Альберт Саксен-Тешенский

Альберт Казимир Август Саксонский, герцог Тешенский
Albrecht Kasimir August Prinz von Sachsen, Herzog von Teschen
Дата рождения	11 июля 1738(1738-07-11)
Место рождения	Замок Морицбург, курфюршество Саксония
Дата смерти	10 февраля 1822(1822-02-10) (83 года)
Место смерти	Вена
Принадлежность	Священная Римская империя Священная Римская империя Австрийская империя Австрийская империя
Звание	Генерал-фельдмаршал
Командовал	губернатор Венгрии (1765—1781), штатгальтер Австрийских Нидерландов (1781—1793)
Сражения/войны	Осада Лилля (1792), Сражение при Жемаппе
Награды и премии	испанский
Связи	сын Августа III муж Марии Кристины Тешенской

Альберт Казимир Август Саксонский (нем. Albrecht Kasimir August Moritz Ignaz Pius Franz Xaver Prinz von Sachsen, Herzog von Teschen; 11 июля 1738, замок Морицбург — 10 февраля 1822, Вена) — герцог Тешенский, младший сын польского короля Августа III (из саксонского рода Веттинов) и Марии-Йозефы Австрийской, последний наместник Австрийских Нидерландов. Прославился как неутомимый собиратель графики и гравюр, составивших крупнейшее собрание такого рода — венскую Альбертину. Эрцгерцогиня Мария Кристина, любимая дочь императрицы Марии Терезии, прониклась к своему кузену Альберту симпатией и выпросила у матери позволения на этот брак (хотя, с политической точки зрения, он не имел выгоды). Бракосочетание состоялось в замке Хоф весной 1766 года, когда венский двор ещё оплакивал смерть императора Франца. В качестве приданого принц Альберт получил герцогство Тешинское.

Благодаря на редкость сердечным отношениям с супругой принц Альберт был допущен в домашний круг Габсбургов и всю жизнь провёл на службе у братьев и племянника жены. В 1765—1781 годах он наместничал в Венгрии, проживая попеременно в Братиславском граде и в летнем Хальбтурнском дворце. Затем был переведён в качестве наместника Нидерландов в Брюссель, где выстроил Лакенский дворец (нынешняя резиденция короля Бельгии).

После вторжения в пределы Нидерландов революционной французской армии Альберт Саксонский потерпел поражение в сражении при Жемаппе и вернулся в Вену, где провёл остаток жизни в одном из дворцов Хофбурга. Похоронен вместе с супругой в Кайзергруфте. Поскольку их единственная дочь умерла сразу после рождения, титулы, дворцы и огромное собрание графики принца Альберта унаследовал его приёмный сын, эрцгерцог Карл Иоганн.

Ссылки

• [www.albertina.at/cms/front_content.php Albertina Museum] (нем.)

Хальбтурнский дворец		Венский дворец герцогов Тешенских		Лакенский дворец

Отрывок, характеризующий Альберт Саксен-Тешенский

– Иди, что ли… Падай, эка… Чего стал? То то… Веселые, безобразные ругательства не замолкали.
– Вы чего? – вдруг послышался начальственный голос солдата, набежавшего на несущих.
– Господа тут; в избе сам анарал, а вы, черти, дьяволы, матершинники. Я вас! – крикнул фельдфебель и с размаху ударил в спину первого подвернувшегося солдата. – Разве тихо нельзя?
Солдаты замолкли. Солдат, которого ударил фельдфебель, стал, покряхтывая, обтирать лицо, которое он в кровь разодрал, наткнувшись на плетень.
– Вишь, черт, дерется как! Аж всю морду раскровянил, – сказал он робким шепотом, когда отошел фельдфебель.
– Али не любишь? – сказал смеющийся голос; и, умеряя звуки голосов, солдаты пошли дальше. Выбравшись за деревню, они опять заговорили так же громко, пересыпая разговор теми же бесцельными ругательствами.
В избе, мимо которой проходили солдаты, собралось высшее начальство, и за чаем шел оживленный разговор о прошедшем дне и предполагаемых маневрах будущего. Предполагалось сделать фланговый марш влево, отрезать вице короля и захватить его.
Когда солдаты притащили плетень, уже с разных сторон разгорались костры кухонь. Трещали дрова, таял снег, и черные тени солдат туда и сюда сновали по всему занятому, притоптанному в снегу, пространству.
Топоры, тесаки работали со всех сторон. Все делалось без всякого приказания. Тащились дрова про запас ночи, пригораживались шалашики начальству, варились котелки, справлялись ружья и амуниция.
Притащенный плетень осьмою ротой поставлен полукругом со стороны севера, подперт сошками, и перед ним разложен костер. Пробили зарю, сделали расчет, поужинали и разместились на ночь у костров – кто чиня обувь, кто куря трубку, кто, донага раздетый, выпаривая вшей.


Казалось бы, что в тех, почти невообразимо тяжелых условиях существования, в которых находились в то время русские солдаты, – без теплых сапог, без полушубков, без крыши над головой, в снегу при 18° мороза, без полного даже количества провианта, не всегда поспевавшего за армией, – казалось, солдаты должны бы были представлять самое печальное и унылое зрелище.
Напротив, никогда, в самых лучших материальных условиях, войско не представляло более веселого, оживленного зрелища. Это происходило оттого, что каждый день выбрасывалось из войска все то, что начинало унывать или слабеть. Все, что было физически и нравственно слабого, давно уже осталось назади: оставался один цвет войска – по силе духа и тела.
К осьмой роте, пригородившей плетень, собралось больше всего народа. Два фельдфебеля присели к ним, и костер их пылал ярче других. Они требовали за право сиденья под плетнем приношения дров.
– Эй, Макеев, что ж ты …. запропал или тебя волки съели? Неси дров то, – кричал один краснорожий рыжий солдат, щурившийся и мигавший от дыма, но не отодвигавшийся от огня. – Поди хоть ты, ворона, неси дров, – обратился этот солдат к другому. Рыжий был не унтер офицер и не ефрейтор, но был здоровый солдат, и потому повелевал теми, которые были слабее его. Худенький, маленький, с вострым носиком солдат, которого назвали вороной, покорно встал и пошел было исполнять приказание, но в это время в свет костра вступила уже тонкая красивая фигура молодого солдата, несшего беремя дров.
– Давай сюда. Во важно то!
Дрова наломали, надавили, поддули ртами и полами шинелей, и пламя зашипело и затрещало. Солдаты, придвинувшись, закурили трубки. Молодой, красивый солдат, который притащил дрова, подперся руками в бока и стал быстро и ловко топотать озябшими ногами на месте.
– Ах, маменька, холодная роса, да хороша, да в мушкатера… – припевал он, как будто икая на каждом слоге песни.
– Эй, подметки отлетят! – крикнул рыжий, заметив, что у плясуна болталась подметка. – Экой яд плясать!
Плясун остановился, оторвал болтавшуюся кожу и бросил в огонь.
– И то, брат, – сказал он; и, сев, достал из ранца обрывок французского синего сукна и стал обвертывать им ногу. – С пару зашлись, – прибавил он, вытягивая ноги к огню.
– Скоро новые отпустят. Говорят, перебьем до копца, тогда всем по двойному товару.
– А вишь, сукин сын Петров, отстал таки, – сказал фельдфебель.