Алмуш

Алмуш Алмас-Хан (Джагфар ибн Абдуллах) Алмыш Җәгъфәр ибн Шилки (ﺋﺎﻟﻣﺌِش ﺟﺎﻌﻔﺎﺭ ﺋﻳﺒن ﺷﻳﻟﻜﻯ, tat.lat.)<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr> <tr><td colspan="2" style="text-align: center;">Алмуш</td></tr>
хан (балтавар, эмир) Волжской Булгарии
Супруга:	Родственница огузского военачальника Этрэка
Дети:	Сыновья: Микаил, Ахмад и др. Дочери: 2

Алмуш (мусульманское имя Джагфар ибн Абдуллах или Джагфар бен Абдулла, также известен как Алмас-Хан, «Эмир Джагфар бен Силки Хан» или Алмыш (Алмыш Җәгъфәр ибн Шилки или Алмыш эмир, Алмуш, Алмаз, Алмас, Алмыш мелик, Алмыш патша, Алмыш (Абдаллах) Җэгъфэр ибн Шилки, Алмыш илтэбэр (ﺋﺎﻟﻣﺌِش ﺟﺎﻌﻔﺎﺭ ﺋﻳﺒن ﺷﻳﻟﻜﻯ, tat.lat.)); кон. IX века — нач. X века) — хан Волжской Булгарии, сын хана Шилки (Силки, «Абдуллаха»).

Биография

На тюркском языке имя Алмуша означает «приобретший, захвативший, завоевавший».

Хан Алмуш (Алмыш) правил в конце IX — начале X веков. Вошел в историю как правитель первого булгарского государства, официально принявшего ислам в качестве государственной религии. В отличие от Дербента, куда ислам был принесён в ходе арабских завоеваний и где мусульмане много раз истреблялись хазарами, в Волжскую Булгарию ислам вошёл мирно.

Несмотря на то, что хан Алмыш уже в конце IX века чеканил монеты от имени Джагфар бин Габдуллa (своего мусульманского имени), в 922 году по приглашению Алмыша в Волжскую Булгарию прибыл трёхтысячный арабский караван во главе с Ибн Фадланом, из Багдада от Аббасидского халифа.

В подражание имени секретаря посланника Ахмада Ибн Фадлана, хан Алмуш назвал своего сына Ахмадом.

Однако булгары не приняли багдадские мусульманские обычаи, сохранив среднеазиатские, из чего можно сделать вывод, что посольство не достигло целей, по крайней мере с точки зрения халифа.

Семья

Жена - дочь (или сестра) огузского военачальника Этрэка сына Катагана.

Сыновья - Микаил, Ахмад и др.

Дочери - одна была женой хазарского кагана, вторая - жена вождя племени эскелов.

Отрывок, характеризующий Алмуш

В Петербурге в это время в высших кругах, с большим жаром чем когда нибудь, шла сложная борьба партий Румянцева, французов, Марии Феодоровны, цесаревича и других, заглушаемая, как всегда, трубением придворных трутней. Но спокойная, роскошная, озабоченная только призраками, отражениями жизни, петербургская жизнь шла по старому; и из за хода этой жизни надо было делать большие усилия, чтобы сознавать опасность и то трудное положение, в котором находился русский народ. Те же были выходы, балы, тот же французский театр, те же интересы дворов, те же интересы службы и интриги. Только в самых высших кругах делались усилия для того, чтобы напоминать трудность настоящего положения. Рассказывалось шепотом о том, как противоположно одна другой поступили, в столь трудных обстоятельствах, обе императрицы. Императрица Мария Феодоровна, озабоченная благосостоянием подведомственных ей богоугодных и воспитательных учреждений, сделала распоряжение об отправке всех институтов в Казань, и вещи этих заведений уже были уложены. Императрица же Елизавета Алексеевна на вопрос о том, какие ей угодно сделать распоряжения, с свойственным ей русским патриотизмом изволила ответить, что о государственных учреждениях она не может делать распоряжений, так как это касается государя; о том же, что лично зависит от нее, она изволила сказать, что она последняя выедет из Петербурга.
У Анны Павловны 26 го августа, в самый день Бородинского сражения, был вечер, цветком которого должно было быть чтение письма преосвященного, написанного при посылке государю образа преподобного угодника Сергия. Письмо это почиталось образцом патриотического духовного красноречия. Прочесть его должен был сам князь Василий, славившийся своим искусством чтения. (Он же читывал и у императрицы.) Искусство чтения считалось в том, чтобы громко, певуче, между отчаянным завыванием и нежным ропотом переливать слова, совершенно независимо от их значения, так что совершенно случайно на одно слово попадало завывание, на другие – ропот. Чтение это, как и все вечера Анны Павловны, имело политическое значение. На этом вечере должно было быть несколько важных лиц, которых надо было устыдить за их поездки во французский театр и воодушевить к патриотическому настроению. Уже довольно много собралось народа, но Анна Павловна еще не видела в гостиной всех тех, кого нужно было, и потому, не приступая еще к чтению, заводила общие разговоры.