Альбрехт, Александр Иванович

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Александр Иванович Альбрехт

Портрет А. И. Альбрехта
мастерской[1] Джорджа Доу. Военная галерея Зимнего Дворца, Государственный Эрмитаж (Санкт-Петербург)
Дата рождения

3 ноября 1788(1788-11-03)

Место рождения

Петербург

Дата смерти

15 августа 1828(1828-08-15) (39 лет)

Место смерти

Варшава

Принадлежность

Российская империя Российская империя

Годы службы

1803 — 1828

Звание

генерал-лейтенант

Командовал

л.-гв. Уланский Е.И.Выс. Цесаревича п. (1817–28)

Награды и премии

орден Владимира 2-й ст., Св.Анны 1-й ст., Георгия 4-го кл.; польский Станислава, прусский Пур ле Мерит, австрийский Леопольда, баварский Военный Максимилиана Иосифа; золотая шпага «за храбрость»

Алекса́ндр Ива́нович А́льбрехт (1788–1828), российский командир эпохи наполеоновских войн, генерал-лейтенант.



Биография

сын полковника лейб-гвардии Семеновского полка Ивана Львовича Альбрехта. Дед его, Людвиг фон-Альбрехт, был вызван на русскую службу из Пруссии Я. В. Брюсом в царствование Петра Великого. Начал службу колонновожатым квартирмейстерской части, откуда в 1803 г. перешел в Кавалергардский полк и здесь в следующем году произведен в корнеты.

Выступив с полком в кампанию 1805 г., Альбрехт явился ближайшим участником Аустерлицкой битвы и едва не погиб в ней, получив золотое оружие за храбрость ценой многих тяжелых ран. В походе 1807 г. он снова является в рядах Кавалергардского полка. Переведенный в декабре 1809 г. л.-гв. в драгунский полк, Альбрехт два года спустя был уже в чине полковника.

С началом Отечественной войны принял командование над сводным гвардейским кавалерийским полком, составившимся из запасных эскадронов. С ним в отряде князя Репнина он находился при армии П. Х. Витгенштейна, расположенной за Двиной для прикрытия от неприятельского движения дороги на Петербург, причем участвовал в сражениях: под Клястицами (20 июля), при Свольне (30 июля) и 6 августа под Полоцком. Отличившись вслед затем в деле 15 сентября, когда благодаря смелому поиску за Двину захватил в плен французский отряд, засевший в с. Бельман, Альбрехт оказал особенную услугу в новой битве под Полоцком 6 октября. Здесь в один из моментов боя, когда неосторожно увлекшийся граф Витгенштейн едва не был захвачен вместе с охранявшим его небольшим конвоем в плен, Альбрехт явился его спасителем, опрокинув неприятельский отряд лихой атакой двух эскадронов своего полка; вслед затем он выручил захваченную неприятелем батарею и при конце боя способствовал поражению войск Сен-Сира и прогнанию их по взятии приступом Полоцка за Двину. В этом деле под ним были убиты две лошади и сам он получил рану в левую руку. награждён 23 декабря 1812 орденом Св. Георгия 4-го кл.
В воздаяние ревностной службы и отличия, оказанного в сражении против французских войск 1812 года октября 6, 7 и 8 при Полоцке где, благоразумно распоряжая сводным гвардейским полком, много способствовал к одержанию победы, неоднократно был в атаках и подавал собою пример храбрости подчиненным, во время коего действия убито под ним две лошади, а сам получил сильную контузию, когда же неприятельские латники, заскакав за нашу батарею, отрезали было вместе с оною часть пехоты, где находился и генерал граф Витгенштейн, то, ударив с двумя эскадронами, выручил наши орудия и пехоту и взял в плен самих латников с их начальниками.

Следующую награду — орден св. Владимира 3-й степени — заслужил он мужественным отличием в авангардном деле при д. Селици (13 октября), захватив, между прочим, многочисленный обоз отступавшего неприятеля, после чего деятельное участие его в отражении войск Виктора и Удино, атаковавших при д. Смолянцах (12 ноября) наш арьергард, доставило Альбрехту новую награду — алмазные знаки ордена св. Анны 2-й степени. Разделив славу поражения войсками Витгенштейна дивизии Партуно у Старого Быхова (15 ноября) и кровопролитного сражения на другой день при Студянке с дивизией Жирара, доставивших ему вторично золотую шпагу с надписью «за храбрость», Альбрехт находился при дальнейшем преследовании остатков французской армии и закончил своё участие в войне 1812 г. вступлением в г. Мемель вместе с отрядом генерал-адъютанта маркиза Паулуччи.

По расформировании сводного гвардейского кавалерийского полка Альбрехт по-прежнему вернулся эскадронным командиром в л.-гв. драгунский полк и в рядах его выступил в поход 1813 г. за освобождение Германии. Находясь в деле под Люценом 20 апреля и вслед затем 9 мая в Бауценском сражении, он в последнем получил серьезную рану осколком гранаты в бок, был вынужден покинуть на время армию; вернувшись же в последнюю 20 августа, он семь недель спустя разделил с ним участие в сражениях под Лейпцигом (4—6 октября) и в деле между Экартсбергою и Буттельштедтом (11 октября), а потом находился при преследовании французской армии до берегов Рейна. В кампанию 1814 г., принимая деятельное участие в военных действиях, Альбрехт особенно отличился в сражении 13 марта при Фер-Шампенуазе, за которое был награждён чином генерал-майора и иностранными орденами: прусским — «за заслуги» и баварским — Максимилиана Иосифа.

Этим сражением окончилось боевое поприще Альбрехта; по возвращении в Россию он получил назначение состоять при цесаревиче Константине Павловиче, в декабре 1817 г. назначен командиром л.-гв. уланского полка и, не переставая командовать последним, назначен в сентябре 1823 г. начальником гвардейской кавалерийской дивизии резервного корпуса. Произведенный 22 августа 1826 г. в генерал-лейтенанты, Альбрехт после долгой и мучительной болезни (последствие раны) скончался в Варшаве. Похоронен в имении Котельское Ямбургского уезда Петербургской губернии.

Напишите отзыв о статье "Альбрехт, Александр Иванович"

Примечания

  1. Государственный Эрмитаж. Западноевропейская живопись. Каталог / под ред. В. Ф. Левинсона-Лессинга; ред. А. Е. Кроль, К. М. Семенова. — 2-е издание, переработанное и дополненное. — Л.: Искусство, 1981. — Т. 2. — С. 255, кат.№ 8123. — 360 с.

Ссылки

Отрывок, характеризующий Альбрехт, Александр Иванович

Вдруг он как будто вспомнил: чуть заметная улыбка мелькнула на его пухлом лице, и он, низко, почтительно наклонившись, взял предмет, лежавший на блюде. Это был Георгий 1 й степени.


На другой день были у фельдмаршала обед и бал, которые государь удостоил своим присутствием. Кутузову пожалован Георгий 1 й степени; государь оказывал ему высочайшие почести; но неудовольствие государя против фельдмаршала было известно каждому. Соблюдалось приличие, и государь показывал первый пример этого; но все знали, что старик виноват и никуда не годится. Когда на бале Кутузов, по старой екатерининской привычке, при входе государя в бальную залу велел к ногам его повергнуть взятые знамена, государь неприятно поморщился и проговорил слова, в которых некоторые слышали: «старый комедиант».
Неудовольствие государя против Кутузова усилилось в Вильне в особенности потому, что Кутузов, очевидно, не хотел или не мог понимать значение предстоящей кампании.
Когда на другой день утром государь сказал собравшимся у него офицерам: «Вы спасли не одну Россию; вы спасли Европу», – все уже тогда поняли, что война не кончена.
Один Кутузов не хотел понимать этого и открыто говорил свое мнение о том, что новая война не может улучшить положение и увеличить славу России, а только может ухудшить ее положение и уменьшить ту высшую степень славы, на которой, по его мнению, теперь стояла Россия. Он старался доказать государю невозможность набрания новых войск; говорил о тяжелом положении населений, о возможности неудач и т. п.
При таком настроении фельдмаршал, естественно, представлялся только помехой и тормозом предстоящей войны.
Для избежания столкновений со стариком сам собою нашелся выход, состоящий в том, чтобы, как в Аустерлице и как в начале кампании при Барклае, вынуть из под главнокомандующего, не тревожа его, не объявляя ему о том, ту почву власти, на которой он стоял, и перенести ее к самому государю.
С этою целью понемногу переформировался штаб, и вся существенная сила штаба Кутузова была уничтожена и перенесена к государю. Толь, Коновницын, Ермолов – получили другие назначения. Все громко говорили, что фельдмаршал стал очень слаб и расстроен здоровьем.
Ему надо было быть слабым здоровьем, для того чтобы передать свое место тому, кто заступал его. И действительно, здоровье его было слабо.
Как естественно, и просто, и постепенно явился Кутузов из Турции в казенную палату Петербурга собирать ополчение и потом в армию, именно тогда, когда он был необходим, точно так же естественно, постепенно и просто теперь, когда роль Кутузова была сыграна, на место его явился новый, требовавшийся деятель.
Война 1812 го года, кроме своего дорогого русскому сердцу народного значения, должна была иметь другое – европейское.
За движением народов с запада на восток должно было последовать движение народов с востока на запад, и для этой новой войны нужен был новый деятель, имеющий другие, чем Кутузов, свойства, взгляды, движимый другими побуждениями.
Александр Первый для движения народов с востока на запад и для восстановления границ народов был так же необходим, как необходим был Кутузов для спасения и славы России.
Кутузов не понимал того, что значило Европа, равновесие, Наполеон. Он не мог понимать этого. Представителю русского народа, после того как враг был уничтожен, Россия освобождена и поставлена на высшую степень своей славы, русскому человеку, как русскому, делать больше было нечего. Представителю народной войны ничего не оставалось, кроме смерти. И он умер.


Пьер, как это большею частью бывает, почувствовал всю тяжесть физических лишений и напряжений, испытанных в плену, только тогда, когда эти напряжения и лишения кончились. После своего освобождения из плена он приехал в Орел и на третий день своего приезда, в то время как он собрался в Киев, заболел и пролежал больным в Орле три месяца; с ним сделалась, как говорили доктора, желчная горячка. Несмотря на то, что доктора лечили его, пускали кровь и давали пить лекарства, он все таки выздоровел.
Все, что было с Пьером со времени освобождения и до болезни, не оставило в нем почти никакого впечатления. Он помнил только серую, мрачную, то дождливую, то снежную погоду, внутреннюю физическую тоску, боль в ногах, в боку; помнил общее впечатление несчастий, страданий людей; помнил тревожившее его любопытство офицеров, генералов, расспрашивавших его, свои хлопоты о том, чтобы найти экипаж и лошадей, и, главное, помнил свою неспособность мысли и чувства в то время. В день своего освобождения он видел труп Пети Ростова. В тот же день он узнал, что князь Андрей был жив более месяца после Бородинского сражения и только недавно умер в Ярославле, в доме Ростовых. И в тот же день Денисов, сообщивший эту новость Пьеру, между разговором упомянул о смерти Элен, предполагая, что Пьеру это уже давно известно. Все это Пьеру казалось тогда только странно. Он чувствовал, что не может понять значения всех этих известий. Он тогда торопился только поскорее, поскорее уехать из этих мест, где люди убивали друг друга, в какое нибудь тихое убежище и там опомниться, отдохнуть и обдумать все то странное и новое, что он узнал за это время. Но как только он приехал в Орел, он заболел. Проснувшись от своей болезни, Пьер увидал вокруг себя своих двух людей, приехавших из Москвы, – Терентия и Ваську, и старшую княжну, которая, живя в Ельце, в имении Пьера, и узнав о его освобождении и болезни, приехала к нему, чтобы ходить за ним.
Во время своего выздоровления Пьер только понемногу отвыкал от сделавшихся привычными ему впечатлений последних месяцев и привыкал к тому, что его никто никуда не погонит завтра, что теплую постель его никто не отнимет и что у него наверное будет обед, и чай, и ужин. Но во сне он еще долго видел себя все в тех же условиях плена. Так же понемногу Пьер понимал те новости, которые он узнал после своего выхода из плена: смерть князя Андрея, смерть жены, уничтожение французов.
Радостное чувство свободы – той полной, неотъемлемой, присущей человеку свободы, сознание которой он в первый раз испытал на первом привале, при выходе из Москвы, наполняло душу Пьера во время его выздоровления. Он удивлялся тому, что эта внутренняя свобода, независимая от внешних обстоятельств, теперь как будто с излишком, с роскошью обставлялась и внешней свободой. Он был один в чужом городе, без знакомых. Никто от него ничего не требовал; никуда его не посылали. Все, что ему хотелось, было у него; вечно мучившей его прежде мысли о жене больше не было, так как и ее уже не было.