Алуко, Соне

Соне Алуко
Общая информация
Родился	19 февраля 1989(1989-02-19) (35 лет) Хаунслоу, Англия
Гражданство	Англия Нигерия
Рост	173 см
Вес	68 кг
Позиция	вингер
Информация о клубе
Клуб	Фулхэм
Номер	24
Карьера
Клубная карьера*
2007-2008	Бирмингем Сити	0 (0)
2007—2008	→  Абердин	20 (3)
2008	→  Блэкпул	1 (0)
2008—2011	Абердин	82 (7)
2011—2012	Рейнджерс	21 (12)
2012—н. в.	Халл Сити	85 (12)
Национальная сборная**
2004—2005	Англия (до 16)	4 (0)
2005—2006	Англия (до 17)	3 (0)
2006	Англия (до 18)	1 (0)
2007—2008	Англия (до 19)	3 (0)
2009—н. в.	Нигерия	6 (2)
* Количество игр и голов за профессиональный клуб считается только для различных лиг национальных чемпионатов, откорректировано по состоянию на 30 марта 2016. ** Количество игр и голов за национальную сборную в официальных матчах, откорректировано по состоянию на 21 августа 2013.

Оматсон «Соне» Алуко (англ. Omatsone "Sone" Aluko; род. 19 февраля 1989, Хаунслоу, Великобритания) — нигерийский футболист, нападающий английского клуба «Фулхэм».

Алуко начал свою профессиональную карьеру в клубе «Бирмингем Сити», однако не сыграл за него ни одного матча. Игрок сначала был отдан в аренду шотландскому «Абердину», а в начале сезона 2008/09 — «Блэкпулу», за который провел лишь один матч. После этого он подписал полноценный контракт с «Абердином», который покинул в июле 2011 года в статусе свободного агента. В ноябре 2011 года подписал контракт с «Рейнджерс», где выступал очень ярко, забив в 21 матче 12 мячей, но клуб постигли финансовые трудности, и Алуко в качестве свободного агента перебрался в «Халл Сити». С «Халл Сити» ему удалось занять второе место в Чемпионшипе и 18 августа 2013 года дебютировать в Премьер-лиге.

Алуко родился в Англии, выступал последовательно за все молодёжные команды с 16 до 19 лет, однако на взрослом уровне решил выступать за историческую Родину — Нигерию.

Клубная карьера

«Бирмингем Сити»

Начал играть за юношеские команды «Бирмингема» с 8 лет. В первой команде с сезона 2005-06, в октябре 2005 был на скамейки запасных в матче против Арсенала. Дебютировал за клуб 28 августа 2007 года, выйдя на замену в матче Кубка лиги против «Херефорд Юнайтед».

«Абердин»

В августе 2007 года на правах аренды перешёл в шотландский «Абердин», до января 2008 года стал главным героем матча против«Баварии», забив мяч и вывевв команду вперед 2:1, окончательный счет ничья 2:2. Дебютировал в матче Кубка УЕФА, выйдя на замену в матче против «Панатинаикоса». Первый гол забил на следующей неделе «Данди Юнайтед». Благодаря хорошей игре, его аренда была продлена до конца сезона. В феврале 2008 года

«Блэкпул»

8 августа был отдан в месячную аренду в «Блэкпул».

«Абердин»

В последний день трансферного окна 1 сентября 2008 года вернулся в «Абердин», подписав 3-х летний контракт. В ноябре 2008 года выиграл награду, как самому лучшему молодому игроку месяца в Шотландской Премьер-лиге в ноябре. По истечении контракта, в июне 2011 года покинул клуб.

«Рейнджерс»

После отказа подписывать новый контракт с «Абердином» Алуко занимался поисками нового клуба. Был на просмотре в туринском «Ювентусе», после отправился в «Рейнджерс», где впечатлил тренерский штаб и ему был предложен контракт. Однако даже несмотря на статус свободного агента, его бывший клуб требовал за игрока компенсацию в 200 000 фунтов, за развитие игрока, так как на тот момент Алуко был младше 23-х лет. Из-за судебных разбирательств он смог быть заявленным за клуб лишь 24 ноября.

25 марта 2012 года Алуко забил свой первый мяч за новую команда, да ни кому нибудь, а извечному и самому непримиримому сопернику — «Селтику». В заключительном матче сезона 2011/12 Алуко оформил хет-трик, пострадал Сент-Джонстон.

Летом 2012 в клубе вводится административное управление, и команду переводят в 3-й дивизион. Отказавшись играть в клубе, Алуко через суд добился статуса свободного агента.

«Халл Сити»

25 июля 2012 года подписал 2-х летний контракт с «Халл Сити». Через три недели дебютировал в игре против «Брайтон энд Хоув Альбион», первый гол забил 1 сентября в домашней игре против «Болтона». Второй гол забил «Миллуолу», поучаствовав в разгроме 4-0, 2 октября дальним ударом с 20 метров поразил верхний угол ворот «Блэкпула». Следующий гол влетел в ворота «Бристоль Сити», после эффектной комбинации с Джей Симпсоном, комментатор матча сравнил эту комбинацию с барселонской. В следующей игре пострадал «Барнсли», а потом и «Вулверхэмптон», таким образом Алуко забил 3 мяча в 3-х играх подряд. 17 ноября Алуко дважды забил своему родному клубу «Бирмингему», окончательный счёт 2:3 в пользу «Халла».

В ноябре получил травму ахилла, которая оставила его вне игры на месяц, в январе ахилл снова воспалился и игроку потребовалась операция, срок восстановления продлили ещё на 2 месяца. Алуко выходил на поле лишь под конец сезона, но больше отличиться не смог.

18 августа 2013 года дебютировал за «Халл Сити» в Премьер-лиге, в матче против «Челси», проигрыш 2:0.

Международная карьера

Молодёжная сборная

Играл последователь за команды Англии: до 16, до 17, до 18 лет, в команде до 19 лет, дебютировал в матче против Белоруссии (4:0), поучаствовал в 2 голевых комбинациях. Был в предварительном списке 23 на поездку на Чемпионат мира 2009 года среди 19 летних, однако в окончательные 18 не попал.

Нигерия

После консультаций со своей семьей, принял решение играть за Нигерийскую сборную.19 мая 2009 года сыграл товарищеский матч за сборную Нигерии против Ирландии. Был в предварительном списке на поездку на Чемпионат Мира 2010 в ЮАР, однако в заявку не попал. Также рассматривался как один из кандидатов для поездки на Кубок Африканских Наций 2013, однако из-за травмы был вынужден отказаться. Нигерия выиграла турнир.

Семья

Старшая сестра Алуко, Эниола, также играет в футбол. Играет за женскую сборную Англии, провела более 70 матчей, участвовала в двух Чемпионатах Мира и играла в финале Олимпийских Игр в Лондоне в 2012 году.

Отрывок, характеризующий Алуко, Соне

– Что ты врешь! – сказала графиня.
Наташа продолжала:
– Неужели вы не понимаете? Николенька бы понял… Безухий – тот синий, темно синий с красным, и он четвероугольный.
– Ты и с ним кокетничаешь, – смеясь сказала графиня.
– Нет, он франмасон, я узнала. Он славный, темно синий с красным, как вам растолковать…
– Графинюшка, – послышался голос графа из за двери. – Ты не спишь? – Наташа вскочила босиком, захватила в руки туфли и убежала в свою комнату.
Она долго не могла заснуть. Она всё думала о том, что никто никак не может понять всего, что она понимает, и что в ней есть.
«Соня?» подумала она, глядя на спящую, свернувшуюся кошечку с ее огромной косой. «Нет, куда ей! Она добродетельная. Она влюбилась в Николеньку и больше ничего знать не хочет. Мама, и та не понимает. Это удивительно, как я умна и как… она мила», – продолжала она, говоря про себя в третьем лице и воображая, что это говорит про нее какой то очень умный, самый умный и самый хороший мужчина… «Всё, всё в ней есть, – продолжал этот мужчина, – умна необыкновенно, мила и потом хороша, необыкновенно хороша, ловка, – плавает, верхом ездит отлично, а голос! Можно сказать, удивительный голос!» Она пропела свою любимую музыкальную фразу из Херубиниевской оперы, бросилась на постель, засмеялась от радостной мысли, что она сейчас заснет, крикнула Дуняшу потушить свечку, и еще Дуняша не успела выйти из комнаты, как она уже перешла в другой, еще более счастливый мир сновидений, где всё было так же легко и прекрасно, как и в действительности, но только было еще лучше, потому что было по другому.

На другой день графиня, пригласив к себе Бориса, переговорила с ним, и с того дня он перестал бывать у Ростовых.


31 го декабря, накануне нового 1810 года, le reveillon [ночной ужин], был бал у Екатерининского вельможи. На бале должен был быть дипломатический корпус и государь.
На Английской набережной светился бесчисленными огнями иллюминации известный дом вельможи. У освещенного подъезда с красным сукном стояла полиция, и не одни жандармы, но полицеймейстер на подъезде и десятки офицеров полиции. Экипажи отъезжали, и всё подъезжали новые с красными лакеями и с лакеями в перьях на шляпах. Из карет выходили мужчины в мундирах, звездах и лентах; дамы в атласе и горностаях осторожно сходили по шумно откладываемым подножкам, и торопливо и беззвучно проходили по сукну подъезда.
Почти всякий раз, как подъезжал новый экипаж, в толпе пробегал шопот и снимались шапки.
– Государь?… Нет, министр… принц… посланник… Разве не видишь перья?… – говорилось из толпы. Один из толпы, одетый лучше других, казалось, знал всех, и называл по имени знатнейших вельмож того времени.
Уже одна треть гостей приехала на этот бал, а у Ростовых, долженствующих быть на этом бале, еще шли торопливые приготовления одевания.
Много было толков и приготовлений для этого бала в семействе Ростовых, много страхов, что приглашение не будет получено, платье не будет готово, и не устроится всё так, как было нужно.
Вместе с Ростовыми ехала на бал Марья Игнатьевна Перонская, приятельница и родственница графини, худая и желтая фрейлина старого двора, руководящая провинциальных Ростовых в высшем петербургском свете.
В 10 часов вечера Ростовы должны были заехать за фрейлиной к Таврическому саду; а между тем было уже без пяти минут десять, а еще барышни не были одеты.
Наташа ехала на первый большой бал в своей жизни. Она в этот день встала в 8 часов утра и целый день находилась в лихорадочной тревоге и деятельности. Все силы ее, с самого утра, были устремлены на то, чтобы они все: она, мама, Соня были одеты как нельзя лучше. Соня и графиня поручились вполне ей. На графине должно было быть масака бархатное платье, на них двух белые дымковые платья на розовых, шелковых чехлах с розанами в корсаже. Волоса должны были быть причесаны a la grecque [по гречески].
Все существенное уже было сделано: ноги, руки, шея, уши были уже особенно тщательно, по бальному, вымыты, надушены и напудрены; обуты уже были шелковые, ажурные чулки и белые атласные башмаки с бантиками; прически были почти окончены. Соня кончала одеваться, графиня тоже; но Наташа, хлопотавшая за всех, отстала. Она еще сидела перед зеркалом в накинутом на худенькие плечи пеньюаре. Соня, уже одетая, стояла посреди комнаты и, нажимая до боли маленьким пальцем, прикалывала последнюю визжавшую под булавкой ленту.
– Не так, не так, Соня, – сказала Наташа, поворачивая голову от прически и хватаясь руками за волоса, которые не поспела отпустить державшая их горничная. – Не так бант, поди сюда. – Соня присела. Наташа переколола ленту иначе.
– Позвольте, барышня, нельзя так, – говорила горничная, державшая волоса Наташи.
– Ах, Боже мой, ну после! Вот так, Соня.
– Скоро ли вы? – послышался голос графини, – уж десять сейчас.
– Сейчас, сейчас. – А вы готовы, мама?
– Только току приколоть.
– Не делайте без меня, – крикнула Наташа: – вы не сумеете!
– Да уж десять.
На бале решено было быть в половине одиннадцатого, a надо было еще Наташе одеться и заехать к Таврическому саду.
Окончив прическу, Наташа в коротенькой юбке, из под которой виднелись бальные башмачки, и в материнской кофточке, подбежала к Соне, осмотрела ее и потом побежала к матери. Поворачивая ей голову, она приколола току, и, едва успев поцеловать ее седые волосы, опять побежала к девушкам, подшивавшим ей юбку.
Дело стояло за Наташиной юбкой, которая была слишком длинна; ее подшивали две девушки, обкусывая торопливо нитки. Третья, с булавками в губах и зубах, бегала от графини к Соне; четвертая держала на высоко поднятой руке всё дымковое платье.
– Мавруша, скорее, голубушка!
– Дайте наперсток оттуда, барышня.
– Скоро ли, наконец? – сказал граф, входя из за двери. – Вот вам духи. Перонская уж заждалась.
– Готово, барышня, – говорила горничная, двумя пальцами поднимая подшитое дымковое платье и что то обдувая и потряхивая, высказывая этим жестом сознание воздушности и чистоты того, что она держала.
Наташа стала надевать платье.
– Сейчас, сейчас, не ходи, папа, – крикнула она отцу, отворившему дверь, еще из под дымки юбки, закрывавшей всё ее лицо. Соня захлопнула дверь. Через минуту графа впустили. Он был в синем фраке, чулках и башмаках, надушенный и припомаженный.
– Ах, папа, ты как хорош, прелесть! – сказала Наташа, стоя посреди комнаты и расправляя складки дымки.
– Позвольте, барышня, позвольте, – говорила девушка, стоя на коленях, обдергивая платье и с одной стороны рта на другую переворачивая языком булавки.
– Воля твоя! – с отчаянием в голосе вскрикнула Соня, оглядев платье Наташи, – воля твоя, опять длинно!
Наташа отошла подальше, чтоб осмотреться в трюмо. Платье было длинно.
– Ей Богу, сударыня, ничего не длинно, – сказала Мавруша, ползавшая по полу за барышней.
– Ну длинно, так заметаем, в одну минутую заметаем, – сказала решительная Дуняша, из платочка на груди вынимая иголку и опять на полу принимаясь за работу.
В это время застенчиво, тихими шагами, вошла графиня в своей токе и бархатном платье.
– Уу! моя красавица! – закричал граф, – лучше вас всех!… – Он хотел обнять ее, но она краснея отстранилась, чтоб не измяться.
– Мама, больше на бок току, – проговорила Наташа. – Я переколю, и бросилась вперед, а девушки, подшивавшие, не успевшие за ней броситься, оторвали кусочек дымки.
– Боже мой! Что ж это такое? Я ей Богу не виновата…
– Ничего, заметаю, не видно будет, – говорила Дуняша.
– Красавица, краля то моя! – сказала из за двери вошедшая няня. – А Сонюшка то, ну красавицы!…
В четверть одиннадцатого наконец сели в кареты и поехали. Но еще нужно было заехать к Таврическому саду.
Перонская была уже готова. Несмотря на ее старость и некрасивость, у нее происходило точно то же, что у Ростовых, хотя не с такой торопливостью (для нее это было дело привычное), но также было надушено, вымыто, напудрено старое, некрасивое тело, также старательно промыто за ушами, и даже, и так же, как у Ростовых, старая горничная восторженно любовалась нарядом своей госпожи, когда она в желтом платье с шифром вышла в гостиную. Перонская похвалила туалеты Ростовых.
Ростовы похвалили ее вкус и туалет, и, бережа прически и платья, в одиннадцать часов разместились по каретам и поехали.


Наташа с утра этого дня не имела ни минуты свободы, и ни разу не успела подумать о том, что предстоит ей.
В сыром, холодном воздухе, в тесноте и неполной темноте колыхающейся кареты, она в первый раз живо представила себе то, что ожидает ее там, на бале, в освещенных залах – музыка, цветы, танцы, государь, вся блестящая молодежь Петербурга. То, что ее ожидало, было так прекрасно, что она не верила даже тому, что это будет: так это было несообразно с впечатлением холода, тесноты и темноты кареты. Она поняла всё то, что ее ожидает, только тогда, когда, пройдя по красному сукну подъезда, она вошла в сени, сняла шубу и пошла рядом с Соней впереди матери между цветами по освещенной лестнице. Только тогда она вспомнила, как ей надо было себя держать на бале и постаралась принять ту величественную манеру, которую она считала необходимой для девушки на бале. Но к счастью ее она почувствовала, что глаза ее разбегались: она ничего не видела ясно, пульс ее забил сто раз в минуту, и кровь стала стучать у ее сердца. Она не могла принять той манеры, которая бы сделала ее смешною, и шла, замирая от волнения и стараясь всеми силами только скрыть его. И эта то была та самая манера, которая более всего шла к ней. Впереди и сзади их, так же тихо переговариваясь и так же в бальных платьях, входили гости. Зеркала по лестнице отражали дам в белых, голубых, розовых платьях, с бриллиантами и жемчугами на открытых руках и шеях.