Аллахвердов, Михаил Андреевич

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Михаил Андреевич Аллахвердов
Прозвище

Заман

Дата рождения

1900(1900)

Место рождения

г. Шуша Нагорный Карабах

Дата смерти

1968(1968)

Место смерти

Москва

Принадлежность

Род войск

органы госбезобасности

Годы службы

19181955

Звание

<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение

Награды и премии

Михаил Андреевич Аллахвердов (1900—1968) — деятель советских органов государственной безопасности, генерал-майор (1945).





Биография

Родился в 1900 году в городе Шуша в Нагорном Карабахе. По национальности армянин[1].

Учился в гимназии в Андижане (Узбекистан), не закончив которую, в 1918 году вступил в Красную Армию. В составе 3-го Туркестанского стрелкового полка принимал участие в боях с басмачами.

В 1919 году перешёл на службу в органы ВЧК. В 1920 году вступил в РКП(б). В июне 1921 года был назначен заместителем начальника Особого отдела Памирской военно-политической экспедиции. В 1923 году был переведён в Восточный отдел Центрального аппарата ОГПУ.

В 1925 году без отрыва от оперативной работы закончил Восточный факультет Военной академии РККА имени М. В. Фрунзе[2]. В том же году приступил к разведывательной работе в Персии1928 по 1930 годы — в Персии был резидентом внешней разведки).

С 1930 по 1933 годы работал в аппарате Иностранного (разведывательного) отдела ОГПУ. С 1933 по 1934 годы Михаил Аллахвердов был резидентом советской разведки в Австрии, Швейцарии и Франции, с 1934 по 1936 годы — резидентом в Афганистане, с 1936 по 1938 годы — резидентом в Турции.

С 1938 по 1941 годы работал в центральном аппарате внешней разведки НКВД в Москве. С началом Великой Отечественной войны до 1944 года снова стал резидентом в Афганистане. После возвращения в Москву Михаил Аллахвердов возглавил информационный отдел в Первом управлении КГБ СССР.

В 1945 году был командирован в Швейцарию для выполнения специального разведывательного задания. С ноября 1947 по 1955 год работал заместителем начальника Высшей разведывательной школы КГБ СССР по учебной и научной части, одновременно занимался научной и педагогической деятельностью. С 1955 года в отставке по выслуге лет.

Умер в 1968 году в Москве. Похоронен на Новодевичьем кладбище.

Награды

Напишите отзыв о статье "Аллахвердов, Михаил Андреевич"

Примечания

  1. [svr.gov.ru/history/al.htm Аллахвердов Михаил Андреевич], СВР РФ
  2. Густерин П. В. Советская разведка на Ближнем и Среднем Востоке в 1920—30-х годах. — Саарбрюккен: LAP LAMBERT Academic Publishing, 2014. — С. 28. — ISBN 978-3-659-51691-7

Литература

  • Шарапов Э. П. Наум Эйтингон — карающий меч Сталина. СПб., «Нева», 2003
  • Энциклопедия секретных служб России / Автор-составитель А.И.Колпакиди. — М.: АСТ, Астрель, Транзиткнига, 2004. — С. 428-429. — 800 с. — ISBN 5-17018975-3.

Ссылки

  • [svr.gov.ru/history/al.htm Михаил Андреевич Аллахвердов на сайте Службы внешней разведки РФ]
  • [www.hrono.info/biograf/bio_a/allahverdov.html Михаил Андреевич Аллахвердов на сайте «Хроно.ру»]
  • [www.peoples.ru/military/scout/mihael_allahverdov/index.html Михаил Андреевич Аллахвердов на сайте «Люди.ру»]

Отрывок, характеризующий Аллахвердов, Михаил Андреевич

Ростов, пожимаясь шеей, за которую затекала вода, курил трубку и слушал невнимательно, изредка поглядывая на молодого офицера Ильина, который жался около него. Офицер этот, шестнадцатилетний мальчик, недавно поступивший в полк, был теперь в отношении к Николаю тем, чем был Николай в отношении к Денисову семь лет тому назад. Ильин старался во всем подражать Ростову и, как женщина, был влюблен в него.
Офицер с двойными усами, Здржинский, рассказывал напыщенно о том, как Салтановская плотина была Фермопилами русских, как на этой плотине был совершен генералом Раевским поступок, достойный древности. Здржинский рассказывал поступок Раевского, который вывел на плотину своих двух сыновей под страшный огонь и с ними рядом пошел в атаку. Ростов слушал рассказ и не только ничего не говорил в подтверждение восторга Здржинского, но, напротив, имел вид человека, который стыдился того, что ему рассказывают, хотя и не намерен возражать. Ростов после Аустерлицкой и 1807 года кампаний знал по своему собственному опыту, что, рассказывая военные происшествия, всегда врут, как и сам он врал, рассказывая; во вторых, он имел настолько опытности, что знал, как все происходит на войне совсем не так, как мы можем воображать и рассказывать. И потому ему не нравился рассказ Здржинского, не нравился и сам Здржинский, который, с своими усами от щек, по своей привычке низко нагибался над лицом того, кому он рассказывал, и теснил его в тесном шалаше. Ростов молча смотрел на него. «Во первых, на плотине, которую атаковали, должна была быть, верно, такая путаница и теснота, что ежели Раевский и вывел своих сыновей, то это ни на кого не могло подействовать, кроме как человек на десять, которые были около самого его, – думал Ростов, – остальные и не могли видеть, как и с кем шел Раевский по плотине. Но и те, которые видели это, не могли очень воодушевиться, потому что что им было за дело до нежных родительских чувств Раевского, когда тут дело шло о собственной шкуре? Потом оттого, что возьмут или не возьмут Салтановскую плотину, не зависела судьба отечества, как нам описывают это про Фермопилы. И стало быть, зачем же было приносить такую жертву? И потом, зачем тут, на войне, мешать своих детей? Я бы не только Петю брата не повел бы, даже и Ильина, даже этого чужого мне, но доброго мальчика, постарался бы поставить куда нибудь под защиту», – продолжал думать Ростов, слушая Здржинского. Но он не сказал своих мыслей: он и на это уже имел опыт. Он знал, что этот рассказ содействовал к прославлению нашего оружия, и потому надо было делать вид, что не сомневаешься в нем. Так он и делал.
– Однако мочи нет, – сказал Ильин, замечавший, что Ростову не нравится разговор Здржинского. – И чулки, и рубашка, и под меня подтекло. Пойду искать приюта. Кажется, дождик полегче. – Ильин вышел, и Здржинский уехал.
Через пять минут Ильин, шлепая по грязи, прибежал к шалашу.
– Ура! Ростов, идем скорее. Нашел! Вот тут шагов двести корчма, уж туда забрались наши. Хоть посушимся, и Марья Генриховна там.
Марья Генриховна была жена полкового доктора, молодая, хорошенькая немка, на которой доктор женился в Польше. Доктор, или оттого, что не имел средств, или оттого, что не хотел первое время женитьбы разлучаться с молодой женой, возил ее везде за собой при гусарском полку, и ревность доктора сделалась обычным предметом шуток между гусарскими офицерами.
Ростов накинул плащ, кликнул за собой Лаврушку с вещами и пошел с Ильиным, где раскатываясь по грязи, где прямо шлепая под утихавшим дождем, в темноте вечера, изредка нарушаемой далекими молниями.
– Ростов, ты где?
– Здесь. Какова молния! – переговаривались они.


В покинутой корчме, перед которою стояла кибиточка доктора, уже было человек пять офицеров. Марья Генриховна, полная белокурая немочка в кофточке и ночном чепчике, сидела в переднем углу на широкой лавке. Муж ее, доктор, спал позади ее. Ростов с Ильиным, встреченные веселыми восклицаниями и хохотом, вошли в комнату.
– И! да у вас какое веселье, – смеясь, сказал Ростов.
– А вы что зеваете?
– Хороши! Так и течет с них! Гостиную нашу не замочите.
– Марьи Генриховны платье не запачкать, – отвечали голоса.
Ростов с Ильиным поспешили найти уголок, где бы они, не нарушая скромности Марьи Генриховны, могли бы переменить мокрое платье. Они пошли было за перегородку, чтобы переодеться; но в маленьком чуланчике, наполняя его весь, с одной свечкой на пустом ящике, сидели три офицера, играя в карты, и ни за что не хотели уступить свое место. Марья Генриховна уступила на время свою юбку, чтобы употребить ее вместо занавески, и за этой занавеской Ростов и Ильин с помощью Лаврушки, принесшего вьюки, сняли мокрое и надели сухое платье.