Аллахабад

Город Аллахабад хинди इलाहाबाद англ. Allahabad Страна ИндияИндия Штат Уттар-ПрадешУттар-Прадеш Район Аллахабад Координаты 25°27′ с. ш. 81°51′ в. д.25.45° с. ш. 81.85° в. д. / 25.45; 81.85    Высота НУМ 98 м Население 1 216 719 человек (2011) Названия жителей аллахаба́дец, аллахаба́дцы Часовой пояс UTC+5:30 Телефонный код +91 532 Почтовые индексы 211xxx Автомобильный код UP-70

Аллахаба́д (хинди इलाहाबाद, англ. Allahabad, урду الہ آباد, Ilāhābād, до XVII века Праяга) — город в Индии в штате Уттар-Прадеш, у слияния рек Ганг и Ямуна. 1 216 719 жителей (2011). Пищевая промышленность. Производство предметов религиозного культа. Университет (1887). Родина Джавахарлала Неру.

Этимология

Город назван могольским императором Акбаром в 1583 году. Название города является сочетанием арабского слова «Аллах» (Бог) и персидского «-абад», которое можно перевести как «создать сад». Соответственно название города можно перевести как «Сад Аллаха».

Священный город

Аллахабад основан в 1583 году Акбаром Великим на месте Праяга, который занимает почётное место среди священных городов индуизма. По преданию, именно здесь, у слияния священных рек Ганги, Ямуны и Сарасвати, совершил первое жертвоприношение Брахма.

О том, что в древности Праяг не уступал по почёту и славе Бенаресу и Хардвару, свидетельствует колонна Ашоки у стен Аллахабадской крепости.

Каждые 12 лет в Аллахабаде проводят индуистский фестиваль Кумбха Мела. Это самый большой религиозный праздник мира, он длится больше месяца и за это время город посещает до 70 миллионов паломников. В день священного омовения более 10 миллионов человек совершает этот ритуал в Ганге.

История

Аллахабад построен на месте древнего священного для индуистов города Праяг. Праяг возник ещё в ведический период и упомянут в Ведах как место, где Брахма, создатель Вселенной, провёл обряд жертвоприношения. Археологические раскопки подтверждают существование здесь культуры северной чёрной лощёной керамики (600—700 гг. до н. э.). Согласно Пуранам Яяти, оставив Праяг, завоевал Сапта-синдху.

Когда индо-арии прибыли в Арьяварту, Праяг (или Каушамби) был важным населённым пунктом региона. Правители царства Куру основали вблизи Праяга города Каушамби, перенеся в него столицу царства после того, когда прежняя столица царства, Хастинапур, был разрушен наводнением.

Регион Доаба, включая Аллахабад, контролировался различными государствами. Регион являлся частью империи Маурьев, царства Гупта и Кушанского царства. В 1193 году Праяг стал часть Делийского султаната. Впоследствии контроль над Праягом перешёл к Великим Моголам. Правитель империи Великих Моголов Акбар Великий, сознавая стратегическое значение Сангама, заложил у слияния Ямуны и Ганга крепость (форт Аллахабада) и назвал её именем Аллаха. Город стал столицей одной из самых процветающих провинций Могольской империи. В 1599—1604 гг. здесь укрывался бунтовавший против отца Джахангир (рядом с крепостью — гробница его сына). В XV веке Аллахабад стал частью империи Каннаудж.

После распада Могольской империи на обладание Аллахабадом притязали маратхские правители. В 1765 году гарнизон в форте Аллахабада разместили британцы. Поражение при Буксаре вынудило аудского наваба передать город (в 1801 г.) под управление Британской Ост-Индской компании. Во время Восстания сипаев (1857 год) город стал ареной ожесточённых столкновений. В 1904 году он стал административным центром Соединённых провинций, которые впоследствии были преобразованы в штат Уттар-Прадеш.

Аллахабад считается колыбелью индийского движения за независимость. В доме, где жили Джавахарлал Неру и Индира Ганди, сейчас музей. Аллахабад — родина 7 из 14 премьер-министров Индии.

География и климат

Средняя высота над уровнем моря — 98 м. Аллахабад расположен в южной части штата у слияния рек Ганг и Ямуна. Железная дорога разделяет город на две части. К югу от железной дороги расположен старый город, гражданские линии (белый город) расположены к северу. Аллахабад занимает стратегически важное положение. Аллахабад, являясь последним населённым пунктом на Ямуне, в культурном отношении, является крайней точкой Западной Индии. Поскольку Аллахабад расположен в междуречье Ганга и Ямуны (доаб), его почвы являются в основном аллювиальными

Климат

Аллахабад, как и другие города равнин Северной Индии, имеет субтропический океанический климат (Cwa) согласно классификации климатов Кёппена. Выделяют 3 сезона: жаркое и засушливое лето, прохладная и засушливая зима, тёплый и влажный сезон муссонов. Летний сезон длится с апреля по июнь, максимальные температуры в этот период достигают 40-45°С. Муссоны продолжаются с начала июля до конца сентября. Зимние температуры могут приближаться к 0°С. Самая высокая когда либо зафиксированная температура: 48°С, самая низкая: −2°С.

Климат Аллахабада
Показатель	Янв.	Фев.	Март	Апр.	Май	Июнь	Июль	Авг.	Сен.	Окт.	Нояб.	Дек.	Год
Абсолютный максимум, °C	32,8	36,3	42,5	45,8	48,4	48,8	45,6	42,7	39,6	40,6	36,0	31,9	48,8
Средний максимум, °C	23,2	26,7	33,3	39,4	41,6	39,6	34,2	32,9	32,9	32,9	29,6	24,8	32,8
Средняя температура, °C	16,2	18,7	24,6	29,9	33,9	33,4	29,5	28,2	28,1	25,9	20,7	16,6	25,5
Средний минимум, °C	8,9	11,3	16,2	22,2	26,3	28,0	26,5	25,9	24,7	20,4	14,3	9,9	19,4
Абсолютный минимум, °C	1,1	1,1	7,2	12,7	17,2	18,7	18,8	21,1	18,3	11,7	5,6	−0,7	−0,7
Норма осадков, мм	18	15	4	5	11	126	264	279	204	27	9	12	978
Источник: [www.imd.gov.in/section/climate/allahabad2.htm IMD] [www.webcitation.org/6GmnoaB0m] [www.weatherbase.com/weather/weather.php3?s=595991&cityname=Allahabad--George-Town-Uttar-Pradesh-India]

Население

Население города по данным переписи 2001 года составляет 1 206 785 человек, население округа — 4 936 105 человек. Уровень грамотности составляет 82 %. Наиболее распространённые языки населения: хинди и урду. Наиболее распространённый диалект хинди, на котором говорят в Аллахабаде — авадхи, говорят также на диалектах кхари-боли и багхели. Индуисты составляют около 86,81 % населения, мусульмане — 12,72 %, христиане — 0,18 %, сикхи — 0,13 %, буддисты — 0,04 %.

Транспорт

В 12 км от центра Аллахабада расположен аэропорт, осуществляющий регулярные рейсы до Дели. Ближайшие международные аэропорты находятся в Варанаси (ок. 148 км от Аллахабада) и в Лакхнау (ок. 200 км). Через город проходят несколько национальных хайвэев. Аллахабад хорошо соединён железными дорогами с другими городами северной Индии, здесь находится штаб-квартира Северо-центральной зоны Индийских железных дорог.

Ссылки

• Аллахабад // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
• Аллахабад // Большая советская энциклопедия : [в 30 т.] / гл. ред. А. М. Прохоров. — 3-е изд. — М. : Советская энциклопедия, 1969—1978.</span>
• Аллахабад // Словарь современных географических названий / Рус. геогр. о-во. Моск. центр; Под общ. ред. акад. В. М. Котлякова. Институт географии РАН. — Екатеринбург: У-Фактория, 2006.
• [www.indostan.ru/indiya-sever/88_0.html Путеводитель по Аллахабаду]

Отрывок, характеризующий Аллахабад

Потом были нужны задвижки к дверям новой постройки, непременно такого фасона, которые выдумал сам князь. Потом ящик переплетный надо было заказать для укладки завещания.
Отдача приказаний Алпатычу продолжалась более двух часов. Князь все не отпускал его. Он сел, задумался и, закрыв глаза, задремал. Алпатыч пошевелился.
– Ну, ступай, ступай; ежели что нужно, я пришлю.
Алпатыч вышел. Князь подошел опять к бюро, заглянув в него, потрогал рукою свои бумаги, опять запер и сел к столу писать письмо губернатору.
Уже было поздно, когда он встал, запечатав письмо. Ему хотелось спать, но он знал, что не заснет и что самые дурные мысли приходят ему в постели. Он кликнул Тихона и пошел с ним по комнатам, чтобы сказать ему, где стлать постель на нынешнюю ночь. Он ходил, примеривая каждый уголок.
Везде ему казалось нехорошо, но хуже всего был привычный диван в кабинете. Диван этот был страшен ему, вероятно по тяжелым мыслям, которые он передумал, лежа на нем. Нигде не было хорошо, но все таки лучше всех был уголок в диванной за фортепиано: он никогда еще не спал тут.
Тихон принес с официантом постель и стал уставлять.
– Не так, не так! – закричал князь и сам подвинул на четверть подальше от угла, и потом опять поближе.
«Ну, наконец все переделал, теперь отдохну», – подумал князь и предоставил Тихону раздевать себя.
Досадливо морщась от усилий, которые нужно было делать, чтобы снять кафтан и панталоны, князь разделся, тяжело опустился на кровать и как будто задумался, презрительно глядя на свои желтые, иссохшие ноги. Он не задумался, а он медлил перед предстоявшим ему трудом поднять эти ноги и передвинуться на кровати. «Ох, как тяжело! Ох, хоть бы поскорее, поскорее кончились эти труды, и вы бы отпустили меня! – думал он. Он сделал, поджав губы, в двадцатый раз это усилие и лег. Но едва он лег, как вдруг вся постель равномерно заходила под ним вперед и назад, как будто тяжело дыша и толкаясь. Это бывало с ним почти каждую ночь. Он открыл закрывшиеся было глаза.
– Нет спокоя, проклятые! – проворчал он с гневом на кого то. «Да, да, еще что то важное было, очень что то важное я приберег себе на ночь в постели. Задвижки? Нет, про это сказал. Нет, что то такое, что то в гостиной было. Княжна Марья что то врала. Десаль что то – дурак этот – говорил. В кармане что то – не вспомню».
– Тишка! Об чем за обедом говорили?
– Об князе, Михайле…
– Молчи, молчи. – Князь захлопал рукой по столу. – Да! Знаю, письмо князя Андрея. Княжна Марья читала. Десаль что то про Витебск говорил. Теперь прочту.
Он велел достать письмо из кармана и придвинуть к кровати столик с лимонадом и витушкой – восковой свечкой и, надев очки, стал читать. Тут только в тишине ночи, при слабом свете из под зеленого колпака, он, прочтя письмо, в первый раз на мгновение понял его значение.
«Французы в Витебске, через четыре перехода они могут быть у Смоленска; может, они уже там».
– Тишка! – Тихон вскочил. – Нет, не надо, не надо! – прокричал он.
Он спрятал письмо под подсвечник и закрыл глаза. И ему представился Дунай, светлый полдень, камыши, русский лагерь, и он входит, он, молодой генерал, без одной морщины на лице, бодрый, веселый, румяный, в расписной шатер Потемкина, и жгучее чувство зависти к любимцу, столь же сильное, как и тогда, волнует его. И он вспоминает все те слова, которые сказаны были тогда при первом Свидании с Потемкиным. И ему представляется с желтизною в жирном лице невысокая, толстая женщина – матушка императрица, ее улыбки, слова, когда она в первый раз, обласкав, приняла его, и вспоминается ее же лицо на катафалке и то столкновение с Зубовым, которое было тогда при ее гробе за право подходить к ее руке.
«Ах, скорее, скорее вернуться к тому времени, и чтобы теперешнее все кончилось поскорее, поскорее, чтобы оставили они меня в покое!»


Лысые Горы, именье князя Николая Андреича Болконского, находились в шестидесяти верстах от Смоленска, позади его, и в трех верстах от Московской дороги.
В тот же вечер, как князь отдавал приказания Алпатычу, Десаль, потребовав у княжны Марьи свидания, сообщил ей, что так как князь не совсем здоров и не принимает никаких мер для своей безопасности, а по письму князя Андрея видно, что пребывание в Лысых Горах небезопасно, то он почтительно советует ей самой написать с Алпатычем письмо к начальнику губернии в Смоленск с просьбой уведомить ее о положении дел и о мере опасности, которой подвергаются Лысые Горы. Десаль написал для княжны Марьи письмо к губернатору, которое она подписала, и письмо это было отдано Алпатычу с приказанием подать его губернатору и, в случае опасности, возвратиться как можно скорее.
Получив все приказания, Алпатыч, провожаемый домашними, в белой пуховой шляпе (княжеский подарок), с палкой, так же как князь, вышел садиться в кожаную кибиточку, заложенную тройкой сытых саврасых.
Колокольчик был подвязан, и бубенчики заложены бумажками. Князь никому не позволял в Лысых Горах ездить с колокольчиком. Но Алпатыч любил колокольчики и бубенчики в дальней дороге. Придворные Алпатыча, земский, конторщик, кухарка – черная, белая, две старухи, мальчик казачок, кучера и разные дворовые провожали его.
Дочь укладывала за спину и под него ситцевые пуховые подушки. Свояченица старушка тайком сунула узелок. Один из кучеров подсадил его под руку.
– Ну, ну, бабьи сборы! Бабы, бабы! – пыхтя, проговорил скороговоркой Алпатыч точно так, как говорил князь, и сел в кибиточку. Отдав последние приказания о работах земскому и в этом уж не подражая князю, Алпатыч снял с лысой головы шляпу и перекрестился троекратно.
– Вы, ежели что… вы вернитесь, Яков Алпатыч; ради Христа, нас пожалей, – прокричала ему жена, намекавшая на слухи о войне и неприятеле.
– Бабы, бабы, бабьи сборы, – проговорил Алпатыч про себя и поехал, оглядывая вокруг себя поля, где с пожелтевшей рожью, где с густым, еще зеленым овсом, где еще черные, которые только начинали двоить. Алпатыч ехал, любуясь на редкостный урожай ярового в нынешнем году, приглядываясь к полоскам ржаных пелей, на которых кое где начинали зажинать, и делал свои хозяйственные соображения о посеве и уборке и о том, не забыто ли какое княжеское приказание.
Два раза покормив дорогой, к вечеру 4 го августа Алпатыч приехал в город.
По дороге Алпатыч встречал и обгонял обозы и войска. Подъезжая к Смоленску, он слышал дальние выстрелы, но звуки эти не поразили его. Сильнее всего поразило его то, что, приближаясь к Смоленску, он видел прекрасное поле овса, которое какие то солдаты косили, очевидно, на корм и по которому стояли лагерем; это обстоятельство поразило Алпатыча, но он скоро забыл его, думая о своем деле.
Все интересы жизни Алпатыча уже более тридцати лет были ограничены одной волей князя, и он никогда не выходил из этого круга. Все, что не касалось до исполнения приказаний князя, не только не интересовало его, но не существовало для Алпатыча.
Алпатыч, приехав вечером 4 го августа в Смоленск, остановился за Днепром, в Гаченском предместье, на постоялом дворе, у дворника Ферапонтова, у которого он уже тридцать лет имел привычку останавливаться. Ферапонтов двенадцать лет тому назад, с легкой руки Алпатыча, купив рощу у князя, начал торговать и теперь имел дом, постоялый двор и мучную лавку в губернии. Ферапонтов был толстый, черный, красный сорокалетний мужик, с толстыми губами, с толстой шишкой носом, такими же шишками над черными, нахмуренными бровями и толстым брюхом.
Ферапонтов, в жилете, в ситцевой рубахе, стоял у лавки, выходившей на улицу. Увидав Алпатыча, он подошел к нему.
– Добро пожаловать, Яков Алпатыч. Народ из города, а ты в город, – сказал хозяин.
– Что ж так, из города? – сказал Алпатыч.
– И я говорю, – народ глуп. Всё француза боятся.
– Бабьи толки, бабьи толки! – проговорил Алпатыч.
– Так то и я сужу, Яков Алпатыч. Я говорю, приказ есть, что не пустят его, – значит, верно. Да и мужики по три рубля с подводы просят – креста на них нет!
Яков Алпатыч невнимательно слушал. Он потребовал самовар и сена лошадям и, напившись чаю, лег спать.
Всю ночь мимо постоялого двора двигались на улице войска. На другой день Алпатыч надел камзол, который он надевал только в городе, и пошел по делам. Утро было солнечное, и с восьми часов было уже жарко. Дорогой день для уборки хлеба, как думал Алпатыч. За городом с раннего утра слышались выстрелы.
С восьми часов к ружейным выстрелам присоединилась пушечная пальба. На улицах было много народу, куда то спешащего, много солдат, но так же, как и всегда, ездили извозчики, купцы стояли у лавок и в церквах шла служба. Алпатыч прошел в лавки, в присутственные места, на почту и к губернатору. В присутственных местах, в лавках, на почте все говорили о войске, о неприятеле, который уже напал на город; все спрашивали друг друга, что делать, и все старались успокоивать друг друга.
У дома губернатора Алпатыч нашел большое количество народа, казаков и дорожный экипаж, принадлежавший губернатору. На крыльце Яков Алпатыч встретил двух господ дворян, из которых одного он знал. Знакомый ему дворянин, бывший исправник, говорил с жаром.
– Ведь это не шутки шутить, – говорил он. – Хорошо, кто один. Одна голова и бедна – так одна, а то ведь тринадцать человек семьи, да все имущество… Довели, что пропадать всем, что ж это за начальство после этого?.. Эх, перевешал бы разбойников…
– Да ну, будет, – говорил другой.
– А мне что за дело, пускай слышит! Что ж, мы не собаки, – сказал бывший исправник и, оглянувшись, увидал Алпатыча.
– А, Яков Алпатыч, ты зачем?
– По приказанию его сиятельства, к господину губернатору, – отвечал Алпатыч, гордо поднимая голову и закладывая руку за пазуху, что он делал всегда, когда упоминал о князе… – Изволили приказать осведомиться о положении дел, – сказал он.
– Да вот и узнавай, – прокричал помещик, – довели, что ни подвод, ничего!.. Вот она, слышишь? – сказал он, указывая на ту сторону, откуда слышались выстрелы.
– Довели, что погибать всем… разбойники! – опять проговорил он и сошел с крыльца.
Алпатыч покачал головой и пошел на лестницу. В приемной были купцы, женщины, чиновники, молча переглядывавшиеся между собой. Дверь кабинета отворилась, все встали с мест и подвинулись вперед. Из двери выбежал чиновник, поговорил что то с купцом, кликнул за собой толстого чиновника с крестом на шее и скрылся опять в дверь, видимо, избегая всех обращенных к нему взглядов и вопросов. Алпатыч продвинулся вперед и при следующем выходе чиновника, заложив руку зазастегнутый сюртук, обратился к чиновнику, подавая ему два письма.
– Господину барону Ашу от генерала аншефа князя Болконского, – провозгласил он так торжественно и значительно, что чиновник обратился к нему и взял его письмо. Через несколько минут губернатор принял Алпатыча и поспешно сказал ему: