Корда, Альберто

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Альберто Корда»)
Перейти к: навигация, поиск
Альберто Корда
исп. Alberto Korda
Имя при рождении:

Альберто Диас Гутьерес

Дата рождения:

14 сентября 1928(1928-09-14)

Место рождения:

Гавана

Дата смерти:

25 мая 2001(2001-05-25) (72 года)

Место смерти:

Париж

Альбéрто Ди́ас Гутьéррес (исп. Alberto Díaz Gutiérrez), более известный как Альберто Корда (исп. Alberto Korda) или просто Корда (14 сентября 1928, Гавана, Куба — 25 мая 2001, Париж, Франция) — кубинский фотограф, автор знаменитой фотографии Че Гевары «Guerrillero Heroico» («Героический партизан»).





Биография

В 1946—1950 г. изучал торговлю в гаванском Кандлер Колледж (Candler College), затем продолжил обучение в Гаванской деловой академии. В 1956 г. основал собственную студию на Calle 21 Vedada в Гаване и стал работать там полный день. С 1959—1962 гг. был репортёром ежедневной кубинской газеты «Revolución»[1].

Псевдоним Корда был взят в честь венгерских режиссёров Золтана и Александра Корды[2].

Будучи фотографом «Revolución», 5 марта 1960 года на траурном митинге, посвящённом жертвам теракта, в Гаване в 12 часов 13 минут[3] снял культовую фотографию Че Гевары, ставшую всемирным символом революции и мятежа. Он никогда не получал авторских отчислений за изображение, поскольку Фидель Кастро не признал Бернскую конвенцию. Несмотря на это в 2000 году он выиграл дело у компании Smirnoff, использовавшей изображение в рекламе. Комментируя незаконное использование его фотографии, художник сказал: «Как сторонник идеалов, за которые умер Че Гевара, я не питаю неприязни к тем, кто хочет распространять его память и дело социальной справедливости по всему миру, но я категорически против эксплуатации изображения Че для продвижения таких продуктов, как алкоголь или для любых целей, порочащих репутацию Че». Полученные в результате полюбовного соглашения 50 000 $ были пожертвованы кубинской здравоохранительной системе. Он сказал: «Если бы Че был всё ещё жив, он бы поступил так же». Тем не менее, он сказал репортёру BBC World Service, что дал в 1999 году разрешение на адаптацию «Che Jesus» для Churches Advertising Network, направленную на увеличение прихода церквей в Соединённом королевстве.

Корда безвозмездно отдал фотографию итальянскому издателю Джанджакомо Фельтринелли, известному публикацией «Доктора Живаго». Фельтриннели обладал некоторое время правами на фотографию[4].

После революции в течение десяти лет Корда был личным фотографом Фиделя Кастро. С 1968 по 1978 гг. он сконцентрировался на подводной фотографии вплоть до японской выставки 1978 г., вызвавшей международный интерес к его работам. Также он кратко появлялся в прологе фильма Вима Вендерса «Клуб Буэна Виста», но не был упомянут в титрах. В 2005 году, через четыре года после смерти, Альберто Корда стал главным героем в полнометражном документальном фильме «[www.imdb.com/title/tt0472386/ Kordavision]».

Корда умер в результате инфаркта в Париже в 2001 г. во время своей выставки. Похоронен на кладбище Колон в Гаване.

Цитаты

В капиталистических странах с этим проще: если ты сфотографировал Рейгана и подписал «Рузвельт», тебя просто уволят. Если бы я под фотографией Фиделя написал «Рауль», меня бы расстреляли

Альберто Корда об ответственности фотокорреспондента.К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 4671 день]

Забудь про камеру, забудь про объектив, забудь про всё это. Любой четырёхдолларовой камерой ты можешь снять лучшую фотографию

— Совет Альберто Корда страстным фотографам. [5]

Выставки

Участник более 50 персональных выставок, в том числе в Хельсинки, 1962 г.; в «Gallería H. Diafragma Canon», Милан, 1985 г.; в Galería Servando Cabrera, Гавана, 1986 г.; в «Roy Boyd Gallery», Чикаго, в 2000 г.

Награды

  • Награждён кубинской «Palma de Plata» в 1959 г.
  • Назван Лучшим фотографом года гаванским «Revolución Journal» в 1960—1963 гг.
  • Лауреат 5-й Международной премии подводной фотографии «Maurizio Sana», Италия в 1979 г.
  • Награждён Знаком отличия национальной культуры Министерством культуры Кубы в 1994 г.
  • Награждён премией «Olorum Cubano» Кубинского фонда фотографии в 1998 г.
  • Первая премия «Foto Histórica» журнала «Revolución y Cultura», 10 национальный салон фотографии 26 июля, Куба, в 1980 г.

Напишите отзыв о статье "Корда, Альберто"

Примечания

  1. [www.vam.ac.uk/vastatic/microsites/1541_che/index.html?page=the_exhibition.html V&A — Che Guevara: Revolutionary & Icon]
  2. [artscenecal.com/ArticlesFile/Archive/Articles1998/Articles1198/AKordaA.html Alberto Korda] by Bill Lasarow
  3. [lomoffart.ru/1che Герман Ломов. «История одного снимка, или исследовательское повествование о том, как создаются шедевры за три щелчка фотографического затвора» // ежеквартальный журнал Академии мировой астрологии и метаинформации «Kalacakra — Колесо Времени — Wheel of Time» № 1 (47), 2006. — М.: Академия мировой астрологии и метаинформации, 2006, — стр. 20 — 45.]
  4. [www.pix.dk/korda2.htm The story about the image of Che Guevara] — as told by Alberto «Korda» Gutierrez (1928—2001) in Havana — December ’93
  5. [www.hinduonnet.com/thehindu/fline/fl1925/stories/20021220000306600.htm Seeing with the heart] by V. Sridhar, Frontline Volume 19 - Issue 25, December 7 2002.

Ссылки

  • [www.foto-video.ru/news_detail.php?SID=167&ID=2696 Символ революции] — статья в журнале Foto&Video.

Отрывок, характеризующий Корда, Альберто

Пьер подсел к огню и стал есть кавардачок, то кушанье, которое было в котелке и которое ему казалось самым вкусным из всех кушаний, которые он когда либо ел. В то время как он жадно, нагнувшись над котелком, забирая большие ложки, пережевывал одну за другой и лицо его было видно в свете огня, солдаты молча смотрели на него.
– Тебе куды надо то? Ты скажи! – спросил опять один из них.
– Мне в Можайск.
– Ты, стало, барин?
– Да.
– А как звать?
– Петр Кириллович.
– Ну, Петр Кириллович, пойдем, мы тебя отведем. В совершенной темноте солдаты вместе с Пьером пошли к Можайску.
Уже петухи пели, когда они дошли до Можайска и стали подниматься на крутую городскую гору. Пьер шел вместе с солдатами, совершенно забыв, что его постоялый двор был внизу под горою и что он уже прошел его. Он бы не вспомнил этого (в таком он находился состоянии потерянности), ежели бы с ним не столкнулся на половине горы его берейтор, ходивший его отыскивать по городу и возвращавшийся назад к своему постоялому двору. Берейтор узнал Пьера по его шляпе, белевшей в темноте.
– Ваше сиятельство, – проговорил он, – а уж мы отчаялись. Что ж вы пешком? Куда же вы, пожалуйте!
– Ах да, – сказал Пьер.
Солдаты приостановились.
– Ну что, нашел своих? – сказал один из них.
– Ну, прощавай! Петр Кириллович, кажись? Прощавай, Петр Кириллович! – сказали другие голоса.
– Прощайте, – сказал Пьер и направился с своим берейтором к постоялому двору.
«Надо дать им!» – подумал Пьер, взявшись за карман. – «Нет, не надо», – сказал ему какой то голос.
В горницах постоялого двора не было места: все были заняты. Пьер прошел на двор и, укрывшись с головой, лег в свою коляску.


Едва Пьер прилег головой на подушку, как он почувствовал, что засыпает; но вдруг с ясностью почти действительности послышались бум, бум, бум выстрелов, послышались стоны, крики, шлепанье снарядов, запахло кровью и порохом, и чувство ужаса, страха смерти охватило его. Он испуганно открыл глаза и поднял голову из под шинели. Все было тихо на дворе. Только в воротах, разговаривая с дворником и шлепая по грязи, шел какой то денщик. Над головой Пьера, под темной изнанкой тесового навеса, встрепенулись голубки от движения, которое он сделал, приподнимаясь. По всему двору был разлит мирный, радостный для Пьера в эту минуту, крепкий запах постоялого двора, запах сена, навоза и дегтя. Между двумя черными навесами виднелось чистое звездное небо.
«Слава богу, что этого нет больше, – подумал Пьер, опять закрываясь с головой. – О, как ужасен страх и как позорно я отдался ему! А они… они все время, до конца были тверды, спокойны… – подумал он. Они в понятии Пьера были солдаты – те, которые были на батарее, и те, которые кормили его, и те, которые молились на икону. Они – эти странные, неведомые ему доселе они, ясно и резко отделялись в его мысли от всех других людей.
«Солдатом быть, просто солдатом! – думал Пьер, засыпая. – Войти в эту общую жизнь всем существом, проникнуться тем, что делает их такими. Но как скинуть с себя все это лишнее, дьявольское, все бремя этого внешнего человека? Одно время я мог быть этим. Я мог бежать от отца, как я хотел. Я мог еще после дуэли с Долоховым быть послан солдатом». И в воображении Пьера мелькнул обед в клубе, на котором он вызвал Долохова, и благодетель в Торжке. И вот Пьеру представляется торжественная столовая ложа. Ложа эта происходит в Английском клубе. И кто то знакомый, близкий, дорогой, сидит в конце стола. Да это он! Это благодетель. «Да ведь он умер? – подумал Пьер. – Да, умер; но я не знал, что он жив. И как мне жаль, что он умер, и как я рад, что он жив опять!» С одной стороны стола сидели Анатоль, Долохов, Несвицкий, Денисов и другие такие же (категория этих людей так же ясно была во сне определена в душе Пьера, как и категория тех людей, которых он называл они), и эти люди, Анатоль, Долохов громко кричали, пели; но из за их крика слышен был голос благодетеля, неумолкаемо говоривший, и звук его слов был так же значителен и непрерывен, как гул поля сраженья, но он был приятен и утешителен. Пьер не понимал того, что говорил благодетель, но он знал (категория мыслей так же ясна была во сне), что благодетель говорил о добре, о возможности быть тем, чем были они. И они со всех сторон, с своими простыми, добрыми, твердыми лицами, окружали благодетеля. Но они хотя и были добры, они не смотрели на Пьера, не знали его. Пьер захотел обратить на себя их внимание и сказать. Он привстал, но в то же мгновенье ноги его похолодели и обнажились.
Ему стало стыдно, и он рукой закрыл свои ноги, с которых действительно свалилась шинель. На мгновение Пьер, поправляя шинель, открыл глаза и увидал те же навесы, столбы, двор, но все это было теперь синевато, светло и подернуто блестками росы или мороза.
«Рассветает, – подумал Пьер. – Но это не то. Мне надо дослушать и понять слова благодетеля». Он опять укрылся шинелью, но ни столовой ложи, ни благодетеля уже не было. Были только мысли, ясно выражаемые словами, мысли, которые кто то говорил или сам передумывал Пьер.
Пьер, вспоминая потом эти мысли, несмотря на то, что они были вызваны впечатлениями этого дня, был убежден, что кто то вне его говорил их ему. Никогда, как ему казалось, он наяву не был в состоянии так думать и выражать свои мысли.