Аллея Победы (Берлин)

Аллея Победы (Зигесаллее) Берлин
нем. Siegesallee
Аллея Победы в Берлине. На первом плане — памятник Альбрехту Медведю. Почтовая открытка. 1902
Общая информация
Страна	Германия Германия
Город	Берлин
Протяжённость	750 м

Аллея Победы (Зигесаллее; нем. Siegesallee) — знаменитый в своё время бульвар в берлинском парке Тиргартен, построенный в 1895—1901 годах по приказу кайзера Германии Вильгельма II.

История

Длина бульвара, соединившего площадь Кёнигсплац (ныне площадь Республики) с находившейся ещё на старом месте колонной Победы, составляла 750 метров. На бульваре были установлены 32 мраморных памятника всем маркграфам, курфюрстам Бранденбурга и королям Пруссии, правившим в период с 1157 по 1888 годы, начиная от Альбрехта Медведя и заканчивая Вильгельмом I. Каждую скульптурную группу помимо памятника самому правителю составляли два бюста личностям, прославившимся во времена его правления.

27 скульпторов под руководством архитектора Густава Фридриха Хальмхубера и скульптора Рейнгольда Бегаса в период с 1895 по 1901 годы создали 32 скульптуры бранденбургских и прусских правителей. Высота каждой статуи составляла 2,75 м. Маркграфы, курфюрсты и короли находились в центре полукруглого пьедестала, сзади окружённого полукруглой скамьёй, которую разделяли на три части два бюста соратников правителя.

В 1903 году на аллее Победы появились 33-я и 34-я скульптурные композиции, созданные по проекту Эрнста фон Ине, а в 1904 году Зигесаллее пополнилась скульптурой принца Вильгельма Прусского, будущего первого кайзера Германии, в военной форме времён Наполеоновских войн, выполненной Адольфом Брюттом.

Аллея стала ярким примером эклектизма в изобразительном искусстве. Монументальный бульвар вызвал многочисленные споры, Вильгельм II подвергся критике за прославление Гогенцоллернов и возвышение их роли в Германской империи. Берлинцы прозвали бульвар «Кукольной аллеей».

Во время Ноябрьской революции некоторые скульптуры получили повреждения. На многих пьедесталах появились надписи красной краской «Угнетатели народа» и «Солдаты, не убивайте!». НСДПГ выступала в советах рабочих и крестьянских депутатов за снос скульптурных композиций, но социалистам удалось отстоять сохранение Зигесаллее.

При национал-социалистах мраморные изваяния Зигесаллее должны были занять центральное место в проекте Альберта Шпеера по превращению Берлина в Столицу мира Германию и в связи с этим в 1938 году были перенесены на Большую Звёздную аллею, где вместе с перенесённой колонной Победы, памятниками Бисмарку, Альбрехту фон Роону и Гельмуту фон Мольтке должны были образовать «Форум Второго рейха», то есть кайзеровской Германии.

После Второй мировой войны бульвар был снесён по приказу Межсоюзнической комендатуры в 1947 году, но несмотря на некоторые потери многие скульптуры сохранились, хотя и в повреждённом виде. Некоторые из них обрели новые места прописки (памятники Альбрехту Медведю и Фридриху Вильгельму IV были установлены в цитадели Шпандау), а остальные перевезены во дворец Бельвю, пока в 1954 году в целях консервации не были закопаны в дворцовом парке.

Реставрация скульптур

В 1978 году в рамках акции «Спаси памятники!» сохранившиеся скульптуры Зигесаллее были извлечены из захоронения, а затем выставлены в берлинском Лапидарии в Кройцберге (26 скульптур и 40 бюстов). С мая 2009 года сохранившиеся скульптуры проходят реставрацию в цитадели Шпандау и начиная с 2015 года станут экспонатами новой постоянной экспозиции «Разоблачение и открытие — Берлин и его памятники».

Литература

• Helmut Caspar (Hrsg): Die Beine der Hohenzollern, interpretiert an Standbildern der Siegesallee in Primaneraufsätzen aus dem Jahre 1901, versehen mit Randbemerkungen Seiner Majestät Kaiser Wilhelm II., Berlin Edition, Berlin 2001, ISBN 3814800869, 128 S.
• Die Berliner Moderne 1885—1914, Hrsg. Jürgen Schütte, Peter Sprengel, Reclam Verlag, Ditzingen 2000, UB 8359, ISBN 978-3-15-008359-8.
• Jan von Flocken: Die Siegesallee. Auf den Spuren der brandenburgisch-preußischen Geschichte. Kai Homilius Verlag, Berlin 2001, ISBN 3-89706-899-0.
• Richard George (Hrsg.): Hie gut Brandenburg alleweg! Geschichts- und Kulturbilder aus der Vergangenheit der Mark und aus Alt-Berlin bis zum Tode des Großen Kurfürsten, Verlag von W. Pauli’s Nachf., Berlin 1900.
• Uta Lehnert: Der Kaiser und die Siegesallee. Réclame Royale, Dietrich Reimer Verlag, Berlin 1998, ISBN 3-496-01189-0.
• Otto Nagel: H. Zille. Veröffentlichung der Deutschen Akademie der Künste. Henschelverlag Berlin, 1970.
• Max Osborn: Berlin. Mit 179 Abbildungen. In der Reihe: Berühmte Kunststätten Band 43. Verlag von E.A.Seemann, Leipzig 1909.
• Cornelius Steckner: Der Bildhauer Adolf Brütt. Schleswig-Holstein. Berlin. Weimar. Autobiografie und Werkverzeichnis. (Schriften der Schleswig-Holsteinischen Landesbibliothek. Hrsg. Dieter Lohmeier. Band 9), Westholsteinische Verlagsanstalt Boyens & Co., Heide 1989. ISBN 3-8042-0479-1 (S. 182-191; S. 172-176).

Ссылки

• Полный реестр скульптурных групп Аллеи победы  (нем.)

Отрывок, характеризующий Аллея Победы (Берлин)

– Благодарю вашу светлость, – отвечал князь Андрей, – но я боюсь, что не гожусь больше для штабов, – сказал он с улыбкой, которую Кутузов заметил. Кутузов вопросительно посмотрел на него. – А главное, – прибавил князь Андрей, – я привык к полку, полюбил офицеров, и люди меня, кажется, полюбили. Мне бы жалко было оставить полк. Ежели я отказываюсь от чести быть при вас, то поверьте…
Умное, доброе и вместе с тем тонко насмешливое выражение светилось на пухлом лице Кутузова. Он перебил Болконского:
– Жалею, ты бы мне нужен был; но ты прав, ты прав. Нам не сюда люди нужны. Советчиков всегда много, а людей нет. Не такие бы полки были, если бы все советчики служили там в полках, как ты. Я тебя с Аустерлица помню… Помню, помню, с знаменем помню, – сказал Кутузов, и радостная краска бросилась в лицо князя Андрея при этом воспоминании. Кутузов притянул его за руку, подставляя ему щеку, и опять князь Андрей на глазах старика увидал слезы. Хотя князь Андрей и знал, что Кутузов был слаб на слезы и что он теперь особенно ласкает его и жалеет вследствие желания выказать сочувствие к его потере, но князю Андрею и радостно и лестно было это воспоминание об Аустерлице.
– Иди с богом своей дорогой. Я знаю, твоя дорога – это дорога чести. – Он помолчал. – Я жалел о тебе в Букареште: мне послать надо было. – И, переменив разговор, Кутузов начал говорить о турецкой войне и заключенном мире. – Да, немало упрекали меня, – сказал Кутузов, – и за войну и за мир… а все пришло вовремя. Tout vient a point a celui qui sait attendre. [Все приходит вовремя для того, кто умеет ждать.] A и там советчиков не меньше было, чем здесь… – продолжал он, возвращаясь к советчикам, которые, видимо, занимали его. – Ох, советчики, советчики! – сказал он. Если бы всех слушать, мы бы там, в Турции, и мира не заключили, да и войны бы не кончили. Всё поскорее, а скорое на долгое выходит. Если бы Каменский не умер, он бы пропал. Он с тридцатью тысячами штурмовал крепости. Взять крепость не трудно, трудно кампанию выиграть. А для этого не нужно штурмовать и атаковать, а нужно терпение и время. Каменский на Рущук солдат послал, а я их одних (терпение и время) посылал и взял больше крепостей, чем Каменский, и лошадиное мясо турок есть заставил. – Он покачал головой. – И французы тоже будут! Верь моему слову, – воодушевляясь, проговорил Кутузов, ударяя себя в грудь, – будут у меня лошадиное мясо есть! – И опять глаза его залоснились слезами.
– Однако до лжно же будет принять сражение? – сказал князь Андрей.
– До лжно будет, если все этого захотят, нечего делать… А ведь, голубчик: нет сильнее тех двух воинов, терпение и время; те всё сделают, да советчики n'entendent pas de cette oreille, voila le mal. [этим ухом не слышат, – вот что плохо.] Одни хотят, другие не хотят. Что ж делать? – спросил он, видимо, ожидая ответа. – Да, что ты велишь делать? – повторил он, и глаза его блестели глубоким, умным выражением. – Я тебе скажу, что делать, – проговорил он, так как князь Андрей все таки не отвечал. – Я тебе скажу, что делать и что я делаю. Dans le doute, mon cher, – он помолчал, – abstiens toi, [В сомнении, мой милый, воздерживайся.] – выговорил он с расстановкой.
– Ну, прощай, дружок; помни, что я всей душой несу с тобой твою потерю и что я тебе не светлейший, не князь и не главнокомандующий, а я тебе отец. Ежели что нужно, прямо ко мне. Прощай, голубчик. – Он опять обнял и поцеловал его. И еще князь Андрей не успел выйти в дверь, как Кутузов успокоительно вздохнул и взялся опять за неконченный роман мадам Жанлис «Les chevaliers du Cygne».
Как и отчего это случилось, князь Андрей не мог бы никак объяснить; но после этого свидания с Кутузовым он вернулся к своему полку успокоенный насчет общего хода дела и насчет того, кому оно вверено было. Чем больше он видел отсутствие всего личного в этом старике, в котором оставались как будто одни привычки страстей и вместо ума (группирующего события и делающего выводы) одна способность спокойного созерцания хода событий, тем более он был спокоен за то, что все будет так, как должно быть. «У него не будет ничего своего. Он ничего не придумает, ничего не предпримет, – думал князь Андрей, – но он все выслушает, все запомнит, все поставит на свое место, ничему полезному не помешает и ничего вредного не позволит. Он понимает, что есть что то сильнее и значительнее его воли, – это неизбежный ход событий, и он умеет видеть их, умеет понимать их значение и, ввиду этого значения, умеет отрекаться от участия в этих событиях, от своей личной волн, направленной на другое. А главное, – думал князь Андрей, – почему веришь ему, – это то, что он русский, несмотря на роман Жанлис и французские поговорки; это то, что голос его задрожал, когда он сказал: „До чего довели!“, и что он захлипал, говоря о том, что он „заставит их есть лошадиное мясо“. На этом же чувстве, которое более или менее смутно испытывали все, и основано было то единомыслие и общее одобрение, которое сопутствовало народному, противному придворным соображениям, избранию Кутузова в главнокомандующие.


После отъезда государя из Москвы московская жизнь потекла прежним, обычным порядком, и течение этой жизни было так обычно, что трудно было вспомнить о бывших днях патриотического восторга и увлечения, и трудно было верить, что действительно Россия в опасности и что члены Английского клуба суть вместе с тем и сыны отечества, готовые для него на всякую жертву. Одно, что напоминало о бывшем во время пребывания государя в Москве общем восторженно патриотическом настроении, было требование пожертвований людьми и деньгами, которые, как скоро они были сделаны, облеклись в законную, официальную форму и казались неизбежны.
С приближением неприятеля к Москве взгляд москвичей на свое положение не только не делался серьезнее, но, напротив, еще легкомысленнее, как это всегда бывает с людьми, которые видят приближающуюся большую опасность. При приближении опасности всегда два голоса одинаково сильно говорят в душе человека: один весьма разумно говорит о том, чтобы человек обдумал самое свойство опасности и средства для избавления от нее; другой еще разумнее говорит, что слишком тяжело и мучительно думать об опасности, тогда как предвидеть все и спастись от общего хода дела не во власти человека, и потому лучше отвернуться от тяжелого, до тех пор пока оно не наступило, и думать о приятном. В одиночестве человек большею частью отдается первому голосу, в обществе, напротив, – второму. Так было и теперь с жителями Москвы. Давно так не веселились в Москве, как этот год.