Алтыпара
| Алтыпаринское вольное общество | ||||
| лезг. Алтыпара | ||||
| ||||
|---|---|---|---|---|
| Столица | Микрах | |||
| Язык(и) | Лезгинский язык | |||
| Религия | Ислам | |||
| Форма правления | Горская демократия | |||
| Кавха | ||||
Алтыпари́нское вольное общество — лезгинское государственное образование, существовавшее на территории Южного Дагестана с 1630 года по 1839 год. Столицей вольного общества было село Микрах.
Содержание
География
Алтыпаринское вольное общество располагалось на самом юге Дагестана. Северной границей вольному обществу служила река Самур, с юга Алтыпару ограничивали отроги Главного Кавказского хребта. С запада Алтыпара граничила с Докузпаринским вольным обществом. Восточным соседом общества являлось Тагирджальское вольное общество и Кубинское ханство.
Административно-территориальное деление
Вольное общество состояло из шести селений: Микрах, Каракюре, Куруш, Текипиркент, Мака, Каладжух[1].
История
Алтыпаринское вольное общество было образовано в 1630 году и просуществовало вплоть до присоединения Самурской долины к Российской империи в 1839 году. В отдельные времена Алтыпаре подчинялись сёла Мискинджа и Ихир. В отдельные периоды центр вольного общества находился в Каракюре, Мискиндже и даже Ихире[2].
Вхождение в состав России
В феврале 1811 года Алтыпаринское вольное общество вступила в подданство Российской империи на следующих условиях: 1) вольные общества признают над собой только власть России, находящейся в Кубе; 2) царская администрация гарантирует сохранность поголовья на зимних пастбищах в Кубе, Шеки и других местах, за что общества обязуются отдавать «с каждой сотни баранов одного в казну»[3]. В наше время территория Алтыпаринского вольного общества входит в состав Докузпаринского района Республики Дагестан.
Политическое устройство
Для обсуждения общественных дел аксакалы всех селений Алтыпары собирались в столице вольного общества — селе Микрах. Будучи столицей, Микрах являлся резиденцией главы вольного общества — Кавхи. Селения Микрах, Каракюре и Куруш имели своих аксакалов и по одному чавушу[4]. Сёла Текипиркент и Каладжух управлялись не микрахскими аксакалами, а макинскими и каракюринскими. Аксакалы в сёлах Микрах, Каракюре и Куруш выбирались не из числа тухумов, а от сельских кварталов. Отличительной чертой Алтыпары в отличие от остальных самурских вольных обществ заключалось в том, что членство в Алтыпаринском вольном обществе не подразумевало под собой военный союз между входившими в него сёлами. Военная помощь друг другу являлась добровольным делом каждого села. Однако чаще всего сёла оказывали друг другу военную помощь[1].
В джамаатах Алты-пара не было ни беков, ни ханов[5].
Население
Алтыпаринское вольное общество имело моноэтничный состав — во всех сёлах проживали лезгины, исповедовали алтыпаринцы ислам суннитского толка.
Про лезгинское общество Алтыпара И. Г. Гербер писал:
|
«И хотя они все воры и грабежники, однако ж в Кубе нападения и воровства никакого не чинят, чтоб чрез то волю не потерять, пшена и пшеницу тамо доставать и менять; токмо свой воровской промысел употребляют далее в горах и к Грузии»[6]. | 
|
О вооружении и воинских достоинствах алтыпаринских лезгин, Гербер писал:
|
|
Они употребляют оружие огнестрельное, добрые сабли и много панциров, люди смелые и огня не боязливые[5]. |
|
Напишите отзыв о статье "Алтыпара"
Примечания
- ↑ 1 2 [web05.ru/storage/files/zakoni_volnix.pdf Законы вольных обществ XVII—XIX вв. Архивные материалы. Х. М. Хашаева]
- ↑ [dokuz-para.ru/mikrah СЕЛЬСКОЕ ПОСЕЛЕНИЕ «сельсовет МИКРАХСКИЙ» МУНИЦИПАЛЬНОГО ОБРАЗОВАНИЯ «ДОКУЗПАРИНСКИЙ РАЙОН» | Официальный сайт Докузпаринского района]
- ↑ [www.lekia.ru/str53.html Лезгистан в составе России — Лекиа.ру]
- ↑ Чавуш — глашатай, а также исполнитель постановлений совета аксакалов.
- ↑ 1 2 [vestnikihae.ru/Issues/35/3.pdf СВЕДЕНИЯ И.-Г.ГЕРБЕРА О ЛЕЗГИНСКИХ СОЮЗАХ СЕЛЬСКИХ ОБЩИН САМУРСКОЙ ДОЛИНЫ]
- ↑ [www.kunstkamera.ru/files/lib/5-85803-331-8/5-85803-331-8_04.pdf Ю. Ю. Карпов. Взгляд на горцев. Взгляд с гор. Стр. 362]
Ссылки
|
Портал «Дагестан» |
|---|
Отрывок, характеризующий Алтыпара
25 го утром Пьер выезжал из Можайска. На спуске с огромной крутой и кривой горы, ведущей из города, мимо стоящего на горе направо собора, в котором шла служба и благовестили, Пьер вылез из экипажа и пошел пешком. За ним спускался на горе какой то конный полк с песельниками впереди. Навстречу ему поднимался поезд телег с раненными во вчерашнем деле. Возчики мужики, крича на лошадей и хлеща их кнутами, перебегали с одной стороны на другую. Телеги, на которых лежали и сидели по три и по четыре солдата раненых, прыгали по набросанным в виде мостовой камням на крутом подъеме. Раненые, обвязанные тряпками, бледные, с поджатыми губами и нахмуренными бровями, держась за грядки, прыгали и толкались в телегах. Все почти с наивным детским любопытством смотрели на белую шляпу и зеленый фрак Пьера.
Кучер Пьера сердито кричал на обоз раненых, чтобы они держали к одной. Кавалерийский полк с песнями, спускаясь с горы, надвинулся на дрожки Пьера и стеснил дорогу. Пьер остановился, прижавшись к краю скопанной в горе дороги. Из за откоса горы солнце не доставало в углубление дороги, тут было холодно, сыро; над головой Пьера было яркое августовское утро, и весело разносился трезвон. Одна подвода с ранеными остановилась у края дороги подле самого Пьера. Возчик в лаптях, запыхавшись, подбежал к своей телеге, подсунул камень под задние нешиненые колеса и стал оправлять шлею на своей ставшей лошаденке.
Один раненый старый солдат с подвязанной рукой, шедший за телегой, взялся за нее здоровой рукой и оглянулся на Пьера.
– Что ж, землячок, тут положат нас, что ль? Али до Москвы? – сказал он.
Пьер так задумался, что не расслышал вопроса. Он смотрел то на кавалерийский, повстречавшийся теперь с поездом раненых полк, то на ту телегу, у которой он стоял и на которой сидели двое раненых и лежал один, и ему казалось, что тут, в них, заключается разрешение занимавшего его вопроса. Один из сидевших на телеге солдат был, вероятно, ранен в щеку. Вся голова его была обвязана тряпками, и одна щека раздулась с детскую голову. Рот и нос у него были на сторону. Этот солдат глядел на собор и крестился. Другой, молодой мальчик, рекрут, белокурый и белый, как бы совершенно без крови в тонком лице, с остановившейся доброй улыбкой смотрел на Пьера; третий лежал ничком, и лица его не было видно. Кавалеристы песельники проходили над самой телегой.
– Ах запропала… да ежова голова…
– Да на чужой стороне живучи… – выделывали они плясовую солдатскую песню. Как бы вторя им, но в другом роде веселья, перебивались в вышине металлические звуки трезвона. И, еще в другом роде веселья, обливали вершину противоположного откоса жаркие лучи солнца. Но под откосом, у телеги с ранеными, подле запыхавшейся лошаденки, у которой стоял Пьер, было сыро, пасмурно и грустно.
Солдат с распухшей щекой сердито глядел на песельников кавалеристов.
– Ох, щегольки! – проговорил он укоризненно.
– Нынче не то что солдат, а и мужичков видал! Мужичков и тех гонят, – сказал с грустной улыбкой солдат, стоявший за телегой и обращаясь к Пьеру. – Нынче не разбирают… Всем народом навалиться хотят, одью слово – Москва. Один конец сделать хотят. – Несмотря на неясность слов солдата, Пьер понял все то, что он хотел сказать, и одобрительно кивнул головой.
Дорога расчистилась, и Пьер сошел под гору и поехал дальше.
Пьер ехал, оглядываясь по обе стороны дороги, отыскивая знакомые лица и везде встречая только незнакомые военные лица разных родов войск, одинаково с удивлением смотревшие на его белую шляпу и зеленый фрак.
Проехав версты четыре, он встретил первого знакомого и радостно обратился к нему. Знакомый этот был один из начальствующих докторов в армии. Он в бричке ехал навстречу Пьеру, сидя рядом с молодым доктором, и, узнав Пьера, остановил своего казака, сидевшего на козлах вместо кучера.
– Граф! Ваше сиятельство, вы как тут? – спросил доктор.
– Да вот хотелось посмотреть…
– Да, да, будет что посмотреть…
Пьер слез и, остановившись, разговорился с доктором, объясняя ему свое намерение участвовать в сражении.
Доктор посоветовал Безухову прямо обратиться к светлейшему.
– Что же вам бог знает где находиться во время сражения, в безызвестности, – сказал он, переглянувшись с своим молодым товарищем, – а светлейший все таки знает вас и примет милостиво. Так, батюшка, и сделайте, – сказал доктор.
Доктор казался усталым и спешащим.
– Так вы думаете… А я еще хотел спросить вас, где же самая позиция? – сказал Пьер.
– Позиция? – сказал доктор. – Уж это не по моей части. Проедете Татаринову, там что то много копают. Там на курган войдете: оттуда видно, – сказал доктор.
– И видно оттуда?.. Ежели бы вы…
Но доктор перебил его и подвинулся к бричке.
– Я бы вас проводил, да, ей богу, – вот (доктор показал на горло) скачу к корпусному командиру. Ведь у нас как?.. Вы знаете, граф, завтра сражение: на сто тысяч войска малым числом двадцать тысяч раненых считать надо; а у нас ни носилок, ни коек, ни фельдшеров, ни лекарей на шесть тысяч нет. Десять тысяч телег есть, да ведь нужно и другое; как хочешь, так и делай.
Та странная мысль, что из числа тех тысяч людей живых, здоровых, молодых и старых, которые с веселым удивлением смотрели на его шляпу, было, наверное, двадцать тысяч обреченных на раны и смерть (может быть, те самые, которых он видел), – поразила Пьера.
