Алькабала

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
НАЛОГ
Алькабала
Страна Испания, Кастилия, американские колонии в Испании
Взымался с XII век по 1845
Тип косвенный
База продажи
Ставка 5–14%

Алькабала (араб. ألقبالة "контракт, договор") — важнейший налог, существовавший в Кастилии, Испании и испанских колониях. Этим налогом облагались все торговые сделки. Налог приносил наибольший доход королевской казне Кастилии. Десятина приносила больше дохода, но взималась в пользу католической церкви, а не короля.

В своё время алькабала подвергалась сильной критике со стороны налогоплательщиков, политиков и экономистов, из-за его регрессивного характера и препятствования экономической активности. Алькабала была непрямым налогом, который взимался с актов купли-продажи и всех видов обмена, дарения, наследования. Администрирование этого налога было очень сложным и запутанным, и не имело ничего общего с сегодняшней системой взимания НДС в Испании.





История

Вначале алькабала была сугубо местным налогом, взимавшимся в пользу городских советов. В 1342 году король Альфонсо XI Кастильский добился права собирать этот налог в пользу королевской казны на 3 года. В 1349 году вступило в силу решение короля, согласно которому алькабала становилась постоянным налогом и взималась в пользу королевской казны.

Характеристики налога

Вначале ставка алькабалы составляла 5 % от стоимости отчуждаемых (продаваемых, даримых или обмениваемых) вещей. Позже ставка алькабалы была поднята до 10 %, однако это была теоретическая ставка, которая не применялась в большинстве случаев, так как действовали различные льготы или освобождения от налогов. Администрирование и взимание налога было скрупулёзно расписано в нормативном уложении от 1491 года, получившем название «Тетрадь алькабалы» (Cuadernos de alcabalas). Позже эти нормативы вошли в так называемый «Новый свод законов» (Nueva Recopilación).

Вначале алькабала была универсальным налогом, применявшимся к любым продажам (и людей в рабство, и различного движимого и недвижимого имущества). Однако король предоставил налогоплательщикам значительное количество льгот и освобождений, которые уменьшили чувствительность этого налога для них. Строгое применение этого налога ко всем сделкам было невозможно.

Универсальная обязанность платить алькабалу с любых продаж, предписанная «Тетрадью алькабалы» от 1491 года, предусматривала очень немного исключений: сам король, монетные дворы и участники крестовых походов. Однако позже король даровал освобождение от налогов ещё целому ряду других лиц и категорий лиц: церковнослужителям, продающим товары собственных хозяйств; отдельным поставщикам королевского двора (королевскому мяснику, поставщику рыбы, королевскому аптекарю); дворцовым чиновникам; целым территориям, таким, как королевство Гранада, города Фуентеррабиа и Симанкас; отдельным монастырям, таким, как монастырь Убеда; и даже отдельным влиятельным дворянам, таким, как Антониа Гарсиа и его потомки, которые стали достаточно многочисленными, чтобы влиять на расстановку сил в Кортесах.

Из-за трудностей сбора налога, алькабала не приносила больших доходов со сделок с недвижимостью, по сравнению со сделками с движимым имуществом. Поэтому действовало требование, чтобы купля-продажа недвижимости осуществлялась только с помощью нотариусов. Нотариусы же были обязаны подавать копию купчей сборщикам алькабалы. Несмотря на эти ухищрения, алькабала с продажи имений не приносила больших доходов, потому что неотчуждаемость дворянских владений уменьшала оборот земли.

Позднее католические короли освободили от уплаты алькабалы сделки по продаже, дарению и обмену книг, мулов и домашней птицы. Филипп II ещё больше расширил список действовавших освобождений: при нём перестали облагаться налогом сделки с оружием и рядом других товаров меньшего экономического значения.

По различным причинам были также освобождены от уплаты алькабалы такие важные виды сделок, как заключение брачного контракта (приданое), наследование, земельная рента, аренда домов, проценты, закладные и ипотечное кредитование. В результате этого сформировался целый класс финансистов (рантье), все доходы и большая часть расходов которых не облагались этим налогом.

В 1571 герцог Альба ввёл алькабалу в Нидерландах, что послужило одним из поводов ко всеобщему восстанию 1572. В ходе Нидерландской буржуазной революции 16 века алькабала в Нидерландах была ликвидирована.

Способ взимания алькабалы

В эпоху династии Трастамара, феодалы различными способами получили право собирать алькабалу в своих владениях — с помощью соглашений, выкупа или как подарок от короны (знаменитые «милости» Энрике II). Окончательно право сбора алькабалы перешло к местным феодалам в течение царствования Энрике IV, при котором это происходило путём прямого захвата или узурпации.

Трудность взимания алькабалы способствовала тому, что большая часть её взималась по так называемым «податным спискам» por encabezamiento:, а именно: король временно уступал Кортесам право сбора алькабалы в пользу государства, в обмен на выкуп — некоторую сумму денег. Сумму выкупа Кортесы в свою очередь распределяли между представленными в них городами и приписанными к ним сельскими территориями (сёлами и посёлками). Неравенство, которое такая система сбора налога порождала, было очевидно.

С другой стороны, взимаемая в итоге сумма алькабалы была лишь малой частью от теоретически возможной суммы сбора. Даже налоги на торговые сделки, которые должны были быть взысканы в пользу короля, в большинстве случаев взимались не непосредственно фискальными агентами короны, а местными феодалами или откупщиками.

Повышения алькабалы

Начиная с XVII века ставка алькабалы выросла до 14 %, в связи с высокими военными расходами. Однако эта ставка носила теоретический характер, так как на практике действовали многочисленные льготы и освобождения от налога.

Библиография

Artola, Miguel, «La Hacienda del Antiguo Régimen», 1982, Madrid, Alianza Editorial, ISBN 84-206-8042-7

Напишите отзыв о статье "Алькабала"

Ссылки

[www.bivida.es/consulta/indices.cmd?id=2749 Алькабала 1491 года]

Отрывок, характеризующий Алькабала

Болховитинов рассказал все и замолчал, ожидая приказания. Толь начал было говорить что то, но Кутузов перебил его. Он хотел сказать что то, но вдруг лицо его сщурилось, сморщилось; он, махнув рукой на Толя, повернулся в противную сторону, к красному углу избы, черневшему от образов.
– Господи, создатель мой! Внял ты молитве нашей… – дрожащим голосом сказал он, сложив руки. – Спасена Россия. Благодарю тебя, господи! – И он заплакал.


Со времени этого известия и до конца кампании вся деятельность Кутузова заключается только в том, чтобы властью, хитростью, просьбами удерживать свои войска от бесполезных наступлений, маневров и столкновений с гибнущим врагом. Дохтуров идет к Малоярославцу, но Кутузов медлит со всей армией и отдает приказания об очищении Калуги, отступление за которую представляется ему весьма возможным.
Кутузов везде отступает, но неприятель, не дожидаясь его отступления, бежит назад, в противную сторону.
Историки Наполеона описывают нам искусный маневр его на Тарутино и Малоярославец и делают предположения о том, что бы было, если бы Наполеон успел проникнуть в богатые полуденные губернии.
Но не говоря о том, что ничто не мешало Наполеону идти в эти полуденные губернии (так как русская армия давала ему дорогу), историки забывают то, что армия Наполеона не могла быть спасена ничем, потому что она в самой себе несла уже тогда неизбежные условия гибели. Почему эта армия, нашедшая обильное продовольствие в Москве и не могшая удержать его, а стоптавшая его под ногами, эта армия, которая, придя в Смоленск, не разбирала продовольствия, а грабила его, почему эта армия могла бы поправиться в Калужской губернии, населенной теми же русскими, как и в Москве, и с тем же свойством огня сжигать то, что зажигают?
Армия не могла нигде поправиться. Она, с Бородинского сражения и грабежа Москвы, несла в себе уже как бы химические условия разложения.
Люди этой бывшей армии бежали с своими предводителями сами не зная куда, желая (Наполеон и каждый солдат) только одного: выпутаться лично как можно скорее из того безвыходного положения, которое, хотя и неясно, они все сознавали.
Только поэтому, на совете в Малоярославце, когда, притворяясь, что они, генералы, совещаются, подавая разные мнения, последнее мнение простодушного солдата Мутона, сказавшего то, что все думали, что надо только уйти как можно скорее, закрыло все рты, и никто, даже Наполеон, не мог сказать ничего против этой всеми сознаваемой истины.
Но хотя все и знали, что надо было уйти, оставался еще стыд сознания того, что надо бежать. И нужен был внешний толчок, который победил бы этот стыд. И толчок этот явился в нужное время. Это было так называемое у французов le Hourra de l'Empereur [императорское ура].
На другой день после совета Наполеон, рано утром, притворяясь, что хочет осматривать войска и поле прошедшего и будущего сражения, с свитой маршалов и конвоя ехал по середине линии расположения войск. Казаки, шнырявшие около добычи, наткнулись на самого императора и чуть чуть не поймали его. Ежели казаки не поймали в этот раз Наполеона, то спасло его то же, что губило французов: добыча, на которую и в Тарутине и здесь, оставляя людей, бросались казаки. Они, не обращая внимания на Наполеона, бросились на добычу, и Наполеон успел уйти.
Когда вот вот les enfants du Don [сыны Дона] могли поймать самого императора в середине его армии, ясно было, что нечего больше делать, как только бежать как можно скорее по ближайшей знакомой дороге. Наполеон, с своим сорокалетним брюшком, не чувствуя в себе уже прежней поворотливости и смелости, понял этот намек. И под влиянием страха, которого он набрался от казаков, тотчас же согласился с Мутоном и отдал, как говорят историки, приказание об отступлении назад на Смоленскую дорогу.
То, что Наполеон согласился с Мутоном и что войска пошли назад, не доказывает того, что он приказал это, но что силы, действовавшие на всю армию, в смысле направления ее по Можайской дороге, одновременно действовали и на Наполеона.


Когда человек находится в движении, он всегда придумывает себе цель этого движения. Для того чтобы идти тысячу верст, человеку необходимо думать, что что то хорошее есть за этими тысячью верст. Нужно представление об обетованной земле для того, чтобы иметь силы двигаться.
Обетованная земля при наступлении французов была Москва, при отступлении была родина. Но родина была слишком далеко, и для человека, идущего тысячу верст, непременно нужно сказать себе, забыв о конечной цели: «Нынче я приду за сорок верст на место отдыха и ночлега», и в первый переход это место отдыха заслоняет конечную цель и сосредоточивает на себе все желанья и надежды. Те стремления, которые выражаются в отдельном человеке, всегда увеличиваются в толпе.
Для французов, пошедших назад по старой Смоленской дороге, конечная цель родины была слишком отдалена, и ближайшая цель, та, к которой, в огромной пропорции усиливаясь в толпе, стремились все желанья и надежды, – была Смоленск. Не потому, чтобы люди знала, что в Смоленске было много провианту и свежих войск, не потому, чтобы им говорили это (напротив, высшие чины армии и сам Наполеон знали, что там мало провианта), но потому, что это одно могло им дать силу двигаться и переносить настоящие лишения. Они, и те, которые знали, и те, которые не знали, одинаково обманывая себя, как к обетованной земле, стремились к Смоленску.
Выйдя на большую дорогу, французы с поразительной энергией, с быстротою неслыханной побежали к своей выдуманной цели. Кроме этой причины общего стремления, связывавшей в одно целое толпы французов и придававшей им некоторую энергию, была еще другая причина, связывавшая их. Причина эта состояла в их количестве. Сама огромная масса их, как в физическом законе притяжения, притягивала к себе отдельные атомы людей. Они двигались своей стотысячной массой как целым государством.