Алтай (округ)
| Страна | |
|---|---|
| Статус | |
| Входит в | |
| Включает |
1 городской уезд, 6 уездов |
| Население (2007) |
645,057 |
| Площадь |
117.699,01 км² |
|
| |
| Часовой пояс |
+8 |
| [www.xjalt.gov.cn/ Официальный сайт] | |
О́круг Алта́й (уйг. ئالتاي ۋىلايىتى, кит. упр. 阿勒泰, пиньинь: Ālètài, каз. التاي ايماعى, Алтай аймағы) — округ в Или-Казахском автономном округе Синьцзян-Уйгурского автономного района КНР. Площадь — 118,0 тыс. км². Правительство размещается в городском уезде Алтай.
История
Во времена Монгольской империи на Алтае и по Чёрному Иртышу жили кереиты. В начале XV века по ним нанесли мощный удар ойраты, изгнав кереитов и включив эти земли в состав Джунгарского ханства. В середине XVIII века Джунгарское ханство было уничтожено Цинской империей, а большинство джунгаров подверглось истреблению, в результате чего эти земли обезлюдели. В конце XVIII века Кугедай-султан (сын Абулфеиза), прельщённый посулами цинских властей, поднял свой казахский род абак-кереев и привёл их на поселение в эти места. Казахи считали эту землю своей, так как здесь когда-то жили их предки-кереиты, однако осевшие с тех пор на этих землях ойраты также уже считали эти земли своими, в результате между казахами и монголами царила постоянная вражда, чем пользовалась цинская администрация для укрепления своей власти. В то время эта земля входила в в основном в Кобдоский округ.
Когда в 1863—1865 годах в Синьцзяне начались восстания мусульман, то дунгане, сознавая, что на севере они значительно уступают в численности прочим национальностям, начали среди казахов агитацию о совместных действиях. Часть казахских родов поддалась уговорам и присоединилась к повстанцам, начав грабить кочевья торгоутов и монголов, которые, в результате, встали на сторону маньчжурско-китайских властей. Часть казахов, не пожелавшая примкнуть к восстанию, постаралась укрыться на территории Российской империи. Из-за внутренних противоречий дунганам и казахам не удалось создать властных структур в Тарбагатайско-Алтайском регионе, и здесь наступил период безвластия: казахи громили торгоутские и монгольские кочевья, те в свою очередь совершали опустошительные набеги на казахские аулы. Разгул бандитизма повлёк массовые жертвы и подорвал экономику края.
После ухода дунган на юг, маньчжуры и китайцы при поддержке солонов, сибинцев, торгоутов и монголов стали восстанавливать управление. Уже в 1870 году часть сибинцев, солонов и ойратов, бежавших в Россию от преследований, возвратились в Синьцзян. Сохранение этого очага маньчжурской государственности позволило России не вводить туда войска во время оккупации Илийского края.
В 1872 году временно исполняющим обязанности илийского цзянцзюня был назначен генерал Жун Цюань, который прорвался из Кобдо в Россию, и руководил подчинённой ему территорией из Семипалатинска. В его задачу входила помощь грядущему наступлению на сепаратистов армии Цзо Цзунтана и обеспечение безопасности следующих к этой армии русских караванов с продовольствием. Для этой цели он начал формировать воинские части из сибинцев, солонов и ойратов, объявил амнистию всем мятежникам-казахам, и вёл энергичную работу по привлечению в цинское подданство российских казахов.
В апреле 1876 года в Чугучак прибыл новый глава Тарбагатайского округа — Си Лунь. Он мобилизовал большое количество людей в войска, взялся за энергичное освоение пахотных земель, и начал приводить к покорности казахов. Си Лунь тайно поддерживал ойратов, продолжавших считать казахов захватчиками своих исконных земель, а также привлекал абак-кереев к разным тяжёлым повинностям, в частности к ремонту и восстановлению крепостей, разрушенных во время восстания. При этом по ходатайству Си Луня император даровал Касым-хану (внуку Кугедай-султана) наследственный титул гуна и поставил его над всеми абак-кереями на Алтае. В 1882 году Си Лунь принудил Касым-хана обратиться к императору от имени всех абак-кереев с ходатайством о покорности. Ходатайство было тут же удовлетворено, и абак-кереи стали подданными Цинской империи со всеми вытекающими отсюда последствиями (к примеру, они теперь не могли откочёвывать в Россию). Казахи были разделены на 8 волостей, 4 из которых находились на Алтае и в долине Чёрного Иртыша.
В связи с трудностью контроля над кочевниками из Кобдо, в 1907 году из подчинённых Кобдо урянхайских земель был выделен Алтайский округ (阿尔泰区域), управляющий которым разместился в новой крепости, построенной на месте монастыря Шара-Сумэ (китайское название — Чэнхуасы). В ведение округа передавалось 13 уккурдайств казахов с 12 тысячами семей, 7 хошунов урянхайцев (600 семей), 4 хошуна калмыков-торгоутов (650 семей), 2 хошуна захчинов (200 семей).
Когда в конце 1911 года Синьцзяна достигли известия о Синьхайской революции, то 25 декабря Илийский революционный комитет начал вооружённое восстание. Когда известие о победе революции в Илийском крае достигло Алтайского округа, то в Шара-Сумэ удалось предотвратить выступление гарнизона в поддержку маньчжуров. В феврале 1912 года стало известно о падении монархии и установлении в Китае республики. Кобдосский торгоутский князь Тохто (Тохтохо), пользовавшийся поддержкой российских дипломатов, попытался объединить под своей властью Илийский, Тарбагатайский и Алтайский округа и присоединить их к Монголии. Захвативший власть в Синьцзяне Ян Цзэнсинь перебросил для борьбы с торгоутско-монгольскими сепаратистами дунганские войска. Воспользовавшись старыми счётами между казахами и монголами, Ян Цзэнсинь привлёк на свой сторону абак-кереев. Однако в мае 1912 года губернатором Алтайского округа был назначен торгоутский князь Палта, который окончательно разорил казахов. После того, как 3 ноября 1912 года в Урге было подписано монгольско-российское соглашение (в монгольском варианте — договор), обозначавшее признание Монголии отдельной страной, Ян Цзэсинь и Палта бросили в 1913 году абак-кереев в набег на Кобдо. Неудача этого набега и боязнь ответных репрессий со стороны монголов привела к началу массовой откочёвки казахов на юг.
В 1914 году губернатором Алтайского округа стал Лю Чанбин, который попытался ликвидировать передачу власти в уккурдайствах по наследству. Деятельность Лю Чанбина вызвала недовольство со стороны феодальной знати и ускорила откочёвку казахов; Алтай покинуло около четверти казахских семей. В 1914 году случилось беспрецедентное: впервые за много лет казахские, урянхайские и торгоутские феодалы не приехали поздравить Лю Чанбина и других представителей администрации с праздником Нового года; более того, кочевники стали проявлять открытое неповиновение и даже враждебность к китайской власти.
В 1919 году округ был преобразован в административную единицу «Горноалтайский маршрут» (阿山道) и переведён в состав провинции Синьцзян.
После Гражданской войны в России часть разбитых белогвардейских войск Бакича отступила в Синьцзян. В 1921 году по согласованию с китайскими властями для окончательного разгрома белогвардейцев на территорию Синьцзяна вступили советские войска, и войска Бакича стали отступать в направлении Алтая. Не зная, что советские войска не намерены вступать на территорию Алтайского округа, 10 июня войска Бакича подошли к Шара-Сумэ. Губернатор Алтайского округа отказался впустить русских беженцев в город, и Бакич приказал начать осаду. 13 июня гарнизон бежал, предварительно разграбив город, и войска Бакича вошли в него без единого выстрела. В Шара-Сумэ Бакич провёл два с половиной месяца, пока в сентябре не подошли советские войска, которым те белогвардейцы, кто не захотел убежать, сдались в плен.
В 1942 году синьцзянским губернатором Шэн Шицаем были казнены вождь абак-кереев алтайский губернатор Шарипхан Кугедаев, а также сменивший его на посту губернатора Букат Мамиев. В результате весной 1942 года на Алтае восстали казахи. Однако восставшие не нашли ничего лучшего, как объединиться с бандитом Оспаном, наводившим страх на мирное население. В результате повстанцы превратились в банду, а Оспана провозгласили ханом в Чингильском уезде. В 1943 году на Алтае сформировались пять партизанских отрядов, которые повели планомерную борьбу против гоминьдановских гарнизонов в алтайских крепостях; командовал ими Далельхан Сугурбаев. Подавляющее большинство бойцов ушло от Оспана к Далельхану и он, потеряв влияние и силу, «ханствовал» в Чингильской долине, не принимая участия в боевых действиях. В июле 1944 года партизаны Далельхана Сугурбаева попытались взять город Алтай, но неудачно. После этого Далельхан перебросил часть партизан под крепость Сарытогай, но её взять тоже не смог. Тем не менее партизанам удалось взять контроль над дорогами и прервать связь Алтая с Урумчи. Успехи партизан Далельхана обеспокоили Оспана и его окружение, поэтому он начал переговоры с гоминьдановскими гарнизонами Кёктокая и Чингиля, пообещав не препятствовать их уходу в Урумчи в случае добровольной сдачи крепостей. Гоминьдановцы приняли предложение, и передали крепости Оспану.
15 ноября 1944 года была провозглашена Восточно-Туркестанская Революционная республика. В 1945 году армия Восточно-Туркестанской республики начала поход на север. После того, как капитулировал Бурчун, в осаждённом партизанами Алтае началась паника. 5 сентября 1945 года объединённые силы восточно-туркестанской бригады Ф. И. Лескина и партизан Далельхана начали бои в предместьях города Алтай, оставив выход на север в сторону МНР. По этому пути гарнизон и бежал, угодив в засаду, после чего сдался в плен во главе с губернатором округа. Так как первыми в город ворвались отряды партизан, ранее участвовавших в грабежах под руководством Оспана, то они тут же начали грабёж мирного населения, и Лескину с Далельханом пришлось применить оружие против своих недавних союзников ради наведения порядка. На территории округа Алтай утвердилась власть Восточно-Туркестанской республики. Генералиссимус Чан Кайши выступил по радио и объявил о признании за «Революционной базой 3- округов» права на «местную автономию», призвав начать переговоры с целью создания единого коалиционного правительства в Синьцзяне. Предложение было принято.
На волне эйфории от побед правительство Восточно-Туркестанской республики назначило Оспана губернатором Алтайского округа. Возглавивший коалиционное правительство Синьцзяна генерал Чжан Чжичжун начал тайно поставлять Оспану оружие и военное имущество, и уже в апреле 1946 Оспан разорвал отношения с правительством Восточно-Туркестанской республики, а в ноябре отдельные его отряды начали боевые столкновения с войсками Восточно-Туркестанской республики на Алтае. В феврале 1947 года Оспан совершил набег на Алтайский округ, разорил некоторые населённые пункты и учинил грабёж мирного населения. Войска Восточно-Туркестанской республики нанесли поражение Оспану, и он откатился в восточную часть Алтая в урочище Байтык на территорию, контролируемую гоминьдановцами. Там он впоследствии встретился с американским вице-консулом Дугласом Маккернаном, пообещавшим Оспану поддержку в создании собственного государства на Алтае.
В сентябре 1947 года банды Оспана (1500 сабель) и Калибека (900 сабель) совершили налёт на Алтайский округ, пройдя с востока на запад до города Алтай и дальше до Тарбагатайского округа. Генерал Далельхан собрал в кулак казахские эскадроны, призвал народ в ополчение и нанёс по бандам удар, отбросив их на восток за демаркационную линию. В ноябре банды попытались повторить набег, но были отбиты. После этого, собрав семьи некоторых сторонников, Оспан покинул Байтык и ушёл в восточный район хребта Богдо-Шань.
В 1949 году состоялось вхождение Синьцзяна в состав КНР. В 1954 году Госсоветом КНР была создана Или-Казахская автономная область, и данная территория стала Алтайским специальным районом (阿勒泰专区) в её составе. В 1979 году Алтайский специальный район был преобразован в Алтайский округ.
Население
Согласно переписи населения 2000 года, в округе проживает 561,7 тыс. чел.
Национальный состав (2000)
| Народ | Численность | Доля |
|---|---|---|
| Казахи | 288 612 | 51,38 % |
| Китайцы | 229 894 | 40,93 % |
| Хуэйцзу | 22 166 | 3,95 % |
| Уйгуры | 10 068 | 1,79 % |
Административное деление
Округ Алтай делится на 1 городской уезд, 6 уездов[1]:
| |||||||||
| # | Статус | Название | Иероглифы | Пиньинь | Уйгурский язык | Уйгурский язык (латиница) |
Население (2003 прим.) |
Площадь (км²) |
Плотность населения (/км²) |
|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|
| 1 | Городской уезд | Алтай | 阿勒泰市 | Ālètài Shì | ئالتاي شەھىرى | Altay Shehiri | 230,000 | 10,852 | 21 |
| 2 | Уезд | Бурчун | 布尔津县 | Bù'ěrjīn Xiàn | بۇرچىن ناھىيىسى | Burchin Nahiyisi | 70,000 | 10,369 | 7 |
| 3 | Уезд | Кёктокай (Фуюнь) |
富蕴县 | Fùyùn Xiàn | كوكتوقاي ناھىيىسى | Koktokay Nahiyisi | 90,000 | 32,327 | 3 |
| 4 | Уезд | Бурултокай (Фухай) |
福海县 | Fúhǎi Xiàn | بۇرۇلتوقاي ناھىيىسى | Burultoqay Nahiyisi | 70,000 | 33,319 | 2 |
| 5 | Уезд | Каба (Хабахэ) |
哈巴河县 | Hābāhé Xiàn | قابا ناھىيىسى | Qaba Nahiyisi | 80,000 | 8,186 | 10 |
| 6 | Уезд | Чингиль (Цинхэ) |
青河县 | Qīnghé Xiàn | چىڭگىل ناھىيىسى | Chinggil Nahiyisi | 60,000 | 15,790 | 4 |
| 7 | Уезд | Зимунай | 吉木乃县 | Jímùnǎi Xiàn | جېمىنەي ناھىيىسى | Jéminey Nahiyisi | 40,000 | 7,145 | 6 |
Напишите отзыв о статье "Алтай (округ)"
Примечания
- ↑ [www.xzqh.org/html/list/374.html 阿勒泰地区]
Литература
- В. И. Петров «Мятежное „сердце“ Азии. Синьцзян: краткая история народных движений и воспоминания» — Москва, издательство «Крафт+», 2003. ISBN 5-93675-059-0
| Административное деление Синьцзян-Уйгурского автономного района
|
Отрывок, характеризующий Алтай (округ)
Пьер замахал руками и головой, как будто комары или пчелы напали на него.– Ах, ну что это! я всё спутал. В Москве столько родных! Вы Борис…да. Ну вот мы с вами и договорились. Ну, что вы думаете о булонской экспедиции? Ведь англичанам плохо придется, ежели только Наполеон переправится через канал? Я думаю, что экспедиция очень возможна. Вилльнев бы не оплошал!
Борис ничего не знал о булонской экспедиции, он не читал газет и о Вилльневе в первый раз слышал.
– Мы здесь в Москве больше заняты обедами и сплетнями, чем политикой, – сказал он своим спокойным, насмешливым тоном. – Я ничего про это не знаю и не думаю. Москва занята сплетнями больше всего, – продолжал он. – Теперь говорят про вас и про графа.
Пьер улыбнулся своей доброю улыбкой, как будто боясь за своего собеседника, как бы он не сказал чего нибудь такого, в чем стал бы раскаиваться. Но Борис говорил отчетливо, ясно и сухо, прямо глядя в глаза Пьеру.
– Москве больше делать нечего, как сплетничать, – продолжал он. – Все заняты тем, кому оставит граф свое состояние, хотя, может быть, он переживет всех нас, чего я от души желаю…
– Да, это всё очень тяжело, – подхватил Пьер, – очень тяжело. – Пьер всё боялся, что этот офицер нечаянно вдастся в неловкий для самого себя разговор.
– А вам должно казаться, – говорил Борис, слегка краснея, но не изменяя голоса и позы, – вам должно казаться, что все заняты только тем, чтобы получить что нибудь от богача.
«Так и есть», подумал Пьер.
– А я именно хочу сказать вам, чтоб избежать недоразумений, что вы очень ошибетесь, ежели причтете меня и мою мать к числу этих людей. Мы очень бедны, но я, по крайней мере, за себя говорю: именно потому, что отец ваш богат, я не считаю себя его родственником, и ни я, ни мать никогда ничего не будем просить и не примем от него.
Пьер долго не мог понять, но когда понял, вскочил с дивана, ухватил Бориса за руку снизу с свойственною ему быстротой и неловкостью и, раскрасневшись гораздо более, чем Борис, начал говорить с смешанным чувством стыда и досады.
– Вот это странно! Я разве… да и кто ж мог думать… Я очень знаю…
Но Борис опять перебил его:
– Я рад, что высказал всё. Может быть, вам неприятно, вы меня извините, – сказал он, успокоивая Пьера, вместо того чтоб быть успокоиваемым им, – но я надеюсь, что не оскорбил вас. Я имею правило говорить всё прямо… Как же мне передать? Вы приедете обедать к Ростовым?
И Борис, видимо свалив с себя тяжелую обязанность, сам выйдя из неловкого положения и поставив в него другого, сделался опять совершенно приятен.
– Нет, послушайте, – сказал Пьер, успокоиваясь. – Вы удивительный человек. То, что вы сейчас сказали, очень хорошо, очень хорошо. Разумеется, вы меня не знаете. Мы так давно не видались…детьми еще… Вы можете предполагать во мне… Я вас понимаю, очень понимаю. Я бы этого не сделал, у меня недостало бы духу, но это прекрасно. Я очень рад, что познакомился с вами. Странно, – прибавил он, помолчав и улыбаясь, – что вы во мне предполагали! – Он засмеялся. – Ну, да что ж? Мы познакомимся с вами лучше. Пожалуйста. – Он пожал руку Борису. – Вы знаете ли, я ни разу не был у графа. Он меня не звал… Мне его жалко, как человека… Но что же делать?
– И вы думаете, что Наполеон успеет переправить армию? – спросил Борис, улыбаясь.
Пьер понял, что Борис хотел переменить разговор, и, соглашаясь с ним, начал излагать выгоды и невыгоды булонского предприятия.
Лакей пришел вызвать Бориса к княгине. Княгиня уезжала. Пьер обещался приехать обедать затем, чтобы ближе сойтись с Борисом, крепко жал его руку, ласково глядя ему в глаза через очки… По уходе его Пьер долго еще ходил по комнате, уже не пронзая невидимого врага шпагой, а улыбаясь при воспоминании об этом милом, умном и твердом молодом человеке.
Как это бывает в первой молодости и особенно в одиноком положении, он почувствовал беспричинную нежность к этому молодому человеку и обещал себе непременно подружиться с ним.
Князь Василий провожал княгиню. Княгиня держала платок у глаз, и лицо ее было в слезах.
– Это ужасно! ужасно! – говорила она, – но чего бы мне ни стоило, я исполню свой долг. Я приеду ночевать. Его нельзя так оставить. Каждая минута дорога. Я не понимаю, чего мешкают княжны. Может, Бог поможет мне найти средство его приготовить!… Adieu, mon prince, que le bon Dieu vous soutienne… [Прощайте, князь, да поддержит вас Бог.]
– Adieu, ma bonne, [Прощайте, моя милая,] – отвечал князь Василий, повертываясь от нее.
– Ах, он в ужасном положении, – сказала мать сыну, когда они опять садились в карету. – Он почти никого не узнает.
– Я не понимаю, маменька, какие его отношения к Пьеру? – спросил сын.
– Всё скажет завещание, мой друг; от него и наша судьба зависит…
– Но почему вы думаете, что он оставит что нибудь нам?
– Ах, мой друг! Он так богат, а мы так бедны!
– Ну, это еще недостаточная причина, маменька.
– Ах, Боже мой! Боже мой! Как он плох! – восклицала мать.
Когда Анна Михайловна уехала с сыном к графу Кириллу Владимировичу Безухому, графиня Ростова долго сидела одна, прикладывая платок к глазам. Наконец, она позвонила.
– Что вы, милая, – сказала она сердито девушке, которая заставила себя ждать несколько минут. – Не хотите служить, что ли? Так я вам найду место.
Графиня была расстроена горем и унизительною бедностью своей подруги и поэтому была не в духе, что выражалось у нее всегда наименованием горничной «милая» и «вы».
– Виновата с, – сказала горничная.
– Попросите ко мне графа.
Граф, переваливаясь, подошел к жене с несколько виноватым видом, как и всегда.
– Ну, графинюшка! Какое saute au madere [сотэ на мадере] из рябчиков будет, ma chere! Я попробовал; не даром я за Тараску тысячу рублей дал. Стоит!
Он сел подле жены, облокотив молодецки руки на колена и взъерошивая седые волосы.
– Что прикажете, графинюшка?
– Вот что, мой друг, – что это у тебя запачкано здесь? – сказала она, указывая на жилет. – Это сотэ, верно, – прибавила она улыбаясь. – Вот что, граф: мне денег нужно.
Лицо ее стало печально.
– Ах, графинюшка!…
И граф засуетился, доставая бумажник.
– Мне много надо, граф, мне пятьсот рублей надо.
И она, достав батистовый платок, терла им жилет мужа.
– Сейчас, сейчас. Эй, кто там? – крикнул он таким голосом, каким кричат только люди, уверенные, что те, кого они кличут, стремглав бросятся на их зов. – Послать ко мне Митеньку!
Митенька, тот дворянский сын, воспитанный у графа, который теперь заведывал всеми его делами, тихими шагами вошел в комнату.
– Вот что, мой милый, – сказал граф вошедшему почтительному молодому человеку. – Принеси ты мне… – он задумался. – Да, 700 рублей, да. Да смотри, таких рваных и грязных, как тот раз, не приноси, а хороших, для графини.
– Да, Митенька, пожалуйста, чтоб чистенькие, – сказала графиня, грустно вздыхая.
– Ваше сиятельство, когда прикажете доставить? – сказал Митенька. – Изволите знать, что… Впрочем, не извольте беспокоиться, – прибавил он, заметив, как граф уже начал тяжело и часто дышать, что всегда было признаком начинавшегося гнева. – Я было и запамятовал… Сию минуту прикажете доставить?
– Да, да, то то, принеси. Вот графине отдай.
– Экое золото у меня этот Митенька, – прибавил граф улыбаясь, когда молодой человек вышел. – Нет того, чтобы нельзя. Я же этого терпеть не могу. Всё можно.
– Ах, деньги, граф, деньги, сколько от них горя на свете! – сказала графиня. – А эти деньги мне очень нужны.
– Вы, графинюшка, мотовка известная, – проговорил граф и, поцеловав у жены руку, ушел опять в кабинет.
Когда Анна Михайловна вернулась опять от Безухого, у графини лежали уже деньги, всё новенькими бумажками, под платком на столике, и Анна Михайловна заметила, что графиня чем то растревожена.
– Ну, что, мой друг? – спросила графиня.
– Ах, в каком он ужасном положении! Его узнать нельзя, он так плох, так плох; я минутку побыла и двух слов не сказала…
– Annette, ради Бога, не откажи мне, – сказала вдруг графиня, краснея, что так странно было при ее немолодом, худом и важном лице, доставая из под платка деньги.
Анна Михайловна мгновенно поняла, в чем дело, и уж нагнулась, чтобы в должную минуту ловко обнять графиню.
– Вот Борису от меня, на шитье мундира…
Анна Михайловна уж обнимала ее и плакала. Графиня плакала тоже. Плакали они о том, что они дружны; и о том, что они добры; и о том, что они, подруги молодости, заняты таким низким предметом – деньгами; и о том, что молодость их прошла… Но слезы обеих были приятны…
Графиня Ростова с дочерьми и уже с большим числом гостей сидела в гостиной. Граф провел гостей мужчин в кабинет, предлагая им свою охотницкую коллекцию турецких трубок. Изредка он выходил и спрашивал: не приехала ли? Ждали Марью Дмитриевну Ахросимову, прозванную в обществе le terrible dragon, [страшный дракон,] даму знаменитую не богатством, не почестями, но прямотой ума и откровенною простотой обращения. Марью Дмитриевну знала царская фамилия, знала вся Москва и весь Петербург, и оба города, удивляясь ей, втихомолку посмеивались над ее грубостью, рассказывали про нее анекдоты; тем не менее все без исключения уважали и боялись ее.
В кабинете, полном дыма, шел разговор о войне, которая была объявлена манифестом, о наборе. Манифеста еще никто не читал, но все знали о его появлении. Граф сидел на отоманке между двумя курившими и разговаривавшими соседями. Граф сам не курил и не говорил, а наклоняя голову, то на один бок, то на другой, с видимым удовольствием смотрел на куривших и слушал разговор двух соседей своих, которых он стравил между собой.
Один из говоривших был штатский, с морщинистым, желчным и бритым худым лицом, человек, уже приближавшийся к старости, хотя и одетый, как самый модный молодой человек; он сидел с ногами на отоманке с видом домашнего человека и, сбоку запустив себе далеко в рот янтарь, порывисто втягивал дым и жмурился. Это был старый холостяк Шиншин, двоюродный брат графини, злой язык, как про него говорили в московских гостиных. Он, казалось, снисходил до своего собеседника. Другой, свежий, розовый, гвардейский офицер, безупречно вымытый, застегнутый и причесанный, держал янтарь у середины рта и розовыми губами слегка вытягивал дымок, выпуская его колечками из красивого рта. Это был тот поручик Берг, офицер Семеновского полка, с которым Борис ехал вместе в полк и которым Наташа дразнила Веру, старшую графиню, называя Берга ее женихом. Граф сидел между ними и внимательно слушал. Самое приятное для графа занятие, за исключением игры в бостон, которую он очень любил, было положение слушающего, особенно когда ему удавалось стравить двух говорливых собеседников.
– Ну, как же, батюшка, mon tres honorable [почтеннейший] Альфонс Карлыч, – говорил Шиншин, посмеиваясь и соединяя (в чем и состояла особенность его речи) самые народные русские выражения с изысканными французскими фразами. – Vous comptez vous faire des rentes sur l'etat, [Вы рассчитываете иметь доход с казны,] с роты доходец получать хотите?
– Нет с, Петр Николаич, я только желаю показать, что в кавалерии выгод гораздо меньше против пехоты. Вот теперь сообразите, Петр Николаич, мое положение…
Берг говорил всегда очень точно, спокойно и учтиво. Разговор его всегда касался только его одного; он всегда спокойно молчал, пока говорили о чем нибудь, не имеющем прямого к нему отношения. И молчать таким образом он мог несколько часов, не испытывая и не производя в других ни малейшего замешательства. Но как скоро разговор касался его лично, он начинал говорить пространно и с видимым удовольствием.
– Сообразите мое положение, Петр Николаич: будь я в кавалерии, я бы получал не более двухсот рублей в треть, даже и в чине поручика; а теперь я получаю двести тридцать, – говорил он с радостною, приятною улыбкой, оглядывая Шиншина и графа, как будто для него было очевидно, что его успех всегда будет составлять главную цель желаний всех остальных людей.
– Кроме того, Петр Николаич, перейдя в гвардию, я на виду, – продолжал Берг, – и вакансии в гвардейской пехоте гораздо чаще. Потом, сами сообразите, как я мог устроиться из двухсот тридцати рублей. А я откладываю и еще отцу посылаю, – продолжал он, пуская колечко.
– La balance у est… [Баланс установлен…] Немец на обухе молотит хлебец, comme dit le рroverbe, [как говорит пословица,] – перекладывая янтарь на другую сторону ртa, сказал Шиншин и подмигнул графу.
Граф расхохотался. Другие гости, видя, что Шиншин ведет разговор, подошли послушать. Берг, не замечая ни насмешки, ни равнодушия, продолжал рассказывать о том, как переводом в гвардию он уже выиграл чин перед своими товарищами по корпусу, как в военное время ротного командира могут убить, и он, оставшись старшим в роте, может очень легко быть ротным, и как в полку все любят его, и как его папенька им доволен. Берг, видимо, наслаждался, рассказывая всё это, и, казалось, не подозревал того, что у других людей могли быть тоже свои интересы. Но всё, что он рассказывал, было так мило степенно, наивность молодого эгоизма его была так очевидна, что он обезоруживал своих слушателей.
– Ну, батюшка, вы и в пехоте, и в кавалерии, везде пойдете в ход; это я вам предрекаю, – сказал Шиншин, трепля его по плечу и спуская ноги с отоманки.
Берг радостно улыбнулся. Граф, а за ним и гости вышли в гостиную.
Было то время перед званым обедом, когда собравшиеся гости не начинают длинного разговора в ожидании призыва к закуске, а вместе с тем считают необходимым шевелиться и не молчать, чтобы показать, что они нисколько не нетерпеливы сесть за стол. Хозяева поглядывают на дверь и изредка переглядываются между собой. Гости по этим взглядам стараются догадаться, кого или чего еще ждут: важного опоздавшего родственника или кушанья, которое еще не поспело.
Пьер приехал перед самым обедом и неловко сидел посредине гостиной на первом попавшемся кресле, загородив всем дорогу. Графиня хотела заставить его говорить, но он наивно смотрел в очки вокруг себя, как бы отыскивая кого то, и односложно отвечал на все вопросы графини. Он был стеснителен и один не замечал этого. Большая часть гостей, знавшая его историю с медведем, любопытно смотрели на этого большого толстого и смирного человека, недоумевая, как мог такой увалень и скромник сделать такую штуку с квартальным.
– Вы недавно приехали? – спрашивала у него графиня.
– Oui, madame, [Да, сударыня,] – отвечал он, оглядываясь.
– Вы не видали моего мужа?
– Non, madame. [Нет, сударыня.] – Он улыбнулся совсем некстати.
