Альгамбра

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
<tr><th colspan="2" style="text-align:center; font-weight:bold; text-align:center; font-size:110%; background:#5B92E5; color:#ffffff;"> Объект всемирного наследия</th></tr><tr><td colspan="2" class="" style="text-align:center; "> Alhambra, Generalife and Albayzín, Granada
(Альгамбра, Хенералифе и Альбайсин в Гранаде) </td></tr><tr><th style="font-weight:bold; text-align:right;border:1px solid #D3D3D3">Ссылка</th><td class="" style=""> [whc.unesco.org/ru/list/314 № 314] в списке объектов всемирного наследия ([whc.unesco.org/en/list/314 en]) </td></tr><tr><th style="font-weight:bold; text-align:right;border:1px solid #D3D3D3">Тип</th><td class="" style=""> Культурный </td></tr><tr><th style="font-weight:bold; text-align:right;border:1px solid #D3D3D3">Критерии</th><td class="" style=""> I, III, IV </td></tr><tr><th style="font-weight:bold; text-align:right;border:1px solid #D3D3D3">Регион</th><td class="" style=""> Европа и Северная Америка </td></tr><tr><th style="font-weight:bold; text-align:right;border:1px solid #D3D3D3">Включение</th><td class="" style=""> 1984  (8-я сессия) </td></tr><tr><th style="font-weight:bold; text-align:right;border:1px solid #D3D3D3">Расширения</th><td class="" style=""> 1994 </td></tr>
Замок
Альгамбра
Страна Испания
Координаты: 37°10′37″ с. ш. 3°35′24″ з. д. / 37.17694° с. ш. 3.59000° з. д. / 37.17694; -3.59000 (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=37.17694&mlon=-3.59000&zoom=12 (O)] (Я)

Альгáмбра (исп. Alhambra, от араб. الحمراءаль-хамра — «красная»[1]) — архитектурно-парковый ансамбль, расположенный на холмистой террасе в восточной части города Гранада в Южной Испании. Основное развитие получил во времена правления мусульманской династии Насридов (1230—1492), при которых Гранада стала столицей Гранадского эмирата на Иберийском полуострове, а Альгамбра — их резиденцией (сохранившиеся дворцы относятся преимущественно к XIV веку). В состав обширного комплекса, заключенного в крепостные стены с башнями, входили также мечети, жилые дома, бани, сады, склады, кладбище. В настоящее время является музеем исламской архитектуры.

Внутренние дворики, переходы, фонтаны и водоёмы прекрасно сочетаются друг с другом. Керамические изразцы, резьба по камню и дереву, причудливые растительные орнаменты и арабская вязь образуют пышное декоративное убранство арок, сводов, изящных столбиков, стройных колонн и резных узорчатых окон. Многие считают Альгамбру высшим достижением мавританского искусства в Западной Европе.

Свет и вода играют важную роль в общей композиции. В уголке парка, спланированном террасами, журчит вода. Она пенится в каскадах, сверкает брызгами фонтанов, резво бежит по каналам и льётся, наполняя пруды и водоёмы. Всё это — в окружении кипарисовых аллей, апельсиновых деревьев, цветущих клумб на фоне покрытых вечными снегами горных вершин и ярко-голубого неба.





История

Холм Ла-Сабика, бòльшую часть которого занимает Альгамбра, был населен еще в доримские времена. Первую крепость здесь построили арабы; она называлась Ильбира (по-испански Эльвира). В конце IX в. здесь укрывался вождь восстания в Кордовском халифате Саввар ибн Хамдун аль-Мухариби. Далее это место долго не упоминается — до XI века, когда полуразрушенное укрепление отстроил Шмуэль ха-Нагид (993—1055/1056), визирь эмира Гранады Бадиса ибн Хабуса из династии Зиридов. До воцарения Насридов Альгамбра представляла собой просто укрепленный квартал (медину). Она могла существовать автономно от города: там были дворец правителя, школы, ремесленные мастерские и т. д.

В 1238 г. Гранаду захватил Мухаммед I ибн Наср, по прозвищу «аль-Ахмар» (Рыжий), отняв её у эмира Мурсии Юсуфа ибн Худа, который ранее, в свою очередь, отобрал её у ослабевших Альмохадов. Войдя в город через Ворота Эльвиры, он занял Флюгерный Замок. На приветствия жителей: «Добро пожаловать, победитель милостью Аллаха!» он отвечал: «Нет победителя, кроме Аллаха» — эти слова (Wa La Ghalib illa Allah) стали девизом основанной им династии Насридов и часто встречаются на стенах Альгамбры.

Мухаммед I начал строительство дворца, которое продолжил его сын и наследник Мухаммед II (1273—1302). При Юсуфе I (1332—1354) была построена башня Комарес, при Мухаммеде V (1354—1359) — Львиный дворик. Были выделены Алькасаба как цитадель и Медина — жилое поселение с эмирским дворцом.

В 1492 году Гранада была завоёвана Католическими королями, и Альгамбра стала королевской резиденцией. Первым её алькальдомгенерал-капитаном Гранады) был назначен Иньиго Лопес де Мендоса-и-Киньонес (1440—1515), граф де Тендилья, прозванный «Великим Тендильей», внук знаменитого испанского поэта маркиза де Сантильяны.

В XVI—XVII вв. на месте мечети построена церковь Санта-Мария, а рядом с дворцовым комплексом появился дворец Карла V.

После воцарения Бурбонов, то есть с царствования Филиппа V (1700—1746), испанские короли практически утратили интерес к Альгамбре.

В 1812 г. французская оккупационная армия, уходя, взорвала некоторые постройки Альгамбры. По приказу маршала Сульта под многие башни подложили взрывчатку и снесли их. Существует легенда, что собирались взорвать и дворцовый комплекс, но его спас капрал инвалидной команды Хосе Гарсия, бросившись на пороховой шнур; в честь его подвига у входа в Алькасабу с площади Альхибес установлена мемориальная доска. Но документальных подтверждений этого события нет.

В 1821 году Альгамбра пострадала от землетрясения.

Со второй трети XIX в. Альгамбра стала привлекать европейских и американских романтиков — литераторов и художников; в частности, она произвела сильное впечатление на Вашингтона Ирвинга, жившего в 1829—1832 г. в Испании, а также на Джорджа Ноэла Гордона Байрона, Франсуа-Рене де Шатобриана, Виктора Гюго, Эдварда Бульвер-Литтона и других.

Тогда же начались работы по реставрации Альгамбры, в которых особо прославились архитекторы Хосе Контрерас Осорио (руководивший работами в 1841—1843 г.), его сын Рафаэль Контрерас-и-Муньос (в 1847—1890 г.) и внук Мариано Контрерас Гранха (в 1890—1910 г.). Впрочем, по современным представлениям их реставрация была далека от научной, они исходили из распространённых в то время и весьма искажённых представлений о мавританской архитектуре, породивших даже архитектурный стиль «альгамбризм». Ближе к историческому облику Альгамбру вернул архитектор-реставратор Леопольдо Торрес Бальбас, хранитель музейного комплекса в 1923—1936 г.

Архитектура

Алькасаба

Алькасаба (от арабского слова аль-касба, означающего «крепость») — цитадель Альгамбры; именно здесь были построены первые укрепления. Главные достопримечательности:

  • Кубическая башня (Torre del Cubo, правильней: круглая башня), или Ла Таона (La Tahona), — полукруглая башня со смотровой площадкой, с которой открывается вид на долину реки Дарро и квартал Альбайсин. Построена в 1586 г. Входит в состав стены, соединяющей Алькасабу с остальным комплексом.
  • Адарве (Adarve), дозорный путь на северной стене.
  • Оружейная площадь (Plaza de Armas), пространство между стенами Алькасабы. Здесь находятся фундаменты домов, где жил гарнизон и обслуживающее его население, остатки цистерны для воды и виден вход в подземную тюрьму.
  • Дозорная башня (Torre de la Vela), самая высокая башня цитадели (около 27 м высотой), квадратная в плане, четырехэтажная. Именно на ней в 1492 г. завоеватели подняли флаг ордена Сантьяго и королевские знамена. Позже использовалась как жилище (до середины XX в. здесь жили члены Корпуса инвалидов войны, звонившие в колокол по праздникам). Имела зубцы, но в 1522 г. их разрушило землетрясением. Колокол был установлен в 1492 г. (отчего её стали называть также Колокольной башней, Torre de la Campana), но нынешняя звонница датируется 1840 г. (в 1882 г. разрушена молнией и восстановлена).
  • Башня Оммажа (Torre del Homenaje), шестиэтажная, высотой 26 м, в христианскую эпоху выполнявшая функцию донжона. По легенде, в ней жил аль-Ахмар до постройки дворца. Первый этаж использовался как тюрьма и как продовольственный склад.
  • Башня Идальго (Torre de los Hidalgos). Невысокая оборонительная башня у подножия Дозорной башни, рядом с бывшими конюшнями.
  • Сломанная башня (Torre Quebrada). Высокая башня в центре широкой восточной стены. Построена на месте более старой башни, которая вошла в её состав. Получила название из-за трещины, пересекшей её сверху донизу.
  • Башня Щитоносца (Torre del Adarguero). Крайняя южная башня восточной стены Алькасабы.
  • Пороховая башня (Torre de la Pólvora). Самая южная, невысокая башня рядом с Дозорной. Здесь хранились запасы пороха.
  • Оружейная башня (Torre de las Armas). Соединяла Алькасабу с кварталом Альбайсин через Оружейные ворота (Puerta de las Armas). Давала возможности пройти на внутренний двор и ко дворцу Насридов. Переход сделан в форме колена для упрощения обороны.
  • Башня Султанши (Torre de la Sultana). Небольшая башня в южной внутренней стене, по соседству с Садами Адарве. Кроме оборонительного назначения, использовалась как склад и как жилое помещение.
  • Сад Адарве (Jardin de los Adarves). Устроен в XVII в. на месте рва между наружной и внутренней южными стенами.

Площадь Водоёмов и прилегающие к ней постройки

Площадь Водоёмов (Plaza de los Aljibes) расположена между Алькасабой, с одной стороны, и дворцами Насридов и дворцом Карла V — с другой. Получила название от подземных цистерн, выкопанных в этом месте графом де Тендилья в 1494 г. С неё туристы входят в Алькасабу.

  • Ворота Справедливости (Puerta de la Justicia), или Ворота Эспланады (Puerta de la Explanada), поскольку в своё время перед ними простиралось обширное пространство, — вход в Альгамбру из Альгамбрского леса. Возведены в 1348 г. Над внешними воротами есть арабское изображения руки (возможно, руки Фатимы, дочери пророка), над внутренними — ключа, а также статуя Мадонны в нише, сделанная Роберто Алеманом уже по указанию Католических королей.
  • Винные ворота (Puerta del Vino), внутренние ворота, соединявшие площадь Водоемов с Мединой. Одна из самых старинных построек Альгамбры. Строительство этих ворот относят к эпохе Мухаммеда III, то есть к 1302—1309 гг. Оформление западного фасада выполнено в конце XIII — начале XIV в., восточного — позже 1367 г. По одной версии, название ворот объясняется тем, что здесь продавали вино, не облагаемое налогом, по другой — что просто произошло искажение старинного арабского названия «Bib al-hamra'» (Красные ворота), превратившегося в «Bib al-jamra» (Винные ворота). Именно этим воротам французский композитор Клод Дебюсси посвятил прелюдию «Ворота Альгамбры».
  • Двор Медресе (Patio de la Madraza), развалины медресе — школы, где учились дети эмиров. Восстановлены контуры отдельных помещений.

Дворец Насридов

Состоит из трех монументальных ансамблей: Мешуара — здания для аудиенций и судов, дворца Комарес — официальной резиденции эмира, Дворца Львов — частных апартаментов.

Мешуар (Mexuar)

Самая старая часть комплекса, заметно перестроена после христианского завоевания. Название происходит от арабского слова maswyr — место, где собирается шура, то есть совет министров.

  • Зал Мешуара (Sala del Mexuar). В центре зала узорчатый наборный деревянный потолок христианских времен поддерживают четыре колонны с мосарабскими консолями. Потолок сделан в XVI в., до этого в его центре находился световой фонарь (боковых окон не было). Верхняя часть стен украшена гипсовым орнаментом, нижняя отделана изразцами, которые перемежаются панелями с изображениями гербов Карла V, рода Мендоса, Геркулесовых столбов и т. д. В христианский период служил капеллой.
  • Молельня (Oratorio). Небольшая комната, примыкающая к Мешуару, откуда открывается вид на Альбайсин. Стены покрыты цитатами из Корана и восхвалениями Мухаммеда V. В восточной части находится михраб. В 1590 г. здесь произошел взрыв; в 1917 г. комнату восстановили.
  • Двор Мешуара (Patio del Mexuar), или двор Золотой комнаты (Patio del Cuarto Dorado). Расположен между Мешуаром и дворцом Комарес, с его северной стороны находится вход в Золотую комнату этого дворца.
  • Двор Мачука (Patio de Machuca). Расположен к востоку от Мешуара. Посредине находится бассейн в стиле древнеримских нимфеев, в северной части — восстановленный портик, над которым возвышается башня Мачука (Torre de Machuca). Ранее существовавший симметричный портик в южной части двора условно обозначен рядом кипарисов, подстриженных в форме портика. Двор назван по имени архитектора Педро Мачука, который хранил свои планы в прилегающем здании, пока строил дворец Карла V.

Дворец Комарес

Дворец Комарес (Palacio de Comares) был официальной резиденцией эмира. Построен в середине XIV в. при Юсуфе I и его сыне Мухаммеде V. О происхождении его названия высказаны разные версии; возможно, оно происходит от арабского «гамарийя» — так назывались цветные витражи в окнах главного зала его самой высокой башни, тоже названной башней Комарес.

  • Миртовый дворик (Patio de los Arrayanes). Центр композиции всего дворца, почти самое знаменитое место Альгамбры (именно он изображен на верхнем снимке). Посредине дворика находится мраморный водоем размерами 34×7,1 м, куда подается вода из двух фонтанчиков по коротким сторонам прямоугольника, за который дворик также называется Патио пруда (Patio del Estanque, Patio de la Alberca). По длинным сторонам он обсажен постриженной изгородью из мирта, по которому двор получил название. По северной и южной сторонам сделаны открытые портики, имеющие по семь полукруглых арок с ажурной резьбой и с колоннами, имеющими капители квадратного сечения (центральная арка выше всех остальных). На их стенах поверх изразцов, уложенных уже при христианах в конце XVI в., идут арабские надписи, восхваляющие эмира, — в частности, стихи Ибн Замрака, министра Мухаммеда V. На концах портиков находятся богато украшенные ниши, где ставились вазы с цветами или масляные светильники. По длинным сторонам дворика — богато украшенные входы в женские покои.
  • Золотая комната (Cuarto dorado). Была так названа за наборный резной деревянный потолок в стиле мудехар, расписанный и позолоченный (как и стены) уже при испанских королях. При эмирах, вероятно, в этой комнате сидели писцы и секретари, она была приемной. На втором этаже летом 1526 г. жила Изабелла Португальская, жена Карла V, а после — губернаторы и алькальды. Вокруг комнаты — круговая галерея, служившая дозорным путём для стражников.
  • Зал Лодки (Sala de la Barca). Вытянутый прямоугольный зал со входом из северного портика Миртового дворика, соединяющий его с башней Комарес. Его название происходит, по разным версиям, либо от цилиндрического свода, напоминающего перевернутую лодку, либо от искаженного арабского аль-барака — благословение (это слово часто встречается среди арабесок на стенах). Стены покрыты гипсовой лепниной, понизу изразцами.

  • Башня Комарес (Torre de Comares). Самая высокая из башен Альгамбры, высотой 45 м; возвышается над Миртовым двориком с севера. Крупнейшее помещение в ней — Зал послов (Salón de Embajadores), высотой 18,2 м, самый величественный зал Альгамбры. Пол там плиточный, посредине — герб рода Аламаров (XVI в.). В трех стенах, кроме входной, очень толстых (толщиной 2.5 м), проделаны ниши с тремя арками внутрь и окном наружу. Окна, забранные узорными решетками, идут и по второму ярусу. Все стены, ниши, арки, переходы в обилии заполнены надписями, резьбой и лепниной. Чрезвычайно богато украшен деревянный наборный потолок, символически изображающий семь небес мусульманского рая с престолом Аллаха посредине; потолок окружает сталактитовый фриз. На верхнем этаже башни располагалась зимняя спальня эмира, и оттуда шел выход на террасу.
  • Бани Комарес (Baños de Comares), или Хаммам. Традиционные арабские бани, сделанные по образцу римских терм. Из дворика Линдараха можно было войти в большой предбанник, или аподитерий. Он назывался Залом отдыха (bayt al-maslaj) или Залом ложей (Sala de las Camas), поскольку по стенам стояли ложа для отдыха после бани. В центре находится фонтан, по сторонам — два помоста, отделенные колоннами. Стены богато отделаны лепниной и изразцами. Наверху сделана галерея, на которой находились музыканты. Свет шел из высокого фонаря в центре потолка. Вся собственно банная зона освещалась через застекленные звездообразные отверстия в куполах. За аподитерием следовал фригидарий (bayt al-barid), зал с холодным бассейном, далее центральный теплый зал, тепидарий (bayt al-wastani), и, наконец, горячий зал, кальдарий (bayt al-sajun), за стеной которого стоял медный котел, где грелась вода. Отопление осуществлялось за счет системы гипокауста под полом и в стенах. Немалая часть отделки восстановлена в XIX в.

Дворец Львов

Дворец Львов (Palacio de los Leones) — частные покои эмира. Построен в XIV в. при Мухаммеде V после его прихода к власти; существует также версия, что Мухаммед строил его как дворец, полностью независимый от дворца Комарес. В стиле этого здания чувствуется влияние христианского искусства, видимо, объясняющееся дружбой эмира с кастильским королём Педро Жестоким.

  • Львиный дворик (Patio de los Leones). Центральный двор дворца, по периметру окруженный арочными галереями, сходными с галереями Миртового дворика, но по преимуществу со сдвоенными колоннами, общее число которых составляет 124. Входы в апартаменты по преимуществу выделены выступающими портиками. Окружающие дома покрыты остроконечными черепичными крышами. Посредине дворика расположен Фонтан львов (Fuente de los Leones), изображающий двенадцать стилизованных львов, держащих на спинах двенадцатигранную чашу. Долгое время существовала версия, что фигуры львов сделаны еще в XI в. и происходят из дома визиря Шмуэля ха-Нагида, а поскольку он был иудеем, они якобы символизировали двенадцать колен Израиля. Однако при реставрации фонтана в начале XXI в. выяснилось, что и львы, и чаша сделаны во время строительства дворца, то есть во второй половине XIV в. Чаша также украшена стихами Ибн Замрака.
  • Зал Сталактитов (Sala de los Mocárabes). Служил как бы вестибюлем для входа во дворец. Названием обязан потолку из мукарн, сильно пострадавшему от взрыва порохового погреба в 1590 г. и замененного; с 1863 г. можно видеть остатки первоначального потолка. Окаймлен вдоль потолка богатым фризом из гипсовой лепнины с надписями и девизами Насридов. Имеет три арочных входа в Львиный дворик.

  • Зал Абенсеррахов (Sala de los Abencerrajes). Расположен в корпусе с южной стороны Львиного дворика. Обязан названием легенде, согласно которой здесь во время празднества было убито 37 представителей знатного рода Абенсеррахов по доносу враждебного семейства: якобы один из Абенсеррахов был близок с женой султана. Ржавые пятна в двенадцатиугольном центральном фонтане ассоциируются с их кровью. Самое заметное в этом зале — купол звездообразной формы, состоящий из мукарн, с окнами, дающими мягкий свет. Стены украшены гипсовой лепниной, понизу — изразцами XVI в.
  • Зал Королей (Sala de los Reyes). Замыкает Львиный дворик с востока. Возможно, это была гостиная и зал для отдыха. Разделен парными арками на три квадратных секции. Названием обязан росписи на потолке центральной секции, сделанной на коже и приклеенной: изображено десять сидящих персонажей в характерной восточной одежде, в тюрбанах и с саблями, беседующих меж собой, — по одной из версий, это десять первых эмиров династии Насридов. До XIX в. их считали судьями, и зал назывался Залом Правосудия (Sala de la Justicia). На потолке двух боковых секций изображены галантные сцены с участием кавалеров и дам; здесь также можно усмотреть влияние христианского искусства.

  • Зал Двух Сестер (Sala de las Dos Hermanas). Центральная комната покоев султанши. Обязана своим названием двум большим мраморным плитам пола, разделенным фонтаном. Особо выразителен здесь восьмигранный купол с мукарнами, который опирается на тромпы, также покрытые мукарнами. Стены покрыты тончайшей резьбой по стуку, где можно увидеть и девизы Насридов. Над дверями сделаны антресоли.
  • Зал Бифориев (Sala de los Ajimeces). Примыкает к северу к залу Двух Сестер. Назван так из-за окон-бифориев (с двумя проемами, разделенными колонной) парных балконов на северной стене, выходящих в сад. Купол из мукарн, заново перекрытый в XVI в., стены покрыты гипсовой лепниной.
  • Мирадор Дарача (Mirador de Daraxa). Крытый балкон зала Двух сестер, выходящий во дворик Линдараха (Patio de Lindaraja). Первое в анфиладе помещений гарема. Название — от искаженного арабского «И-айн-дар-айша» («Глаза султанши»). Имеет расположенные низко окна (в расчете на сидящих на полу), центральное — двойное арочное, боковые одинарные. Первоначально, до строительства покоев Карла V, из него открывался вид на долину реки Дарро. Гипсовая лепнина со стихами Ибн Замрака, черно-бело-желтый изразцовый цоколь, кессонный потолок.
  • Покои Карла V (Habitaciones de Carlos V), или покои императора (Habitaciones del Emperador). Шесть комнат (коридор, кабинет, приемная, спальни императора и императрицы, Зал плодов), пристроенных к дворцу в 1528—1537 гг., в результате чего образовался дворик Линдараха. В них можно было пройти через бывшие дворцовые бани. Архитектор — Педро Мачука. По легенде, именно в этих покоях был зачат будущий Филипп II. В 1829 г. в Зале плодов останавливался Вашингтон Ирвинг, о чем напоминает мемориальная доска, повешенная в 1914 г.
  • Будуар королевы (Peinador de la Reina, до XVIII в. мог называться также Tocador или Mirador). Комнаты верхнего этажа башни Аль-Хаджадж (часть титула Юсуфа I), которая примыкает к покоям Карла V, достроенные специально для императрицы Изабеллы Португальской около 1537 г. и расписанные в 1539—1546 гг. Состоят из передней, собственно будуара (кабинета) с арабскими арочными окнами и открытых галерей. Художники Хулио Акилес и Александр Майнер расписали эти помещения гротесками, растительным орнаментом, фигурами путти, мифологическими и аллегорическими сюжетами; цикл фресок в передней посвящён осаде Туниса Карлом V в 1535 г.
  • Двор Решетки (Patio de la Reja), или Кипарисовый (Patio de los Cipreses). Создан между стеной, зданием бань и покоями Карла V в то же время, когда строились последние; получил название по решетке балкона на южной стене, сделанного в 1654—1655 г. для прохода между дворцом Комарес и покоями императора. Посредине находится мраморный фонтанчик, по четырем углам — столетние кипарисы.

Дворец Карла V

Дворец Карла V (Palacio de Carlos V) начал строиться архитектором Педро Мачука для императора рядом с дворцами Насридов в 1527 г., но в 1568 г. строительство было приостановлено на 15 лет из-за восстания морисков. Ренессансная архитектура дворца в духе итальянского маньеризма (архитектор долго жил в Италии) резко контрастирует с соседними постройками. После смерти Педро Мачука в 1550 г. работы продолжил его сын Луис (построивший круглый двор), здесь работали также Хуан де Ореа и Хуан де Минхарес. Впрочем, дворец достраивался до самого 1957 г., отчего носит отпечаток разных эпох. Дворец квадратный в плане (63 х 17,4м), но имеет внутренний круглый двор (диаметром 30 м). Имеет два этажа, на фасадах которых пилястры чередуются с парами окон — прямоугольным и сверху круглым. Первый этаж выполнен в стиле тосканского ордера и рустован, к пилястрам прикреплены декоративные железные кольца для привязывания коней. На втором этаже сделан ряд балконов, его окна богаче украшены, пилястры — ионического ордера. Парадный вход с восточной стороны выделен четырьмя группами дорических колонн, на фронтоне над главной дверью — аллегорическая фигура Гранады. Со двора оба этажа образуют галереи, первый — с дорическими колоннами, второй — с ионическими.

С 1958 г. на втором этаже здания находится Музей изящных искусств Гранады (Museo de Bellas Artes de Granada), с 1994 г. в южном крыле первого этажа — Музей Альгамбры (Museo de la Alhambra), музей исламского искусства, где экспонируются в основном археологические находки, сделанные в самой Альгамбре.

Парталь

Название «Парталь» (Partal, от арабского слова, означающего «портик») носит зона к востоку от дворца Насридов. Изредка её называют двором Смоковницы (Patio de la Higuera). Значительную её часть ранее составлял дворец Парталь (Palacio del Partal), или дворец Портика (Palacio del Pórtico), построенный раньше насридских дворцов — в начале XIV в., при Мухаммеде III. От этого дворца осталось очень немногое; наибольшее из его строений — башня Дам (Torre de las Damas), или башня Князя (Torre del Príncipe), встроенная в наружную стену. Её портик с пятью арочными входами выходит к прямоугольному водоему, как и у прочих дворцов. Внутренняя отделка тоже похожа: разноцветные изразцы понизу стен, над ними гипсовая лепнина, деревянный потолок. Сверху находится башенка (mirador), откуда открывается вид на долину реки Дарро, как и из нижнего квадратного зала. По легенде, именно из этой башни к своим восставшим сторонникам бежал будущий эмир Боабдиль.

Во второй половине XIX в. здесь было частное жилище; в 1865 г. землю с этим зданием купил немецкий банкир Артур фон Гвиннер, в 1891 г. он подарил её испанскому государству, но взамен получил разрешение вывезти декоративный потолок. С 1978 г. потолок выставлен в Музее исламского искусства в Берлине. Реставрация башни была закончена в 1924 г.

Здесь же находятся девять арабских домиков, возможно, более поздней постройки, между водоемом и дворцовым комплексом; в одном из них можно видеть фрески середины XIV в. с изображением сцен охоты, войны, фантастических животных. Правей башни Дам, тоже в стене, расположена Молельня (Oratorio del Partal), или башня Михраба (Torre del Mihrab), украшенная гипсовой лепниной и соответственно имеющая михраб, обращенный на восток.

Южней этой зоны находятся сады Парталь (Jardines del Partal), на территории, где раньше находились жилища арабских вельмож. Еще южней когда-то стоял дворец Юсуфа III (Palacio de Yusuf III), от которого сохранились только фундаменты, а на месте центрального двора — водоем. После испанского завоевания в нем жили алькальды (губернаторы) Гранады, и он соответственно назывался дворцом Мондехар или Тендилья (по их титулам). В 1718 г. Филипп V в наказание за измену лишил титула и должности тогдашнего графа де Тендилья и велел снести дворец.

Верхняя Альгамбра, или Медина

Место, где находилась жилая зона Альгамбры: особняки, более простые дома, базары, бани и мечеть. Здесь жил обслуживающий персонал дворца и располагались ремесленные мастерские. Центральная улица, ныне называемая Королевской улицей (Calle Real), идет с запада, от Винных ворот, на восток в направлении Хенералифе. Параллельно ей прежде проходил оросительный канал, называвшийся сначала Султанским, а потом Королевским.

  • Церковь Санта-Мария-де-ла-Альгамбра (Iglesia de Santa María de la Alhambra). Построена в 1581—1618 гг. на месте Большой мечети по планам Хуана де Эрреры и Хуана де Ореа архитектором Амбросио де Вико, несколько упростившим их. Имеет в плане форму латинского креста. Барочный алтарь с витыми колоннами выполнил Алонсо де Мена в 1571 г., так же как распятие и статуи свв. Урсулы и Сусанны. Главную статую, Святой Девы Печалей (Virgen de las Angustias), представляющую собой пьету, изваял в 1750—1760 гг. Торквато Руис дель Пераль. Во время Страстной недели эту статую торжественно проносят крестным ходом на серебряных носилках, изображающих аркады Львиного дворика.
  • Рауда (Rauda, Rawda). Это слово значит «сады», но на этом месте, примыкающем к Дворцу Львов, находилось кладбище членов царствующего дома. Было найдено в конце XIX в.; могилы оказались пустыми, потому что Боабдиль перезахоронил предков близ замка Мондухар. К нему примыкают ворота Рауды (Puerta de la Rauda), сохранившиеся от башни Рауды (Torre de la Rauda), ныне восстановленной; они вели во Дворец Львов. Это четырехугольное в плане строение с землебитным куполом и тремя подковообразными арками; купол расписан имитацией кирпичной кладки.
  • Бани при Большой мечети (Baños de la Mezquita). Построены в 1302—1309 гг., перестроены в XIX в. и получили название «дом Полинарио» (Casa del Polinario), поскольку в то время там находилась таверна, которую держал певец и музыкант, кантаор Антонио Барриос по прозвищу «Полинарио», отец известного композитора и гитариста Анхеля Барриоса. С 1975 г. там устроен музей Анхеля Барриоса.
  • Бывший монастырь Сан-Франсиско (Convento de San Francisco) построен в 1495 г. на фундаменте разрушенного арабского дворца. В его бельведере поначалу похоронили Католических королей, прежде чем их останки перенесли в Королевскую капеллу при соборе. В 1835 г. здание было превращено в интендантский склад и жилой дом, с 1928 г. в нем разместились художники-пейзажисты. С 1954 г. в бывшем здании монастыря находится туристская гостиница из сети Парадоров (Paradores) — Parador de Granada. Через его дворик проходил Королевский канал.
  • Сухой сад (Secano, буквально «сухая земля»). Это название появилось с XVI в., когда были разрушены ведшие сюда акведуки. Бывшая территория ремесленного квартала; видны фундаменты домов, мастерских, гончарных печей. Вдоль неё идет кипарисовая аллея, где деревья пострижены в форме аркады; так делается с тридцатых годов ХХ в., чтобы туристы с аллеи могли видеть квартал.
  • Дворец Абенсеррахов (Palacio de los Abencerrajes). Был построен в XIII в. и стоял рядом с одноименной башней; принадлежал одному из самых знатных родов эмирата. В 1812 г. взорван французскими оккупантами; уцелели только фундаменты, башня и водоем.

Башни и ворота Альгамбры

Помимо уже упомянутых, сохранились следующие башни и ворота:

  • Куриная башня (Torre de las Gallinas), или башня Мухаммеда (torre de Muhammad). Прикрывала западный вход во дворец Комарес.

  • Башня Пик (Torre de los Picos). Защищала Окраинные ворота (Puerta del Arrabal), дававшие проход в Хенералифе, и Железные ворота (Puerta de Hierro), ведущие к бастиону, который вместе с этими воротами был построен после христианского завоевания по приказу графа де Тендильи. Конец XIII — начало XIV в. Обязана своим названием, по разным версиям, то ли кронштейнам на уровне верхнего этажа, с которых якобы можно было обозревать наружную стену башни и территорию перед ней, то ли остроконечным зубцам. Состоит из трех этажей; отличается от других башен готическим стилем.
  • Башня Кадия (Torre del Cadi). В XVI в. называлась также Башней узника (Torre del Preso), в XVII и XVIII — Башней Пробегающей Лисы (Torre del Paso de la Zorra). В неё есть доступ по дозорному пути. Находится напротив прохода в Хенералифе. В 1924 г. реставрирована.
  • Башня Пленницы (Torre de la Cautiva). Построена в конце XIII в., перестроена в XIV в. С XVI в. была известна как Башня Воровки (Torre de la Ladrona) и Башня Султанши (Torre de la Sultana). В XIX в. её название изменили, предположив, что в ней жила в заточении Исабель де Солис, позже принявшая ислам, получившая имя Зорайя и ставшая любимой женой эмира Мулей Хасана, отца Боабдиля. Как и соседняя Башня Принцесс, это «башня-дворец» (torre-palacio, или по-арабски qalahurra), то есть жилое строение, а не просто оборонительное сооружение; довольно хорошо сохранившаяся отделка жилых покоев характерна для домов гранадской знати времен эмирата.
  • Башня Принцесс (Torre de las Infantas). В XVI в. называлась башней Руиса-и-Кинтарнайя (Torre de Ruiz y Quintarnaya) по имени её жильца, а современное название получила в XVII в., поскольку её связали с легендой о принцессах Заиде, Зораиде и Зорагаиде, позже пересказанной Вашингтоном Ирвингом в «Альгамбре». Внутри находятся богатые аристократические покои. Любопытно, что русский архитектор К. К. Рахау, побывавший здесь как пенсионер Академии художеств, сделал проект реставрации Башни принцесс и даже получил за это в 1862 г. на выставке в Париже золотую медаль[2]; но об осуществлении его проекта нигде не упоминается.
  • Башня Конца Улицы (Torre del Cabo de la Carrera). Цилиндрическая башня чисто военного назначения. Называется так, потому что здесь кончалась улица Калье Майор. Построена либо восстановлена Католическими королями в 1502 г., взорвана при отступлении наполеоновскими войсками в 1812 г.
  • Водная башня (Torre del Agua). Прикрывала акведук, по которому из реки Дарро в Альгамбру через Хенералифе поступала вода. Самая восточная башня стены. Была взорвана французами в 1812 г.
  • Башня Хуана де Арсе (Torre de Juan de Arce). Названа в честь испанского юриста XVI в. Хуана де Арсе де Оталора. Взорвана французами в 1812 г.
  • Башня Бальтасара де ла Крус (Torre de Baltasar de la Cruz). Также оборонительная башня, взорванная в 1812 г. Сохранилась только нижняя часть. Реставрирована в 2001 г.
  • Семиярусная башня (Torre de los Siete Suelos). Построена в XV в. Названа так, поскольку в ней, по легенде, было семь подземных этажей, рассчитанных на оборону, хотя известно только два. Здесь же находятся ворота (построенные раньше), над которыми выбит девиз Насридов: «Нет победителя, кроме Аллаха». При арабах назывались «Биб аль-гудур», то есть Ворота ям, поскольку напротив находились подземелья для узников. Легенда, что в подвалах этой башни скрыты сокровища, упомянута В. Ирвингом в «Альгамбре». Из этим самых ворот якобы вышел Боабдиль, чтобы сдать крепость Католическим королям, попросив, чтобы с тех пор эти ворота заперли и никто через них не ходил. Ворота были частично разрушены французами в 1812 г. и восстановлены в 1970-е гг.
  • Капитанская башня (Torre del Capitán). Оборонительная башня. С 2002 г. биологи устроили в этой башне искусственные гнезда пустельги, чтобы воссоздать здешнюю популяцию этих птиц.
  • Башня Ведьм (Torre de las Brujas), или Ведьмы (de la Bruja). Раньше называлась Башней Аталайя (Torre de la Atalaya).
  • Башня Голов (Torre de las Cabezas), ранее Башня Оков (Torre de las Prisiones). К ней в христианский период в XV в. пристроен снаружи пятиугольный бастион, под названием Бастион Оливы (Baluarte del Olivo), для артиллерии. Название получила из-за сделанных на бастионе водостоков -гаргулий в виде гротескных бородатых голов. На этой башне тоже есть искусственные гнезда.
  • Башня Абенсеррахов (Torre de los Abencerrajes), или Счетоводская (de la Contaduría). Построена рядом с бывшим дворцом Абенсеррахов.
  • Ворота Телег (Puerta de los Carros), проделанные в южной стене между башней Абенсеррахов и воротами Справедливости — вероятно, для подвоза материалов для строительства дворца Карла V.

Хенералифе

Бывшая летняя резиденция эмиров, расположенная к востоку от собственно крепости и соединенная с ней несколькими дорогами. В состав комплекса входят дворец, сады и ряд второстепенных ссоружений. Дворец Хенералифе (Palacio del Generalife) построен в XIII в. и перестроен в 1319 г. Его фасад сделан намеренно простым и скромным, контрастируя с богатым интерьером в стиле дворцов Альгамбры. Самое сильное впечатление в нем производит Дворик Оросительного канала (Patio de la Acequia), через который проходил тот же канал, следы которого видны в Альгамбре; здесь он обрамлен двумя рядами водяных струй, а вдоль берегов посажены цветы, кусты и деревья. Он выводит к смотровой площадке (мирадору), открывающему прекрасный вид на город. Восточней дворца на холме расположены Верхние сады (Jardines Altos), разбитые в XIX в.; здесь обращают на себя внимание Водяная лестница (Escalera del Agua), идущая вдоль каскада в перилах, и Романтический мирадор (Mirador Romántico) 1836 г. в неоготическом стиле, контрастирующем с остальными строениями. Нижние сады (Jardines Bajos) с каналами, фонтанами и искусно подстриженными деревьями и кустами появились только в начале ХХ в.; в 1952 г. в них построили открытый театр (Teatro del Generalife) для проведения фестивалей музыки и танца.

Альгамбрский лес

В арабский период пространство вокруг Альгамбры оставляли пустым из оборонительных соображений. Парк, называемый Альгамбрским лесом (Bosque de la Alhambra) и обрамляющий крепость с северо- и юго-запада, разбили только при испанской власти в первой половине XVII века.

С запада в парк ведут Ворота Гранатов (Puerta de las Granadas), построенные в 1536 г. Педро Мачукой на месте бывших арабских ворот. Представляют собой тройную триумфальную арку, фронтон которой украшен тремя гранатами и двуглавым орлом с гербом Карла V. За воротами дорога делится на три дорожки. Правая ведёт к музыкально-концертному комплексу «Аудиторио Мануэль де Фалья» и съёмной вилле «Кармен де лос Мартирес», расположенным уже за пределами леса. Правее правой дорожки, к югу от Ворот Гранат, стоят Алые башни (Torres Bermejas) — памятник арабской фортификационной архитектуры, построенный еще в IX в., хотя они перестраивались и при Насридах, и в XVI в., и в ХХ в. Это три разновысоких башни с бастионом при центральной, самой высокой. Центральная дорожка ведёт к восточному входу в крепость и ко входу в Хенералифе; сбоку от неё прячутся среди деревьев ворота Биб-Рамбла (Puerta de Bib-Rambla), или Биб аль-Рамбла. Это копия ворот, построенных в арабские времена не то в XI—XII вв., не то при Насридах на одноименной площади Гранады. Тогда они назывались также Аркой ушей или Аркой рук, поскольку на них выставлялись соответствующие части тела, отрубленные у осужденных. В 1884 г. ворота снесли из-за ветхости, а в 1935 г. выстроили их копию в Альгамбрском лесу.

Левая дорожка направляется прямо к стене крепости. У самой развилки находится мраморный крест, воздвигнутый в 1599 г. в рамках «рекатолизации» города. Дальше у этой же дорожки стоит памятник Вашингтону Ирвингу — статуя в полный рост с надписью на пьедестале «Hijo de la Alhambra» (Сын Альгамбры). Статуя выполнена мадридским скульптором Хулио Лопесом и установлена в 2009 г. по случаю 150-й годовщины смерти писателя. Дорожка выходит к Фонтану Карла V (Pilar de Carlos V), возведённому по проекту Педро Мачука в 1525 г. и восстановленному в 1624 г. в связи с визитом Филиппа IV. Вода в нём вытекала из трёх маскаронов, символизировавших, по разным версиям, то ли окрестные реки Дарро, Хениль и Бейро, то ли времена года — Весну, Лето и Осень. Украшен также имперским двуглавым орлом, гранатами как символами Гранады, фигурами путти и т. д. Расположен у вертикальной стены бастиона, на который выходят Ворота справедливости.

Альгамбра в литературе и искусстве

В литературе

В Альгамбре полностью или частично происходит действие следующих литературных произведений:

В музыке

В кино

См. также

Напишите отзыв о статье "Альгамбра"

Примечания

  1. Полное название араб. الْقَلْعَةُ ٱلْحَمْرَاءُаль-к̣ал‘ату-ль-х̣амра’у — «красная крепость».
  2. [www.biografija.ru/show_bio.aspx?id=110993 Биография К. К. Рахау]

Ссылки

  • [www.alhambra.org Туристический сайт Альгамбры] (исп.) (англ.) (фр.) (итал.) (нем.)
  • [www.alhambra-patronato.es Сайт патроната Альгамбры и Хенералифе] (исп.) (англ.)
  • [www.alhambradegranada.org/ru/ Сайт Альгамбры и Гранады] (исп.) (англ.) (фр.) (нем.) (кит.) (итал.) (порт.) (рус.) (ар.)
  • [www.alhambra.info Информация об Альгамбре и Гранаде] (исп.) (англ.) (фр.) (нем.) (итал.) (польск.) (рус.)
  • [www.guiasgranada.com Сайт гидов Гранады] (исп.) (англ.) (фр.) (нем.)
  • [www.allcastles.ru/castles/spain/alhambra История и архитектура Альгамбры] (рус.)
  • [oldcastles.ru/spain/algambra.html Жемчужина мавританской архитектуры — дворец Альгамбра]
  • [artislam.org.ua/iskusstvo-islama/algambra-plenitelnyj-obraz-srednevekovogo-mavritanskogo-zodchestva.html Альгамбра: пленительный образ средневекового мавританского зодчества на Искусство ислама]
  • Альгамбра // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.

Литература

  • Вся Гранада и Альгамбра. [Barcelona:] Escudo de oro, 2011. ISBN 978-84-378-1880-1.
  • Jacobs, Michael; Fernández, Francisco. Alhambra. London: Frances Lincoln, 2009. ISBN 978-0-7112-2518-3.
  • Grabar, Oleg. The Alhambra. Cambridge (Mass.): Harvard University Press, 1978.
  • Bermúdez López, Jesús y otros. La Alhambra y el Generalife: Guía Oficial. Granada: Patronato de la Alhambra y Generalife, TF Editores, 2010. ISBN 978-84-86827-28-1

Отрывок, характеризующий Альгамбра

– Тебе Кирилл Андреевич Денисов, обер интендант, как приходится? – перебил его Кутузов.
– Дядя г'одной, ваша светлость.
– О! приятели были, – весело сказал Кутузов. – Хорошо, хорошо, голубчик, оставайся тут при штабе, завтра поговорим. – Кивнув головой Денисову, он отвернулся и протянул руку к бумагам, которые принес ему Коновницын.
– Не угодно ли вашей светлости пожаловать в комнаты, – недовольным голосом сказал дежурный генерал, – необходимо рассмотреть планы и подписать некоторые бумаги. – Вышедший из двери адъютант доложил, что в квартире все было готово. Но Кутузову, видимо, хотелось войти в комнаты уже свободным. Он поморщился…
– Нет, вели подать, голубчик, сюда столик, я тут посмотрю, – сказал он. – Ты не уходи, – прибавил он, обращаясь к князю Андрею. Князь Андрей остался на крыльце, слушая дежурного генерала.
Во время доклада за входной дверью князь Андрей слышал женское шептанье и хрустение женского шелкового платья. Несколько раз, взглянув по тому направлению, он замечал за дверью, в розовом платье и лиловом шелковом платке на голове, полную, румяную и красивую женщину с блюдом, которая, очевидно, ожидала входа влавввквмандующего. Адъютант Кутузова шепотом объяснил князю Андрею, что это была хозяйка дома, попадья, которая намеревалась подать хлеб соль его светлости. Муж ее встретил светлейшего с крестом в церкви, она дома… «Очень хорошенькая», – прибавил адъютант с улыбкой. Кутузов оглянулся на эти слова. Кутузов слушал доклад дежурного генерала (главным предметом которого была критика позиции при Цареве Займище) так же, как он слушал Денисова, так же, как он слушал семь лет тому назад прения Аустерлицкого военного совета. Он, очевидно, слушал только оттого, что у него были уши, которые, несмотря на то, что в одном из них был морской канат, не могли не слышать; но очевидно было, что ничто из того, что мог сказать ему дежурный генерал, не могло не только удивить или заинтересовать его, но что он знал вперед все, что ему скажут, и слушал все это только потому, что надо прослушать, как надо прослушать поющийся молебен. Все, что говорил Денисов, было дельно и умно. То, что говорил дежурный генерал, было еще дельнее и умнее, но очевидно было, что Кутузов презирал и знание и ум и знал что то другое, что должно было решить дело, – что то другое, независимое от ума и знания. Князь Андрей внимательно следил за выражением лица главнокомандующего, и единственное выражение, которое он мог заметить в нем, было выражение скуки, любопытства к тому, что такое означал женский шепот за дверью, и желание соблюсти приличие. Очевидно было, что Кутузов презирал ум, и знание, и даже патриотическое чувство, которое выказывал Денисов, но презирал не умом, не чувством, не знанием (потому что он и не старался выказывать их), а он презирал их чем то другим. Он презирал их своей старостью, своею опытностью жизни. Одно распоряжение, которое от себя в этот доклад сделал Кутузов, откосилось до мародерства русских войск. Дежурный редерал в конце доклада представил светлейшему к подписи бумагу о взысканий с армейских начальников по прошению помещика за скошенный зеленый овес.
Кутузов зачмокал губами и закачал головой, выслушав это дело.
– В печку… в огонь! И раз навсегда тебе говорю, голубчик, – сказал он, – все эти дела в огонь. Пуская косят хлеба и жгут дрова на здоровье. Я этого не приказываю и не позволяю, но и взыскивать не могу. Без этого нельзя. Дрова рубят – щепки летят. – Он взглянул еще раз на бумагу. – О, аккуратность немецкая! – проговорил он, качая головой.


– Ну, теперь все, – сказал Кутузов, подписывая последнюю бумагу, и, тяжело поднявшись и расправляя складки своей белой пухлой шеи, с повеселевшим лицом направился к двери.
Попадья, с бросившеюся кровью в лицо, схватилась за блюдо, которое, несмотря на то, что она так долго приготовлялась, она все таки не успела подать вовремя. И с низким поклоном она поднесла его Кутузову.
Глаза Кутузова прищурились; он улыбнулся, взял рукой ее за подбородок и сказал:
– И красавица какая! Спасибо, голубушка!
Он достал из кармана шаровар несколько золотых и положил ей на блюдо.
– Ну что, как живешь? – сказал Кутузов, направляясь к отведенной для него комнате. Попадья, улыбаясь ямочками на румяном лице, прошла за ним в горницу. Адъютант вышел к князю Андрею на крыльцо и приглашал его завтракать; через полчаса князя Андрея позвали опять к Кутузову. Кутузов лежал на кресле в том же расстегнутом сюртуке. Он держал в руке французскую книгу и при входе князя Андрея, заложив ее ножом, свернул. Это был «Les chevaliers du Cygne», сочинение madame de Genlis [«Рыцари Лебедя», мадам де Жанлис], как увидал князь Андрей по обертке.
– Ну садись, садись тут, поговорим, – сказал Кутузов. – Грустно, очень грустно. Но помни, дружок, что я тебе отец, другой отец… – Князь Андрей рассказал Кутузову все, что он знал о кончине своего отца, и о том, что он видел в Лысых Горах, проезжая через них.
– До чего… до чего довели! – проговорил вдруг Кутузов взволнованным голосом, очевидно, ясно представив себе, из рассказа князя Андрея, положение, в котором находилась Россия. – Дай срок, дай срок, – прибавил он с злобным выражением лица и, очевидно, не желая продолжать этого волновавшего его разговора, сказал: – Я тебя вызвал, чтоб оставить при себе.
– Благодарю вашу светлость, – отвечал князь Андрей, – но я боюсь, что не гожусь больше для штабов, – сказал он с улыбкой, которую Кутузов заметил. Кутузов вопросительно посмотрел на него. – А главное, – прибавил князь Андрей, – я привык к полку, полюбил офицеров, и люди меня, кажется, полюбили. Мне бы жалко было оставить полк. Ежели я отказываюсь от чести быть при вас, то поверьте…
Умное, доброе и вместе с тем тонко насмешливое выражение светилось на пухлом лице Кутузова. Он перебил Болконского:
– Жалею, ты бы мне нужен был; но ты прав, ты прав. Нам не сюда люди нужны. Советчиков всегда много, а людей нет. Не такие бы полки были, если бы все советчики служили там в полках, как ты. Я тебя с Аустерлица помню… Помню, помню, с знаменем помню, – сказал Кутузов, и радостная краска бросилась в лицо князя Андрея при этом воспоминании. Кутузов притянул его за руку, подставляя ему щеку, и опять князь Андрей на глазах старика увидал слезы. Хотя князь Андрей и знал, что Кутузов был слаб на слезы и что он теперь особенно ласкает его и жалеет вследствие желания выказать сочувствие к его потере, но князю Андрею и радостно и лестно было это воспоминание об Аустерлице.
– Иди с богом своей дорогой. Я знаю, твоя дорога – это дорога чести. – Он помолчал. – Я жалел о тебе в Букареште: мне послать надо было. – И, переменив разговор, Кутузов начал говорить о турецкой войне и заключенном мире. – Да, немало упрекали меня, – сказал Кутузов, – и за войну и за мир… а все пришло вовремя. Tout vient a point a celui qui sait attendre. [Все приходит вовремя для того, кто умеет ждать.] A и там советчиков не меньше было, чем здесь… – продолжал он, возвращаясь к советчикам, которые, видимо, занимали его. – Ох, советчики, советчики! – сказал он. Если бы всех слушать, мы бы там, в Турции, и мира не заключили, да и войны бы не кончили. Всё поскорее, а скорое на долгое выходит. Если бы Каменский не умер, он бы пропал. Он с тридцатью тысячами штурмовал крепости. Взять крепость не трудно, трудно кампанию выиграть. А для этого не нужно штурмовать и атаковать, а нужно терпение и время. Каменский на Рущук солдат послал, а я их одних (терпение и время) посылал и взял больше крепостей, чем Каменский, и лошадиное мясо турок есть заставил. – Он покачал головой. – И французы тоже будут! Верь моему слову, – воодушевляясь, проговорил Кутузов, ударяя себя в грудь, – будут у меня лошадиное мясо есть! – И опять глаза его залоснились слезами.
– Однако до лжно же будет принять сражение? – сказал князь Андрей.
– До лжно будет, если все этого захотят, нечего делать… А ведь, голубчик: нет сильнее тех двух воинов, терпение и время; те всё сделают, да советчики n'entendent pas de cette oreille, voila le mal. [этим ухом не слышат, – вот что плохо.] Одни хотят, другие не хотят. Что ж делать? – спросил он, видимо, ожидая ответа. – Да, что ты велишь делать? – повторил он, и глаза его блестели глубоким, умным выражением. – Я тебе скажу, что делать, – проговорил он, так как князь Андрей все таки не отвечал. – Я тебе скажу, что делать и что я делаю. Dans le doute, mon cher, – он помолчал, – abstiens toi, [В сомнении, мой милый, воздерживайся.] – выговорил он с расстановкой.
– Ну, прощай, дружок; помни, что я всей душой несу с тобой твою потерю и что я тебе не светлейший, не князь и не главнокомандующий, а я тебе отец. Ежели что нужно, прямо ко мне. Прощай, голубчик. – Он опять обнял и поцеловал его. И еще князь Андрей не успел выйти в дверь, как Кутузов успокоительно вздохнул и взялся опять за неконченный роман мадам Жанлис «Les chevaliers du Cygne».
Как и отчего это случилось, князь Андрей не мог бы никак объяснить; но после этого свидания с Кутузовым он вернулся к своему полку успокоенный насчет общего хода дела и насчет того, кому оно вверено было. Чем больше он видел отсутствие всего личного в этом старике, в котором оставались как будто одни привычки страстей и вместо ума (группирующего события и делающего выводы) одна способность спокойного созерцания хода событий, тем более он был спокоен за то, что все будет так, как должно быть. «У него не будет ничего своего. Он ничего не придумает, ничего не предпримет, – думал князь Андрей, – но он все выслушает, все запомнит, все поставит на свое место, ничему полезному не помешает и ничего вредного не позволит. Он понимает, что есть что то сильнее и значительнее его воли, – это неизбежный ход событий, и он умеет видеть их, умеет понимать их значение и, ввиду этого значения, умеет отрекаться от участия в этих событиях, от своей личной волн, направленной на другое. А главное, – думал князь Андрей, – почему веришь ему, – это то, что он русский, несмотря на роман Жанлис и французские поговорки; это то, что голос его задрожал, когда он сказал: „До чего довели!“, и что он захлипал, говоря о том, что он „заставит их есть лошадиное мясо“. На этом же чувстве, которое более или менее смутно испытывали все, и основано было то единомыслие и общее одобрение, которое сопутствовало народному, противному придворным соображениям, избранию Кутузова в главнокомандующие.


После отъезда государя из Москвы московская жизнь потекла прежним, обычным порядком, и течение этой жизни было так обычно, что трудно было вспомнить о бывших днях патриотического восторга и увлечения, и трудно было верить, что действительно Россия в опасности и что члены Английского клуба суть вместе с тем и сыны отечества, готовые для него на всякую жертву. Одно, что напоминало о бывшем во время пребывания государя в Москве общем восторженно патриотическом настроении, было требование пожертвований людьми и деньгами, которые, как скоро они были сделаны, облеклись в законную, официальную форму и казались неизбежны.
С приближением неприятеля к Москве взгляд москвичей на свое положение не только не делался серьезнее, но, напротив, еще легкомысленнее, как это всегда бывает с людьми, которые видят приближающуюся большую опасность. При приближении опасности всегда два голоса одинаково сильно говорят в душе человека: один весьма разумно говорит о том, чтобы человек обдумал самое свойство опасности и средства для избавления от нее; другой еще разумнее говорит, что слишком тяжело и мучительно думать об опасности, тогда как предвидеть все и спастись от общего хода дела не во власти человека, и потому лучше отвернуться от тяжелого, до тех пор пока оно не наступило, и думать о приятном. В одиночестве человек большею частью отдается первому голосу, в обществе, напротив, – второму. Так было и теперь с жителями Москвы. Давно так не веселились в Москве, как этот год.
Растопчинские афишки с изображением вверху питейного дома, целовальника и московского мещанина Карпушки Чигирина, который, быв в ратниках и выпив лишний крючок на тычке, услыхал, будто Бонапарт хочет идти на Москву, рассердился, разругал скверными словами всех французов, вышел из питейного дома и заговорил под орлом собравшемуся народу, читались и обсуживались наравне с последним буриме Василия Львовича Пушкина.
В клубе, в угловой комнате, собирались читать эти афиши, и некоторым нравилось, как Карпушка подтрунивал над французами, говоря, что они от капусты раздуются, от каши перелопаются, от щей задохнутся, что они все карлики и что их троих одна баба вилами закинет. Некоторые не одобряли этого тона и говорила, что это пошло и глупо. Рассказывали о том, что французов и даже всех иностранцев Растопчин выслал из Москвы, что между ними шпионы и агенты Наполеона; но рассказывали это преимущественно для того, чтобы при этом случае передать остроумные слова, сказанные Растопчиным при их отправлении. Иностранцев отправляли на барке в Нижний, и Растопчин сказал им: «Rentrez en vous meme, entrez dans la barque et n'en faites pas une barque ne Charon». [войдите сами в себя и в эту лодку и постарайтесь, чтобы эта лодка не сделалась для вас лодкой Харона.] Рассказывали, что уже выслали из Москвы все присутственные места, и тут же прибавляли шутку Шиншина, что за это одно Москва должна быть благодарна Наполеону. Рассказывали, что Мамонову его полк будет стоить восемьсот тысяч, что Безухов еще больше затратил на своих ратников, но что лучше всего в поступке Безухова то, что он сам оденется в мундир и поедет верхом перед полком и ничего не будет брать за места с тех, которые будут смотреть на него.
– Вы никому не делаете милости, – сказала Жюли Друбецкая, собирая и прижимая кучку нащипанной корпии тонкими пальцами, покрытыми кольцами.
Жюли собиралась на другой день уезжать из Москвы и делала прощальный вечер.
– Безухов est ridicule [смешон], но он так добр, так мил. Что за удовольствие быть так caustique [злоязычным]?
– Штраф! – сказал молодой человек в ополченском мундире, которого Жюли называла «mon chevalier» [мой рыцарь] и который с нею вместе ехал в Нижний.
В обществе Жюли, как и во многих обществах Москвы, было положено говорить только по русски, и те, которые ошибались, говоря французские слова, платили штраф в пользу комитета пожертвований.
– Другой штраф за галлицизм, – сказал русский писатель, бывший в гостиной. – «Удовольствие быть не по русски.
– Вы никому не делаете милости, – продолжала Жюли к ополченцу, не обращая внимания на замечание сочинителя. – За caustique виновата, – сказала она, – и плачу, но за удовольствие сказать вам правду я готова еще заплатить; за галлицизмы не отвечаю, – обратилась она к сочинителю: – у меня нет ни денег, ни времени, как у князя Голицына, взять учителя и учиться по русски. А вот и он, – сказала Жюли. – Quand on… [Когда.] Нет, нет, – обратилась она к ополченцу, – не поймаете. Когда говорят про солнце – видят его лучи, – сказала хозяйка, любезно улыбаясь Пьеру. – Мы только говорили о вас, – с свойственной светским женщинам свободой лжи сказала Жюли. – Мы говорили, что ваш полк, верно, будет лучше мамоновского.
– Ах, не говорите мне про мой полк, – отвечал Пьер, целуя руку хозяйке и садясь подле нее. – Он мне так надоел!
– Вы ведь, верно, сами будете командовать им? – сказала Жюли, хитро и насмешливо переглянувшись с ополченцем.
Ополченец в присутствии Пьера был уже не так caustique, и в лице его выразилось недоуменье к тому, что означала улыбка Жюли. Несмотря на свою рассеянность и добродушие, личность Пьера прекращала тотчас же всякие попытки на насмешку в его присутствии.
– Нет, – смеясь, отвечал Пьер, оглядывая свое большое, толстое тело. – В меня слишком легко попасть французам, да и я боюсь, что не влезу на лошадь…
В числе перебираемых лиц для предмета разговора общество Жюли попало на Ростовых.
– Очень, говорят, плохи дела их, – сказала Жюли. – И он так бестолков – сам граф. Разумовские хотели купить его дом и подмосковную, и все это тянется. Он дорожится.
– Нет, кажется, на днях состоится продажа, – сказал кто то. – Хотя теперь и безумно покупать что нибудь в Москве.
– Отчего? – сказала Жюли. – Неужели вы думаете, что есть опасность для Москвы?
– Отчего же вы едете?
– Я? Вот странно. Я еду, потому… ну потому, что все едут, и потом я не Иоанна д'Арк и не амазонка.
– Ну, да, да, дайте мне еще тряпочек.
– Ежели он сумеет повести дела, он может заплатить все долги, – продолжал ополченец про Ростова.
– Добрый старик, но очень pauvre sire [плох]. И зачем они живут тут так долго? Они давно хотели ехать в деревню. Натали, кажется, здорова теперь? – хитро улыбаясь, спросила Жюли у Пьера.
– Они ждут меньшого сына, – сказал Пьер. – Он поступил в казаки Оболенского и поехал в Белую Церковь. Там формируется полк. А теперь они перевели его в мой полк и ждут каждый день. Граф давно хотел ехать, но графиня ни за что не согласна выехать из Москвы, пока не приедет сын.
– Я их третьего дня видела у Архаровых. Натали опять похорошела и повеселела. Она пела один романс. Как все легко проходит у некоторых людей!
– Что проходит? – недовольно спросил Пьер. Жюли улыбнулась.
– Вы знаете, граф, что такие рыцари, как вы, бывают только в романах madame Suza.
– Какой рыцарь? Отчего? – краснея, спросил Пьер.
– Ну, полноте, милый граф, c'est la fable de tout Moscou. Je vous admire, ma parole d'honneur. [это вся Москва знает. Право, я вам удивляюсь.]
– Штраф! Штраф! – сказал ополченец.
– Ну, хорошо. Нельзя говорить, как скучно!
– Qu'est ce qui est la fable de tout Moscou? [Что знает вся Москва?] – вставая, сказал сердито Пьер.
– Полноте, граф. Вы знаете!
– Ничего не знаю, – сказал Пьер.
– Я знаю, что вы дружны были с Натали, и потому… Нет, я всегда дружнее с Верой. Cette chere Vera! [Эта милая Вера!]
– Non, madame, [Нет, сударыня.] – продолжал Пьер недовольным тоном. – Я вовсе не взял на себя роль рыцаря Ростовой, и я уже почти месяц не был у них. Но я не понимаю жестокость…
– Qui s'excuse – s'accuse, [Кто извиняется, тот обвиняет себя.] – улыбаясь и махая корпией, говорила Жюли и, чтобы за ней осталось последнее слово, сейчас же переменила разговор. – Каково, я нынче узнала: бедная Мари Волконская приехала вчера в Москву. Вы слышали, она потеряла отца?
– Неужели! Где она? Я бы очень желал увидать ее, – сказал Пьер.
– Я вчера провела с ней вечер. Она нынче или завтра утром едет в подмосковную с племянником.
– Ну что она, как? – сказал Пьер.
– Ничего, грустна. Но знаете, кто ее спас? Это целый роман. Nicolas Ростов. Ее окружили, хотели убить, ранили ее людей. Он бросился и спас ее…
– Еще роман, – сказал ополченец. – Решительно это общее бегство сделано, чтобы все старые невесты шли замуж. Catiche – одна, княжна Болконская – другая.
– Вы знаете, что я в самом деле думаю, что она un petit peu amoureuse du jeune homme. [немножечко влюблена в молодого человека.]
– Штраф! Штраф! Штраф!
– Но как же это по русски сказать?..


Когда Пьер вернулся домой, ему подали две принесенные в этот день афиши Растопчина.
В первой говорилось о том, что слух, будто графом Растопчиным запрещен выезд из Москвы, – несправедлив и что, напротив, граф Растопчин рад, что из Москвы уезжают барыни и купеческие жены. «Меньше страху, меньше новостей, – говорилось в афише, – но я жизнью отвечаю, что злодей в Москве не будет». Эти слова в первый раз ясно ыоказали Пьеру, что французы будут в Москве. Во второй афише говорилось, что главная квартира наша в Вязьме, что граф Витгснштейн победил французов, но что так как многие жители желают вооружиться, то для них есть приготовленное в арсенале оружие: сабли, пистолеты, ружья, которые жители могут получать по дешевой цене. Тон афиш был уже не такой шутливый, как в прежних чигиринских разговорах. Пьер задумался над этими афишами. Очевидно, та страшная грозовая туча, которую он призывал всеми силами своей души и которая вместе с тем возбуждала в нем невольный ужас, – очевидно, туча эта приближалась.
«Поступить в военную службу и ехать в армию или дожидаться? – в сотый раз задавал себе Пьер этот вопрос. Он взял колоду карт, лежавших у него на столе, и стал делать пасьянс.
– Ежели выйдет этот пасьянс, – говорил он сам себе, смешав колоду, держа ее в руке и глядя вверх, – ежели выйдет, то значит… что значит?.. – Он не успел решить, что значит, как за дверью кабинета послышался голос старшей княжны, спрашивающей, можно ли войти.
– Тогда будет значить, что я должен ехать в армию, – договорил себе Пьер. – Войдите, войдите, – прибавил он, обращаясь к княжие.
(Одна старшая княжна, с длинной талией и окаменелым лидом, продолжала жить в доме Пьера; две меньшие вышли замуж.)
– Простите, mon cousin, что я пришла к вам, – сказала она укоризненно взволнованным голосом. – Ведь надо наконец на что нибудь решиться! Что ж это будет такое? Все выехали из Москвы, и народ бунтует. Что ж мы остаемся?
– Напротив, все, кажется, благополучно, ma cousine, – сказал Пьер с тою привычкой шутливости, которую Пьер, всегда конфузно переносивший свою роль благодетеля перед княжною, усвоил себе в отношении к ней.
– Да, это благополучно… хорошо благополучие! Мне нынче Варвара Ивановна порассказала, как войска наши отличаются. Уж точно можно чести приписать. Да и народ совсем взбунтовался, слушать перестают; девка моя и та грубить стала. Этак скоро и нас бить станут. По улицам ходить нельзя. А главное, нынче завтра французы будут, что ж нам ждать! Я об одном прошу, mon cousin, – сказала княжна, – прикажите свезти меня в Петербург: какая я ни есть, а я под бонапартовской властью жить не могу.
– Да полноте, ma cousine, откуда вы почерпаете ваши сведения? Напротив…
– Я вашему Наполеону не покорюсь. Другие как хотят… Ежели вы не хотите этого сделать…
– Да я сделаю, я сейчас прикажу.
Княжне, видимо, досадно было, что не на кого было сердиться. Она, что то шепча, присела на стул.
– Но вам это неправильно доносят, – сказал Пьер. – В городе все тихо, и опасности никакой нет. Вот я сейчас читал… – Пьер показал княжне афишки. – Граф пишет, что он жизнью отвечает, что неприятель не будет в Москве.
– Ах, этот ваш граф, – с злобой заговорила княжна, – это лицемер, злодей, который сам настроил народ бунтовать. Разве не он писал в этих дурацких афишах, что какой бы там ни был, тащи его за хохол на съезжую (и как глупо)! Кто возьмет, говорит, тому и честь и слава. Вот и долюбезничался. Варвара Ивановна говорила, что чуть не убил народ ее за то, что она по французски заговорила…
– Да ведь это так… Вы всё к сердцу очень принимаете, – сказал Пьер и стал раскладывать пасьянс.
Несмотря на то, что пасьянс сошелся, Пьер не поехал в армию, а остался в опустевшей Москве, все в той же тревоге, нерешимости, в страхе и вместе в радости ожидая чего то ужасного.
На другой день княжна к вечеру уехала, и к Пьеру приехал его главноуправляющий с известием, что требуемых им денег для обмундирования полка нельзя достать, ежели не продать одно имение. Главноуправляющий вообще представлял Пьеру, что все эти затеи полка должны были разорить его. Пьер с трудом скрывал улыбку, слушая слова управляющего.
– Ну, продайте, – говорил он. – Что ж делать, я не могу отказаться теперь!
Чем хуже было положение всяких дел, и в особенности его дел, тем Пьеру было приятнее, тем очевиднее было, что катастрофа, которой он ждал, приближается. Уже никого почти из знакомых Пьера не было в городе. Жюли уехала, княжна Марья уехала. Из близких знакомых одни Ростовы оставались; но к ним Пьер не ездил.
В этот день Пьер, для того чтобы развлечься, поехал в село Воронцово смотреть большой воздушный шар, который строился Леппихом для погибели врага, и пробный шар, который должен был быть пущен завтра. Шар этот был еще не готов; но, как узнал Пьер, он строился по желанию государя. Государь писал графу Растопчину об этом шаре следующее:
«Aussitot que Leppich sera pret, composez lui un equipage pour sa nacelle d'hommes surs et intelligents et depechez un courrier au general Koutousoff pour l'en prevenir. Je l'ai instruit de la chose.
Recommandez, je vous prie, a Leppich d'etre bien attentif sur l'endroit ou il descendra la premiere fois, pour ne pas se tromper et ne pas tomber dans les mains de l'ennemi. Il est indispensable qu'il combine ses mouvements avec le general en chef».
[Только что Леппих будет готов, составьте экипаж для его лодки из верных и умных людей и пошлите курьера к генералу Кутузову, чтобы предупредить его.
Я сообщил ему об этом. Внушите, пожалуйста, Леппиху, чтобы он обратил хорошенько внимание на то место, где он спустится в первый раз, чтобы не ошибиться и не попасть в руки врага. Необходимо, чтоб он соображал свои движения с движениями главнокомандующего.]
Возвращаясь домой из Воронцова и проезжая по Болотной площади, Пьер увидал толпу у Лобного места, остановился и слез с дрожек. Это была экзекуция французского повара, обвиненного в шпионстве. Экзекуция только что кончилась, и палач отвязывал от кобылы жалостно стонавшего толстого человека с рыжими бакенбардами, в синих чулках и зеленом камзоле. Другой преступник, худенький и бледный, стоял тут же. Оба, судя по лицам, были французы. С испуганно болезненным видом, подобным тому, который имел худой француз, Пьер протолкался сквозь толпу.
– Что это? Кто? За что? – спрашивал он. Но вниманье толпы – чиновников, мещан, купцов, мужиков, женщин в салопах и шубках – так было жадно сосредоточено на то, что происходило на Лобном месте, что никто не отвечал ему. Толстый человек поднялся, нахмурившись, пожал плечами и, очевидно, желая выразить твердость, стал, не глядя вокруг себя, надевать камзол; но вдруг губы его задрожали, и он заплакал, сам сердясь на себя, как плачут взрослые сангвинические люди. Толпа громко заговорила, как показалось Пьеру, – для того, чтобы заглушить в самой себе чувство жалости.
– Повар чей то княжеский…
– Что, мусью, видно, русский соус кисел французу пришелся… оскомину набил, – сказал сморщенный приказный, стоявший подле Пьера, в то время как француз заплакал. Приказный оглянулся вокруг себя, видимо, ожидая оценки своей шутки. Некоторые засмеялись, некоторые испуганно продолжали смотреть на палача, который раздевал другого.
Пьер засопел носом, сморщился и, быстро повернувшись, пошел назад к дрожкам, не переставая что то бормотать про себя в то время, как он шел и садился. В продолжение дороги он несколько раз вздрагивал и вскрикивал так громко, что кучер спрашивал его:
– Что прикажете?
– Куда ж ты едешь? – крикнул Пьер на кучера, выезжавшего на Лубянку.
– К главнокомандующему приказали, – отвечал кучер.
– Дурак! скотина! – закричал Пьер, что редко с ним случалось, ругая своего кучера. – Домой я велел; и скорее ступай, болван. Еще нынче надо выехать, – про себя проговорил Пьер.
Пьер при виде наказанного француза и толпы, окружавшей Лобное место, так окончательно решил, что не может долее оставаться в Москве и едет нынче же в армию, что ему казалось, что он или сказал об этом кучеру, или что кучер сам должен был знать это.
Приехав домой, Пьер отдал приказание своему все знающему, все умеющему, известному всей Москве кучеру Евстафьевичу о том, что он в ночь едет в Можайск к войску и чтобы туда были высланы его верховые лошади. Все это не могло быть сделано в тот же день, и потому, по представлению Евстафьевича, Пьер должен был отложить свой отъезд до другого дня, с тем чтобы дать время подставам выехать на дорогу.
24 го числа прояснело после дурной погоды, и в этот день после обеда Пьер выехал из Москвы. Ночью, переменя лошадей в Перхушкове, Пьер узнал, что в этот вечер было большое сражение. Рассказывали, что здесь, в Перхушкове, земля дрожала от выстрелов. На вопросы Пьера о том, кто победил, никто не мог дать ему ответа. (Это было сражение 24 го числа при Шевардине.) На рассвете Пьер подъезжал к Можайску.
Все дома Можайска были заняты постоем войск, и на постоялом дворе, на котором Пьера встретили его берейтор и кучер, в горницах не было места: все было полно офицерами.
В Можайске и за Можайском везде стояли и шли войска. Казаки, пешие, конные солдаты, фуры, ящики, пушки виднелись со всех сторон. Пьер торопился скорее ехать вперед, и чем дальше он отъезжал от Москвы и чем глубже погружался в это море войск, тем больше им овладевала тревога беспокойства и не испытанное еще им новое радостное чувство. Это было чувство, подобное тому, которое он испытывал и в Слободском дворце во время приезда государя, – чувство необходимости предпринять что то и пожертвовать чем то. Он испытывал теперь приятное чувство сознания того, что все то, что составляет счастье людей, удобства жизни, богатство, даже самая жизнь, есть вздор, который приятно откинуть в сравнении с чем то… С чем, Пьер не мог себе дать отчета, да и ее старался уяснить себе, для кого и для чего он находит особенную прелесть пожертвовать всем. Его не занимало то, для чего он хочет жертвовать, но самое жертвование составляло для него новое радостное чувство.


24 го было сражение при Шевардинском редуте, 25 го не было пущено ни одного выстрела ни с той, ни с другой стороны, 26 го произошло Бородинское сражение.
Для чего и как были даны и приняты сражения при Шевардине и при Бородине? Для чего было дано Бородинское сражение? Ни для французов, ни для русских оно не имело ни малейшего смысла. Результатом ближайшим было и должно было быть – для русских то, что мы приблизились к погибели Москвы (чего мы боялись больше всего в мире), а для французов то, что они приблизились к погибели всей армии (чего они тоже боялись больше всего в мире). Результат этот был тогда же совершении очевиден, а между тем Наполеон дал, а Кутузов принял это сражение.
Ежели бы полководцы руководились разумными причинами, казалось, как ясно должно было быть для Наполеона, что, зайдя за две тысячи верст и принимая сражение с вероятной случайностью потери четверти армии, он шел на верную погибель; и столь же ясно бы должно было казаться Кутузову, что, принимая сражение и тоже рискуя потерять четверть армии, он наверное теряет Москву. Для Кутузова это было математически ясно, как ясно то, что ежели в шашках у меня меньше одной шашкой и я буду меняться, я наверное проиграю и потому не должен меняться.
Когда у противника шестнадцать шашек, а у меня четырнадцать, то я только на одну восьмую слабее его; а когда я поменяюсь тринадцатью шашками, то он будет втрое сильнее меня.
До Бородинского сражения наши силы приблизительно относились к французским как пять к шести, а после сражения как один к двум, то есть до сражения сто тысяч; ста двадцати, а после сражения пятьдесят к ста. А вместе с тем умный и опытный Кутузов принял сражение. Наполеон же, гениальный полководец, как его называют, дал сражение, теряя четверть армии и еще более растягивая свою линию. Ежели скажут, что, заняв Москву, он думал, как занятием Вены, кончить кампанию, то против этого есть много доказательств. Сами историки Наполеона рассказывают, что еще от Смоленска он хотел остановиться, знал опасность своего растянутого положения знал, что занятие Москвы не будет концом кампании, потому что от Смоленска он видел, в каком положении оставлялись ему русские города, и не получал ни одного ответа на свои неоднократные заявления о желании вести переговоры.
Давая и принимая Бородинское сражение, Кутузов и Наполеон поступили непроизвольно и бессмысленно. А историки под совершившиеся факты уже потом подвели хитросплетенные доказательства предвидения и гениальности полководцев, которые из всех непроизвольных орудий мировых событий были самыми рабскими и непроизвольными деятелями.
Древние оставили нам образцы героических поэм, в которых герои составляют весь интерес истории, и мы все еще не можем привыкнуть к тому, что для нашего человеческого времени история такого рода не имеет смысла.
На другой вопрос: как даны были Бородинское и предшествующее ему Шевардинское сражения – существует точно так же весьма определенное и всем известное, совершенно ложное представление. Все историки описывают дело следующим образом:
Русская армия будто бы в отступлении своем от Смоленска отыскивала себе наилучшую позицию для генерального сражения, и таковая позиция была найдена будто бы у Бородина.
Русские будто бы укрепили вперед эту позицию, влево от дороги (из Москвы в Смоленск), под прямым почти углом к ней, от Бородина к Утице, на том самом месте, где произошло сражение.
Впереди этой позиции будто бы был выставлен для наблюдения за неприятелем укрепленный передовой пост на Шевардинском кургане. 24 го будто бы Наполеон атаковал передовой пост и взял его; 26 го же атаковал всю русскую армию, стоявшую на позиции на Бородинском поле.
Так говорится в историях, и все это совершенно несправедливо, в чем легко убедится всякий, кто захочет вникнуть в сущность дела.
Русские не отыскивали лучшей позиции; а, напротив, в отступлении своем прошли много позиций, которые были лучше Бородинской. Они не остановились ни на одной из этих позиций: и потому, что Кутузов не хотел принять позицию, избранную не им, и потому, что требованье народного сражения еще недостаточно сильно высказалось, и потому, что не подошел еще Милорадович с ополчением, и еще по другим причинам, которые неисчислимы. Факт тот – что прежние позиции были сильнее и что Бородинская позиция (та, на которой дано сражение) не только не сильна, но вовсе не есть почему нибудь позиция более, чем всякое другое место в Российской империи, на которое, гадая, указать бы булавкой на карте.
Русские не только не укрепляли позицию Бородинского поля влево под прямым углом от дороги (то есть места, на котором произошло сражение), но и никогда до 25 го августа 1812 года не думали о том, чтобы сражение могло произойти на этом месте. Этому служит доказательством, во первых, то, что не только 25 го не было на этом месте укреплений, но что, начатые 25 го числа, они не были кончены и 26 го; во вторых, доказательством служит положение Шевардинского редута: Шевардинский редут, впереди той позиции, на которой принято сражение, не имеет никакого смысла. Для чего был сильнее всех других пунктов укреплен этот редут? И для чего, защищая его 24 го числа до поздней ночи, были истощены все усилия и потеряно шесть тысяч человек? Для наблюдения за неприятелем достаточно было казачьего разъезда. В третьих, доказательством того, что позиция, на которой произошло сражение, не была предвидена и что Шевардинский редут не был передовым пунктом этой позиции, служит то, что Барклай де Толли и Багратион до 25 го числа находились в убеждении, что Шевардинский редут есть левый фланг позиции и что сам Кутузов в донесении своем, писанном сгоряча после сражения, называет Шевардинский редут левым флангом позиции. Уже гораздо после, когда писались на просторе донесения о Бородинском сражении, было (вероятно, для оправдания ошибок главнокомандующего, имеющего быть непогрешимым) выдумано то несправедливое и странное показание, будто Шевардинский редут служил передовым постом (тогда как это был только укрепленный пункт левого фланга) и будто Бородинское сражение было принято нами на укрепленной и наперед избранной позиции, тогда как оно произошло на совершенно неожиданном и почти не укрепленном месте.
Дело же, очевидно, было так: позиция была избрана по реке Колоче, пересекающей большую дорогу не под прямым, а под острым углом, так что левый фланг был в Шевардине, правый около селения Нового и центр в Бородине, при слиянии рек Колочи и Во йны. Позиция эта, под прикрытием реки Колочи, для армии, имеющей целью остановить неприятеля, движущегося по Смоленской дороге к Москве, очевидна для всякого, кто посмотрит на Бородинское поле, забыв о том, как произошло сражение.
Наполеон, выехав 24 го к Валуеву, не увидал (как говорится в историях) позицию русских от Утицы к Бородину (он не мог увидать эту позицию, потому что ее не было) и не увидал передового поста русской армии, а наткнулся в преследовании русского арьергарда на левый фланг позиции русских, на Шевардинский редут, и неожиданно для русских перевел войска через Колочу. И русские, не успев вступить в генеральное сражение, отступили своим левым крылом из позиции, которую они намеревались занять, и заняли новую позицию, которая была не предвидена и не укреплена. Перейдя на левую сторону Колочи, влево от дороги, Наполеон передвинул все будущее сражение справа налево (со стороны русских) и перенес его в поле между Утицей, Семеновским и Бородиным (в это поле, не имеющее в себе ничего более выгодного для позиции, чем всякое другое поле в России), и на этом поле произошло все сражение 26 го числа. В грубой форме план предполагаемого сражения и происшедшего сражения будет следующий:

Ежели бы Наполеон не выехал вечером 24 го числа на Колочу и не велел бы тотчас же вечером атаковать редут, а начал бы атаку на другой день утром, то никто бы не усомнился в том, что Шевардинский редут был левый фланг нашей позиции; и сражение произошло бы так, как мы его ожидали. В таком случае мы, вероятно, еще упорнее бы защищали Шевардинский редут, наш левый фланг; атаковали бы Наполеона в центре или справа, и 24 го произошло бы генеральное сражение на той позиции, которая была укреплена и предвидена. Но так как атака на наш левый фланг произошла вечером, вслед за отступлением нашего арьергарда, то есть непосредственно после сражения при Гридневой, и так как русские военачальники не хотели или не успели начать тогда же 24 го вечером генерального сражения, то первое и главное действие Бородинского сражения было проиграно еще 24 го числа и, очевидно, вело к проигрышу и того, которое было дано 26 го числа.
После потери Шевардинского редута к утру 25 го числа мы оказались без позиции на левом фланге и были поставлены в необходимость отогнуть наше левое крыло и поспешно укреплять его где ни попало.
Но мало того, что 26 го августа русские войска стояли только под защитой слабых, неконченных укреплений, – невыгода этого положения увеличилась еще тем, что русские военачальники, не признав вполне совершившегося факта (потери позиции на левом фланге и перенесения всего будущего поля сражения справа налево), оставались в своей растянутой позиции от села Нового до Утицы и вследствие того должны были передвигать свои войска во время сражения справа налево. Таким образом, во все время сражения русские имели против всей французской армии, направленной на наше левое крыло, вдвое слабейшие силы. (Действия Понятовского против Утицы и Уварова на правом фланге французов составляли отдельные от хода сражения действия.)
Итак, Бородинское сражение произошло совсем не так, как (стараясь скрыть ошибки наших военачальников и вследствие того умаляя славу русского войска и народа) описывают его. Бородинское сражение не произошло на избранной и укрепленной позиции с несколько только слабейшими со стороны русских силами, а Бородинское сражение, вследствие потери Шевардинского редута, принято было русскими на открытой, почти не укрепленной местности с вдвое слабейшими силами против французов, то есть в таких условиях, в которых не только немыслимо было драться десять часов и сделать сражение нерешительным, но немыслимо было удержать в продолжение трех часов армию от совершенного разгрома и бегства.


25 го утром Пьер выезжал из Можайска. На спуске с огромной крутой и кривой горы, ведущей из города, мимо стоящего на горе направо собора, в котором шла служба и благовестили, Пьер вылез из экипажа и пошел пешком. За ним спускался на горе какой то конный полк с песельниками впереди. Навстречу ему поднимался поезд телег с раненными во вчерашнем деле. Возчики мужики, крича на лошадей и хлеща их кнутами, перебегали с одной стороны на другую. Телеги, на которых лежали и сидели по три и по четыре солдата раненых, прыгали по набросанным в виде мостовой камням на крутом подъеме. Раненые, обвязанные тряпками, бледные, с поджатыми губами и нахмуренными бровями, держась за грядки, прыгали и толкались в телегах. Все почти с наивным детским любопытством смотрели на белую шляпу и зеленый фрак Пьера.