Аллик, Хендрик

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Хендрик Хендрикович Аллик
эст. Hendrik Allik
Первый заместитель Председателя Совета Министров Эстонской ССР
1943 — 1950
Первый заместитель Председателя Совета Министров Эстонской ССР
1965 — 1973
Народный комиссар сельского хозяйства Эстонской ССР
1945 — 1946
 
Рождение: 15 марта 1901(1901-03-15)
Абья, Вильяндимаа, Эстляндская губерния
Смерть: 8 мая 1989(1989-05-08) (88 лет)
Таллин, Эстонская ССР
Образование: Таллинский Политехнический институт
 
Награды:

Хе́ндрик А́ллик (эст. Hendrik Allik, 19011989) — советский государственный и партийный деятель, бывший первый заместитель председателя Совета Министров Эстонской ССР (19431950, 19651973).





Биография

Хендрик Аллик родился 15 марта 1901 года в волости Абья, входившей в состав Вильяндиского уезда Эстляндской губернии. Его мать работала старостой прихода лютеранской церкви в Халлисте. Церковь, построенная во второй половине XV-го века, считалась одной из самых красивых в Эстонии. Мать также участвовала в её реставрации.

С школьных лет, помимо русского и эстонского, Аллик владел английским, немецким и французским языками.

Революционная деятельность

Политическая деятельность Хендрика Аллика началась уже в 1923 году, когда он руководил всеэстонской конференцией рабочей молодёжи (в августе) и съездом рабочих спортивных обществ (в ноябре). Так как Компартия Эстонии, как нелегальная организация, была снова лишена возможности выступать на выборах в Рийгикогу отдельным списком, Аллик вошёл в состав Бюро Единого фронта, созданного Центральным комитетом КПЭ. От Единого фронта был избран депутатом Рийгикогу (в отличие от 1920 года, в 1923 году депутаты Единого фронта, набрав 30 тысяч голосов, получили десять мест в парламенте), тогда же Хендрик вошёл в образованную рабочую фракцию.

Избранный депутатом в эстонский парламент, Аллик активно участвовал в деятельности рабочего движения. 7 ноября 1923 года он выступал на митинге-концерте в Доме пожарников в Таллине, посвящённом шестой годовщине Октябрьской революции. Митинг был организован Центральным Советом рабочих Союзов. Кандидаты «Единого фронта» стали побеждать на выборах в 47 волостях. Ещё больших успехов фракция добилась на выборах в городские думы. В Таллинской городской думе депутаты «Единого фронта», в том числе и Аллик, получили 37 мест (состав думы предусматривал 101 человек).

В январе 1924 года (в это время в республике проходили массовые аресты участников рабочего движения), выступая на одном из рабочих собраний, Аллик был арестован полицией и обвинён в «организации антигосударственного заговора». 27 ноября состоялся «Процесс 149 коммунистов», на котором Хендрик был приговорён к пожизненной каторге (такой приговор получило 39 коммунистов). В тюрьме продолжал участвовать в рабочем движении. Был членом Тюремного бюро («Вабе») — всеэстонского руководящего центра политзаключённых-коммунистов. Кроме того, Хендрик Аллик редактировал выпуск нелегальной газеты «Вангимая кийр» («Тюремный луч»). Газета, выходившая раз в месяц в 19271929 годах, писалась химическим карандашом на тончайшей маисовой бумаге и передавалась по камерам.

Весной 1938 года по всеобщей политической амнистии Аллик был выпущен на свободу, отсидев в тюрьме почти пятнадцать лет. Летом того же года был избран секретарём созданного руководящего центра эстонских коммунистов — Нелегального бюро, фактически выполнявшего функции Центрального Комитета Компартии Эстонии.

В ночь на 1 апреля 1940 года участвовал в совещании коммунистов, проходившем в квартире одного из членов Нелегального бюро. Совещание позднее вошло в историю как «Апрельская конференция Компартии Эстонии». На совещании Аллик зачитал доклад о политическом положении и ближайших задачах партии. В нём говорилось «о кризисе пятсовской диктатуры» и необходимости «создания демократической народной республики». Все установки бюро в виде тезисов были изложены в воззвании «Ко всему эстонскому народу», которое было опубликовано в газете «Коммунист».

В июне 1940 года был участником массовых демонстраций по республике, которые сводились к требованию присоединения Эстонии к Советскому Союзу. В частности, Хендрик Аллик руководил захватом здания политической полиции, откуда были выдворены чиновники, а революционеры выпущены. Через месяц после вступления республики в состав Советского Союза, когда в Эстонии шла национализация (создавались месткомы и комиссии), был назначен председателем комитета по руководству торговлей. Позднее был назначен народным комиссаром торговли Эстонской ССР и на этой должности находился до июня 1941 года.

Великая отечественная война

В начале войны, когда на территорию Эстонии отступила 8-я армия, Республиканский штаб был преобразован в Республиканский комитет обороны ЭССР, комитет направлял все силы на помощь армии. Народный комиссар торговли Хендрик Аллик был одновременно назначен уполномоченным по продовольственным вопросам республиканского комитета.

В начале 1942 года, являясь членом Совета народных комиссаров ЭССР, участвовал в организации партизанской борьбы на временно оккупированной территории Эстонии. Позднее входил в состав комиссий военного округа как член наркомата обороны ЭССР, Центрального комитета КПЭ и Совета народных комиссаров ЭССР, где занимался направлением граждан Эстонской ССР в 7-ю Эстонскую стрелковую дивизию.

В сентябре 1942 года Аллик был назначен начальником политотдела только что сформированного 8-го Эстонского стрелкового корпуса (ему было присвоено звание «старший батальонный комиссар»).С декабря 1942 года в этой должности принимал участие в боевых действиях под Великими Луками, Невелем, Новосокольниками.

Приказом ВС Калининского фронта №: 206 от: 28.02.1943 года начальник политотдела 8-го Эстонского стрелкового корпуса подполковник Аллик Гендрик Гансович был награждён орденом Красного Знамени за организацию партийно-политической работы во время боев за г.Великие Луки. [1]

В июле 1943 года Аллик был назначен уполномоченным Центрального Комитета КПЭ и Совнаркома ЭССР при командовании 3-го Прибалтийского фронта. Занимался поддержанием связи с Красной Армией, наступавшей от Пскова на Нарву, а также руководил на месте деятельностью оперативных групп южных уездов Эстонской ССР.

Государственная деятельность

В 1943 году был назначен заместителем председателя Совета Министров Эстонской ССР (до осени 1944 года министерство находилось в Москве). Заместителем министра работал почти семь лет. Одновременно с сентября 1945 по апрель 1946 года был наркомом сельского хозяйства ЭССР (позднее на этой должности его сменил Н.Г. Пуусеп).В 1948 году окончил Таллинский политехнический институт.

В декабре 1950 года был снят с поста заместителя председателя Совмина и исключён из партии, а через несколько дней арестован и приговорён к 25 годам тюрьмы. Освобождён в 1955 году, реабилитирован.\

С 1957 года работал заместителем, а с января 1961 по март 1973 начальником плановой комиссии при Совете Министров ЭССР. Одновременно с 1965 по 1973 год Аллик был заместителем председателя Совета Министров Эстонской ССР.

В 1985 году был награжден орденом Отечественной войны 2-й степени.[2]

Смерть

Скончался 8 мая 1989 года в Таллине.

Награды

См. также

Напишите отзыв о статье "Аллик, Хендрик"

Примечания

  1. [pamyat-naroda.ru/heroes/podvig-chelovek_nagrazhdenie11699019/ Память народа :: Документ о награде :: Аллик Гендрик Гансович, Орден Красного Знамени]. pamyat-naroda.ru. Проверено 13 июля 2016.
  2. [pamyat-naroda.ru/heroes/podvig-chelovek_yubileinaya_kartoteka1510384197/ Память народа :: Документ о награде :: Аллик Хендрик Хансович, Орден Отечественной войны II степени]. pamyat-naroda.ru. Проверено 13 июля 2016.

Отрывок, характеризующий Аллик, Хендрик

– Этого не обещаю. Вы не знаете, как осаждают Кутузова с тех пор, как он назначен главнокомандующим. Он мне сам говорил, что все московские барыни сговорились отдать ему всех своих детей в адъютанты.
– Нет, обещайте, я не пущу вас, милый, благодетель мой…
– Папа! – опять тем же тоном повторила красавица, – мы опоздаем.
– Ну, au revoir, [до свиданья,] прощайте. Видите?
– Так завтра вы доложите государю?
– Непременно, а Кутузову не обещаю.
– Нет, обещайте, обещайте, Basile, [Василий,] – сказала вслед ему Анна Михайловна, с улыбкой молодой кокетки, которая когда то, должно быть, была ей свойственна, а теперь так не шла к ее истощенному лицу.
Она, видимо, забыла свои годы и пускала в ход, по привычке, все старинные женские средства. Но как только он вышел, лицо ее опять приняло то же холодное, притворное выражение, которое было на нем прежде. Она вернулась к кружку, в котором виконт продолжал рассказывать, и опять сделала вид, что слушает, дожидаясь времени уехать, так как дело ее было сделано.
– Но как вы находите всю эту последнюю комедию du sacre de Milan? [миланского помазания?] – сказала Анна Павловна. Et la nouvelle comedie des peuples de Genes et de Lucques, qui viennent presenter leurs voeux a M. Buonaparte assis sur un trone, et exaucant les voeux des nations! Adorable! Non, mais c'est a en devenir folle! On dirait, que le monde entier a perdu la tete. [И вот новая комедия: народы Генуи и Лукки изъявляют свои желания господину Бонапарте. И господин Бонапарте сидит на троне и исполняет желания народов. 0! это восхитительно! Нет, от этого можно с ума сойти. Подумаешь, что весь свет потерял голову.]
Князь Андрей усмехнулся, прямо глядя в лицо Анны Павловны.
– «Dieu me la donne, gare a qui la touche», – сказал он (слова Бонапарте, сказанные при возложении короны). – On dit qu'il a ete tres beau en prononcant ces paroles, [Бог мне дал корону. Беда тому, кто ее тронет. – Говорят, он был очень хорош, произнося эти слова,] – прибавил он и еще раз повторил эти слова по итальянски: «Dio mi la dona, guai a chi la tocca».
– J'espere enfin, – продолжала Анна Павловна, – que ca a ete la goutte d'eau qui fera deborder le verre. Les souverains ne peuvent plus supporter cet homme, qui menace tout. [Надеюсь, что это была, наконец, та капля, которая переполнит стакан. Государи не могут более терпеть этого человека, который угрожает всему.]
– Les souverains? Je ne parle pas de la Russie, – сказал виконт учтиво и безнадежно: – Les souverains, madame! Qu'ont ils fait pour Louis XVII, pour la reine, pour madame Elisabeth? Rien, – продолжал он одушевляясь. – Et croyez moi, ils subissent la punition pour leur trahison de la cause des Bourbons. Les souverains? Ils envoient des ambassadeurs complimenter l'usurpateur. [Государи! Я не говорю о России. Государи! Но что они сделали для Людовика XVII, для королевы, для Елизаветы? Ничего. И, поверьте мне, они несут наказание за свою измену делу Бурбонов. Государи! Они шлют послов приветствовать похитителя престола.]
И он, презрительно вздохнув, опять переменил положение. Князь Ипполит, долго смотревший в лорнет на виконта, вдруг при этих словах повернулся всем телом к маленькой княгине и, попросив у нее иголку, стал показывать ей, рисуя иголкой на столе, герб Конде. Он растолковывал ей этот герб с таким значительным видом, как будто княгиня просила его об этом.
– Baton de gueules, engrele de gueules d'azur – maison Conde, [Фраза, не переводимая буквально, так как состоит из условных геральдических терминов, не вполне точно употребленных. Общий смысл такой : Герб Конде представляет щит с красными и синими узкими зазубренными полосами,] – говорил он.
Княгиня, улыбаясь, слушала.
– Ежели еще год Бонапарте останется на престоле Франции, – продолжал виконт начатый разговор, с видом человека не слушающего других, но в деле, лучше всех ему известном, следящего только за ходом своих мыслей, – то дела пойдут слишком далеко. Интригой, насилием, изгнаниями, казнями общество, я разумею хорошее общество, французское, навсегда будет уничтожено, и тогда…
Он пожал плечами и развел руками. Пьер хотел было сказать что то: разговор интересовал его, но Анна Павловна, караулившая его, перебила.
– Император Александр, – сказала она с грустью, сопутствовавшей всегда ее речам об императорской фамилии, – объявил, что он предоставит самим французам выбрать образ правления. И я думаю, нет сомнения, что вся нация, освободившись от узурпатора, бросится в руки законного короля, – сказала Анна Павловна, стараясь быть любезной с эмигрантом и роялистом.
– Это сомнительно, – сказал князь Андрей. – Monsieur le vicomte [Господин виконт] совершенно справедливо полагает, что дела зашли уже слишком далеко. Я думаю, что трудно будет возвратиться к старому.
– Сколько я слышал, – краснея, опять вмешался в разговор Пьер, – почти всё дворянство перешло уже на сторону Бонапарта.
– Это говорят бонапартисты, – сказал виконт, не глядя на Пьера. – Теперь трудно узнать общественное мнение Франции.
– Bonaparte l'a dit, [Это сказал Бонапарт,] – сказал князь Андрей с усмешкой.
(Видно было, что виконт ему не нравился, и что он, хотя и не смотрел на него, против него обращал свои речи.)
– «Je leur ai montre le chemin de la gloire» – сказал он после недолгого молчания, опять повторяя слова Наполеона: – «ils n'en ont pas voulu; je leur ai ouvert mes antichambres, ils se sont precipites en foule»… Je ne sais pas a quel point il a eu le droit de le dire. [Я показал им путь славы: они не хотели; я открыл им мои передние: они бросились толпой… Не знаю, до какой степени имел он право так говорить.]
– Aucun, [Никакого,] – возразил виконт. – После убийства герцога даже самые пристрастные люди перестали видеть в нем героя. Si meme ca a ete un heros pour certaines gens, – сказал виконт, обращаясь к Анне Павловне, – depuis l'assassinat du duc il y a un Marietyr de plus dans le ciel, un heros de moins sur la terre. [Если он и был героем для некоторых людей, то после убиения герцога одним мучеником стало больше на небесах и одним героем меньше на земле.]
Не успели еще Анна Павловна и другие улыбкой оценить этих слов виконта, как Пьер опять ворвался в разговор, и Анна Павловна, хотя и предчувствовавшая, что он скажет что нибудь неприличное, уже не могла остановить его.
– Казнь герцога Энгиенского, – сказал мсье Пьер, – была государственная необходимость; и я именно вижу величие души в том, что Наполеон не побоялся принять на себя одного ответственность в этом поступке.
– Dieul mon Dieu! [Боже! мой Боже!] – страшным шопотом проговорила Анна Павловна.
– Comment, M. Pierre, vous trouvez que l'assassinat est grandeur d'ame, [Как, мсье Пьер, вы видите в убийстве величие души,] – сказала маленькая княгиня, улыбаясь и придвигая к себе работу.
– Ah! Oh! – сказали разные голоса.
– Capital! [Превосходно!] – по английски сказал князь Ипполит и принялся бить себя ладонью по коленке.
Виконт только пожал плечами. Пьер торжественно посмотрел поверх очков на слушателей.
– Я потому так говорю, – продолжал он с отчаянностью, – что Бурбоны бежали от революции, предоставив народ анархии; а один Наполеон умел понять революцию, победить ее, и потому для общего блага он не мог остановиться перед жизнью одного человека.
– Не хотите ли перейти к тому столу? – сказала Анна Павловна.
Но Пьер, не отвечая, продолжал свою речь.
– Нет, – говорил он, все более и более одушевляясь, – Наполеон велик, потому что он стал выше революции, подавил ее злоупотребления, удержав всё хорошее – и равенство граждан, и свободу слова и печати – и только потому приобрел власть.
– Да, ежели бы он, взяв власть, не пользуясь ею для убийства, отдал бы ее законному королю, – сказал виконт, – тогда бы я назвал его великим человеком.
– Он бы не мог этого сделать. Народ отдал ему власть только затем, чтоб он избавил его от Бурбонов, и потому, что народ видел в нем великого человека. Революция была великое дело, – продолжал мсье Пьер, выказывая этим отчаянным и вызывающим вводным предложением свою великую молодость и желание всё полнее высказать.
– Революция и цареубийство великое дело?…После этого… да не хотите ли перейти к тому столу? – повторила Анна Павловна.
– Contrat social, [Общественный договор,] – с кроткой улыбкой сказал виконт.
– Я не говорю про цареубийство. Я говорю про идеи.
– Да, идеи грабежа, убийства и цареубийства, – опять перебил иронический голос.
– Это были крайности, разумеется, но не в них всё значение, а значение в правах человека, в эманципации от предрассудков, в равенстве граждан; и все эти идеи Наполеон удержал во всей их силе.
– Свобода и равенство, – презрительно сказал виконт, как будто решившийся, наконец, серьезно доказать этому юноше всю глупость его речей, – всё громкие слова, которые уже давно компрометировались. Кто же не любит свободы и равенства? Еще Спаситель наш проповедывал свободу и равенство. Разве после революции люди стали счастливее? Напротив. Mы хотели свободы, а Бонапарте уничтожил ее.