Алферьев, Василий Петрович

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Василий Петрович Алферьев
Род деятельности:

поэзия

Дата рождения:

13 февраля 1823(1823-02-13)

Место рождения:

Нижний Новгород

Подданство:

Российская империя Российская империя

Дата смерти:

1854(1854)

Место смерти:

Санкт-Петербург

Дети:

Иероним

К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

Василий Петрович Алферьев (1823—1854) — русский писатель и поэт.



Биография

Родился 13 февраля 1823 года в Нижнем Новгороде.

Получил образование в Лазаревском институте восточных языков, который успешно окончил в 1837 году.

По окончании института поступил на службу в канцелярию московского генерал-губернатора, а затем, занимал место ревизора в петербургском почтовом департаменте.

Начал писать стихи уже в семилетнем возрасте, однако, его сочинения, опубликованные в печати — шутка в двух частях «Картина, или Похождения двух человечков» (1846), поэма «Плащ» (1848), и трагедия из древнегреческой жизни, в четырёх действиях, «Диагор» — не имели успеха ни у критиков, ни у читателей. Исключение составило стихотворение на «Нынешнюю войну», напечатанное в «Северной Пчеле» в 1854 году, в № 37, позднее перепечатанное в «Сборнике сведений о Восточной войне», которое пользовалось огромной популярностью пользовалось во время Крымской войны.

Василий Петрович Алферьев получил за это стихотворение Высочайшую награду. Некоторые из рукописей писателя, которых, после его скоропостижной кончины осталось немало, поступили в Императорскую публичную библиотеку (ныне Российская национальная библиотека).

Скончался в декабре 1854 года в Санкт-Петербурге[1].

Его сын Иероним стал заметным журналистом и писателем.

Источники

  1. [dic.academic.ru/dic.nsf/enc_biography/2751/%D0%90%D0%BB%D1%84%D0%B5%D1%80%D1%8C%D0%B5%D0%B2 Алферьев, Василий Петрович]

Напишите отзыв о статье "Алферьев, Василий Петрович"

Отрывок, характеризующий Алферьев, Василий Петрович



Несколько десятков тысяч человек лежало мертвыми в разных положениях и мундирах на полях и лугах, принадлежавших господам Давыдовым и казенным крестьянам, на тех полях и лугах, на которых сотни лет одновременно сбирали урожаи и пасли скот крестьяне деревень Бородина, Горок, Шевардина и Семеновского. На перевязочных пунктах на десятину места трава и земля были пропитаны кровью. Толпы раненых и нераненых разных команд людей, с испуганными лицами, с одной стороны брели назад к Можайску, с другой стороны – назад к Валуеву. Другие толпы, измученные и голодные, ведомые начальниками, шли вперед. Третьи стояли на местах и продолжали стрелять.
Над всем полем, прежде столь весело красивым, с его блестками штыков и дымами в утреннем солнце, стояла теперь мгла сырости и дыма и пахло странной кислотой селитры и крови. Собрались тучки, и стал накрапывать дождик на убитых, на раненых, на испуганных, и на изнуренных, и на сомневающихся людей. Как будто он говорил: «Довольно, довольно, люди. Перестаньте… Опомнитесь. Что вы делаете?»
Измученным, без пищи и без отдыха, людям той и другой стороны начинало одинаково приходить сомнение о том, следует ли им еще истреблять друг друга, и на всех лицах было заметно колебанье, и в каждой душе одинаково поднимался вопрос: «Зачем, для кого мне убивать и быть убитому? Убивайте, кого хотите, делайте, что хотите, а я не хочу больше!» Мысль эта к вечеру одинаково созрела в душе каждого. Всякую минуту могли все эти люди ужаснуться того, что они делали, бросить всо и побежать куда попало.
Но хотя уже к концу сражения люди чувствовали весь ужас своего поступка, хотя они и рады бы были перестать, какая то непонятная, таинственная сила еще продолжала руководить ими, и, запотелые, в порохе и крови, оставшиеся по одному на три, артиллеристы, хотя и спотыкаясь и задыхаясь от усталости, приносили заряды, заряжали, наводили, прикладывали фитили; и ядра так же быстро и жестоко перелетали с обеих сторон и расплюскивали человеческое тело, и продолжало совершаться то страшное дело, которое совершается не по воле людей, а по воле того, кто руководит людьми и мирами.
Тот, кто посмотрел бы на расстроенные зады русской армии, сказал бы, что французам стоит сделать еще одно маленькое усилие, и русская армия исчезнет; и тот, кто посмотрел бы на зады французов, сказал бы, что русским стоит сделать еще одно маленькое усилие, и французы погибнут. Но ни французы, ни русские не делали этого усилия, и пламя сражения медленно догорало.