Алма-Атинский трамвай
Поделись знанием:
– Не холодно ли вам? – спросил он. Они не отвечали и засмеялись. Диммлер из задних саней что то кричал, вероятно смешное, но нельзя было расслышать, что он кричал.
– Да, да, – смеясь отвечали голоса.
– Однако вот какой то волшебный лес с переливающимися черными тенями и блестками алмазов и с какой то анфиладой мраморных ступеней, и какие то серебряные крыши волшебных зданий, и пронзительный визг каких то зверей. «А ежели и в самом деле это Мелюковка, то еще страннее то, что мы ехали Бог знает где, и приехали в Мелюковку», думал Николай.
Действительно это была Мелюковка, и на подъезд выбежали девки и лакеи со свечами и радостными лицами.
– Кто такой? – спрашивали с подъезда.
– Графские наряженные, по лошадям вижу, – отвечали голоса.
Пелагея Даниловна Мелюкова, широкая, энергическая женщина, в очках и распашном капоте, сидела в гостиной, окруженная дочерьми, которым она старалась не дать скучать. Они тихо лили воск и смотрели на тени выходивших фигур, когда зашумели в передней шаги и голоса приезжих.
Гусары, барыни, ведьмы, паясы, медведи, прокашливаясь и обтирая заиндевевшие от мороза лица в передней, вошли в залу, где поспешно зажигали свечи. Паяц – Диммлер с барыней – Николаем открыли пляску. Окруженные кричавшими детьми, ряженые, закрывая лица и меняя голоса, раскланивались перед хозяйкой и расстанавливались по комнате.
– Ах, узнать нельзя! А Наташа то! Посмотрите, на кого она похожа! Право, напоминает кого то. Эдуард то Карлыч как хорош! Я не узнала. Да как танцует! Ах, батюшки, и черкес какой то; право, как идет Сонюшке. Это еще кто? Ну, утешили! Столы то примите, Никита, Ваня. А мы так тихо сидели!
– Ха ха ха!… Гусар то, гусар то! Точно мальчик, и ноги!… Я видеть не могу… – слышались голоса.
Наташа, любимица молодых Мелюковых, с ними вместе исчезла в задние комнаты, куда была потребована пробка и разные халаты и мужские платья, которые в растворенную дверь принимали от лакея оголенные девичьи руки. Через десять минут вся молодежь семейства Мелюковых присоединилась к ряженым.
Пелагея Даниловна, распорядившись очисткой места для гостей и угощениями для господ и дворовых, не снимая очков, с сдерживаемой улыбкой, ходила между ряжеными, близко глядя им в лица и никого не узнавая. Она не узнавала не только Ростовых и Диммлера, но и никак не могла узнать ни своих дочерей, ни тех мужниных халатов и мундиров, которые были на них.
– А это чья такая? – говорила она, обращаясь к своей гувернантке и глядя в лицо своей дочери, представлявшей казанского татарина. – Кажется, из Ростовых кто то. Ну и вы, господин гусар, в каком полку служите? – спрашивала она Наташу. – Турке то, турке пастилы подай, – говорила она обносившему буфетчику: – это их законом не запрещено.
Иногда, глядя на странные, но смешные па, которые выделывали танцующие, решившие раз навсегда, что они наряженные, что никто их не узнает и потому не конфузившиеся, – Пелагея Даниловна закрывалась платком, и всё тучное тело ее тряслось от неудержимого доброго, старушечьего смеха. – Сашинет то моя, Сашинет то! – говорила она.
После русских плясок и хороводов Пелагея Даниловна соединила всех дворовых и господ вместе, в один большой круг; принесли кольцо, веревочку и рублик, и устроились общие игры.
Через час все костюмы измялись и расстроились. Пробочные усы и брови размазались по вспотевшим, разгоревшимся и веселым лицам. Пелагея Даниловна стала узнавать ряженых, восхищалась тем, как хорошо были сделаны костюмы, как шли они особенно к барышням, и благодарила всех за то, что так повеселили ее. Гостей позвали ужинать в гостиную, а в зале распорядились угощением дворовых.
– Нет, в бане гадать, вот это страшно! – говорила за ужином старая девушка, жившая у Мелюковых.
– Отчего же? – спросила старшая дочь Мелюковых.
– Да не пойдете, тут надо храбрость…
– Я пойду, – сказала Соня.
– Расскажите, как это было с барышней? – сказала вторая Мелюкова.
– Да вот так то, пошла одна барышня, – сказала старая девушка, – взяла петуха, два прибора – как следует, села. Посидела, только слышит, вдруг едет… с колокольцами, с бубенцами подъехали сани; слышит, идет. Входит совсем в образе человеческом, как есть офицер, пришел и сел с ней за прибор.
– А! А!… – закричала Наташа, с ужасом выкатывая глаза.
– Да как же, он так и говорит?
– Да, как человек, всё как должно быть, и стал, и стал уговаривать, а ей бы надо занять его разговором до петухов; а она заробела; – только заробела и закрылась руками. Он ее и подхватил. Хорошо, что тут девушки прибежали…
– Ну, что пугать их! – сказала Пелагея Даниловна.
– Мамаша, ведь вы сами гадали… – сказала дочь.
– А как это в амбаре гадают? – спросила Соня.
– Да вот хоть бы теперь, пойдут к амбару, да и слушают. Что услышите: заколачивает, стучит – дурно, а пересыпает хлеб – это к добру; а то бывает…
– Мама расскажите, что с вами было в амбаре?
Пелагея Даниловна улыбнулась.
– Да что, я уж забыла… – сказала она. – Ведь вы никто не пойдете?
– Нет, я пойду; Пепагея Даниловна, пустите меня, я пойду, – сказала Соня.
– Ну что ж, коли не боишься.
– Луиза Ивановна, можно мне? – спросила Соня.
Играли ли в колечко, в веревочку или рублик, разговаривали ли, как теперь, Николай не отходил от Сони и совсем новыми глазами смотрел на нее. Ему казалось, что он нынче только в первый раз, благодаря этим пробочным усам, вполне узнал ее. Соня действительно этот вечер была весела, оживлена и хороша, какой никогда еще не видал ее Николай.
«Так вот она какая, а я то дурак!» думал он, глядя на ее блестящие глаза и счастливую, восторженную, из под усов делающую ямочки на щеках, улыбку, которой он не видал прежде.
– Я ничего не боюсь, – сказала Соня. – Можно сейчас? – Она встала. Соне рассказали, где амбар, как ей молча стоять и слушать, и подали ей шубку. Она накинула ее себе на голову и взглянула на Николая.
«Что за прелесть эта девочка!» подумал он. «И об чем я думал до сих пор!»
Соня вышла в коридор, чтобы итти в амбар. Николай поспешно пошел на парадное крыльцо, говоря, что ему жарко. Действительно в доме было душно от столпившегося народа.
На дворе был тот же неподвижный холод, тот же месяц, только было еще светлее. Свет был так силен и звезд на снеге было так много, что на небо не хотелось смотреть, и настоящих звезд было незаметно. На небе было черно и скучно, на земле было весело.
«Дурак я, дурак! Чего ждал до сих пор?» подумал Николай и, сбежав на крыльцо, он обошел угол дома по той тропинке, которая вела к заднему крыльцу. Он знал, что здесь пойдет Соня. На половине дороги стояли сложенные сажени дров, на них был снег, от них падала тень; через них и с боку их, переплетаясь, падали тени старых голых лип на снег и дорожку. Дорожка вела к амбару. Рубленная стена амбара и крыша, покрытая снегом, как высеченная из какого то драгоценного камня, блестели в месячном свете. В саду треснуло дерево, и опять всё совершенно затихло. Грудь, казалось, дышала не воздухом, а какой то вечно молодой силой и радостью.
С девичьего крыльца застучали ноги по ступенькам, скрыпнуло звонко на последней, на которую был нанесен снег, и голос старой девушки сказал:
– Прямо, прямо, вот по дорожке, барышня. Только не оглядываться.
– Я не боюсь, – отвечал голос Сони, и по дорожке, по направлению к Николаю, завизжали, засвистели в тоненьких башмачках ножки Сони.
Соня шла закутавшись в шубку. Она была уже в двух шагах, когда увидала его; она увидала его тоже не таким, каким она знала и какого всегда немножко боялась. Он был в женском платье со спутанными волосами и с счастливой и новой для Сони улыбкой. Соня быстро подбежала к нему.
«Совсем другая, и всё та же», думал Николай, глядя на ее лицо, всё освещенное лунным светом. Он продел руки под шубку, прикрывавшую ее голову, обнял, прижал к себе и поцеловал в губы, над которыми были усы и от которых пахло жженой пробкой. Соня в самую середину губ поцеловала его и, выпростав маленькие руки, с обеих сторон взяла его за щеки.
– Соня!… Nicolas!… – только сказали они. Они подбежали к амбару и вернулись назад каждый с своего крыльца.
Когда все поехали назад от Пелагеи Даниловны, Наташа, всегда всё видевшая и замечавшая, устроила так размещение, что Луиза Ивановна и она сели в сани с Диммлером, а Соня села с Николаем и девушками.
Николай, уже не перегоняясь, ровно ехал в обратный путь, и всё вглядываясь в этом странном, лунном свете в Соню, отыскивал при этом всё переменяющем свете, из под бровей и усов свою ту прежнюю и теперешнюю Соню, с которой он решил уже никогда не разлучаться. Он вглядывался, и когда узнавал всё ту же и другую и вспоминал, слышав этот запах пробки, смешанный с чувством поцелуя, он полной грудью вдыхал в себя морозный воздух и, глядя на уходящую землю и блестящее небо, он чувствовал себя опять в волшебном царстве.
– Соня, тебе хорошо? – изредка спрашивал он.
– Да, – отвечала Соня. – А тебе ?
На середине дороги Николай дал подержать лошадей кучеру, на минутку подбежал к саням Наташи и стал на отвод.
– Наташа, – сказал он ей шопотом по французски, – знаешь, я решился насчет Сони.
– Ты ей сказал? – спросила Наташа, вся вдруг просияв от радости.
– Ах, какая ты странная с этими усами и бровями, Наташа! Ты рада?
– Я так рада, так рада! Я уж сердилась на тебя. Я тебе не говорила, но ты дурно с ней поступал. Это такое сердце, Nicolas. Как я рада! Я бываю гадкая, но мне совестно было быть одной счастливой без Сони, – продолжала Наташа. – Теперь я так рада, ну, беги к ней.
– Нет, постой, ах какая ты смешная! – сказал Николай, всё всматриваясь в нее, и в сестре тоже находя что то новое, необыкновенное и обворожительно нежное, чего он прежде не видал в ней. – Наташа, что то волшебное. А?
– Да, – отвечала она, – ты прекрасно сделал.
«Если б я прежде видел ее такою, какою она теперь, – думал Николай, – я бы давно спросил, что сделать и сделал бы всё, что бы она ни велела, и всё бы было хорошо».
– Так ты рада, и я хорошо сделал?
– Ах, так хорошо! Я недавно с мамашей поссорилась за это. Мама сказала, что она тебя ловит. Как это можно говорить? Я с мама чуть не побранилась. И никому никогда не позволю ничего дурного про нее сказать и подумать, потому что в ней одно хорошее.
– Так хорошо? – сказал Николай, еще раз высматривая выражение лица сестры, чтобы узнать, правда ли это, и, скрыпя сапогами, он соскочил с отвода и побежал к своим саням. Всё тот же счастливый, улыбающийся черкес, с усиками и блестящими глазами, смотревший из под собольего капора, сидел там, и этот черкес был Соня, и эта Соня была наверное его будущая, счастливая и любящая жена.
Приехав домой и рассказав матери о том, как они провели время у Мелюковых, барышни ушли к себе. Раздевшись, но не стирая пробочных усов, они долго сидели, разговаривая о своем счастьи. Они говорили о том, как они будут жить замужем, как их мужья будут дружны и как они будут счастливы.
На Наташином столе стояли еще с вечера приготовленные Дуняшей зеркала. – Только когда всё это будет? Я боюсь, что никогда… Это было бы слишком хорошо! – сказала Наташа вставая и подходя к зеркалам.
– Садись, Наташа, может быть ты увидишь его, – сказала Соня. Наташа зажгла свечи и села. – Какого то с усами вижу, – сказала Наташа, видевшая свое лицо.
– Не надо смеяться, барышня, – сказала Дуняша.
Наташа нашла с помощью Сони и горничной положение зеркалу; лицо ее приняло серьезное выражение, и она замолкла. Долго она сидела, глядя на ряд уходящих свечей в зеркалах, предполагая (соображаясь с слышанными рассказами) то, что она увидит гроб, то, что увидит его, князя Андрея, в этом последнем, сливающемся, смутном квадрате. Но как ни готова она была принять малейшее пятно за образ человека или гроба, она ничего не видала. Она часто стала мигать и отошла от зеркала.
– Отчего другие видят, а я ничего не вижу? – сказала она. – Ну садись ты, Соня; нынче непременно тебе надо, – сказала она. – Только за меня… Мне так страшно нынче!
Соня села за зеркало, устроила положение, и стала смотреть.
– Вот Софья Александровна непременно увидят, – шопотом сказала Дуняша; – а вы всё смеетесь.
Соня слышала эти слова, и слышала, как Наташа шопотом сказала:
– И я знаю, что она увидит; она и прошлого года видела.
Минуты три все молчали. «Непременно!» прошептала Наташа и не докончила… Вдруг Соня отсторонила то зеркало, которое она держала, и закрыла глаза рукой.
– Ах, Наташа! – сказала она.
– Видела? Видела? Что видела? – вскрикнула Наташа, поддерживая зеркало.
Соня ничего не видала, она только что хотела замигать глазами и встать, когда услыхала голос Наташи, сказавшей «непременно»… Ей не хотелось обмануть ни Дуняшу, ни Наташу, и тяжело было сидеть. Она сама не знала, как и вследствие чего у нее вырвался крик, когда она закрыла глаза рукою.
– Его видела? – спросила Наташа, хватая ее за руку.
– Да. Постой… я… видела его, – невольно сказала Соня, еще не зная, кого разумела Наташа под словом его: его – Николая или его – Андрея.
«Но отчего же мне не сказать, что я видела? Ведь видят же другие! И кто же может уличить меня в том, что я видела или не видала?» мелькнуло в голове Сони.
– Да, я его видела, – сказала она.
– Как же? Как же? Стоит или лежит?
– Нет, я видела… То ничего не было, вдруг вижу, что он лежит.
– Андрей лежит? Он болен? – испуганно остановившимися глазами глядя на подругу, спрашивала Наташа.
– Нет, напротив, – напротив, веселое лицо, и он обернулся ко мне, – и в ту минуту как она говорила, ей самой казалось, что она видела то, что говорила.
– Ну а потом, Соня?…
– Тут я не рассмотрела, что то синее и красное…
– Соня! когда он вернется? Когда я увижу его! Боже мой, как я боюсь за него и за себя, и за всё мне страшно… – заговорила Наташа, и не отвечая ни слова на утешения Сони, легла в постель и долго после того, как потушили свечу, с открытыми глазами, неподвижно лежала на постели и смотрела на морозный, лунный свет сквозь замерзшие окна.
Вскоре после святок Николай объявил матери о своей любви к Соне и о твердом решении жениться на ней. Графиня, давно замечавшая то, что происходило между Соней и Николаем, и ожидавшая этого объяснения, молча выслушала его слова и сказала сыну, что он может жениться на ком хочет; но что ни она, ни отец не дадут ему благословения на такой брак. В первый раз Николай почувствовал, что мать недовольна им, что несмотря на всю свою любовь к нему, она не уступит ему. Она, холодно и не глядя на сына, послала за мужем; и, когда он пришел, графиня хотела коротко и холодно в присутствии Николая сообщить ему в чем дело, но не выдержала: заплакала слезами досады и вышла из комнаты. Старый граф стал нерешительно усовещивать Николая и просить его отказаться от своего намерения. Николай отвечал, что он не может изменить своему слову, и отец, вздохнув и очевидно смущенный, весьма скоро перервал свою речь и пошел к графине. При всех столкновениях с сыном, графа не оставляло сознание своей виноватости перед ним за расстройство дел, и потому он не мог сердиться на сына за отказ жениться на богатой невесте и за выбор бесприданной Сони, – он только при этом случае живее вспоминал то, что, ежели бы дела не были расстроены, нельзя было для Николая желать лучшей жены, чем Соня; и что виновен в расстройстве дел только один он с своим Митенькой и с своими непреодолимыми привычками.
Отец с матерью больше не говорили об этом деле с сыном; но несколько дней после этого, графиня позвала к себе Соню и с жестокостью, которой не ожидали ни та, ни другая, графиня упрекала племянницу в заманивании сына и в неблагодарности. Соня, молча с опущенными глазами, слушала жестокие слова графини и не понимала, чего от нее требуют. Она всем готова была пожертвовать для своих благодетелей. Мысль о самопожертвовании была любимой ее мыслью; но в этом случае она не могла понять, кому и чем ей надо жертвовать. Она не могла не любить графиню и всю семью Ростовых, но и не могла не любить Николая и не знать, что его счастие зависело от этой любви. Она была молчалива и грустна, и не отвечала. Николай не мог, как ему казалось, перенести долее этого положения и пошел объясниться с матерью. Николай то умолял мать простить его и Соню и согласиться на их брак, то угрожал матери тем, что, ежели Соню будут преследовать, то он сейчас же женится на ней тайно.
Графиня с холодностью, которой никогда не видал сын, отвечала ему, что он совершеннолетний, что князь Андрей женится без согласия отца, и что он может то же сделать, но что никогда она не признает эту интригантку своей дочерью.
Взорванный словом интригантка , Николай, возвысив голос, сказал матери, что он никогда не думал, чтобы она заставляла его продавать свои чувства, и что ежели это так, то он последний раз говорит… Но он не успел сказать того решительного слова, которого, судя по выражению его лица, с ужасом ждала мать и которое может быть навсегда бы осталось жестоким воспоминанием между ними. Он не успел договорить, потому что Наташа с бледным и серьезным лицом вошла в комнату от двери, у которой она подслушивала.
– Николинька, ты говоришь пустяки, замолчи, замолчи! Я тебе говорю, замолчи!.. – почти кричала она, чтобы заглушить его голос.
– Мама, голубчик, это совсем не оттого… душечка моя, бедная, – обращалась она к матери, которая, чувствуя себя на краю разрыва, с ужасом смотрела на сына, но, вследствие упрямства и увлечения борьбы, не хотела и не могла сдаться.
– Николинька, я тебе растолкую, ты уйди – вы послушайте, мама голубушка, – говорила она матери.
Слова ее были бессмысленны; но они достигли того результата, к которому она стремилась.
Графиня тяжело захлипав спрятала лицо на груди дочери, а Николай встал, схватился за голову и вышел из комнаты.
Наташа взялась за дело примирения и довела его до того, что Николай получил обещание от матери в том, что Соню не будут притеснять, и сам дал обещание, что он ничего не предпримет тайно от родителей.
С твердым намерением, устроив в полку свои дела, выйти в отставку, приехать и жениться на Соне, Николай, грустный и серьезный, в разладе с родными, но как ему казалось, страстно влюбленный, в начале января уехал в полк.
После отъезда Николая в доме Ростовых стало грустнее чем когда нибудь. Графиня от душевного расстройства сделалась больна.
Соня была печальна и от разлуки с Николаем и еще более от того враждебного тона, с которым не могла не обращаться с ней графиня. Граф более чем когда нибудь был озабочен дурным положением дел, требовавших каких нибудь решительных мер. Необходимо было продать московский дом и подмосковную, а для продажи дома нужно было ехать в Москву. Но здоровье графини заставляло со дня на день откладывать отъезд.
Наташа, легко и даже весело переносившая первое время разлуки с своим женихом, теперь с каждым днем становилась взволнованнее и нетерпеливее. Мысль о том, что так, даром, ни для кого пропадает ее лучшее время, которое бы она употребила на любовь к нему, неотступно мучила ее. Письма его большей частью сердили ее. Ей оскорбительно было думать, что тогда как она живет только мыслью о нем, он живет настоящею жизнью, видит новые места, новых людей, которые для него интересны. Чем занимательнее были его письма, тем ей было досаднее. Ее же письма к нему не только не доставляли ей утешения, но представлялись скучной и фальшивой обязанностью. Она не умела писать, потому что не могла постигнуть возможности выразить в письме правдиво хоть одну тысячную долю того, что она привыкла выражать голосом, улыбкой и взглядом. Она писала ему классически однообразные, сухие письма, которым сама не приписывала никакого значения и в которых, по брульонам, графиня поправляла ей орфографические ошибки.
Здоровье графини все не поправлялось; но откладывать поездку в Москву уже не было возможности. Нужно было делать приданое, нужно было продать дом, и притом князя Андрея ждали сперва в Москву, где в эту зиму жил князь Николай Андреич, и Наташа была уверена, что он уже приехал.
Графиня осталась в деревне, а граф, взяв с собой Соню и Наташу, в конце января поехал в Москву.
Пьер после сватовства князя Андрея и Наташи, без всякой очевидной причины, вдруг почувствовал невозможность продолжать прежнюю жизнь. Как ни твердо он был убежден в истинах, открытых ему его благодетелем, как ни радостно ему было то первое время увлечения внутренней работой самосовершенствования, которой он предался с таким жаром, после помолвки князя Андрея с Наташей и после смерти Иосифа Алексеевича, о которой он получил известие почти в то же время, – вся прелесть этой прежней жизни вдруг пропала для него. Остался один остов жизни: его дом с блестящею женой, пользовавшеюся теперь милостями одного важного лица, знакомство со всем Петербургом и служба с скучными формальностями. И эта прежняя жизнь вдруг с неожиданной мерзостью представилась Пьеру. Он перестал писать свой дневник, избегал общества братьев, стал опять ездить в клуб, стал опять много пить, опять сблизился с холостыми компаниями и начал вести такую жизнь, что графиня Елена Васильевна сочла нужным сделать ему строгое замечание. Пьер почувствовав, что она была права, и чтобы не компрометировать свою жену, уехал в Москву.
В Москве, как только он въехал в свой огромный дом с засохшими и засыхающими княжнами, с громадной дворней, как только он увидал – проехав по городу – эту Иверскую часовню с бесчисленными огнями свеч перед золотыми ризами, эту Кремлевскую площадь с незаезженным снегом, этих извозчиков и лачужки Сивцева Вражка, увидал стариков московских, ничего не желающих и никуда не спеша доживающих свой век, увидал старушек, московских барынь, московские балы и Московский Английский клуб, – он почувствовал себя дома, в тихом пристанище. Ему стало в Москве покойно, тепло, привычно и грязно, как в старом халате.
(перенаправлено с «Алматинский трамвай»)
 |
Стиль этой статьи неэнциклопедичен или нарушает нормы русского языка. Статью следует исправить согласно стилистическим правилам Википедии.
|
 | |
| Описание | |
|---|---|
| Страна | |
| Расположение | |
| Дата открытия | |
| Дата закрытия | |
| Эксплуатант | |
| Маршрутная сеть | |
| Число маршрутов |
2 |
| Длина сети |
31,5 км |
| Подвижной состав | |
| Число вагонов |
12 (17) ▼ |
| Основные типы ПС | |
| Число депо |
1 |
| Технические данные | |
| Ширина колеи |
1524 мм |
| Электрификация |
550 В постоянного тока |
| Алматинский трамвай на Викискладе | |
Алматинский трамвай — трамвайная система города Алма-Аты.
Была открыта 7 ноября 1937 года. Начиная с 1990-х годов объёмы движения стали сокращаться, на многих магистралях трамвайные пути были демонтированы. С 1999 года действуют всего 2 маршрута, которые обслуживаются одним из оставшихся депо, которое является и старейшим, находящимся на перекрёстке улиц Байтурсынова (бывшая Космонавтов) и Гоголя. Алматинское трамвайное хозяйство эксплуатируется государственной коммунальной компанией ТОО Алматыэлектротранс. С 31 октября 2015 года движение трамвая в городе прекращено.
Содержание
Подвижной состав
Ранее используемый
- КТМ/КТП-1.
- КТМ/КТП-2.
- Х.
- 71-605 (КТМ-5) производства Усть-Катавского вагоностроительного завода. В город поступили новыми с завода.
- 71-605А (КТМ-5) производства Усть-Катавского вагоностроительного завода. В город поступили новыми с завода.
- РВЗ-6М2 производства Рижского вагоностроительного завода. В город поступили новыми с завода.
- КТМ 71-605 ВТК-24. Технический вихревой снегоочиститель по обслуживанию путей. Было 4 единицы.
- РВЗ-6 ПМВ. Поливомоечный вагон. Поливал и очищал пути от пыли. Было 5 единиц.
- РВЗ-6 РСВ. Рельсосмазочный вагон. Смазывал рельсы и посыпал песок. 2 единицы.
- РВЗ-6 ПГСВ. Вагон с краном для первозки рельс, шпал и колесных пар.
- ГС-4. Снегоочистительный вагон. Было 6 единиц.
- Tatra T3DC2. В город поступили старыми, бывшими в употреблении из Германии.
- Tatra T4D. В город поступили старыми, бывшими в употреблении из Германии.
В настоящее время
- Tatra KT4DtM. В город поступили бывшими в употреблении в Германии.
Реконструкция путей
В разные годы проводилась полная реконструкция трамвайных путей:
- 2009 год — замена и установка новых путей на ул. Толе би в связи с постройкой новой развязки-моста над улицей Саина.
- 2005 год — капитальный ремонт путей с заменой шпал и рельс на улице Утепова от.уг.ул. Гагарина, включая ул. Каблукова.
- 1998 год — пути на улице Толе би от уг.ул. Байтурсынова до конечной в мкр Аксай включая ул. Момышулы.
- март-апрель 1988 года — пути на ул. Кунаева.
- 1987/88 годы — капитальный ремонт с заменой шпал и рельс на ул. Толе би от уг.ул. Байтурсынова до уг.ул. Ауэзова.
Маршруты
| Действующие маршуты Алматинского трамвая | ||||
| № | Конечные пункты | Маршрут | Примечание | |
|---|---|---|---|---|
| 4 | мкр-н Аксай-4, улица Момышулы угол ул. Маречека — улица Жетысуская (район Центрального парка им. Горького). | Проходит по улице Момышулы, рынок Арыстан, мкр-ны Аксай-4, Аксай-3, хлебзавод Аксай-нан, Аксай-2, Аксай-1, ул. Толе би, мкр-н Тастак, мкр-н Сайран, озеро Сайран, ул. Толе би, ул. Байтурсынова, Алматинский технологический университет АТУ, Казахская академия транспорта и коммуникаций (КАЗАТК), колледж иностранных языков КазУМОиМя, Шевченко, ул. Кунаева, ул. Макатаева, Зелёный базар, Кондитерская фабрика Рахат, ул. Жетысуская, ул. Арыковой, ул. Черкасской обороны, ул. Тургенской (с выходом на Жетысускую). | Действует ежедневно в течение всего дня с 6:00 до 22:00. | |
| 6 | мкр-н Орбита, улица Саина угол ул. Торайгырова — улица Жетысуская (район Центрального парка им. Горького). | Проходит по улицам Саина, Торайгырова, мкр-ны Орбита, ул. Каблукова, Алматинский плодоконсервный завод, колледж КазНАИ, ул. Утепова, Республиканский центр крови, Научный центр урологии им. Джарбусынова, ул. Жарокова, Шевченко, Алматинский технологический университет АТУ, Казахская академия транспорта и коммуникаций (КАЗАТК), колледж иностранных языков КазУМОиМя, ул. Байтурсынова, ул. Макатаева, Зелёный базар, Кондитерская фабрика Рахат, ул. Жетысуйская, ул. Арыковой, ул. Черкасской обороны, ул. Тургенской (с выходом на ул. Жетысускую). | Действует ежедневно в течение всего дня с 6:00 до 22:00. | |
- Служебный путь проходит по улице Жарокова между остановками Шевченко-ул. Жарокова (6 маршрут) и ул. Жарокова-ул. Толе би (4-й маршрут) с двумя промежуточными остановками.
Закрытые маршруты
- Маршрут А
| Год | Улицы следования | Конечные остановки |
|---|---|---|
| 1938—1956 | Пастера — К. Маркса — Комсомольская — Космонавтов | кольцо А в обе стороны |
| 1956—1966 | Пастера — К. Маркса — Шевченко — Космонавтов | кольцо А в обе стороны |
- Маршрут № 1
| Год | Улицы следования | Конечные остановки |
|---|---|---|
| 1942—1966 | Жетысуйская — Пастера — Космонавтов — Комсомольская — Тастак — Руднева — Васнецова — Трудовая | Жетысуйская — Тастак |
| 1966—1970 | Тургенская — Черкасской Обороны — Арыковой -Жетысуйская — Пастера — Космонавтов — Комсомольская — Тастак — Руднева — Васнецова — Трудовая | Жетысуйская — Тастак |
| 1970—1996 | Тургенская — Черкасской Обороны — Арыковой -Джетысуйская — Пастера — Космонавтов — Комсомольская — Руднева — Сатпаева — Щепеткова — Шаляпина (мкр.10А) и обратно (Васнецова, Туркебаева) | Джетысуйская — 10а микрорайон |
- Маршрут № 2
| Год | Улицы следования | Конечные остановки |
|---|---|---|
| 1938—1966 | Жетысуйская — Пастера — К. Маркса — Ташкентская — Панфилова — Тузова — Коммунистический — вокзал Алма-Ата-2 | Жетысуйская — Алма-Ата-2 |
| 1966—1970 | Тургенская — Черкасской Обороны — Арыковой — Жетысуйская — Пастера — Космонавтов — Шевченко — К. Маркса — Жетысуйская | Джетысуйская — Шевченко |
| 1970—1975 | Тургенская — Черкасской Обороны — Арыковой -Джетысуйская — Пастера — Космонавтов — Шевченко — К. Маркса — Пастера — Джетысуйская | закольцован, противоположен 6 |
| 1975—1980 | Тургенская — Черкасской Обороны — Арыковой -Джетысуйская — Пастера — Космонавтов — Шевченко — К. Маркса — Пастера — Джетысуйская и обратно | закольцован |
| 1980—1995 | мкр. Орбита — Саина — Фрунзе — Каблукова — Утепова — Жарокова — Комсомольская — Космонавтов — Шевченко — К.Маркса — Пастера — Космонавтов | мкр. Орбита — Кольцо А |
- Маршрут № 3
| Год | Улицы следования | Конечные остановки |
|---|---|---|
| 1938—1966 | Жетысуйская — Пастера — Космонавтов — Комсомольская — К. Маркса — Ташкентская — Панфилова — Тузова — Коммунистический — вокзал Алма-Ата-2 | Жетысуйская — Алма-Ата-2 |
| 1966—1970 | Сатпаева — Муканова — Шевченко — К. Маркса — Пастера — Жетысуйская — Тургенская — Черкасской обороны — Арыковой — Жетысуйская | Джетысуйская — Чапаева |
| 1970—1996 | Тургенская — Черкасской Обороны — Арыковой -Джетысуйская — Пастера — К. Маркса — Шевченко — Муканова — Сатпаева — Щепеткова — Шаляпина и обратно | Джетысуйская — 10а микрорайон |
- Маршрут № 5
| Год | Улицы следования | Конечные остановки |
|---|---|---|
| 1956—1966 | Жетысуская — Пастера — Космонавтов — Шевченко — Муканова — Сатпаева | Жетысуская — Сатпаева |
| 1966—1977 | не существовал | не существовал |
| 1977—1987 | Тургенская — Черкасской Обороны — Арыковой -Джетысуйская — Пастера — Космонавтов — Комсомольская — Жарокова — Сатпаева — Мате Залки — Шаляпина | |
| 1987—1993 | Тургенская — Черкасской Обороны — Арыковой -Джетысуйская — Пастера — Космонавтов — Шевченко — Жарокова — Сатпаева — Мате Залки — Шаляпина | Джетысуйская — 10а микрорайон |
- Маршрут № 7
| Год | Улицы следования | Конечные остановки |
|---|---|---|
| 1966—1970 | Сатпаева — Муканова — Шевченко — Космонавтов — Пастера — К. Маркса — Шевченко — Муканова — Сатпаева | полукольцевой, противоположен 8 |
| 1970—1975 | Руднева — Сатпаева — Муканова — Шевченко — Космонавтов — Пастера — К. Маркса — Шевченко — Муканова — Сатпаева — Руднева — Васнецова — Туркебаева — Комсомольская — Руднева | закольцован, противоположен 8 |
| 1975—1980 | Васнецова — Туркебаева — Комсомольская — Руднева — Руднева — Джандосова — Муканова — Шевченко — Космонавтов — Комсомольская — Руднева | закольцован, противоположен 8 |
| 1980—1985 | (мкр. Аксай 1) Комсомольская — Руднева — Сатпаева — Муканова — Шевченко — Космонавтов — Пастера — К. Маркса — Шевченко и обратно (Васнецова, Туркебаева) | Руднева — Кольцо А |
| 1985—1993 | (мкр. Аксай 3) Момыш-Улы — Комсомольская — (позже укорочена)- Руднева — Сатпаева — Муканова — Шевченко — Космонавтов — Пастера — К. Маркса — Шевченко и обратно (Васнецова, Туркебаева) | мкр. Аксай-3 — Кольцо А |
- Маршрут № 8
| Год | Улицы следования | Конечные остановки |
|---|---|---|
| 1966—1970 | Сатпаева — Муканова — Шевченко — Космонавтов — Пастера — К. Маркса — Шевченко — Муканова — Сатпаева | полукольцевой, противоположен 7 |
| 1970—1975 | Руднева — Сатпаева — Муканова — Шевченко — Космонавтов — Пастера — К. Маркса — Шевченко — Муканова — Сатпаева — Руднева — Васнецова — Туркебаева — Комсомольская — Руднева | закольцован, противоположен 7 |
| 1975—1980 | Васнецова — Туркебаева — Комсомольская — Руднева — Руднева — Джандосова — Муканова — Шевченко — Космонавтов — Комсомольская — Руднева | закольцован, противоположен 7 |
| 1980—1985 | (мкр. Аксай 1) Комсомольская — Руднева — Сатпаева — Муканова — Шевченко — К. Маркса — Пастера — Космонавтов и обратно (Васнецова, Туркебаева) | мкр. Аксай-1 — Кольцо А |
| 1985—1993 | (мкр. Аксай 3) Момыш-Улы — Комсомольская — (позже укорочена)- Руднева — Сатпаева — Муканова — Шевченко — Космонавтов — Пастера — К.Маркса — Шевченко и обратно (Васнецова, Туркебаева) | мкр. Аксай-3 — Кольцо А |
- Маршрут № 9
| Год | Улицы следования | Конечные остановки |
|---|---|---|
| 1980—1993 | Пастера — Карла Маркса — Шевченко — Космонавтов | кольцо А в обе стороны |
- Маршрут № 10
| Год | Улицы следования | Конечные остановки |
|---|---|---|
| 1985—1999 | (мкр. Аксай 3) Момыш-Улы — рядом с Ташкентской до больницы Калкаман | мкр. Аксай 3 — больница Калкаман |
Перспективы развития сети
- Продление по улице Жарокова от Утепова до Казахфильма
- Создание и строительство нового маршрута: «Парк Боралдайские Сакские курганы», «Дархан», «Карасу», «Айнабулак». Не соединён с основной системой.
Депо
Центральное
Создано в 1937 году для обслуживания трамвайной системы Алма-Аты. На сегодняшний день является единственным работающим депо.
Аксайское
Создано в 1990 году, на пике развития самой сети. Построено было на тектоническом разломе. Закрыто. С 2008 года использовалось для стоянки строительных Камазов и производства бетона. В 2015 году территория депо продана и отдана под застройку крупного жилищного комплекса.
История
Строительство
23 августа 1934 года президиум Алматинского горсовета утвердил трассу, место под строительство трамвайного парка и мастерских. Строительство должно было проводиться в две очереди. Первая очередь — прокладка двух маршрутов: линия от городского вокзала Алматы-2 до Талгарской (ул. Каирбекова). Протяженность этих линий — 8,7 км. Вторая очередь — от улицы Пастера до улицы Пастера. Протяженность — 6 км. Под трамвайное депо отводился участок между улицами Таранчинской, Кладбищенской (между улицами Маметовой и Пастера), Кашгарской и Пастера. Стоимость должна была составить 2 млн 860 тыс. рублей.
29 февраля 1936 года была создана хозрасчетная контора по строительству трамвая — «Трамвайстрой». Начальником был назначен А. И. Позденко, а главным инженером — А. Н. Реутт. К строительству первой очереди приступили в тот же год. В нём принимали участие люди из разных концов страны. Инженером-электриком был Е. И. Трунов, приехавший в Алма-Ату прямо со стройки московского метро. Сваркой рельсов занимались те, кто строил Турксиб. Монтаж электрооборудования производили строители Днепрогэса, электростанций на Крайнем Севере, в Закавказье.
Широкое строительство развернулось только в 1937 году. Были проблемы и со своевременным получением необходимых материалов и оборудования из других городов страны. Так, ввести в строй тяговую подстанцию к двадцатилетию Октября не смогли, так как в пути задержался отгруженный для Алма-Аты высоковольтный кабель. В результате самоотверженного труда трамвай был сдан в эксплуатацию в установленный срок. Более того, вместо одной колеи по плану 1937 г. к пуску трамвая почти вся линия была двухколейной.[1]
Пробный пуск
7 ноября, после праздничной демонстрации, у трамвайных вагонов собрались сотни людей. За три дня алма-атинский трамвай перевез не менее пятнадцати тысяч бесплатных пассажиров. Это был пробный пуск городской железной дороги. Прогулки по городу в трамвайных вагонах временно прекращены — до сдачи трамвая в нормальную эксплуатацию. До 1-5 декабря строителям пришлось ещё много поработать"[2].
Строителям действительно пришлось ещё много поработать, прежде всего на укладке кабеля высокого напряжения в траншеи. Последняя партия, ожидаемая ещё до ноябрьских праздников, прибыла только 27 ноября, за три дня до ввода трамвая в эксплуатацию. Под руководством инженера-электрика Трунова кабель уложили за три дня. Вечером 30 ноября на линию выпустили все имевшиеся в наличии вагоны, чтобы проверить на полную нагрузку.[1]
Первый рейс
1 декабря 1937 года был совершён первый рейс алма-атинским трамваем. В первом вагоне пока вагоновожатый, кондукторы, начальник строительства трамвая Позденко.[3]
За первые пятнадцать дней на первой линии трамвая было перевезено более 300 тыс. пассажиров. Отсутствие светофоров на перекрестках привело к нескольким случаям столкновения автомобилей с вагонами. На улицах Алматы в начале января 1938 г. были установлены светофоры. Они включались автоматически при приближении трамвая. Первые светофоры были изготовлены в железнодорожных мастерских Управления Турксиба. С начала 1938 стали появляться первые трамвайные павильоны — остановки.[1]
Дальнейшая эксплуатация
Первые трамвайные вагоны в Алма-Ату прибыли в 1936-м. На начало 1938 года в Алма-Ате было 10 вагонов, из которых половина — моторные, половина — прицепные. В Алма-Ату в довоенное время поступили также вагоны серии С, они произведены на Сокольническом вагоноремонтном заводе. Это были прицепные вагоны, выпуск которых москвичи наладили с 1930 по 1936 годы для покрытия собственного дефицита в подвижном составе. В довоенной прессе есть информация о закупке в Алма-Ату вагонов ленинградского производства. По алма-атинским линиям курсировали строенные поезда, то есть один моторный вагон и два прицепных. Впервые такие составы появились в марте 1938.[1]
Упадок системы
В 1993—1998 годах произошёл развал трамвайного хозяйства города. Его итогом стало сокращение пути до 31,5 км. Были демонтированы линии на улицах Сатпаева, Шаляпина, Руднева (ныне. Брусиловского), закрыт за нерентабельностью маршрут в мкр-н Калкаман по улице Раимбека, сняли путь и с Толе би между улицами Кунаева и Каирбекова (бывш. Талгарская).
С 1999 трамвайное депо постепенно выходит из кризиса. Были найдены средства на закупку списанных б/у вагонов чешского производства «Татра» — модели КТ-4Д, Т-3, Т-3Д, Т-4Д. Все они до этого курсировали по улицам немецких городов Берлин, Хемниц, Шверин[1]. Спустя несколько лет списаны и распилены на металлолом.
В 2008 году были установлены валидаторы и закуплена очередная последняя партия списанных в Европе б/у вагонов «Татра Т-4Д». Спустя несколько лет списаны и распилены на металлолом.
В 2013 году были снова закуплены 17 списанных европейских б/у вагонов Tatra KT4DtM. В 2015 году эти вагоны стали выходить из строя, став участниками резонансных дтп. Число вагонов стало уменьшаться и сейчас составляет около 12 штук transphoto.ru/show.php?t=1&cid=217
Перспективы
Руководство Трамвайного депо и КГП «Алматыэлектротранс» на будущее трамвая смотрит с оптимизмом. Одно из проявлений — оставшиеся два трамвайных маршрута не перенумерованы в № 1 и № 2, а сохраняют номера 4 и 6.
В будущем транспорт Алма-Аты будет формироваться как основной скоростной (метро), который будет дополнять обычный (трамвай, троллейбус, автобус).
Хронология
- 1937 — Построена линия от Вокзала 2 — просп. Сталина (обратно-Красноармейская) — Ташкентская — Маркса — Комсомольской — Уйгурской до депо на ул. Пастера. Линия была однопутной. Второй путь проложили по Уйгурской, Комсомольской, Маркса в 1938 г. В 1941 г. это депо отдали заводу Кирова, трамваи перевели на стоянку на углу Уйгурской/Гоголя. Руководство трамвайного треста так и оставалось на Пастера до 1950-х годов. В начале 50 гг на Уйгурской построены корпуса депо.
- 1938 — открытие линии по ул. Шевченко от ул. К. Маркса до Уйгурской (Космонавтов)
- 1938 — открыта линия по ул. Талгарской — от ул. Пастера до Комсомольской — однопутка по часовой (закрыта в 1968)
- 1938 — открыта линия по ул. Ташкентской от ул. К. Маркса до Жетысуской (закрыта в 1966)
- 1939 — открытие линии по ул. Комсомольской от ул. Байтурсынова до 13-й линии (пр. Гагарина)
- 1940 — открытие двухпутной линии по ул. Комсомольской от Тастака до Талгарской с кольцом
- 1942 — открытие линии по Красногвардейскому тракту от Ташкетской до Элеватора (закрыта в 1966 г.)
- 1957 — строительство 2-го пути от К. Маркса до поворота на Алма-Ату-2
- 1957 — линия с ул. Комсомольской между Карла Маркса и Космонавтов перенесена на ул. Пастера
- 1959 — открытие линии по ул. Шевченко от ул. Уйгурской (Космонавтов) до ул. Чапаева
- 1959 — открытие линии по ул. Шевченко от ул. Уйгурской (Космонавтов) до ул. Строительной (Муканова)
- 1959 — открыта линия по ул. Муканова — от Шевченко — через Тёщин язык — по Сатпаева до Жарокова (закрыта в 1993 из-за начала строительства станции метро)
- 1961 — открытие линии по ул. Сатпаева от ул. Жарокова до ул. Руднева (закрыта в 1996)
- 1961 — открытие линии по ул. Руднева от Тастака до ул. Сатпаева (закрыта в 1996)
- 1966 — закрыты линии по ул. Ташкентской от ул. К. Маркса до Жетысуской (открыта в 1938) и к вокзалу Алматы-2 (открыта в 1937) в связи с реконструкцией проспекта в сквозную трассу и строительством автовокзала.
- 1966 — закрытие линии в связи с нерентабельностью по Красногвардейскому тракту от Ташкетской до Элеватора (открыта в 1942 г.)
- 1967 — постройка кольца «Тургенская — Черкасской Обороны — Арыковой» вместе с прокладкой 2-го пути по ул. Пастера и ул. Жетысуской. До этого была однопутная линия Ташкентская — Жетысуйская — Пастера по часовой стрелке и Комсомольская — Талгарская — Пастера против часовой
- 1968 — закрыта линия по ул. Талгарской — от ул. Пастера до Комсомольской (открыта в 1938)
- 1970 — открыта линия от ул. Руднева — по Сатпаева — Щепеткова — Шаляпина — 10 мкр. (закрыта в 1996)
- 1975 — открыта линия по ул. Жарокова от Сатпаева до Утепова и по Утепова со строительством кольца на Розыбакиева / Утепова, т. н. р-н «Геологостроя»
- 1977 — открыта линия по ул. Жарокова от Комсомольской ул. до ул. Сатпаева, по ней пущен маршрут № 5 (закрыт в 1993).
- 1978, 23 февраля — открыта линия от разворотного кольца на перекрёстке Утепова и Розыбакиева по улицам Каблукова и Фрунзе в Орбиту.
- 1980 — сооружение крестообразного пересечения на Жарокова-Сатпаева. Маршрут № 2 пущен в «Орбиту»
- 1984 — открыта ветка от Тастака до Аксая-1 до Аксая-4 (разворотное кольцо находилось за ул. Момыш улы по ул. Комсомольской)
- 1985 — открыта ветка от Аксая-1 до мкр. Аксай −4. С Момыш улы существовал поворот на запад и на восток
- 1985 — открыта линия Аксай — Калкаман (закрыта август 1999). Открыт маршрут № 10.
- 1987 — открытие линии по ул. Шевченко от ул. Муканова до ул. Жарокова, на линию перенесен № 5 с улицы Толе Би (Комсомольская).
- 1993 — закрыты маршруты 5, 7 и 8.
- 1993 — закрыта в 20-х числах сентября из-за начала строительства станции метро линия по ул. Муканова — от Шевченко — через Тёщин язык — по Сатпаева до Жарокова (открыта в 1959).
- 1995 — закрылся маршрут № 2
- 1996, 21 марта — закрыта линия по ул. Сатпаева от ул. Жарокова до ул. Брусиловского (Руднева), открытая в 1961.
- 1996, 21 марта — закрыта линия по ул. Брусиловского (Руднева) от Тастака до ул. Сатпаева (открыта в 1961).
- 1996, 21 марта — закрыта линия от ул. Руднева — по Сатпаева — Щепеткова — Шаляпина — 10 мкр. (открыта в 1970). Закрыты маршруты 1 и 3.
- 1997, март — закрыта ветка по ул. Комсомольской от ул. Кунаева до Талгарской, открытая в 1938 г. Конечная маршрута № 4 перенесена на ст. Жетысу
- 1999, август — закрыта линия «Аксай» — «Калкаман», открытая в 1985 гг., закрылся маршрут № 10
- 2008 — маршрут № 4 временно разделён на маршруты 4 и 4а в связи со строительством транспортной развязки на пересечении улиц Саина и Толе би[4].
- 2009, 23 декабря — движение по улице Толе би было возобновлено. Подвижной состав, курсирующий в этом направлении, состоит из 18 вагонов[5].
- 2015, 31 октября — после двух крупных аварий, случившихся в Алма-Ате с трамваями (пострадало 17 и 14 автомобилей), вызванных, по мнению экспертов, плохим состоянием путей и подвижного состава, работа алма-атинского трамвая на неопределённый срок приостановлена[6].
Напишите отзыв о статье "Алма-Атинский трамвай"
Примечания
- ↑ 1 2 3 4 5 [planeta-imen.narod.ru/almaata/tramway.html История строительства]
- ↑ Из статьи Н. Вершинина «Стальная магистраль» в газете «Социалистическая Алма-Ата»
- ↑ «Первый рейс», «Социалистическая Алма-Ата», 1.12.1937
- ↑ [almaty-tramway.narod.ru/about.html Хронология строительства]
- ↑ almanews.kz. [www.almanews.kz/city/tramvaj-vernulsya-v-aksaj_8553.html Трамвай вернулся в Аксай!] (рус.)(недоступная ссылка — история). Проверено 09 февраля 2010. [web.archive.org/20110424181929/www.almanews.kz/city/tramvaj-vernulsya-v-aksaj_8553.html Архивировано из первоисточника 24 апреля 2011].
- ↑ Tengrinews.kz. [tengrinews.kz/kazakhstan_news/rabotu-tramvaynogo-depo-v-almatyi-priostanovyat-283273/ Работу трамвайного депо в Алматы приостановят] (рус.). Проверено 30 октября 2014.
Ссылки
- [almaty-tramway.narod.ru/index.html Подробный сайт]
- [alnaz.ru/almaty/tramvaj.html История алматинского трамвая]
- [www.voxpopuli.kz/main/872-transport-nashego-detstva.html Транспорт нашего детства]
|
||||||||||||||||||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Алма-Атинский трамвай
«Этот, кажется, была Наташа, подумал Николай, а эта m me Schoss; а может быть и нет, а это черкес с усами не знаю кто, но я люблю ее».– Не холодно ли вам? – спросил он. Они не отвечали и засмеялись. Диммлер из задних саней что то кричал, вероятно смешное, но нельзя было расслышать, что он кричал.
– Да, да, – смеясь отвечали голоса.
– Однако вот какой то волшебный лес с переливающимися черными тенями и блестками алмазов и с какой то анфиладой мраморных ступеней, и какие то серебряные крыши волшебных зданий, и пронзительный визг каких то зверей. «А ежели и в самом деле это Мелюковка, то еще страннее то, что мы ехали Бог знает где, и приехали в Мелюковку», думал Николай.
Действительно это была Мелюковка, и на подъезд выбежали девки и лакеи со свечами и радостными лицами.
– Кто такой? – спрашивали с подъезда.
– Графские наряженные, по лошадям вижу, – отвечали голоса.
Пелагея Даниловна Мелюкова, широкая, энергическая женщина, в очках и распашном капоте, сидела в гостиной, окруженная дочерьми, которым она старалась не дать скучать. Они тихо лили воск и смотрели на тени выходивших фигур, когда зашумели в передней шаги и голоса приезжих.
Гусары, барыни, ведьмы, паясы, медведи, прокашливаясь и обтирая заиндевевшие от мороза лица в передней, вошли в залу, где поспешно зажигали свечи. Паяц – Диммлер с барыней – Николаем открыли пляску. Окруженные кричавшими детьми, ряженые, закрывая лица и меняя голоса, раскланивались перед хозяйкой и расстанавливались по комнате.
– Ах, узнать нельзя! А Наташа то! Посмотрите, на кого она похожа! Право, напоминает кого то. Эдуард то Карлыч как хорош! Я не узнала. Да как танцует! Ах, батюшки, и черкес какой то; право, как идет Сонюшке. Это еще кто? Ну, утешили! Столы то примите, Никита, Ваня. А мы так тихо сидели!
– Ха ха ха!… Гусар то, гусар то! Точно мальчик, и ноги!… Я видеть не могу… – слышались голоса.
Наташа, любимица молодых Мелюковых, с ними вместе исчезла в задние комнаты, куда была потребована пробка и разные халаты и мужские платья, которые в растворенную дверь принимали от лакея оголенные девичьи руки. Через десять минут вся молодежь семейства Мелюковых присоединилась к ряженым.
Пелагея Даниловна, распорядившись очисткой места для гостей и угощениями для господ и дворовых, не снимая очков, с сдерживаемой улыбкой, ходила между ряжеными, близко глядя им в лица и никого не узнавая. Она не узнавала не только Ростовых и Диммлера, но и никак не могла узнать ни своих дочерей, ни тех мужниных халатов и мундиров, которые были на них.
– А это чья такая? – говорила она, обращаясь к своей гувернантке и глядя в лицо своей дочери, представлявшей казанского татарина. – Кажется, из Ростовых кто то. Ну и вы, господин гусар, в каком полку служите? – спрашивала она Наташу. – Турке то, турке пастилы подай, – говорила она обносившему буфетчику: – это их законом не запрещено.
Иногда, глядя на странные, но смешные па, которые выделывали танцующие, решившие раз навсегда, что они наряженные, что никто их не узнает и потому не конфузившиеся, – Пелагея Даниловна закрывалась платком, и всё тучное тело ее тряслось от неудержимого доброго, старушечьего смеха. – Сашинет то моя, Сашинет то! – говорила она.
После русских плясок и хороводов Пелагея Даниловна соединила всех дворовых и господ вместе, в один большой круг; принесли кольцо, веревочку и рублик, и устроились общие игры.
Через час все костюмы измялись и расстроились. Пробочные усы и брови размазались по вспотевшим, разгоревшимся и веселым лицам. Пелагея Даниловна стала узнавать ряженых, восхищалась тем, как хорошо были сделаны костюмы, как шли они особенно к барышням, и благодарила всех за то, что так повеселили ее. Гостей позвали ужинать в гостиную, а в зале распорядились угощением дворовых.
– Нет, в бане гадать, вот это страшно! – говорила за ужином старая девушка, жившая у Мелюковых.
– Отчего же? – спросила старшая дочь Мелюковых.
– Да не пойдете, тут надо храбрость…
– Я пойду, – сказала Соня.
– Расскажите, как это было с барышней? – сказала вторая Мелюкова.
– Да вот так то, пошла одна барышня, – сказала старая девушка, – взяла петуха, два прибора – как следует, села. Посидела, только слышит, вдруг едет… с колокольцами, с бубенцами подъехали сани; слышит, идет. Входит совсем в образе человеческом, как есть офицер, пришел и сел с ней за прибор.
– А! А!… – закричала Наташа, с ужасом выкатывая глаза.
– Да как же, он так и говорит?
– Да, как человек, всё как должно быть, и стал, и стал уговаривать, а ей бы надо занять его разговором до петухов; а она заробела; – только заробела и закрылась руками. Он ее и подхватил. Хорошо, что тут девушки прибежали…
– Ну, что пугать их! – сказала Пелагея Даниловна.
– Мамаша, ведь вы сами гадали… – сказала дочь.
– А как это в амбаре гадают? – спросила Соня.
– Да вот хоть бы теперь, пойдут к амбару, да и слушают. Что услышите: заколачивает, стучит – дурно, а пересыпает хлеб – это к добру; а то бывает…
– Мама расскажите, что с вами было в амбаре?
Пелагея Даниловна улыбнулась.
– Да что, я уж забыла… – сказала она. – Ведь вы никто не пойдете?
– Нет, я пойду; Пепагея Даниловна, пустите меня, я пойду, – сказала Соня.
– Ну что ж, коли не боишься.
– Луиза Ивановна, можно мне? – спросила Соня.
Играли ли в колечко, в веревочку или рублик, разговаривали ли, как теперь, Николай не отходил от Сони и совсем новыми глазами смотрел на нее. Ему казалось, что он нынче только в первый раз, благодаря этим пробочным усам, вполне узнал ее. Соня действительно этот вечер была весела, оживлена и хороша, какой никогда еще не видал ее Николай.
«Так вот она какая, а я то дурак!» думал он, глядя на ее блестящие глаза и счастливую, восторженную, из под усов делающую ямочки на щеках, улыбку, которой он не видал прежде.
– Я ничего не боюсь, – сказала Соня. – Можно сейчас? – Она встала. Соне рассказали, где амбар, как ей молча стоять и слушать, и подали ей шубку. Она накинула ее себе на голову и взглянула на Николая.
«Что за прелесть эта девочка!» подумал он. «И об чем я думал до сих пор!»
Соня вышла в коридор, чтобы итти в амбар. Николай поспешно пошел на парадное крыльцо, говоря, что ему жарко. Действительно в доме было душно от столпившегося народа.
На дворе был тот же неподвижный холод, тот же месяц, только было еще светлее. Свет был так силен и звезд на снеге было так много, что на небо не хотелось смотреть, и настоящих звезд было незаметно. На небе было черно и скучно, на земле было весело.
«Дурак я, дурак! Чего ждал до сих пор?» подумал Николай и, сбежав на крыльцо, он обошел угол дома по той тропинке, которая вела к заднему крыльцу. Он знал, что здесь пойдет Соня. На половине дороги стояли сложенные сажени дров, на них был снег, от них падала тень; через них и с боку их, переплетаясь, падали тени старых голых лип на снег и дорожку. Дорожка вела к амбару. Рубленная стена амбара и крыша, покрытая снегом, как высеченная из какого то драгоценного камня, блестели в месячном свете. В саду треснуло дерево, и опять всё совершенно затихло. Грудь, казалось, дышала не воздухом, а какой то вечно молодой силой и радостью.
С девичьего крыльца застучали ноги по ступенькам, скрыпнуло звонко на последней, на которую был нанесен снег, и голос старой девушки сказал:
– Прямо, прямо, вот по дорожке, барышня. Только не оглядываться.
– Я не боюсь, – отвечал голос Сони, и по дорожке, по направлению к Николаю, завизжали, засвистели в тоненьких башмачках ножки Сони.
Соня шла закутавшись в шубку. Она была уже в двух шагах, когда увидала его; она увидала его тоже не таким, каким она знала и какого всегда немножко боялась. Он был в женском платье со спутанными волосами и с счастливой и новой для Сони улыбкой. Соня быстро подбежала к нему.
«Совсем другая, и всё та же», думал Николай, глядя на ее лицо, всё освещенное лунным светом. Он продел руки под шубку, прикрывавшую ее голову, обнял, прижал к себе и поцеловал в губы, над которыми были усы и от которых пахло жженой пробкой. Соня в самую середину губ поцеловала его и, выпростав маленькие руки, с обеих сторон взяла его за щеки.
– Соня!… Nicolas!… – только сказали они. Они подбежали к амбару и вернулись назад каждый с своего крыльца.
Когда все поехали назад от Пелагеи Даниловны, Наташа, всегда всё видевшая и замечавшая, устроила так размещение, что Луиза Ивановна и она сели в сани с Диммлером, а Соня села с Николаем и девушками.
Николай, уже не перегоняясь, ровно ехал в обратный путь, и всё вглядываясь в этом странном, лунном свете в Соню, отыскивал при этом всё переменяющем свете, из под бровей и усов свою ту прежнюю и теперешнюю Соню, с которой он решил уже никогда не разлучаться. Он вглядывался, и когда узнавал всё ту же и другую и вспоминал, слышав этот запах пробки, смешанный с чувством поцелуя, он полной грудью вдыхал в себя морозный воздух и, глядя на уходящую землю и блестящее небо, он чувствовал себя опять в волшебном царстве.
– Соня, тебе хорошо? – изредка спрашивал он.
– Да, – отвечала Соня. – А тебе ?
На середине дороги Николай дал подержать лошадей кучеру, на минутку подбежал к саням Наташи и стал на отвод.
– Наташа, – сказал он ей шопотом по французски, – знаешь, я решился насчет Сони.
– Ты ей сказал? – спросила Наташа, вся вдруг просияв от радости.
– Ах, какая ты странная с этими усами и бровями, Наташа! Ты рада?
– Я так рада, так рада! Я уж сердилась на тебя. Я тебе не говорила, но ты дурно с ней поступал. Это такое сердце, Nicolas. Как я рада! Я бываю гадкая, но мне совестно было быть одной счастливой без Сони, – продолжала Наташа. – Теперь я так рада, ну, беги к ней.
– Нет, постой, ах какая ты смешная! – сказал Николай, всё всматриваясь в нее, и в сестре тоже находя что то новое, необыкновенное и обворожительно нежное, чего он прежде не видал в ней. – Наташа, что то волшебное. А?
– Да, – отвечала она, – ты прекрасно сделал.
«Если б я прежде видел ее такою, какою она теперь, – думал Николай, – я бы давно спросил, что сделать и сделал бы всё, что бы она ни велела, и всё бы было хорошо».
– Так ты рада, и я хорошо сделал?
– Ах, так хорошо! Я недавно с мамашей поссорилась за это. Мама сказала, что она тебя ловит. Как это можно говорить? Я с мама чуть не побранилась. И никому никогда не позволю ничего дурного про нее сказать и подумать, потому что в ней одно хорошее.
– Так хорошо? – сказал Николай, еще раз высматривая выражение лица сестры, чтобы узнать, правда ли это, и, скрыпя сапогами, он соскочил с отвода и побежал к своим саням. Всё тот же счастливый, улыбающийся черкес, с усиками и блестящими глазами, смотревший из под собольего капора, сидел там, и этот черкес был Соня, и эта Соня была наверное его будущая, счастливая и любящая жена.
Приехав домой и рассказав матери о том, как они провели время у Мелюковых, барышни ушли к себе. Раздевшись, но не стирая пробочных усов, они долго сидели, разговаривая о своем счастьи. Они говорили о том, как они будут жить замужем, как их мужья будут дружны и как они будут счастливы.
На Наташином столе стояли еще с вечера приготовленные Дуняшей зеркала. – Только когда всё это будет? Я боюсь, что никогда… Это было бы слишком хорошо! – сказала Наташа вставая и подходя к зеркалам.
– Садись, Наташа, может быть ты увидишь его, – сказала Соня. Наташа зажгла свечи и села. – Какого то с усами вижу, – сказала Наташа, видевшая свое лицо.
– Не надо смеяться, барышня, – сказала Дуняша.
Наташа нашла с помощью Сони и горничной положение зеркалу; лицо ее приняло серьезное выражение, и она замолкла. Долго она сидела, глядя на ряд уходящих свечей в зеркалах, предполагая (соображаясь с слышанными рассказами) то, что она увидит гроб, то, что увидит его, князя Андрея, в этом последнем, сливающемся, смутном квадрате. Но как ни готова она была принять малейшее пятно за образ человека или гроба, она ничего не видала. Она часто стала мигать и отошла от зеркала.
– Отчего другие видят, а я ничего не вижу? – сказала она. – Ну садись ты, Соня; нынче непременно тебе надо, – сказала она. – Только за меня… Мне так страшно нынче!
Соня села за зеркало, устроила положение, и стала смотреть.
– Вот Софья Александровна непременно увидят, – шопотом сказала Дуняша; – а вы всё смеетесь.
Соня слышала эти слова, и слышала, как Наташа шопотом сказала:
– И я знаю, что она увидит; она и прошлого года видела.
Минуты три все молчали. «Непременно!» прошептала Наташа и не докончила… Вдруг Соня отсторонила то зеркало, которое она держала, и закрыла глаза рукой.
– Ах, Наташа! – сказала она.
– Видела? Видела? Что видела? – вскрикнула Наташа, поддерживая зеркало.
Соня ничего не видала, она только что хотела замигать глазами и встать, когда услыхала голос Наташи, сказавшей «непременно»… Ей не хотелось обмануть ни Дуняшу, ни Наташу, и тяжело было сидеть. Она сама не знала, как и вследствие чего у нее вырвался крик, когда она закрыла глаза рукою.
– Его видела? – спросила Наташа, хватая ее за руку.
– Да. Постой… я… видела его, – невольно сказала Соня, еще не зная, кого разумела Наташа под словом его: его – Николая или его – Андрея.
«Но отчего же мне не сказать, что я видела? Ведь видят же другие! И кто же может уличить меня в том, что я видела или не видала?» мелькнуло в голове Сони.
– Да, я его видела, – сказала она.
– Как же? Как же? Стоит или лежит?
– Нет, я видела… То ничего не было, вдруг вижу, что он лежит.
– Андрей лежит? Он болен? – испуганно остановившимися глазами глядя на подругу, спрашивала Наташа.
– Нет, напротив, – напротив, веселое лицо, и он обернулся ко мне, – и в ту минуту как она говорила, ей самой казалось, что она видела то, что говорила.
– Ну а потом, Соня?…
– Тут я не рассмотрела, что то синее и красное…
– Соня! когда он вернется? Когда я увижу его! Боже мой, как я боюсь за него и за себя, и за всё мне страшно… – заговорила Наташа, и не отвечая ни слова на утешения Сони, легла в постель и долго после того, как потушили свечу, с открытыми глазами, неподвижно лежала на постели и смотрела на морозный, лунный свет сквозь замерзшие окна.
Вскоре после святок Николай объявил матери о своей любви к Соне и о твердом решении жениться на ней. Графиня, давно замечавшая то, что происходило между Соней и Николаем, и ожидавшая этого объяснения, молча выслушала его слова и сказала сыну, что он может жениться на ком хочет; но что ни она, ни отец не дадут ему благословения на такой брак. В первый раз Николай почувствовал, что мать недовольна им, что несмотря на всю свою любовь к нему, она не уступит ему. Она, холодно и не глядя на сына, послала за мужем; и, когда он пришел, графиня хотела коротко и холодно в присутствии Николая сообщить ему в чем дело, но не выдержала: заплакала слезами досады и вышла из комнаты. Старый граф стал нерешительно усовещивать Николая и просить его отказаться от своего намерения. Николай отвечал, что он не может изменить своему слову, и отец, вздохнув и очевидно смущенный, весьма скоро перервал свою речь и пошел к графине. При всех столкновениях с сыном, графа не оставляло сознание своей виноватости перед ним за расстройство дел, и потому он не мог сердиться на сына за отказ жениться на богатой невесте и за выбор бесприданной Сони, – он только при этом случае живее вспоминал то, что, ежели бы дела не были расстроены, нельзя было для Николая желать лучшей жены, чем Соня; и что виновен в расстройстве дел только один он с своим Митенькой и с своими непреодолимыми привычками.
Отец с матерью больше не говорили об этом деле с сыном; но несколько дней после этого, графиня позвала к себе Соню и с жестокостью, которой не ожидали ни та, ни другая, графиня упрекала племянницу в заманивании сына и в неблагодарности. Соня, молча с опущенными глазами, слушала жестокие слова графини и не понимала, чего от нее требуют. Она всем готова была пожертвовать для своих благодетелей. Мысль о самопожертвовании была любимой ее мыслью; но в этом случае она не могла понять, кому и чем ей надо жертвовать. Она не могла не любить графиню и всю семью Ростовых, но и не могла не любить Николая и не знать, что его счастие зависело от этой любви. Она была молчалива и грустна, и не отвечала. Николай не мог, как ему казалось, перенести долее этого положения и пошел объясниться с матерью. Николай то умолял мать простить его и Соню и согласиться на их брак, то угрожал матери тем, что, ежели Соню будут преследовать, то он сейчас же женится на ней тайно.
Графиня с холодностью, которой никогда не видал сын, отвечала ему, что он совершеннолетний, что князь Андрей женится без согласия отца, и что он может то же сделать, но что никогда она не признает эту интригантку своей дочерью.
Взорванный словом интригантка , Николай, возвысив голос, сказал матери, что он никогда не думал, чтобы она заставляла его продавать свои чувства, и что ежели это так, то он последний раз говорит… Но он не успел сказать того решительного слова, которого, судя по выражению его лица, с ужасом ждала мать и которое может быть навсегда бы осталось жестоким воспоминанием между ними. Он не успел договорить, потому что Наташа с бледным и серьезным лицом вошла в комнату от двери, у которой она подслушивала.
– Николинька, ты говоришь пустяки, замолчи, замолчи! Я тебе говорю, замолчи!.. – почти кричала она, чтобы заглушить его голос.
– Мама, голубчик, это совсем не оттого… душечка моя, бедная, – обращалась она к матери, которая, чувствуя себя на краю разрыва, с ужасом смотрела на сына, но, вследствие упрямства и увлечения борьбы, не хотела и не могла сдаться.
– Николинька, я тебе растолкую, ты уйди – вы послушайте, мама голубушка, – говорила она матери.
Слова ее были бессмысленны; но они достигли того результата, к которому она стремилась.
Графиня тяжело захлипав спрятала лицо на груди дочери, а Николай встал, схватился за голову и вышел из комнаты.
Наташа взялась за дело примирения и довела его до того, что Николай получил обещание от матери в том, что Соню не будут притеснять, и сам дал обещание, что он ничего не предпримет тайно от родителей.
С твердым намерением, устроив в полку свои дела, выйти в отставку, приехать и жениться на Соне, Николай, грустный и серьезный, в разладе с родными, но как ему казалось, страстно влюбленный, в начале января уехал в полк.
После отъезда Николая в доме Ростовых стало грустнее чем когда нибудь. Графиня от душевного расстройства сделалась больна.
Соня была печальна и от разлуки с Николаем и еще более от того враждебного тона, с которым не могла не обращаться с ней графиня. Граф более чем когда нибудь был озабочен дурным положением дел, требовавших каких нибудь решительных мер. Необходимо было продать московский дом и подмосковную, а для продажи дома нужно было ехать в Москву. Но здоровье графини заставляло со дня на день откладывать отъезд.
Наташа, легко и даже весело переносившая первое время разлуки с своим женихом, теперь с каждым днем становилась взволнованнее и нетерпеливее. Мысль о том, что так, даром, ни для кого пропадает ее лучшее время, которое бы она употребила на любовь к нему, неотступно мучила ее. Письма его большей частью сердили ее. Ей оскорбительно было думать, что тогда как она живет только мыслью о нем, он живет настоящею жизнью, видит новые места, новых людей, которые для него интересны. Чем занимательнее были его письма, тем ей было досаднее. Ее же письма к нему не только не доставляли ей утешения, но представлялись скучной и фальшивой обязанностью. Она не умела писать, потому что не могла постигнуть возможности выразить в письме правдиво хоть одну тысячную долю того, что она привыкла выражать голосом, улыбкой и взглядом. Она писала ему классически однообразные, сухие письма, которым сама не приписывала никакого значения и в которых, по брульонам, графиня поправляла ей орфографические ошибки.
Здоровье графини все не поправлялось; но откладывать поездку в Москву уже не было возможности. Нужно было делать приданое, нужно было продать дом, и притом князя Андрея ждали сперва в Москву, где в эту зиму жил князь Николай Андреич, и Наташа была уверена, что он уже приехал.
Графиня осталась в деревне, а граф, взяв с собой Соню и Наташу, в конце января поехал в Москву.
Пьер после сватовства князя Андрея и Наташи, без всякой очевидной причины, вдруг почувствовал невозможность продолжать прежнюю жизнь. Как ни твердо он был убежден в истинах, открытых ему его благодетелем, как ни радостно ему было то первое время увлечения внутренней работой самосовершенствования, которой он предался с таким жаром, после помолвки князя Андрея с Наташей и после смерти Иосифа Алексеевича, о которой он получил известие почти в то же время, – вся прелесть этой прежней жизни вдруг пропала для него. Остался один остов жизни: его дом с блестящею женой, пользовавшеюся теперь милостями одного важного лица, знакомство со всем Петербургом и служба с скучными формальностями. И эта прежняя жизнь вдруг с неожиданной мерзостью представилась Пьеру. Он перестал писать свой дневник, избегал общества братьев, стал опять ездить в клуб, стал опять много пить, опять сблизился с холостыми компаниями и начал вести такую жизнь, что графиня Елена Васильевна сочла нужным сделать ему строгое замечание. Пьер почувствовав, что она была права, и чтобы не компрометировать свою жену, уехал в Москву.
В Москве, как только он въехал в свой огромный дом с засохшими и засыхающими княжнами, с громадной дворней, как только он увидал – проехав по городу – эту Иверскую часовню с бесчисленными огнями свеч перед золотыми ризами, эту Кремлевскую площадь с незаезженным снегом, этих извозчиков и лачужки Сивцева Вражка, увидал стариков московских, ничего не желающих и никуда не спеша доживающих свой век, увидал старушек, московских барынь, московские балы и Московский Английский клуб, – он почувствовал себя дома, в тихом пристанище. Ему стало в Москве покойно, тепло, привычно и грязно, как в старом халате.
