Альмагро, Диего де

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Диéго де Альмáгро (исп. Diego de Almagro; ок. 1475[1], Альмагро, Испания — 8 июля 1538, Куско, Вице-королевство Перу) — испанский конкистадор с титулом аделантадо, один из завоевателей Перу.





Биография

Альмагро был внебрачным ребёнком, получил фамилию по названию города, в котором родился, и воспитывался в чужой семье.

Переезд в Америку

Альмагро прибыл в Новый Свет 30 июня 1514 года в составе экспедиции, которую возглавлял Педрариас Давила.

Открытие Перу

Первая экспедиция, 1524—1525 годы

Согласно докладу Хуана де Самано, секретаря испанского короля Карла V, впервые название Перу упоминается в 1525 году в связи с завершением первой Южной экспедиции Франсиско Писарро, Альмагро и Эрнандо де Луке.[2]. Экспедиция вышла из Панамы 14 ноября 1524 года, но вынуждена была вернуться в 1525 году, тогда же Альмагро лишился глаза.

Другие экспедиции

После этого Альмагро несколько раз возвращался в Панаму за подкреплениями и припасами. После нескольких экспедиций отряд Писарро и Альмагро в 1531 году достиг владений инков. Вскоре империя инков была захвачена конкистадорами. На долю людей Альмагро пришлась крупная сумма из «Выкупа Атауальпы».

Губернатор Нового Толедо

В 1534 году король Испании разделил завоёванные территории на 2 губернаторства — Новую Кастилию (на территории нынешнего Перу, между 1-й и 14-й параллелями), губернатором которой стал Писарро, и Новое Толедо (нынешнее Чили, между 14-й и 25-й параллелями), отданный Альмагро. Большую часть территорий, доставшихся Альмагро в управление, ещё предстояло исследовать и завоевать. С этой целью 3 июля 1535 года он отправился из Куско на юг. Однако там новый губернатор не нашёл золота, при этом столкнувшись с упорным сопротивлением местных индейцев. Дойдя до 30 градуса южной широты, Альмагро в сентябре 1536 года был вынужден повернуть обратно.

Восстание инков и мятеж Альмагро

Когда в 1537 году Альмагро вернулся, в Перу шло антииспанское восстание, которое возглавил последний император инков Манко Инка Юпанки. Воспользовавшись тяжёлой для Писарро ситуацией, Альмагро захватил Куско и нанёс поражение армии, которую возглавляли братья Писарро, Эрнандо и Гонсало; братья Писарро были захвачены в плен, а Альмагро 8 апреля 1537 года провозгласил себя новым губернатором Перу. 12 июля он разгромил армию Алонсо де Альварадо, которая прибыла, чтобы освободить братьев Писарро из плена. Гонсало Писарро и Алонсо де Альварадо удалось бежать из плена Альмагро. Писарро начал переговоры с Альмагро, стремясь оттянуть время; в конце концов ему удалось уговорить Альмагро отпустить Эрнандо и отправить в Испанию по несколько офицеров с обеих сторон для окончательного улаживания конфликта. Но после освобождения своего брата Писарро нарушил перемирие и продолжил войну с Альмагро, положение которого стало ещё затруднительнее из-за начавшейся у него болезни; 26 апреля 1538 года у Куско произошло решающее сражение, в котором победил Писарро. Альмагро попал в плен, был приговорён к смерти и 8 июля обезглавлен.

См. также

Напишите отзыв о статье "Альмагро, Диего де"

Примечания

  1. Celso Gargia, Gaspar de Carvajal, Samuel Fritz, Evamaria Grün. Die Eroberung von Peru: Pizarro und andere Conquistadoren, 1526—1712. — Erdmann: Horst Erdmann Verlag, 1973. — p.96
  2. Хуан де Самано. [kuprienko.info/juan-de-samanos-relacion-de-los-primeros-descubrimientos-de-francisco-pizarro-y-diego-de-almagro-1526-al-ruso/ Доклад о первых открытиях Франсиско Писарро и Диего де Альмагро, 1526 г.]. www.kuprienko.info (А.Скромницкий) (8 ноября 2009). — Первый документ об обнаружении Перу, из книги "Colleccion de documentos ineditos para la historia de España". – Tomo V, Madrid, Imprenta de la viuda de Calero, 1844. pp. 193-201. Проверено 17 ноября 2012. [archive.is/Uj7I Архивировано из первоисточника 9 декабря 2012].

Литература

  • Купрієнко С.А. [kuprienko.info/kupriienko-s-a-the-social-and-economic-system-of-the-inca-empire-tawantinsuyu-manuscript/ Суспільно-господарський устрій імперії інків Тавантінсуйу : автореф. дис. на здобуття наук. ступеня канд. істор. наук : 07.00.02.] / Купрієнко Сергій Анатолійович ; КНУ імені Тараса Шевченка. — К.: ЛОГОС, 2013. — 20 с.
  • Куприенко С.А. [books.google.ru/books?id=vnYVTrJ2PVoC&printsec=frontcover&hl=ru&source=gbs_ge_summary_r&cad=0#v=onepage&q&f=false Источники XVI-XVII веков по истории инков: хроники, документы, письма] / Под ред. С.А. Куприенко.. — К.: Видавець Купрієнко С.А., 2013. — 418 с. — ISBN 978-617-7085-03-3.
  • Пачакути Йамки Салькамайва, Куприенко С.А. [kuprienko.info/pachakuti-jamki-sal-kamajva-h-de-s-k-kuprienko-s-a-doklad-o-drevnostyah-e-togo-korolevstva-peru/ Доклад о древностях этого королевства Перу] / пер. С. А. Куприенко.. — К.: Видавець Купрієнко С.А., 2013. — 151 с. — ISBN 978-617-7085-09-5.
  • Талах В.Н., Куприенко С.А. [kuprienko.info/talah-v-n-kuprienko-s-a-amerika-pervonachal-naya-istochniki-po-istorii-majya-naua-astekov-i-inkov/ Америка первоначальная. Источники по истории майя, науа (астеков) и инков] / Ред. В. Н. Талах, С. А. Куприенко.. — К.: Видавець Купрієнко С.А., 2013. — 370 с. — ISBN 978-617-7085-00-2.

Ссылки

Отрывок, характеризующий Альмагро, Диего де

– Ах, нет, нет! – И кроме бледности, на лице маленькой княгини выразился детский страх неотвратимого физического страдания.
– Non, c'est l'estomac… dites que c'est l'estomac, dites, Marie, dites…, [Нет это желудок… скажи, Маша, что это желудок…] – и княгиня заплакала детски страдальчески, капризно и даже несколько притворно, ломая свои маленькие ручки. Княжна выбежала из комнаты за Марьей Богдановной.
– Mon Dieu! Mon Dieu! [Боже мой! Боже мой!] Oh! – слышала она сзади себя.
Потирая полные, небольшие, белые руки, ей навстречу, с значительно спокойным лицом, уже шла акушерка.
– Марья Богдановна! Кажется началось, – сказала княжна Марья, испуганно раскрытыми глазами глядя на бабушку.
– Ну и слава Богу, княжна, – не прибавляя шага, сказала Марья Богдановна. – Вам девицам про это знать не следует.
– Но как же из Москвы доктор еще не приехал? – сказала княжна. (По желанию Лизы и князя Андрея к сроку было послано в Москву за акушером, и его ждали каждую минуту.)
– Ничего, княжна, не беспокойтесь, – сказала Марья Богдановна, – и без доктора всё хорошо будет.
Через пять минут княжна из своей комнаты услыхала, что несут что то тяжелое. Она выглянула – официанты несли для чего то в спальню кожаный диван, стоявший в кабинете князя Андрея. На лицах несших людей было что то торжественное и тихое.
Княжна Марья сидела одна в своей комнате, прислушиваясь к звукам дома, изредка отворяя дверь, когда проходили мимо, и приглядываясь к тому, что происходило в коридоре. Несколько женщин тихими шагами проходили туда и оттуда, оглядывались на княжну и отворачивались от нее. Она не смела спрашивать, затворяла дверь, возвращалась к себе, и то садилась в свое кресло, то бралась за молитвенник, то становилась на колена пред киотом. К несчастию и удивлению своему, она чувствовала, что молитва не утишала ее волнения. Вдруг дверь ее комнаты тихо отворилась и на пороге ее показалась повязанная платком ее старая няня Прасковья Савишна, почти никогда, вследствие запрещения князя,не входившая к ней в комнату.
– С тобой, Машенька, пришла посидеть, – сказала няня, – да вот княжовы свечи венчальные перед угодником зажечь принесла, мой ангел, – сказала она вздохнув.
– Ах как я рада, няня.
– Бог милостив, голубка. – Няня зажгла перед киотом обвитые золотом свечи и с чулком села у двери. Княжна Марья взяла книгу и стала читать. Только когда слышались шаги или голоса, княжна испуганно, вопросительно, а няня успокоительно смотрели друг на друга. Во всех концах дома было разлито и владело всеми то же чувство, которое испытывала княжна Марья, сидя в своей комнате. По поверью, что чем меньше людей знает о страданиях родильницы, тем меньше она страдает, все старались притвориться незнающими; никто не говорил об этом, но во всех людях, кроме обычной степенности и почтительности хороших манер, царствовавших в доме князя, видна была одна какая то общая забота, смягченность сердца и сознание чего то великого, непостижимого, совершающегося в эту минуту.
В большой девичьей не слышно было смеха. В официантской все люди сидели и молчали, на готове чего то. На дворне жгли лучины и свечи и не спали. Старый князь, ступая на пятку, ходил по кабинету и послал Тихона к Марье Богдановне спросить: что? – Только скажи: князь приказал спросить что? и приди скажи, что она скажет.
– Доложи князю, что роды начались, – сказала Марья Богдановна, значительно посмотрев на посланного. Тихон пошел и доложил князю.
– Хорошо, – сказал князь, затворяя за собою дверь, и Тихон не слыхал более ни малейшего звука в кабинете. Немного погодя, Тихон вошел в кабинет, как будто для того, чтобы поправить свечи. Увидав, что князь лежал на диване, Тихон посмотрел на князя, на его расстроенное лицо, покачал головой, молча приблизился к нему и, поцеловав его в плечо, вышел, не поправив свечей и не сказав, зачем он приходил. Таинство торжественнейшее в мире продолжало совершаться. Прошел вечер, наступила ночь. И чувство ожидания и смягчения сердечного перед непостижимым не падало, а возвышалось. Никто не спал.

Была одна из тех мартовских ночей, когда зима как будто хочет взять свое и высыпает с отчаянной злобой свои последние снега и бураны. Навстречу немца доктора из Москвы, которого ждали каждую минуту и за которым была выслана подстава на большую дорогу, к повороту на проселок, были высланы верховые с фонарями, чтобы проводить его по ухабам и зажорам.
Княжна Марья уже давно оставила книгу: она сидела молча, устремив лучистые глаза на сморщенное, до малейших подробностей знакомое, лицо няни: на прядку седых волос, выбившуюся из под платка, на висящий мешочек кожи под подбородком.
Няня Савишна, с чулком в руках, тихим голосом рассказывала, сама не слыша и не понимая своих слов, сотни раз рассказанное о том, как покойница княгиня в Кишиневе рожала княжну Марью, с крестьянской бабой молдаванкой, вместо бабушки.
– Бог помилует, никогда дохтура не нужны, – говорила она. Вдруг порыв ветра налег на одну из выставленных рам комнаты (по воле князя всегда с жаворонками выставлялось по одной раме в каждой комнате) и, отбив плохо задвинутую задвижку, затрепал штофной гардиной, и пахнув холодом, снегом, задул свечу. Княжна Марья вздрогнула; няня, положив чулок, подошла к окну и высунувшись стала ловить откинутую раму. Холодный ветер трепал концами ее платка и седыми, выбившимися прядями волос.
– Княжна, матушка, едут по прешпекту кто то! – сказала она, держа раму и не затворяя ее. – С фонарями, должно, дохтур…
– Ах Боже мой! Слава Богу! – сказала княжна Марья, – надо пойти встретить его: он не знает по русски.
Княжна Марья накинула шаль и побежала навстречу ехавшим. Когда она проходила переднюю, она в окно видела, что какой то экипаж и фонари стояли у подъезда. Она вышла на лестницу. На столбике перил стояла сальная свеча и текла от ветра. Официант Филипп, с испуганным лицом и с другой свечей в руке, стоял ниже, на первой площадке лестницы. Еще пониже, за поворотом, по лестнице, слышны были подвигавшиеся шаги в теплых сапогах. И какой то знакомый, как показалось княжне Марье, голос, говорил что то.