Аллах

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

                              

Алла́х (араб. الله [ʔalˤːɑːh]) — в арабском языке — термин обозначающий слово «Бог»[1][2][3][4][5][6], в исламе — творец мира, управляющий кияматомК:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 2764 дня] и пославший к людям своего посланника (расуль) Мухаммада. В Доисламской Аравии Аллах был одним из высших божеств. Краткая форма символа веры ислама (шахады) гласит: «Нет никакого божества, кроме единого Бога (Аллаха), и Мухаммад (Магамет) — посланник Бога (Аллаха)!»





Этимология

В арабистике считается, что слово Аллах расшифровывается как аль-илах и является результатом слияния определённого артикля единственного числа аль (الـ al) и илах (إلٰهٌ‎ ilah) — слова, означающего бог, однокоренного с еврейским Элох’им в Библии, арамейским Элах, сирийским Алах и аккадским Эль[7].

В то же время, по мнению некоторых мусульманских богословов «Аллах» — имя собственное, не образованное от каких-либо семантических корней (гайр муштакк)[8].

Слово «Аллах» всегда употребляется в единственном числе во всех Писаниях ислама, указывая на Единство и Единственность Бога как подтверждение отвержения политеизма.

Имена Аллаха
Имя Значение
Аллах Бог
Ар-Рахман Милостивый
Ар-Рахим Милосердный
Аль-Малик Царь
Аль-Куддус Святой
Ас-Салям Миротворец
Аль-Мумин Оберегающий
Аль-Мухаймин Хранитель
Аль-Азиз Могущественный
Аль-Джаббар Могучий
Аль-Мутакаббир Превосходящий
Аль-Халик Размеряющий
Аль-Бари Создатель
Аль-Гаффар Снисходительный
Аль-Каххар Господствующий
Аль-Ваххаб Даритель
Ар-Раззаку Наделяющий
Аль-Фаттах Открывающий
Аль-Алим Всезнающий
Аль-Кабид Уменьшающий
Аль-Басит Увеличивающий
Аль-Хафид Принижающий
Ар-Рафи Возвышающий
Аль-Муизз Усиливающий
Аль-Музилль Ослабляющий
Ас-Самиу Всеслышащий
Аль-Басир Всевидящий
Аль-Хакам Судья
Аль-Адль Справедливейший
Аль-Латиф Проницательный
Аль-Хабир Сведущий
Аль-Халим Спокойный
Аль-Азим Великолепный
Аль-Гафур Милующий
Аш-Шакур Благодарный
Аль-Алий Всевышний
Аль-Кабир Великий
Аль-Хафиз Хранитель
Аль-Мукит Поддерживающий
Аль-Хасиб Достаточный
Аль-Джалиль Величественный
Аль-Карим Щедрый
Ар-Ракиб Смотритель
Аль-Муджиб Отзывчивый
Аль-Васи Всеобъемлющий
Аль-Хаким Мудрейший
Аль-Вадуд Любящий
Аль-Маджиду Славный
Аль-Баис Воскрешающий
Аш-Шахид Свидетель
Аль-Хакк Истина
Аль-Вакиль Доверенный
Аль-Кавий Всесильный
Аль-Матин Непоколебимый
Аль-Хамид Достохвальный
Аль-Мухси Счетовод
Аль-Мубди Основатель
Аль-Муид Возвращающий
Аль-Мухйи Оживляющий
Аль-Мумит Умерщвляющий
Аль-Хайи Живущий
Аль-Кайум Самостоятельный
Аль-Ваджид Богатый
Аль-Маджид Наиславнейший
Аль-Вахид Один
Ас-Самад Постоянный
Аль-Кадир Могучий
Аль-Муктадир Всемогущий
Аль-Мукаддим Приближающий
Аль-Муаххир Отдаляющий
Аль-Ауваль Начало
Аль-Ахир Завершение
Аз-Захир Явный
Аль-Батин Сокровенный
Аль-Вали Правитель
Аль-Мутали Превознесенный
Аль-Барру Добродетельный
Ат-Тавваб Принимающий
Аль-Мунтаким Карающий
Аль-Афув Прощающий
Ар-Рауф Сострадающий
Малик уль-Мульк Царь Царствия
Зу-ль-Джаляли
валь-Икрам
Обладатель
Величия и Радушия
Аль-Муксит Справедливый
Аль-Джами Объединяющий
Аль-Ганий Самодостаточный
Аль-Мани Ограждающий
Ад-Дарр Сокрушитель
Ан-Нафи Благотворитель
Ан-Нур Просветляющий
Аль-Хади Ведущий
Аль-Бади Творец
Аль-Баки Вечный
Аль-Варис Наследник
Ар-Рашид Правильный
Ас-Сабур Терпеливейший

Арабы и арабоязычные, исповедующие другие авраамические религии (иудаизм и христианство), используют это слово в молитвах и богослужениях для обращения к Богу[9][10]. В арабском переводе Библии слово «Бог» также переведено как «Аллах»[11][12].

Обычно, когда речь идёт об исламе, для обозначения Бога всё равно применяется слово «Аллах», даже не в арабоязычной среде.

Имена Аллаха

В исламской традиции существует понятие атрибутивных имён Аллаха. Все эти имена выражают качества Аллаха, которыми он выражает своё присутствие в сотворённом мире. То есть, несмотря на множественность имён Аллаха, все они принадлежат только ему. Их нельзя уподоблять качествам творений. Известен следующий хадис пророка Мухаммада: «У Аллаха девяносто девять имён, сто без одного. Тот, кто станет перечислять их — войдёт в Рай»[13]. Например, именами Аллаха являются упомянутые в Коране Ар-Рабб (Господь), Ар-Рахман (Милостивый), Ар-Рахим (Милосердный), Аль-Хайй (Живой), Аль-Ахад (Единый) и т. д. Однако число имён Аллаха не ограничивается девяносто девятью, потому что у Аллаха есть имена, не упомянутые в Коране и Сунне.

Аллах в Коране

Согласно исламскому вероучению, Коран — прямая речь Аллаха, обращенная к пророку Мухаммаду непосредственно или через ангела Джибриля. Аллах мусульман в принципе идентичен Богу христиан и иудеев. Образ Аллаха является стержнем всей проповеди Корана; как в мекканский, так и в мединский периоды основные черты Аллаха неизменны, хотя акценты на разные черты в разные периоды различны. Одна из главных тем Корана — единственность и внутреннее единство Аллаха. Вера в него противопоставляется многобожию[14].

Он один, единственный, у него нет и не может быть никаких «сотоварищей», «не родил и не был рожден, и не был Ему равным ни один»[15]. В Коране постоянно говорится о том, что Аллах совершенен, могуществен (аль-Азиз) и величественен (аль-Джалиль). Ему подчинено всё в мире, ничто не совершается без его воли и без его ведома. Он опекает свои творения, милостив (ар-Рахман) по отношению к людям, милосерден (ар-Рахим) и всепрощающ (аль-Афув). Люди должны осознавать могущество и величие Аллаха, подчинять себя ему, быть покорными (ислам), богобоязненными (таква), благочестивыми. Они должны верить Аллаху и всегда полагаться на его волю и милость[14].

Аллах в Коране выступает в качестве единственного творца, создавшего всё сущее, включая человека, и то, чем он живёт (ризк). Он творит вещи своим приказом (словом «Будь»). Аллах для людей — единственный подлинный царь (малик) и судья (хакам), воздающий людям за их добрые и греховные поступки. Один из излюбленных коранических сюжетов — наказание народов и селений, жители которых не захотели слушать его посланников и совершали множество грехов. Время от времени Аллах посылает к людям своих пророков (наби) и посланников (расуль), которые призваны нести людям весть об Аллахе. Последним таким посланником провозглашён Мухаммад, посланный ко всему человечеству[14].

В угодное для себя время Аллах уничтожит все небеса и землю, воскресит мертвых (бас бад аль-маут) и соберёт (хашр) их к себе на Страшный суд (киямат). Каждому человеку будет воздано за его деяния либо блаженством в раю (джаннат), либо низвержением в ад (джаханнам). Образ суда и наказаний неверных (кафир) составляет значительную часть первых проповедей пророка Мухаммада[14].

Аллах проявляет себя людям в своих творениях. Все творения Аллаха - это его знамения людям. Одним из чудес (муджизат) Аллаха является Коран[14].

Богословские проблемы

В ряде аятов Корана Аллах описывается слишком конкретно или противоречиво. Это вызывало споры среди различных мусульманских течений, а также использовалось немусульманами в антиисламской полемике. Однако, мусульманские богословы едины в том, что эти аяты содержат лишь кажущиеся противоречия, которые на самом деле взаимодополняют друг друга[14].

В Коране многократно говорится о том, что все дела человека сотворены Аллахом, что всё в мире происходит лишь с его ведома (см. кадар). Одновременно всячески подчёркивается, что человек ответственен за свои поступки, за которые он получит воздаяние. Контрастность этих суждений об отношениях Бога и человека стала поводом для споров в среде исламских богословов. Аналогичная ситуация произошла с аятами-муташабихат, в которых об Аллахе говорится метафорически как о существе, имеющем части тела, как у человека (рука, лицо, глаза), и совершающем человеческие действия (сидит на Троне, приходит и т. д.)[14].

Учение об Аллахе — основа исламской религии и богословия, а догмат о единственности и единстве Аллаха (таухид) — главный догмат ислама[14].

Различные аспекты природы Аллаха обсуждались и разъяснялись в хадисах, в толкованиях Корана (тафсирах), в специальных богословских сочинениях (акида). Две главные проблемы:

  • сущность природы Аллаха (вуджуд Аллах, ат-таухид);
  • природа деяний Аллаха (аф’аль та’ала, аль-'адль)[14].

На протяжении VIII—XII веков главные дискуссии вызывала проблема качеств (атрибутов) Аллаха и их соотношения с его сущностью. Традиционалисты требовали принимать содержащиеся в Коране упоминания о качествах Аллаха без рассуждений — би-ля кайфа (см. хашавиты, ташбих). Другие течения отрицали существование у Аллаха качеств или толковали их символически (см. джахмиты, мутазилиты). С IX—X веков распространились представления о реальном существовании у Аллаха свойств, неразрывно связанных с его божественной сущностью (см. калам, ашариты, матуридиты). Предметом разногласий богословов было реальное содержание таких качеств Аллаха, как «видимость» (лицезрение его людьми в День суда и праведниками в раю) и «речь»[14]. Один из важных богословских споров VIII—X веков — вопрос о сотворённости или несотворённости «речи Аллаха». В богословской среде также обсуждалось возможность толкования (или отказа от толкования) «антропоморфических» выражений в Коране[16].

Исламское богословие, по существу, зародилось в конце VII—VIII веков с обсуждения вопроса сочетания принципа справедливого воздаяния людям за их поступки с всемогуществом Аллаха и творением им всех человеческих поступков (см. кадариты, джабриты, мурджииты). Исходя из текстов Корана и хадисов, традиционалисты отказывались от окончательного решения проблемы. Мутазилиты и другие богословские школы допускали способность человека творить свои поступки. В X—XII веках сложилось несколько концепций, примиряющих конечную зависимость поступков человека от божественной воли с действиями человека по осуществлению этого поступка через «выбор», «приобретение», «способность к его совершению» и так далее (ихтияр, касб, иститаа)[16].

Проблемы связи между людьми и Аллахом нашли развитие в шиитских воззрениях на имамат. Суфии рассматривали проблему природы Аллаха как проблему пути его познания, постижения его сущности не разумом, а посредством любви (махабба), упования во всем на Аллаха (таваккуль) и аскетизма (зухд). Суфийская концепция вахдат аш-шухуд предполагает нисхождение Аллаха в сердце мистика, а вахдат аль-вуджуд — растворение человека в божественной сущности[16].

Мусульманские философы уделяли главное внимание познанию Аллаха с помощью разума и рациональным доказательствам необходимости его существования. Для философов Аллах — высшее и необходимое совершенство, высший Разум и высшая Любовь, который творит мир, воплощаясь в нём через иерархию эманации (см. фалсафа)[16].

Единобожие

Для обозначения догмата о единственности и единстве Аллаха мусульмане используют термин таухид[12][17]. Таухид является одним из основных, фундаментальных догматов ислама, которое означает прежде всего отрицание политеизма (ширк), выражающееся в формуле «нет никакого божества, кроме Аллаха». Слово таухид происходит от глагола «ваххада», что означает «делать что-либо единым», «считать что-либо единственным». На уровне спекулятивной теологии проблема таухида решалась в плане объяснения соотношения сущности (зат) Аллаха и Его атрибутов (сифат), Творца и Его творений[18].

Понятие

Таухид означает признание того, что Аллах является единственным Творцом — Господом всего сущего. Он обладает прекрасными именами и совершенными качествами[19]. Наиболее полно и ясно раскрывают сущность доктрины единобожия мекканский суры Корана, в частности сура «аль-Ихлас»[20].

Основным принципом таухида является утверждение того, что существует только один Бог-Творец, сотворивший всё сущее бытие. Он вечен и управляет всеми процессами во вселенной. Все нуждается в Нём, а Он не нуждается ни в чём, и ни в ком. Доктрина таухида отвергает христианскую Троицу и утверждения о том, что якобы у Бога могут быть сыновья или дочери. Таухид отвергает и утверждения иудеев о том, что Творец благоволит только одному избранному народу[21].

Важной частью доктрины таухида является необходимость поклонения только лишь Аллаху. Актами служения являются не только конкретные религиозные обряды, но и вся жизнь, все поступки человека. Люди должны в точности исполнять все повеления Аллаха и совершать только разрешенное и воздерживаться от совершения запрещенного Им[21].

Аллаху присущи атрибуты, которые не являются чем-то отличным от Его сущности. Он имеет различные имена (исма аль-хусна), носящие атрибутивный характер. В обязанности мусульманина входит вера во все имена и качества Аллаха, упомянутые в Коране и достоверных хадисах. Эти имена и качества необходимо понимать так, как они описаны в священных текстах (насс), не уподобляя (ташбих) их именам и качествам творений и не отказываясь от их истинного значения[21].

Аллах, обладающий абсолютной силой, властью и могуществом, может создавать различные формы живой и неживой природы и уничтожать их. Всё, что происходит в этом мире, имеет глубокий смысл, и всё построено по изначальному плану Творца. Ему также принадлежат законодательные функции. Аллах присутствует в сотворённом Им мире и управляет всеми процессами, благодаря чему Его творения обладают способностью к жизнедеятельности и обеспечиваются необходимыми для этого средствами (ризк)[21].

Аллах милостив и справедлив к Своим творениям. Он не желает зла для Своих творений. Те, кто поступает несправедливо, будут держать ответ перед Аллахом в день Страшного суда и понесут справедливое наказание[21].

Понимание таухида в различных течениях

Принципы доктрины единобожия были подробно изучены и систематизированы мусульманскими богословами[21].

Мутазилитская теология включала в понятие таухида отрицание отличных от сущности Аллаха и вечных его атрибутов[18].

Ашариты и сифатиты толковали таухид как признание единственности Аллаха в отношении его сущности (вахид фи затихи ля шарика лаху), его вечных атрибутов (вахид фи сифатихи аль-азалия ля назира лаху) и его действий (вахид фи аф’алихи ля шарика лаху)[18].

Ханбалиты, в частности Ибн Таймия, включали в понятие таухид признание только за Аллахом божественной природы (таухид аль-улюхия); признание его единственным Творцом и путеводителем (таухид ар-рубубия); и полную самоотдачу человека Аллаху (таухид аль-’убудия)[18].

Понимание таухида в суфизме сводилось к отрицанию многобожия и считалось достоянием рядовых верующих (таухид аль-’амма). Суфии выделяли три главные формы таухида:

  • растворение человеческой воли в божественной (таухид иради);
  • самоуничтожение (фана') человека в его бытии (таухид шухуди);
  • постижение того, что нет ничего сущего, кроме Аллаха (таухид вуджуди).

Последняя форма таухида была свойственна учению Ибн Араби, которое позже стали квалифицировать как учение о «единстве бытия» (вахдат аль-вуджуд)[18].

Сущность и атрибуты Аллаха

Для обозначения «божественных атрибутов» мусульмане используют термин сифат. Впервые этот термин был введён мутазилитами. На первых этапах развития калама эквивалентом сифата выступал термин маани («значения», «смыслы», «идеи»). Некоторые мутакаллимы (Абу Шахим аль-Джуббаи, аль-Бакиллани, аль-Джувайни и Фахруддин ар-Рази) вместо термина сифат использовали термин ахваль («состояния», модусы), ввиду чего их называли «сторонниками концепции состояний» (асхаб аль-ахваль)[22].

Признание наличия у Аллаха положительных атрибутов получило наименование «исбат» («утверждение»), а его сторонники назывались «сифатитами»; отрицание же этого именовалось «татилем» («лишение» Аллаха атрибутов), а его сторонники — «муаттиля». К муаттиля относили фаласифа (Ибн Сину и его последователей), которые приписывали Аллаху только соотносительные атрибуты (сифат аль-идафа), такие, как «первопричина», и атрибуты негативные (сифат ас-сальб), такие, как «извечный». Как татиль (лишение) квалифицировалась также точка зрения мутазилитов, которые не признавались в реальности сифатов в качестве характеристик («знание», «могущество» и т. п.)[22].

Согласно наиболее распространённой классификации, сифаты делились на сущностные атрибуты (сифат аз-затзатийа, например «самодостаточный») и атрибуты действия (сифат аль-филь, например «питающий»). Встречается также деление атрибутов на сущностные (затия, нафсия), описательные (васфия, манавия, хабария, например «знание», «жизнь»,) и атрибуты действия (филия)[22].

Суфии выделяли сифаты красоты (сифат аль-джамаль, например «знающий»), атрибуты величия (сифат аль-джалаль, например «великий», «могущественный») и атрибуты совершенства (сифат аль-камаль, например «творец», «самодостаточный»). Помимо этого суфии говорили о божественных именах (аль-асма аль-иляхия), приложимых к самому Аллаху, его атрибутам и действиям и соответственно делившихся у них на сущностные (затия, например Аллах), атрибутивные (сифатия, например «знающий») и обозначающие действия (афалия, например «творец»)[22].

Ашариты считали сифаты и не тождественными самому Аллаху, его сущности (зат), и не отличными от него. Асхаб аль-ахваль характеризовали модусы Аллаха как нечто и несущее, и не несущее. В спекулятивном суфизме (Ибн Араби и др.) имена Аллаха рассматривались как аспекты божества, различающиеся не сами по себе, а в зависимости от нашей установки (би-ль-итибар). Суфии и матуридиты говорили об извечности сифатов всех разрядов, а ашариты признавали извечность лишь сущностных атрибутов[22].

Напишите отзыв о статье "Аллах"

Примечания

  1. translate.google.com/#auto/ru/%D8%A7%D9%84%D9%84%D9%87
  2. [www.pbs.org/empires/islam/faithgod.html God]. Islam: Empire of Faith. PBS. Проверено 18 декабря 2010. [web.archive.org/web/20140327034958/www.pbs.org/empires/islam/faithgod.html Архивировано из первоисточника 27 марта 2014].
  3. "Islam and Christianity", Encyclopedia of Christianity (2001): Arabic-speaking Christians and Jews also refer to God as Allāh.
  4. Gardet, L., [referenceworks.brillonline.com/entries/encyclopaedia-of-islam-2/allah-COM_0047 "Allah"], in Bearman, P.; Bianquis, Th. & Bosworth, C.E. et al., Encyclopaedia of Islam Online, Brill Online, <referenceworks.brillonline.com/entries/encyclopaedia-of-islam-2/allah-COM_0047>. Проверено 2 мая 2007. 
  5. Zeki Saritoprak (2006), "Allah", in Oliver Leaman, The Qur'an: An Encyclopedia, Routledge, p. 34 
  6. Vincent J. Cornell (2005), "God: God in Islam", in Lindsay Jones, Encyclopedia of Religion, vol. 5 (2nd ed.), MacMillan Reference USA, p. 724 
  7. [www.answers.com/topic/allah Allah] // Columbia Encyclopedia (англ.)
  8. Батыр Р., 2007.
  9. Encyclopedia of the Modern Middle East and North Africa, Allah
  10. «[www.britannica.com/EBchecked/topic/15965/Allah Allah]» // Encyclopedia Britannica, 2007
  11. Arabic Life Application Bible
  12. 1 2 Гогиберидзе, 2009, с. 15.
  13. Сборники Бухари и Муслима
  14. 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 Ислам: ЭС, 1991, с. 19.
  15. Аль-Ихляс [koran.islamnews.ru/?syra=112&ayts=&aytp=&kul=on&orig=on&original=og1&dictor=8&s= 112]
  16. 1 2 3 4 Ислам: ЭС, 1991, с. 20.
  17. Ньюби, 2007, с. 257.
  18. 1 2 3 4 5 Ислам: ЭС, 1991, Таухид.
  19. Али-заде, А. А., 2007.
  20. Ньюби, 2007, с. 258.
  21. 1 2 3 4 5 6 Али-заде, А. А., 2007, [islamicencyclopedia.narod.ru/articles/766.html Таухид].
  22. 1 2 3 4 5 Ислам: ЭС, 1991, ас-Сифат, с. 210.

Литература

на русском языке
на других языках
  • [referenceworks.brillonline.com/entries/encyclopaedia-of-islam-2/allah-COM_0047 Allāh] / Gardet L. // Encyclopaedia of Islam. 2 ed. — Leiden : E. J. Brill, 1960—2005.</span> (платн.)

Ссылки

В Викицитатнике есть страница по теме
Аллах
  • [askimam.ru/publ/4-1-0-57 Откуда произошло слово «Аллах»?]

Отрывок, характеризующий Аллах

Князь Андрей, точно так же как и все люди полка, нахмуренный и бледный, ходил взад и вперед по лугу подле овсяного поля от одной межи до другой, заложив назад руки и опустив голову. Делать и приказывать ему нечего было. Все делалось само собою. Убитых оттаскивали за фронт, раненых относили, ряды смыкались. Ежели отбегали солдаты, то они тотчас же поспешно возвращались. Сначала князь Андрей, считая своею обязанностью возбуждать мужество солдат и показывать им пример, прохаживался по рядам; но потом он убедился, что ему нечему и нечем учить их. Все силы его души, точно так же как и каждого солдата, были бессознательно направлены на то, чтобы удержаться только от созерцания ужаса того положения, в котором они были. Он ходил по лугу, волоча ноги, шаршавя траву и наблюдая пыль, которая покрывала его сапоги; то он шагал большими шагами, стараясь попадать в следы, оставленные косцами по лугу, то он, считая свои шаги, делал расчеты, сколько раз он должен пройти от межи до межи, чтобы сделать версту, то ошмурыгывал цветки полыни, растущие на меже, и растирал эти цветки в ладонях и принюхивался к душисто горькому, крепкому запаху. Изо всей вчерашней работы мысли не оставалось ничего. Он ни о чем не думал. Он прислушивался усталым слухом все к тем же звукам, различая свистенье полетов от гула выстрелов, посматривал на приглядевшиеся лица людей 1 го батальона и ждал. «Вот она… эта опять к нам! – думал он, прислушиваясь к приближавшемуся свисту чего то из закрытой области дыма. – Одна, другая! Еще! Попало… Он остановился и поглядел на ряды. „Нет, перенесло. А вот это попало“. И он опять принимался ходить, стараясь делать большие шаги, чтобы в шестнадцать шагов дойти до межи.
Свист и удар! В пяти шагах от него взрыло сухую землю и скрылось ядро. Невольный холод пробежал по его спине. Он опять поглядел на ряды. Вероятно, вырвало многих; большая толпа собралась у 2 го батальона.
– Господин адъютант, – прокричал он, – прикажите, чтобы не толпились. – Адъютант, исполнив приказание, подходил к князю Андрею. С другой стороны подъехал верхом командир батальона.
– Берегись! – послышался испуганный крик солдата, и, как свистящая на быстром полете, приседающая на землю птичка, в двух шагах от князя Андрея, подле лошади батальонного командира, негромко шлепнулась граната. Лошадь первая, не спрашивая того, хорошо или дурно было высказывать страх, фыркнула, взвилась, чуть не сронив майора, и отскакала в сторону. Ужас лошади сообщился людям.
– Ложись! – крикнул голос адъютанта, прилегшего к земле. Князь Андрей стоял в нерешительности. Граната, как волчок, дымясь, вертелась между ним и лежащим адъютантом, на краю пашни и луга, подле куста полыни.
«Неужели это смерть? – думал князь Андрей, совершенно новым, завистливым взглядом глядя на траву, на полынь и на струйку дыма, вьющуюся от вертящегося черного мячика. – Я не могу, я не хочу умереть, я люблю жизнь, люблю эту траву, землю, воздух… – Он думал это и вместе с тем помнил о том, что на него смотрят.
– Стыдно, господин офицер! – сказал он адъютанту. – Какой… – он не договорил. В одно и то же время послышался взрыв, свист осколков как бы разбитой рамы, душный запах пороха – и князь Андрей рванулся в сторону и, подняв кверху руку, упал на грудь.
Несколько офицеров подбежало к нему. С правой стороны живота расходилось по траве большое пятно крови.
Вызванные ополченцы с носилками остановились позади офицеров. Князь Андрей лежал на груди, опустившись лицом до травы, и, тяжело, всхрапывая, дышал.
– Ну что стали, подходи!
Мужики подошли и взяли его за плечи и ноги, но он жалобно застонал, и мужики, переглянувшись, опять отпустили его.
– Берись, клади, всё одно! – крикнул чей то голос. Его другой раз взяли за плечи и положили на носилки.
– Ах боже мой! Боже мой! Что ж это?.. Живот! Это конец! Ах боже мой! – слышались голоса между офицерами. – На волосок мимо уха прожужжала, – говорил адъютант. Мужики, приладивши носилки на плечах, поспешно тронулись по протоптанной ими дорожке к перевязочному пункту.
– В ногу идите… Э!.. мужичье! – крикнул офицер, за плечи останавливая неровно шедших и трясущих носилки мужиков.
– Подлаживай, что ль, Хведор, а Хведор, – говорил передний мужик.
– Вот так, важно, – радостно сказал задний, попав в ногу.
– Ваше сиятельство? А? Князь? – дрожащим голосом сказал подбежавший Тимохин, заглядывая в носилки.
Князь Андрей открыл глаза и посмотрел из за носилок, в которые глубоко ушла его голова, на того, кто говорил, и опять опустил веки.
Ополченцы принесли князя Андрея к лесу, где стояли фуры и где был перевязочный пункт. Перевязочный пункт состоял из трех раскинутых, с завороченными полами, палаток на краю березника. В березнике стояла фуры и лошади. Лошади в хребтугах ели овес, и воробьи слетали к ним и подбирали просыпанные зерна. Воронья, чуя кровь, нетерпеливо каркая, перелетали на березах. Вокруг палаток, больше чем на две десятины места, лежали, сидели, стояли окровавленные люди в различных одеждах. Вокруг раненых, с унылыми и внимательными лицами, стояли толпы солдат носильщиков, которых тщетно отгоняли от этого места распоряжавшиеся порядком офицеры. Не слушая офицеров, солдаты стояли, опираясь на носилки, и пристально, как будто пытаясь понять трудное значение зрелища, смотрели на то, что делалось перед ними. Из палаток слышались то громкие, злые вопли, то жалобные стенания. Изредка выбегали оттуда фельдшера за водой и указывали на тех, который надо было вносить. Раненые, ожидая у палатки своей очереди, хрипели, стонали, плакали, кричали, ругались, просили водки. Некоторые бредили. Князя Андрея, как полкового командира, шагая через неперевязанных раненых, пронесли ближе к одной из палаток и остановились, ожидая приказания. Князь Андрей открыл глаза и долго не мог понять того, что делалось вокруг него. Луг, полынь, пашня, черный крутящийся мячик и его страстный порыв любви к жизни вспомнились ему. В двух шагах от него, громко говоря и обращая на себя общее внимание, стоял, опершись на сук и с обвязанной головой, высокий, красивый, черноволосый унтер офицер. Он был ранен в голову и ногу пулями. Вокруг него, жадно слушая его речь, собралась толпа раненых и носильщиков.
– Мы его оттеда как долбанули, так все побросал, самого короля забрали! – блестя черными разгоряченными глазами и оглядываясь вокруг себя, кричал солдат. – Подойди только в тот самый раз лезервы, его б, братец ты мой, звания не осталось, потому верно тебе говорю…
Князь Андрей, так же как и все окружавшие рассказчика, блестящим взглядом смотрел на него и испытывал утешительное чувство. «Но разве не все равно теперь, – подумал он. – А что будет там и что такое было здесь? Отчего мне так жалко было расставаться с жизнью? Что то было в этой жизни, чего я не понимал и не понимаю».


Один из докторов, в окровавленном фартуке и с окровавленными небольшими руками, в одной из которых он между мизинцем и большим пальцем (чтобы не запачкать ее) держал сигару, вышел из палатки. Доктор этот поднял голову и стал смотреть по сторонам, но выше раненых. Он, очевидно, хотел отдохнуть немного. Поводив несколько времени головой вправо и влево, он вздохнул и опустил глаза.
– Ну, сейчас, – сказал он на слова фельдшера, указывавшего ему на князя Андрея, и велел нести его в палатку.
В толпе ожидавших раненых поднялся ропот.
– Видно, и на том свете господам одним жить, – проговорил один.
Князя Андрея внесли и положили на только что очистившийся стол, с которого фельдшер споласкивал что то. Князь Андрей не мог разобрать в отдельности того, что было в палатке. Жалобные стоны с разных сторон, мучительная боль бедра, живота и спины развлекали его. Все, что он видел вокруг себя, слилось для него в одно общее впечатление обнаженного, окровавленного человеческого тела, которое, казалось, наполняло всю низкую палатку, как несколько недель тому назад в этот жаркий, августовский день это же тело наполняло грязный пруд по Смоленской дороге. Да, это было то самое тело, та самая chair a canon [мясо для пушек], вид которой еще тогда, как бы предсказывая теперешнее, возбудил в нем ужас.
В палатке было три стола. Два были заняты, на третий положили князя Андрея. Несколько времени его оставили одного, и он невольно увидал то, что делалось на других двух столах. На ближнем столе сидел татарин, вероятно, казак – по мундиру, брошенному подле. Четверо солдат держали его. Доктор в очках что то резал в его коричневой, мускулистой спине.
– Ух, ух, ух!.. – как будто хрюкал татарин, и вдруг, подняв кверху свое скуластое черное курносое лицо, оскалив белые зубы, начинал рваться, дергаться и визжат ь пронзительно звенящим, протяжным визгом. На другом столе, около которого толпилось много народа, на спине лежал большой, полный человек с закинутой назад головой (вьющиеся волоса, их цвет и форма головы показались странно знакомы князю Андрею). Несколько человек фельдшеров навалились на грудь этому человеку и держали его. Белая большая полная нога быстро и часто, не переставая, дергалась лихорадочными трепетаниями. Человек этот судорожно рыдал и захлебывался. Два доктора молча – один был бледен и дрожал – что то делали над другой, красной ногой этого человека. Управившись с татарином, на которого накинули шинель, доктор в очках, обтирая руки, подошел к князю Андрею. Он взглянул в лицо князя Андрея и поспешно отвернулся.
– Раздеть! Что стоите? – крикнул он сердито на фельдшеров.
Самое первое далекое детство вспомнилось князю Андрею, когда фельдшер торопившимися засученными руками расстегивал ему пуговицы и снимал с него платье. Доктор низко нагнулся над раной, ощупал ее и тяжело вздохнул. Потом он сделал знак кому то. И мучительная боль внутри живота заставила князя Андрея потерять сознание. Когда он очнулся, разбитые кости бедра были вынуты, клоки мяса отрезаны, и рана перевязана. Ему прыскали в лицо водою. Как только князь Андрей открыл глаза, доктор нагнулся над ним, молча поцеловал его в губы и поспешно отошел.
После перенесенного страдания князь Андрей чувствовал блаженство, давно не испытанное им. Все лучшие, счастливейшие минуты в его жизни, в особенности самое дальнее детство, когда его раздевали и клали в кроватку, когда няня, убаюкивая, пела над ним, когда, зарывшись головой в подушки, он чувствовал себя счастливым одним сознанием жизни, – представлялись его воображению даже не как прошедшее, а как действительность.
Около того раненого, очертания головы которого казались знакомыми князю Андрею, суетились доктора; его поднимали и успокоивали.
– Покажите мне… Ооооо! о! ооооо! – слышался его прерываемый рыданиями, испуганный и покорившийся страданию стон. Слушая эти стоны, князь Андрей хотел плакать. Оттого ли, что он без славы умирал, оттого ли, что жалко ему было расставаться с жизнью, от этих ли невозвратимых детских воспоминаний, оттого ли, что он страдал, что другие страдали и так жалостно перед ним стонал этот человек, но ему хотелось плакать детскими, добрыми, почти радостными слезами.
Раненому показали в сапоге с запекшейся кровью отрезанную ногу.
– О! Ооооо! – зарыдал он, как женщина. Доктор, стоявший перед раненым, загораживая его лицо, отошел.
– Боже мой! Что это? Зачем он здесь? – сказал себе князь Андрей.
В несчастном, рыдающем, обессилевшем человеке, которому только что отняли ногу, он узнал Анатоля Курагина. Анатоля держали на руках и предлагали ему воду в стакане, края которого он не мог поймать дрожащими, распухшими губами. Анатоль тяжело всхлипывал. «Да, это он; да, этот человек чем то близко и тяжело связан со мною, – думал князь Андрей, не понимая еще ясно того, что было перед ним. – В чем состоит связь этого человека с моим детством, с моею жизнью? – спрашивал он себя, не находя ответа. И вдруг новое, неожиданное воспоминание из мира детского, чистого и любовного, представилось князю Андрею. Он вспомнил Наташу такою, какою он видел ее в первый раз на бале 1810 года, с тонкой шеей и тонкими рукамис готовым на восторг, испуганным, счастливым лицом, и любовь и нежность к ней, еще живее и сильнее, чем когда либо, проснулись в его душе. Он вспомнил теперь ту связь, которая существовала между им и этим человеком, сквозь слезы, наполнявшие распухшие глаза, мутно смотревшим на него. Князь Андрей вспомнил все, и восторженная жалость и любовь к этому человеку наполнили его счастливое сердце.
Князь Андрей не мог удерживаться более и заплакал нежными, любовными слезами над людьми, над собой и над их и своими заблуждениями.
«Сострадание, любовь к братьям, к любящим, любовь к ненавидящим нас, любовь к врагам – да, та любовь, которую проповедовал бог на земле, которой меня учила княжна Марья и которой я не понимал; вот отчего мне жалко было жизни, вот оно то, что еще оставалось мне, ежели бы я был жив. Но теперь уже поздно. Я знаю это!»


Страшный вид поля сражения, покрытого трупами и ранеными, в соединении с тяжестью головы и с известиями об убитых и раненых двадцати знакомых генералах и с сознанием бессильности своей прежде сильной руки произвели неожиданное впечатление на Наполеона, который обыкновенно любил рассматривать убитых и раненых, испытывая тем свою душевную силу (как он думал). В этот день ужасный вид поля сражения победил ту душевную силу, в которой он полагал свою заслугу и величие. Он поспешно уехал с поля сражения и возвратился к Шевардинскому кургану. Желтый, опухлый, тяжелый, с мутными глазами, красным носом и охриплым голосом, он сидел на складном стуле, невольно прислушиваясь к звукам пальбы и не поднимая глаз. Он с болезненной тоской ожидал конца того дела, которого он считал себя причиной, но которого он не мог остановить. Личное человеческое чувство на короткое мгновение взяло верх над тем искусственным призраком жизни, которому он служил так долго. Он на себя переносил те страдания и ту смерть, которые он видел на поле сражения. Тяжесть головы и груди напоминала ему о возможности и для себя страданий и смерти. Он в эту минуту не хотел для себя ни Москвы, ни победы, ни славы. (Какой нужно было ему еще славы?) Одно, чего он желал теперь, – отдыха, спокойствия и свободы. Но когда он был на Семеновской высоте, начальник артиллерии предложил ему выставить несколько батарей на эти высоты, для того чтобы усилить огонь по столпившимся перед Князьковым русским войскам. Наполеон согласился и приказал привезти ему известие о том, какое действие произведут эти батареи.
Адъютант приехал сказать, что по приказанию императора двести орудий направлены на русских, но что русские все так же стоят.
– Наш огонь рядами вырывает их, а они стоят, – сказал адъютант.
– Ils en veulent encore!.. [Им еще хочется!..] – сказал Наполеон охриплым голосом.
– Sire? [Государь?] – повторил не расслушавший адъютант.
– Ils en veulent encore, – нахмурившись, прохрипел Наполеон осиплым голосом, – donnez leur en. [Еще хочется, ну и задайте им.]
И без его приказания делалось то, чего он хотел, и он распорядился только потому, что думал, что от него ждали приказания. И он опять перенесся в свой прежний искусственный мир призраков какого то величия, и опять (как та лошадь, ходящая на покатом колесе привода, воображает себе, что она что то делает для себя) он покорно стал исполнять ту жестокую, печальную и тяжелую, нечеловеческую роль, которая ему была предназначена.
И не на один только этот час и день были помрачены ум и совесть этого человека, тяжеле всех других участников этого дела носившего на себе всю тяжесть совершавшегося; но и никогда, до конца жизни, не мог понимать он ни добра, ни красоты, ни истины, ни значения своих поступков, которые были слишком противоположны добру и правде, слишком далеки от всего человеческого, для того чтобы он мог понимать их значение. Он не мог отречься от своих поступков, восхваляемых половиной света, и потому должен был отречься от правды и добра и всего человеческого.
Не в один только этот день, объезжая поле сражения, уложенное мертвыми и изувеченными людьми (как он думал, по его воле), он, глядя на этих людей, считал, сколько приходится русских на одного француза, и, обманывая себя, находил причины радоваться, что на одного француза приходилось пять русских. Не в один только этот день он писал в письме в Париж, что le champ de bataille a ete superbe [поле сражения было великолепно], потому что на нем было пятьдесят тысяч трупов; но и на острове Св. Елены, в тиши уединения, где он говорил, что он намерен был посвятить свои досуги изложению великих дел, которые он сделал, он писал:
«La guerre de Russie eut du etre la plus populaire des temps modernes: c'etait celle du bon sens et des vrais interets, celle du repos et de la securite de tous; elle etait purement pacifique et conservatrice.
C'etait pour la grande cause, la fin des hasards elle commencement de la securite. Un nouvel horizon, de nouveaux travaux allaient se derouler, tout plein du bien etre et de la prosperite de tous. Le systeme europeen se trouvait fonde; il n'etait plus question que de l'organiser.
Satisfait sur ces grands points et tranquille partout, j'aurais eu aussi mon congres et ma sainte alliance. Ce sont des idees qu'on m'a volees. Dans cette reunion de grands souverains, nous eussions traites de nos interets en famille et compte de clerc a maitre avec les peuples.
L'Europe n'eut bientot fait de la sorte veritablement qu'un meme peuple, et chacun, en voyageant partout, se fut trouve toujours dans la patrie commune. Il eut demande toutes les rivieres navigables pour tous, la communaute des mers, et que les grandes armees permanentes fussent reduites desormais a la seule garde des souverains.
De retour en France, au sein de la patrie, grande, forte, magnifique, tranquille, glorieuse, j'eusse proclame ses limites immuables; toute guerre future, purement defensive; tout agrandissement nouveau antinational. J'eusse associe mon fils a l'Empire; ma dictature eut fini, et son regne constitutionnel eut commence…
Paris eut ete la capitale du monde, et les Francais l'envie des nations!..
Mes loisirs ensuite et mes vieux jours eussent ete consacres, en compagnie de l'imperatrice et durant l'apprentissage royal de mon fils, a visiter lentement et en vrai couple campagnard, avec nos propres chevaux, tous les recoins de l'Empire, recevant les plaintes, redressant les torts, semant de toutes parts et partout les monuments et les bienfaits.
Русская война должна бы была быть самая популярная в новейшие времена: это была война здравого смысла и настоящих выгод, война спокойствия и безопасности всех; она была чисто миролюбивая и консервативная.
Это было для великой цели, для конца случайностей и для начала спокойствия. Новый горизонт, новые труды открывались бы, полные благосостояния и благоденствия всех. Система европейская была бы основана, вопрос заключался бы уже только в ее учреждении.
Удовлетворенный в этих великих вопросах и везде спокойный, я бы тоже имел свой конгресс и свой священный союз. Это мысли, которые у меня украли. В этом собрании великих государей мы обсуживали бы наши интересы семейно и считались бы с народами, как писец с хозяином.
Европа действительно скоро составила бы таким образом один и тот же народ, и всякий, путешествуя где бы то ни было, находился бы всегда в общей родине.
Я бы выговорил, чтобы все реки были судоходны для всех, чтобы море было общее, чтобы постоянные, большие армии были уменьшены единственно до гвардии государей и т.д.
Возвратясь во Францию, на родину, великую, сильную, великолепную, спокойную, славную, я провозгласил бы границы ее неизменными; всякую будущую войну защитительной; всякое новое распространение – антинациональным; я присоединил бы своего сына к правлению империей; мое диктаторство кончилось бы, в началось бы его конституционное правление…
Париж был бы столицей мира и французы предметом зависти всех наций!..
Потом мои досуги и последние дни были бы посвящены, с помощью императрицы и во время царственного воспитывания моего сына, на то, чтобы мало помалу посещать, как настоящая деревенская чета, на собственных лошадях, все уголки государства, принимая жалобы, устраняя несправедливости, рассевая во все стороны и везде здания и благодеяния.]
Он, предназначенный провидением на печальную, несвободную роль палача народов, уверял себя, что цель его поступков была благо народов и что он мог руководить судьбами миллионов и путем власти делать благодеяния!
«Des 400000 hommes qui passerent la Vistule, – писал он дальше о русской войне, – la moitie etait Autrichiens, Prussiens, Saxons, Polonais, Bavarois, Wurtembergeois, Mecklembourgeois, Espagnols, Italiens, Napolitains. L'armee imperiale, proprement dite, etait pour un tiers composee de Hollandais, Belges, habitants des bords du Rhin, Piemontais, Suisses, Genevois, Toscans, Romains, habitants de la 32 e division militaire, Breme, Hambourg, etc.; elle comptait a peine 140000 hommes parlant francais. L'expedition do Russie couta moins de 50000 hommes a la France actuelle; l'armee russe dans la retraite de Wilna a Moscou, dans les differentes batailles, a perdu quatre fois plus que l'armee francaise; l'incendie de Moscou a coute la vie a 100000 Russes, morts de froid et de misere dans les bois; enfin dans sa marche de Moscou a l'Oder, l'armee russe fut aussi atteinte par, l'intemperie de la saison; elle ne comptait a son arrivee a Wilna que 50000 hommes, et a Kalisch moins de 18000».