Альваро, Коррадо

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Коррадо Альваро (итал. Corrado Alvaro; 15 апреля 1895, Сан-Лука — 11 июня 1956, Рим) — итальянский прозаик, поэт, журналист, театральный критик, сценарист, переводчик.





Биография

Родился в Калабрии в семье учителя. Учился в иезуитских школах Рима и Умбрии. В 1919 году окончил Миланский университет. С 1917 года работал журналистом и литературным критиком в газетах Болоньи и Милана. Сотрудничал с газетами: «Коррьере делла сера», «Мондо», «Стампа» и др.

Участник Первой мировой войны, офицер итальянской армии. Получил ранение обеих рук. После окончания войны был корреспондентом либеральной газеты «Il mondo» в Париже. В 1925 году поддержал «Манифест антифашистской интеллигенции» («Manifesto degli intellettuali antifascisti») философа Бенедетто Кроче.

В конце 1920-х годов, когда режим Муссолини набрал полную силу, Альваро — приверженец антифашистских взглядов, покинул Италию и перебрался в Берлин. На время ему пришлось оставить журналистику.

В 1930-х годах путешествовал по Западной Европе, Ближнему Востоку, посетил Советский Союз. Свои наблюдения опубликовал в ряде статей, эссе и книг путевых заметок. В 1938 году издал книгу L’uomo è forte, написанную после пребывания в СССР в защиту прав личности в условиях гнета тоталитаризма.

В 1948 году Альваро вместе с Л. Биджаретти и Ф. Йовине основал Профсоюз писателей.

После Второй мировой войны Альваро вернулся в Италию. Вновь работал в крупных ежедневных газет в качестве корреспондента, театрального и кинокритика, редактора. В 1947 году был избран секретарём Итальянской ассоциации писателей. Этот пост он занимал до своей смерти в 1956 году.

Творчество

Военной теме Альваро посвятил сборник стихов «Поэзия в хаки» (1917). В это же время изучал лучшие образцы европейской культуры. В 1921 году Альваро опубликовал свой первый роман «Человек в лабиринте» (L’Uomo Nel Labirinto), в котором исследует рост итальянского фашизма в 1920-е годы. Роман свидетельствует о глубоком проникновении автора в мир Пиранделло и Джойса.

В 1930 увидела свет повесть «Люди из Аспромонте», в которой автор реалистично изобразил жизнь крестьян Калабрии в годы фашистского режима в Италии. Роман «Недолгая юность» (1946) отличает утонченный психологизм. В 1949 им создана драма «Долгая ночь Медеи». Книга «Почти вся жизнь» (1954) — дневник писателя за 1927—1947.

В последние годы работал над рассказами, многочисленными статьями и очерками, переводил Л. Толстого и Шекспира. В 1960 и 1961 посмертно были опубликованы романы «Мастранджелина» и «Все случилось».

Альваро — автор ряда киносценариев, в том числе, фильмов «Трагическая охота» (1947) и «Горький рис» (номинация на премию «Оскар» 1951 года).

Избранная библиография

  • Polsi, nell’arte, nella leggenda, e nella storia (1912)
  • Poesie grigioverdi (1917)
  • La siepe e l’orto (1920)
  • L’uomo del labirinto (1926)
  • L’amata alla finestra (1929)
  • Vent’anni (1930)
  • Gente in Aspromonte («Люди из Аспромонте», 1930, в 1931 получила премию газеты La Stampa)
  • La signora dell’isola; racconti (1931)
  • Maestri del diluvio; viaggio nella Russia sovietica (1935)
  • L’uomo è forte (1938, в 1940 получила премию Национальной академии Италии)
  • Incontri d’amore (1940)
  • Viaggio in Russia (1943)
  • L’età breve (1946)
  • Lunga notte di Medea, tragedia in due tempi (1949)
  • Quasi una vita. Giornale di uno scrittore (1950, в 1951 удостоен Премии Стрега)
  • Il nostro tempo e la speranza. Saggi di vita contemporanea (1952)
  • Un fatto di cronaca. Settantacinque racconti (1955)
  • Colore di Berlino. Viaggio in Germania (2001)

Напишите отзыв о статье "Альваро, Коррадо"

Ссылки

Отрывок, характеризующий Альваро, Коррадо

– Вы, кажется, про Шенграбенское дело рассказывали? Вы были там?
– Я был там, – с озлоблением сказал Ростов, как будто бы этим желая оскорбить адъютанта.
Болконский заметил состояние гусара, и оно ему показалось забавно. Он слегка презрительно улыбнулся.
– Да! много теперь рассказов про это дело!
– Да, рассказов, – громко заговорил Ростов, вдруг сделавшимися бешеными глазами глядя то на Бориса, то на Болконского, – да, рассказов много, но наши рассказы – рассказы тех, которые были в самом огне неприятеля, наши рассказы имеют вес, а не рассказы тех штабных молодчиков, которые получают награды, ничего не делая.
– К которым, вы предполагаете, что я принадлежу? – спокойно и особенно приятно улыбаясь, проговорил князь Андрей.
Странное чувство озлобления и вместе с тем уважения к спокойствию этой фигуры соединялось в это время в душе Ростова.
– Я говорю не про вас, – сказал он, – я вас не знаю и, признаюсь, не желаю знать. Я говорю вообще про штабных.
– А я вам вот что скажу, – с спокойною властию в голосе перебил его князь Андрей. – Вы хотите оскорбить меня, и я готов согласиться с вами, что это очень легко сделать, ежели вы не будете иметь достаточного уважения к самому себе; но согласитесь, что и время и место весьма дурно для этого выбраны. На днях всем нам придется быть на большой, более серьезной дуэли, а кроме того, Друбецкой, который говорит, что он ваш старый приятель, нисколько не виноват в том, что моя физиономия имела несчастие вам не понравиться. Впрочем, – сказал он, вставая, – вы знаете мою фамилию и знаете, где найти меня; но не забудьте, – прибавил он, – что я не считаю нисколько ни себя, ни вас оскорбленным, и мой совет, как человека старше вас, оставить это дело без последствий. Так в пятницу, после смотра, я жду вас, Друбецкой; до свидания, – заключил князь Андрей и вышел, поклонившись обоим.
Ростов вспомнил то, что ему надо было ответить, только тогда, когда он уже вышел. И еще более был он сердит за то, что забыл сказать это. Ростов сейчас же велел подать свою лошадь и, сухо простившись с Борисом, поехал к себе. Ехать ли ему завтра в главную квартиру и вызвать этого ломающегося адъютанта или, в самом деле, оставить это дело так? был вопрос, который мучил его всю дорогу. То он с злобой думал о том, с каким бы удовольствием он увидал испуг этого маленького, слабого и гордого человечка под его пистолетом, то он с удивлением чувствовал, что из всех людей, которых он знал, никого бы он столько не желал иметь своим другом, как этого ненавидимого им адъютантика.


На другой день свидания Бориса с Ростовым был смотр австрийских и русских войск, как свежих, пришедших из России, так и тех, которые вернулись из похода с Кутузовым. Оба императора, русский с наследником цесаревичем и австрийский с эрцгерцогом, делали этот смотр союзной 80 титысячной армии.
С раннего утра начали двигаться щегольски вычищенные и убранные войска, выстраиваясь на поле перед крепостью. То двигались тысячи ног и штыков с развевавшимися знаменами и по команде офицеров останавливались, заворачивались и строились в интервалах, обходя другие такие же массы пехоты в других мундирах; то мерным топотом и бряцанием звучала нарядная кавалерия в синих, красных, зеленых шитых мундирах с расшитыми музыкантами впереди, на вороных, рыжих, серых лошадях; то, растягиваясь с своим медным звуком подрагивающих на лафетах, вычищенных, блестящих пушек и с своим запахом пальников, ползла между пехотой и кавалерией артиллерия и расставлялась на назначенных местах. Не только генералы в полной парадной форме, с перетянутыми донельзя толстыми и тонкими талиями и красневшими, подпертыми воротниками, шеями, в шарфах и всех орденах; не только припомаженные, расфранченные офицеры, но каждый солдат, – с свежим, вымытым и выбритым лицом и до последней возможности блеска вычищенной аммуницией, каждая лошадь, выхоленная так, что, как атлас, светилась на ней шерсть и волосок к волоску лежала примоченная гривка, – все чувствовали, что совершается что то нешуточное, значительное и торжественное. Каждый генерал и солдат чувствовали свое ничтожество, сознавая себя песчинкой в этом море людей, и вместе чувствовали свое могущество, сознавая себя частью этого огромного целого.