю истину, какою она ее видела. Губа Наташи вдруг дрогнула, уродливые морщины образовались вокруг ее рта, и она, зарыдав, закрыла лицо руками.
Княжна Марья поняла все.
Но она все таки надеялась и спросила словами, в которые она не верила:
– Но как его рана? Вообще в каком он положении?
– Вы, вы… увидите, – только могла сказать Наташа.
Они посидели несколько времени внизу подле его комнаты, с тем чтобы перестать плакать и войти к нему с спокойными лицами.
– Как шла вся болезнь? Давно ли ему стало хуже? Когда это случилось? – спрашивала княжна Марья.
Наташа рассказывала, что первое время была опасность от горячечного состояния и от страданий, но в Троице это прошло, и доктор боялся одного – антонова огня. Но и эта опасность миновалась. Когда приехали в Ярославль, рана стала гноиться (Наташа знала все, что касалось нагноения и т. п.), и доктор говорил, что нагноение может пойти правильно. Сделалась лихорадка. Доктор говорил, что лихорадка эта не так опасна.
– Но два дня тому назад, – начала Наташа, – вдруг это сделалось… – Она удержала рыданья. – Я не знаю отчего, но вы увидите, какой он стал.
– Ослабел? похудел?.. – спрашивала княжна.
– Нет, не то, но хуже. Вы увидите. Ах, Мари, Мари, он слишком хорош, он не может, не может жить… потому что…
Когда Наташа привычным движением отворила его дверь, пропуская вперед себя княжну, княжна Марья чувствовала уже в горле своем готовые рыданья. Сколько она ни готовилась, ни старалась успокоиться, она знала, что не в силах будет без слез увидать его.
Княжна Марья понимала то, что разумела Наташа словами: сним случилось это два дня тому назад. Она понимала, что это означало то, что он вдруг смягчился, и что смягчение, умиление эти были признаками смерти. Она, подходя к двери, уже видела в воображении своем то лицо Андрюши, которое она знала с детства, нежное, кроткое, умиленное, которое так редко бывало у него и потому так сильно всегда на нее действовало. Она знала, что он скажет ей тихие, нежные слова, как те, которые сказал ей отец перед смертью, и что она не вынесет этого и разрыдается над ним. Но, рано ли, поздно ли, это должно было быть, и она вошла в комнату. Рыдания все ближе и ближе подступали ей к горлу, в то время как она своими близорукими глазами яснее и яснее различала его форму и отыскивала его черты, и вот она увидала его лицо и встретилась с ним взглядом.